Катализатор

      Гермиона взболтала содержимое небольшого пузырька, в который была налита порция зелья-индикатора приворотных, и нахмурилась. Оно было точно так же, как и прошлым вечером, чистого синего цвета без каких-либо иных оттенков и примесей.       Но это просто не имело никакого смысла!       Зелье сообщало ей, что в её организме больше ничего нет. Был уже вторник, и с вечера пятницы прошло уже достаточно времени, чтобы она полностью очистилась. Так что она не должна была больше ощущать на себе его воздействие. Она не должна была продолжать испытывать вожделение к своему лучшему другу. Она не должна была каждый раз краснеть при мысли о нём, и эти мысли не должны были вызывать волнующее покалывание внизу живота. И уж точно она не должна была жаждать вновь ощутить себя нанизанной на его великолепный член.       Но всё это продолжало происходить.       Гермиона слила зелье в канализацию, подспудно испытывая сильное разочарование. Что с ней не так? Или необнаружимые остатки этого зелья всё ещё находятся в её организме и продолжают влиять на неё?       Это, конечно, была заманчивая теория, но она не проходила никакого испытания реальностью. Она ведь не испытывала вожделения к каждому первому парню, который попадался на её пути, нет. Единственным, кого она хотела, был и оставался Гарри. Просто Гарри.       Или, быть может, зелье просто пробудило в ней что-то такое, что раньше подавлялось, было скрыто где-то в глубине сознания? Ведь сколько раз за последние годы она заставляла свои мысли быть и оставаться максимально целомудренными, не разрешая себе сделать даже шаг в сторону? Она целиком заперла эту часть себя. И пока её осознанная часть разума спорила с этой версией, упорно не желая соглашаться, что-то гораздо более глубокое, какой-то инстинкт подсказывал ей, что это правда, что это и есть та самая причина всего происходящего. Причина, по которой она так долго подавляла часть себя заключалась в том, что она боялась. Боялась осуждения, боялась быть отвергнутой. Но, к её облегчению, прямо сейчас не произошло ни того, ни другого. Ну, по крайней мере, пока.       И это откровение приводило к ещё одной огромной проблеме.       Что она скажет Гарри? И как он отреагирует?       А что, если, когда она расскажет ему о том, что воздействие того зелья закончилось, то он сразу же захочет вернуть их отношения на круги своя? Что, если эти их новые отношения окажутся просто «помощью подруге», и Гарри решит, что его долг выполнен? От одной только этой мысли у Гермионы неприятно скрутило живот. Она не знала, как реагировать, если это всё же произойдёт. И дело было не только в том, что она наверняка сошла бы с ума от боли, отрицания и разочарования. Что, если это разрушит их дружбу? Что, если она полностью потеряет его?       Живот снова скрутило. Ведь она прятала от него ещё один секрет. Она так и не приняла противозачаточное зелье. Да, она должна была сделать это, абсолютно точно должна, но что-то непостижимое и необъяснимое останавливало её каждый раз, когда она брала в руку склянку с противозачаточным. И это было больше, чем возбуждение, но Гермиона не собиралась, она просто не могла, отказывалась думать об этом и искать в себе корни ещё и этой проблемы.       Она знала, что ей нужно во всём признаться Гарри. Но, в то же время, ей было невыносимо думать о том, как он может отреагировать на такие откровения. Это ужасало её. Что, если это всё разрушит?              

***

             Ко вторнику опасения Гарри усилились. Ведь с самых выходных он надеялся, что к настоящему времени всё вернётся на круги своя, что Гермиона покончит со всем этим, и больше не будет нуждаться в нём.       И этого не произошло. Выходные пришли и прошли, а затруднительное положение Гермионы так и не исчезло. Да, она не была в таком же отчаянии, как в тот, первый, вечер, но Гарри мог совершенно точно сказать, что ей всё ещё было трудно удерживать своё внимания на занятиях. Иногда она просто замирала, задерживая на нём свой взгляд, после чего вдруг встряхивалась и возвращалась к своим конспектам. А на истории магии она благополучно пропустила мимо ушей материал большей части урока. Не то чтобы Гарри винил её, ведь она всё еще оставалась единственной, кто хоть как-то работал на этих занятиях.       И они продолжали заниматься сексом по несколько раз в день, в каждый подходящий момент, когда у них выдавалось свободное время в течение дня или после ужина. Но как бы настороженно он ни относился ко всей этой ситуации, всякий раз, когда он пытался заставить себя поговорить с ней об этом, ей всегда удавалось отвлечь его. Конечно, это была не её вина, а его. Просто потому, что втайне ему это очень нравилось, и он не хотел, чтобы это прекращалось. Он никогда не хотел прекращать заниматься с ней сексом, и он знал, что Гермиона сразу же, как только окажется в здравом уме, положит этому конец.       Он просто ничего не мог с собой поделать, ведь у неё был воистину безотказный способ заставить его замолчать и вытащить из него ту часть себя, в существовании которой ему было стыдно признаваться даже себе самому. Вот и утром вторника, когда у них выдалось свободное время и они закрылись в Выручай-комнате, Гермиона снова сломала все его намерения объясниться, молча и без разговоров задрав юбку, стянув трусики и продемонстрировав ему свой голый, начисто выбритый холмик.       Гарри от такого оторопел и удивлённо вытаращился на неё, и Гермиона, смутившись от такой реакции, негромко поинтересовалась:       — Тебе нравится?       — Зачем ты это сделала? — очнулся он.       Он ведь не просил её побриться между ног и не думал, что сделал что-нибудь хоть отдалённо намекающее на это желание. Итак, почему?       — Я слышала, что парням нравится, когда там выбрито, — ответила она. — А ещё ты как-то упоминал, что когда ты вылизываешь меня, то волосы иногда попадают тебе в рот, вот я и…       Сначала Гарри был удивлён, но это удивление быстро переродилось в сильное возбуждение, когда он наконец-то сообразил, что она сделала это специально для него. Но вскоре за возбуждением последовал стыд, и Гарри мысленно пнул себя — она на полном серьёзе восприняла его мимолётный комментарий, о котором он даже уже не помнил, как руководство к действию. Так-то ему, честно говоря, было абсолютно всё равно: бритая она там или нет, но вот осознание, что она это сделала для него, заводило его гораздо больше, чем он хотел признавать.       Тем временем Гермиона заметила эту мешанину чувств на его лице и истолковала её совершенно не так.       — Извини. Мне следовало сначала поинтересоваться твоим мнением.       — Моим мнением? — переспросил Гарри.       — Если хочешь, то я могу отрастить их обратно.       — Гермиона, — наконец-то собрался с мыслями Гарри, — ты не должна как-то менять себя только на основании моих слов или предпочтений.       — Но я хочу быть привлекательной для тебя! — возразила она. — В этом же нет ничего плохого.       Он думал было ответить ей что-то вроде того, что в данный момент это говорит не она, а зелье в ней, но был ли в этом возражении хоть какой-то смысл? Гермиона верно истолковала его молчание, как знак того, что ему просто нечего сказать, и медленно, неторопливо, с какой-то новой грацией подошла поближе. И хотя она сняла с себя только мантию, обувь и трусики, то, как соблазнительно покачивались её бёдра, и её сияющие любовью глаза привели его в восторг.       — Знаешь, что я думаю? — поинтересовалась Гермиона. Она подошла уже практически вплотную, взгляд Гарри автоматически съехал в её декольте, и он понял, что на ней не было ещё и бюстгальтера, после чего мысленно взмолился с просьбой сжалиться. — Я думаю, что тебе это очень, очень-очень нравится, но ты просто не хочешь это признавать.       Вся эта ситуация буквально сводила Гарри с ума, а его член становился всё твёрже и твёрже. Гермиона же опустила взгляд, улыбнулась, а потом опустила руку и обхватила ладошкой его промежность, ласково, но крепко сжимая его член через брюки. Всё мысли из головы Гарри просто вымело вон, он застонал вслух, а затем поймал на себе взгляд Гермионы, и взгляд этот был абсолютно голодным. Её язычок пробежался по её губам, а потом она дьявольски улыбнулась ему.       — Так почему бы тебе не взять этот член и не трахнуть меня как следует?       К чёрту всё. Он даст ей то, чего она хочет!              

***

             — Ох! О, боже, Гарри, да! Ох, блядь! Ох, ещё! — гортанно стонала Гермиона.       Её стоны густо смешивались с собственными стонами Гарри и влажными шлепками его кожи о её кожу. Он вдалбливался в неё сзади, и с каждым толчком его яйца подпрыгивали и ударялись о её клитор. После первого же раза Гарри обнаружил, что эта поза — когда она стояла на четвереньках, её грудь была прижата к полу, а зад был высоко поднят — была просто идеальной для того, чтобы превратить её в переполненное наслаждением слабо хнычущее месиво.       И эти перерывы в течение дня оказались просто спасением для Гермионы, теми редкими моментами, когда Гарри мог просто раздолбить её в дрожащую кучу, блаженно пускающую слюни на пол. И так как их время было ограничено, Гарри не утруждал себя прелюдией или искусственным растягиванием процесса, как он делал это в выходные или по ночам. Нет, он просто трахал её, и ей это безумно нравилось. Дикий животный секс каждый раз совершенно разрушал её: её разум превращался в кашу от его демонстрации силы, от его члена, так глубоко вонзающегося в неё, и шлепков его яиц по её клитору.       — Чёрт! — проворчал он. — Твоя щёлка так чертовски хороша, моя маленькая шлюшка.       Это было ещё кое-что, что ей нравилось в этих сеансах. По ночам он называл её по имени или «Миона», но здесь она была просто «шлюшкой». Это было унизительно, это было бесчеловечно, это было одной из тех вещей, которые она и не подумала бы терпеть до этой недели.       И всё же каждый раз, когда он унижал её, это только распаляло её похоть. Вот и сейчас её глаза закатились, и она с громким криком кончила прямо на его члене.       Гарри не остановился и даже не замедлил своих движений. На самом деле её оргазмы только подстёгивали его.       — Тебе это нравится, не так ли? — хмыкнул он, и его голос стал громче. — Тебе же нравится быть моей маленькой отчаянной шлюшкой, не так ли? Скажи это!       — Да! Мне это нравится! И, блядь, даже не смей останавливаться!       В этот момент его пальцы напали на её клитор, отчего её голос ощутимо задрожал. Его техника значительно улучшилась за последние дни, он так легко брал контроль над её телом, что это сводило её с ума. Так что не было ничего удивительного в том, что одно только чётко выверенное нажатие его пальца вызвало в ней острую вспышку удовольствия, отправив в нокаут. Она взвыла, её язык вывалился наружу, по подбородку потекла слюна, а соки её возбуждения щедро оросили Гарри, когда она отчаянно корчилась и сжималась вокруг его члена.        Гермиона снова была в полном беспорядке. Казалось, не было предела тому, как быстро он мог заставить её кончить. С ним она превратилась в машину для оргазмов. И даже когда она немного отошла от очередной кульминации, её разум всё ещё не вернулся к своей обычной рациональности. Гарри превратил её в свою бессмысленную игрушку для секса, и ей нравилось это. Она не могла думать ни о чём другом, кроме как о нём, и как хорошо с ним было, и как скоро он повторит всё это безумие.       — Сейчас кончу! — застонал Гарри, и Гермиона могла бы поклясться, что чувствует у себя внутри пульсацию его члена, вот-вот готового заполнить её своей спермой. — Я… я… кончаю!       — О-да!!! — вторила ему Гермиона.       Пульсация его члена, осознание, что он находится глубоко внутри и впрыскивает в неё свою сущность, каждый раз сводили её с ума. Она была буквально одержима этим моментом, мощным эротизмом Гарри, целиком окутывающим её, проникающем в неё. Это закорачивало её разум, обходило все барьеры и ограничения, нажимало на скрытые глубоко в мозгу кнопки животных инстинктов. Каждый раз это было напоминанием о том, что он уже сделал с ней. Он уже оплодотворил её. Она уже принадлежала ему, и он просто использовал свою собственность. И все её безумные, разрозненные мысли были крайне рваными, но каждый раз они неизменно крутились вокруг этих нескольких фактов.       Конечно, умом она понимала, что на самом деле всё обстояло совсем не так. Она знала, что никакой собственностью Гарри её не считает. Она знала, что каждый раз получала от этих встреч гораздо больше, чем он сам, и он каждый раз изо всех сил старался, чтобы она осталась довольна. Да он даже не позволял ей доставить ему удовольствие ни ртом, ни руками. Всё, что они делали, всегда было направлено только на то, чтобы доставить максимальное удовольствие именно ей.       И с каждым разом Гермиона чувствовала себя всё более виноватой за то, что не могла ответить ему взаимностью. Она хотела сделать это, она очень хотела, но и Гарри не давал ей такой возможности, и ей самой было невероятно жарко представлять, будто он использует её только как свою личную шлюшку, мокрую, текущую дырочку, в которую можно просто засунуть свой член и опустошить переполненные яйца.       На самом деле, скорее всего, именно его невероятная самоотверженность позволяла ей каждый раз чувствовать себя с ним крайне комфортно, даже несмотря на то, как именно он с ней обращался. Не было никакого риска переступить черту, ведь она знала его и доверяла ему, знала, что сможет спокойно пережить каждый их эротический вымысел и имеет возможность в любой момент, когда захочет, вернуться к привычной реальности.       Хотя она честно признавалась себе, что возвращение к реальности каждый раз оказывалось трудным именно для неё, а не для Гарри. Вот и сейчас она застонала от блаженства, когда он кончил в неё, а её тело непроизвольно затрепетало под его большим, обволакивающим туловищем. Это была чистая эйфория, и ей хотелось, чтобы она никогда не заканчивалась. Она хотела, чтобы они могли оставаться такими же вечно. Уроки, занятия, общество, война — всё это не имело никакого значения. Но, конечно, скоро это должно было закончиться. Она не смогла удержаться от разочарованного стона, когда Гарри вытягивал из неё свой размягчающийся член.       — Гарри, — захныкала она. — Пожалуйста. Ещё.       — У нас урок, — ответил он.       Гермиона прикрыла глаза и разочарованно застонала. Пусть умом она прекрасно понимала, что он прав, всё, чего она действительно сейчас хотела, было то, чтобы он снова взял её в свои руки, воткнул в неё свой член и в очередной раз прибил к полу.       — Давай, — ласково шепнул он. — Нам нужно привести себя в порядок.       И Гарри, как всегда, был крайне внимателен к ней. Он привёл в порядок не только себя, но ещё и её. Помог одеться, помог с волосами и прочими делами, и всё это он проделывал с настолько согревающей душу заботой и любовью, что у неё каждый раз щемило сердце. Так что совсем скоро Гермиона выглядела той, кем и была в реальности — старостой факультета и лучшей ученицей курса. Всё было на своём месте, кроме одной мелочи.       — Эм… Гермиона, ты забыла, — он протянул ей её трусики.       Но на самом деле ничего она не забыла.       — Оу… Ну тогда, полагаю, тебе придётся сохранить их для меня, — улыбнулась она, отбирая трусики и запихивая их в его карман.       — Да… — ошарашенно протянул он вместо ответа.       Гермиона же дьявольски улыбнулась ему в ответ и легонько похлопала его по промежности, с удовольствием отметив, что он снова стал твёрдым. Так что теперь она была уверена, что будет не единственной, кто будет страдать на занятиях, и надеялась, что эта маленькая эскапада заставит его захотеть как можно быстрее повторить эту их встречу.              

***

             Ситуация с зельем достигла своего апогея в среду. Пока они в своём обычном безумии срывали друг с друга одежду в Выручай-комнате, то не заметили, как сумка Гермионы улетела на пол, а её содержимое выспалось наружу.       Гарри чуть раздражённо хмыкнул и после того, как уложил Гермиону в постель, на всякий случай обернулся, чтобы убедиться, что ни с сумкой, ни с её содержимым не случилось ничего непоправимого, и вдруг замер. То, что он увидел, заставило его подняться на ноги и подойти поближе. Одно очень знакомое зелье.       — Гермиона, что это? — нахмурился он, взяв флакон в руки.       Внутренности Гермионы заледенели. Она сразу поняла, что именно он подобрал с пола, но не смогла вымолвить ни слова — настолько сильно затопила её волна из унижения, стыда и страха.       — Г-Гарри, — еле вымолвила она.       И выражение его лица прекрасно говорило о том, что и он сразу же распознал это зелье. И это было совсем неудивительно, ведь именно он принёс ей его.       — Разве ты… всё ещё не приняла его? — осторожно поинтересовался он.       Гермиона кивнула.       Гарри несколько секунд смотрел на неё с разинутым ртом, пока, наконец, не смог вымолвить:       — Но почему?       Ну и как ей ответить на этот вопрос? На него вообще был адекватный ответ? Гермиона не знала и потому только и могла, что безмолвно открывать и закрывать рот, пытаясь найти хоть какие-то мало-мальски адекватные слова.       Наконец, Гарри, казалось, принял решение.       — Ладно. Хватит.       — Что? Что ты имеешь ввиду? — запаниковала Гермиона. Неужели она заставила его потерять терпение? Это был конец?       — Я понимаю, почему мы решили выждать время, но вся эта ситуация… Она не становится лучше. В общем, я веду тебя к мадам Помфри, хочешь ты того или нет.       — Нет! — пуще прежнего запаниковала Гермиона.       — Это зелье всё не отпускает тебя, — стоял на своём Гарри. — И я должен присматривать за тобой. Я не могу просто стоять в стороне, пока эта штука делает тебя такой…       — Подожди, Гарри! Подожди, давай просто… поговорим.       Гермиона находилась в отчаянном положении. Она точно знала, что мадам Помфри не найдёт в её крови никаких зелий, но зато найдёт неопровержимый случай беременности. Гермиона никогда не смогла бы это пережить.       Гарри сделал паузу, явно надеясь, что она просто согласится с его требованиями. И впервые за последние дни Гермиона была благодарна ему за то, что он даже не попытался поступить с ней по-своему, благодарна за то, что он давал ей эту свободу каждый раз, когда это имело значение.       — В общем, я использовала то диагностическое зелье. Я чиста.       — Что? — выглядя совершенно ошеломлённым, переспросил Гарри. — Но мы же столько раз занимались сексом.       — Ну… Да, — вообще-то это было довольно очевидно.       — Но почему?! Если зелье на тебя больше не действует, зачем ты вообще хочешь этого?       Мерлин. Он и правда был тем ещё тугодумом.       — Да потому что я люблю тебя, понял?! — закричала она, будучи не в силах сдерживаться.       Гермиона знала, что, возможно, только что разрушила то, что осталось от их отношений. Но, с другой стороны, от той старой доброй дружбы, что была между ними ранее, и без того осталось совсем немного, так что она просто выложила то, что уже некоторое время зрело в её душе.       Гарри тем временем потерял дар речи, просто уставившись на неё с открытым ртом.       — Я знаю, что облажалась. Мне следовало просто принять это зелье, но я не смогла. Дело не только в том, что это меня возбуждало. Я… Я просто не хотела, чтобы всё это закончилось, — Гарри всё ещё молчал, и потому она продолжила. — Я не хотела, чтобы мы снова были просто друзьями. И если бы во мне так и осталась эта частичка тебя, то я могла бы притвориться для себя, что между нами есть что-то большее. Я была настолько захвачена всей этой страстью и романтикой между нами, что просто не могла ясно мыслить, — слова единым потоком слетали с её губ, но она ещё не закончила. — И именно поэтому я не сказала тебе, что действие того зелья прекратилось. Если бы я это сделала, то всё было бы кончено, и мне пришлось бы столкнуться с реальностью. С тем, что всё это было только лишь сказкой, которую я рассказала самой себе. И именно поэтому я спрятала голову в песок. Прости. Мне жаль.       Речь Гермионы закончилась рыданиями, и она опустила голову, ожидая вердикта Гарри. Она просто физически не могла смотреть на него, зная, что увидит на его лице неодобрение или даже отвращение. О, боже, как она умудрилась всё так основательно испортить? И он будет совершенно прав, если больше никогда не захочет иметь с ней ничего общего.       Слёзы защипали её глаза и прозрачными каплями потекли по щекам, когда она тихо, безнадёжно заплакала.       В следующее мгновение Гарри обнял её.