Незнайка.

«Унылый Гусу. И свирепый Лань Чжань. Бдит оком своим И покой охраняет. Я боль пронесу. Мне по-прежнему жаль… Я умру молодым, От зубрежки растаяв…» Хуайсан закрыл дневник и задумался. Сколько он себя помнил, ему всегда нравились красивые вещи: живопись, каллиграфия, он любил стихи. Еще он любил слушать красивую музыку, но в самом Цинхэ Не музыке не учились, потому он часто ходил на базарную площадь, чтобы послушать как играют приезжие музыканты. Этот же мальчик был совершенство во всем, чего бы дело ни касалось. Фехтованию ли, боевым искусствам или музыке, или живописи. Мало того, это ему ничего не стоило. Абсолютно никакого труда. У него были феноменальные способности с самого рождения. «Ну правильно, — думал Хуайсан, — его предки были благородного происхождения. А мои обычными мясниками, торгашами грудкой, филейкой, фаршем и другими частями туш животных. Что они знали? Знали как разделать тушу, как смолоть фарш, какой кусочек выбрать посвежее да посочнее. А его предки с самого детства обучались шести искусствам, без которых человек не может считаться аристократом. Наверняка им чуждо было пойти на базар просто за куском мяса, не говоря уже о том, чтобы приготовить из него блюдо. Да…кто я…и кто он…» Хуайсан вздыхал и записывал свои мысли в дневник. Он уже не хотел быть просто потомком мясника. И пусть в его ордене ценится сила и отвага, он хочет выглядеть по крайней мере хотя бы более-менее благородно. Хуайсан оглядел себя в зеркало, на него смотрел худенький бледный мальчишка в сереньком платьице с этими ужасными клановыми узорами на плечах и груди. Надо было что-то менять. И с некоторых пор Хуайсан начал одеваться по моде, более тщательно и подбирал вещи со вкусом. Он так же не ограничивался тем, что собирал волосы в хвостик, а начал посещать парикмахера, к которому ходил старший брат. Это был лучший парикмахер в Цинхэ. Поскольку Хуайсан сам теперь расписывал веера, к каждому платью он теперь рисовал узор на веере, точно такой же, как и на одежде. Старший, видя младшего в новом платье, только качал головой, но ничего не говорил. Наверняка решил, что братишка таким образом отвлекается от грустных мыслей. Впрочем сам Не Минцзюэ одевался в дорогие добротные платья и ценил в одежде прежде всего удобство. Он не любил навороченые всякими отделками и украшениями вещи, которые сковывали движения. Причёска у старшего Не была аккуратная и всегда уложенная со вкусом. Множество мелких косичек, заплетенных от висков, не позволяли ни единому волоску выбиться из причёски во время тренировок. Так что, в любом случае, старшему брату не была чужда красота и элегантность. Несмотря на суровый образ жизни, старший брат все-таки имел природный вкус. Писал он идеально ровным, разборчивым почерком, карты и расположения стратегических объектов чертил от руки довольно чётко и даже красиво. Очень быстро и точно на глаз определял расстояние и размеры различных точек и мог без ошибок красиво расположить их на бумаге. Карты, начерченные Не Минцзюэ, пользовались большим успехом, поскольку были достаточно понятными, точными и весьма конкретными, без единой ошибки или помарки. При другом раскладе, возможно он смог бы стать даже художником, если бы не аскетичное воспитание. Но, к сожалению, в ордене не было заведено учить адептов различным искусствам. Здесь преобладали точные науки: математика, физика, геометрия, география, построение топографических чертежей и военная стратегия. Хотя заниматься саморазвитием в других областях не запрещалось. Это зависело от того, насколько человек сам тяготел к прекрасному. Старший брат уже второй год договаривался, чтобы Хуайсан посещал в конце каждой четверти уроки истории учителя Лань Цижэня. В конце каждой четверти неделя отводилась на различные родословные и истории возникновения заклинательских кланов. Не Минцзюэ хотел, чтобы братишка научился разбираться в подобных тонкостях. Но Хуайсану было скучно от унылых родословных. Правда контрольные и экзамены его сдавать не заставляли, так как он еще не учился там официально. Но он все равно почти ничего не запомнил из лекций учителя Ланя. Кроме того, что он говорил про клан Вэй, который существовал очень давно. Больше всего он любил наблюдать за учителем Ланем. Ему нравилось наблюдать за взрослыми. Он заметил, что учитель Лань очень любит свой предмет, но часто выглядит очень уставшим, хотя старым он не был. Хуайсан наблюдал за взрослыми и много чего почерпнул из своих наблюдений. Второй и четвёртый дядюшки потихоньку рисовали, третья тётушка увлекалась каллиграфией, вторая любила разгадывать головоломки. А третий дядюшка любил птиц. Всё таки им удалось выбраться на природу за канарейками. Дядюшка расставил силки и они поймали парочку голубеньких птичек. Хотя это не были золотые канарейки, Хуайсан был очень рад. Он купил на рынке клетку и посадил туда птичек. Спросил у дядюшки чем их кормить и как содержать. Теперь у него появилось новое занятие. — Дядюшка, как здорово! Какие необычные птички! Не золотая, но тоже ничем не хуже. — О, за золотыми нужен особый уход, — отвечал дядюшка, — я немного подзабыл, но можно будет разузнать. — Да, ладно, мне эти тоже нравятся. Золотые потом как нибудь. — Можем в другой раз еще сходить. — Конечно. Спасибо, третий дядюшка. Обязательно сходим. В следующий раз они поймали зелененьких птичек. В комнате у Хуайсана уже щебетала целая стайка. Он не успевал покупать корм для птичек, за которым ходил на базар в Цинхэ. Хуайсан любил ходить на базар. Проходя по базарной площади, он вспоминал, как мама разобралась здесь с наглыми и жестокими адептами клана Цишань Вэнь. Вечером он писал в дневнике; «Мы сегодня с третьим дядюшкой всё-таки выбрались половить птичек. У меня уже несколько пар канареек. Они все разных цветов. Но золотую канарейку мы так и не повстречали. Интересно было бы её поймать. Говорят, что за ними сложнее ухаживать. Но, ничего, я найду кого-нибудь, кто умеет содержать этих привередливых птичек. Но… Я пока еще не поймал золотую канарейку. Очень хочется.» Закончив писать, он посидел, слушая щебетанье пташек в клетках, полюбовался их ярким оперением. Потом взял кисть и написал на полях: «Не забыть купить дюжину вееров без рисунка.» Он часто ходил в художественную лавку, где они с мамой покупали краски. Теперь он сам ходил за красками. Наконец у него появилась возможность приобрести веера без рисунка. Теперь не нужно было закрашивать белой краской узоры. Набрав целую дюжину, он принялся их расписывать. За этим занятием его и застал Лань Хуань. — Хуайсан, а у тебя весьма неплохо получается. — Брат Хуань? Ты тоже рисуешь? Юноша улыбнулся: — Я больше люблю писать картины. А у тебя очень хорошо получается красиво оформлять различные вещи. И каллиграфия у тебя весьма аккуратная и интересная. — Брат Хуань, а ты не пробовал писать портреты? — Я то? Пробовал. Но пока получается не так уж похоже. — А если тебе кто-то очень сильно понравится? Смог бы нарисовать реалистично? Лань Хуань слегка смутился, но тут же улыбнулся и сказал: — Думаю да. Я бы старался изо всех сил. Хуайсан внимательно посмотрел на Лань Хуаня. Подумал: «Чтобы рисовать или писать стихи, нужно обязательно постоянно находиться в состоянии влюбленности. Иначе, долго не продержишься. Кажется Лань Хуань влюблён. Или мне показалось? А хотелось бы хоть одним глазком посмотреть на его картины. И стихи. Такой человек, как Лань Хуань обязательно должен писать просто гениальные стихи. Обязательно.» Вошел старший брат. Лань Хуань встал, чтобы пойти с ним в беседку пить чай. Не Минцзюэ обратился к Хуайсану: — Хуайсан, хватит сидеть взаперти. Пошли с нами на воздух, будем чай пить в беседке. Уже сидя за столом и медленно прихлебывая ароматный напиток, Лань Хуань рассказывал про школу Гусу. Не Минцзюэ сказал: — Вот, Хуайсан, слушай. На следующий год ты пойдешь туда учиться уже на постоянной основе. Хуайсан вздохнул. Роль свободного студента ему больше подходила. Пришел, послушал, ушел, ни с кем не соприкасаясь. Но жить и учиться в Гусу, подчиняться строгому распорядку под бдительным оком младшего племянника Лань Цижэня? Это было слишком сложно представить для такого человека как Хуайсан. До этого он не сталкивался с Лань Чжанем, но слышал про него от учеников. Лань Хуань продолжил рассказ: — Так вот, дядя сейчас назначил своим помощником Лань Чжаня. Он хочет, чтобы тот пошел по его стопам и стал учителем. Он даже дал ему задание, надзирать за нерадивыми учениками и отвечать за наказания. Хуайсан ощутил, что ему стало и вовсе неуютно. Мало того, что этот угрюмый подросток имеет довольно свирепый характер, так он ещё и является практически палачом. «А что? С таким то лицом… Ничего удивительного.» Теперь унылый Гусу казался ему самой настоящей тюрьмой для преступников. Высокий забор, унылые чёрные крыши и серые стены домов. Адепты в одинаковой белой униформе, огромная скала с правилами, подъём в пять часов утра. И над всем этим унылым великолепием коршуном летал занудный братишка Лань Хуаня, бросая на всех сверху злые взгляды своих странных светлых глаз. Хуайсана передернуло от липкого ледяного холода, который забрался через воротник и нагло прополз вдоль позвоночника. Лань Хуань посмотрел на несчастный вид мальчишки, улыбнулся, продвинулся ближе, приобнял его за плечо: — Хуайсан, что с тобой? — Ннне знаю… Хуайсан снова поежился. Лань Хуань похлопал его по спине: — Ладно, не унывай. Я тебя в обиду не дам. Так что нет причины бояться. — Ага, — Хуайсан уныло вздохнул. Ему уже мерещилась страшная действительность с подъёмом в пять утра, монастырской диетой, тяжёлыми тренировками, нудной зубрежкой, унылыми контрольными, необходимостью самому себе убирать волосы и прибирать в комнате. До этого он не видел ничего подобного. Он приезжал утром на урок истории и после уезжал обратно. Да и то в течение пары недель перед окончанием четверти. А теперь он будет там жить и посещать все уроки и тренировки. Жуть. Он уже видел себя в группе учеников, которые ходят строем степенными шажками, опустив гляза к земле, не имеющим возможности громко говорить или смеяться. И над всем этим витала мрачная тень страшного сурового надзирателя Лань Чжаня, который сверкал недремлющим оком странного оттенка и грозился огромным мечом по имени Бичэнь. Хуайсан посмотрел на Лань Хуаня и тяжело вздохнул. Будущее казалось ему весьма мрачным. Лань Хуань снова ласково улыбнулся: — Хуайсан, перестань печалиться. Если что, я же буду рядом, буду проводить тренировки, помогу, подскажу. Все будет хорошо. Постепенно ты привыкнешь. Не расстраивайся, все эти навыки в будущем пригодятся. — Угу, — покивал головой Хуайсан без особого энтузиазма. — Ладно, мне пора, — Лань Хуань поднялся и принялся прощаться с братьями Не. Он обнял Не Минцзюэ, погладил по плечу Хуайсана: — Я пока не приду, много сейчас работы. У отца опять депрессия. А дядя один не справляется. Увидимся на совете кланов через две недели. Вечером, сидя в своей комнате Хуайсан записал: «Кажется моя жизнь скоро круто изменится. Не таких я хотел изменений. Не таких. Я понимаю, что навыки, которые я приобрету в Гусу будут для меня весьма полезны, но так тяжело прощаться с тихой мирной жизнью простого обывателя. Возможно, я смогу рисовать и сочинять стихи, но не смогу коллекционировать всякие красивые штучки. В Гусу не положено заставлять комнату различными предметами и декором. У них в комнатах только все самое необходимое. Как же серо и уныло они живут! Не удивительно почему Лань Чжань такой бука непробиваемый. Но Лань Хуань совсем не такой. Думаю и в комнате у него не как у монаха в келье. Интересно, пригласят ли учеников из Юньмэна в следующем году на учёбу? Глава Цзян говорил, что они прибудут. Тогда можно будет хоть как-то скрасить эту ужасную пытку зубрежкой и жутким примороженным братишкой брата Хуаня. Хотя, наверняка этого феноменального мальчика он тоже примется строить. Но этот мальчик не привык к такому обращению. В Юньмэне все дети слишком вольно ведут себя. И даже грозная мадам Юй ничего не может поделать. Куда уж Лань Чжаню! Ну…посмотрим. Все равно надо будет предупредить, чтобы держался от него подальше. Хотя солнечный феномен далеко не слабак, как я понял. Надеюсь на совете кланов будут присутствовать гости из Юньмэна? Надо будет точно подойти и разузнать. Правда…это очень страшно… Но тогда я и не узнаю. Хуайсан, ты должен побороть свою робость и не стесняться!» Он закончил писать, посмотрел в окно. Перед ним промелькнул образ прекрасного мальчика в венке из лотосов. Промелькнул и растаял. Прозвенел его серебристый смех, словно Юньмэнский колокольчик. Прозвенел и затих где-то вдали. Пахнуло свежим ароматом лотосов. Хуайсан вздохнул. Потом написал на полях: «Не бояться! Не стесняться! Обязательно спросить!» Итак, преисполнившись решимости, Хуайсан с нетерпением ждал совета кланов. Ждал и боялся. Как он подойдёт? Как спросит? Каждый вечер он писал в дневнике: «Ну вот, прошел еще один день, который отделял меня от встречи с прекрасным и одаренным феноменом. Как я хочу увидеть его! Как я боюсь с ним заговорить! Вдруг он меня не воспримет всерьёз? Вдруг не заметит? Подружиться с ним было бы очень здорово. Но разве ему нужны вот такие бездарности типа меня? Какой из меня друг? Смогу ли я быть полезным для него? Или хотя бы будет мое общество для него приятным? Смогу ли я стать тем другом, который поддержит в трудную минуту? Который сделает невозможное для него? Куда уж мне? Я бессилен даже возможное сделать. Неужели ничего не получится?» Когда осталось всего пару дней, Хуайсан писал: «Ну всё. Отступать уже некуда. Хуайсан! Ты должен быть смелым и мужественным. Подойди с проси! Наберись смелости!» В последний день перед советом кланов в дневнике красовалась надпись: «Хуайсан! Всё! Вперед! Только вперед! Отступать уже совсем некуда! И некогда! Не вздумай искать себе оправдания! Ты меня понял? Всего лишь спросить! За это тебя никто не убьёт! Он такой же мальчик как и ты! Такой??? Нет! Не такой! Он одарённый, он феноменальный ребенок! Еще и прекрасный! Он не земной! Ничего на свете не может сравниться с ним! Но в нем ни капли гордости! Просто слишком много народу крутится вокруг него. Возможно он тебя и не заметит в этой толпе? Всё! Хуайсан! Хватит искать отговорки! Подойди и спроси! Он тебя за это не убьёт! Запомни!» На полях написал: «Всё, Хуайсан, иди и спрашивай! Не сиди и не ной! Отступать поздно. Вперед! Понял???» Еще раз перечитал то, что написал, вздохнул, одел нарядное платье, мысленно дал себе хорошего пинка и вышел, чтобы вместе с братом отправиться на совет кланов. К брату как раз пришел парикмахер, чтобы уложить волосы. Заодно и Хуайсану сделали красивую причёску. Уже сидя на совете кланов, Хуайсан сильно нервничал. Недалеко от них сидел глава Цзян и сзади его столика сидели оба его мальчика. Хуайсан, прикрывшись спасительным веером, никак не мог оторвать взгляда от них. Вернее от этого прекрасного феномена, о котором не говорили разве что немые. Сиреневое платье с золотыми вставками, нежно-розовые вышитые цветы лотоса красовались на груди и плечах, изящный меч тонкой работы на поясе, шикарные волосы, убранные такой же заколкой в тон платью, идеальные черты лица, живописная прядка волос, выбившаяся из причёски, завивалась в колечко на виске. Хуайсан волновался и таял одновременно, любуясь на красоту невероятного мальчика. В голове крутилось: «Ох, как подойти? Как подойти?» Он еле дождался перерыва и сразу, не раздумывая, зажмурившись, шагнул решительно в их сторону. Цзян Чэн заметил Хуайсана еще на подходе и поздоровался. Вэй Ин не успел повернуться к нему, как Хуайсана чуть не сбила с ног разноцветная стайка молоденьких заклинательниц, обдав его запахами косметических средств. Они окружили прекрасного мальчика, оттеснив Хуайсана и Цзян Чена и принялись расспрашивать его о чем-то. Цзян Чэн окинул ревнивым взглядом группу девушек, а Хуайсан смутился еще больше от такого количества красавиц. Стараясь скрыть свое смущение, он сделал вид, что обмахивается веером и прикрыл зарумянившиеся щёки. Сам же Вэй Ин вовсе не ощущал себя смущенным или как-то неловко, он живо болтал с девушками, отпуская между делом комплименты, от которых девушки опускали глаза и смущённо улыбались. Когда же из рукава красавчика начали появляться маленькие подарочки в виде шпилек или брошек, девушки и вовсе восторженно принимая обеими руками вещицы и радостно разглядывая их. Кто тут же втыкал в причёску или пришпиливал на платье, кто бережно прятал в рукав. Цзян Чэн проворчал: — Как достают эти девицы, сил уже нет. С ним нигде нельзя спокойно появиться. Везде таскаются целые толпы воздыхательниц. — Он так популярен? — тихонько поинтересовался Хуайсан. — Ну, как видишь…он еще совсем мальчишка, а разбил уже целую кучу женских сердец. Он досадливо взмахнул рукавами. — А-Чэн? — сзади подошла Цзян Янли. Хуайсан поспешно поклонился деве Цзян. Девушка пожала ему руку: — Хуайсан, очень приятно тебя видеть. А ты подрос. На следующий год уже поедешь в Гусу учиться? — Да, дева Цзян. Мой брат отправляет меня туда. — Наши сорванцы тоже идут в Гусу учиться. Крайняя к ним девушка, услышав про Гусу начала приставать к Вэй Ину: — Вэй гэгэ! Расскажешь потом про Гусу. Что это за место? — Да! Да! — подхватили другие девушки. — Хорошо, хорошо, — улыбнулся прекрасный мальчик. От этой улыбки повеяло солнечным теплом и девушки, словно подсолнухи, не дыша, потянулись на этот свет. Замерев от восторга, они просто глупо улыбались и пялились на него. Хуайсан сам не мог никак прийти в себя от этой его улыбки. Дева Цзян протолкнулась через толпу девушек и взяла за руку это прекрасное чудо. — Шидзе, — ласково посмотрел мальчик на деву Цзян. Лица девушек помрачнели. Но зато некоторые наконец-то смогли выйти из состояния ступора. Первой отмерла самая храбрая девушка. Она набралась смелости и спросила: — Говорят два нефрита клана Лань записаны первыми в книгу красоты молодых господ под номерами один и два? — Вэй гэгэ? Расскажешь потом нам, действительно ли они так красивы? — А что их разве тут нет? — Мы не видели, — ответила одна из девушек. Другая сказала: — Думаю они вряд ли красивее молодого господина Вэя! — Говорят, в ордене Гусу Лань исключительно красавчики! Но ни один из них не сравнится с нашим Вэй гэгэ! — Что вы, что вы! Я всего лишь четвёртый! — Это потому что список составляли некомпетенные люди! — сказала другая. — Ну Лань Хуань может и красивый. Только не его братишка! Видели бы вы выражение его лица! — сказала третья девушка. — Говорят их записали, потому что у них безупречные манеры! — Вэй гэгэ все равно красивее! — Эти списки красоты сплошное враньё! — Девочки, не спорьте, вы же знаете, смотрели не только на внешность, а так же на манеры. А я несправимый хулиган. Разве не так? Девушки загалдели: — Ну и пусть! — Зато самый красивый! — И самый галантный! — Нет! Вэй гэгэ, не слушай никого! — Ты самый красивый! Хуайсан мельком глянул на Цзян Чэна. Тот в это время картинно закатил глаза и простонал: — О, небеса, когда же этот базар влюбленных девчонок разойдётся? И не надоедает же ему! В это время одна девушка сказала: — А вы знаете, почему наш Вэй гэгэ на четвёртом месте? — Почему? — спросили сразу несколько девушек. — Потому что третье место глава Цзинь купил для своего сыночка. — Для этого павлина? Да на нем косметики больше, чем на нас! — При чем вместе всех взятых! Девушки засмеялись. Цзян Чэн снова закатил глаза и громко вздохнул, но пробиться сквозь толпу обожательниц так и не решился. В это время пригласили всех к обеду. Девушки пошли к своим кланам, а Хуайсан остался возле Юньмэньцев. Цзян Янли снова взяла за руку Хуайсана: — Хуайсан? Все в порядке? Цзян Чэн поморщился: — Да мы тут чуть не оглохли и не ослепли от этой разноцветной стаи галдящих девчонок. Дева Цзян погладила Вэй Ина по причёске: — Ну что поделаешь? Наш А-Сянь очень популярен. Тебе пора бы привыкнуть. Вэй Ин, тем временем, вытащил из рукава небольшие фрукты, подаренные девушками и вручил всем троим: — Угощайтесь. Цзян Чэн поворчал, но фрукт взял. — Знали бы твои воздыхательницы, что ты их подарками нас угощаешь. — Что поделаешь? Мне самому это не осилить. — А цветы куда ты дел? — А цветы вот. Он высыпал из рукава на столик кучку ярких бутонов. И, как оказалось, вовремя. Какой-то заклинатель начал приставать к нему, прося сразиться на мечах. — Так обед же, — возмутился Цзян Чэн. — Дайте ребёнку поесть, — рассердилась дева Цзян. — Ничего, с полным желудком драться будет сложнее, — ответил молодой человек. Судя по одежде, он был из ордена Ланьлин Цзинь. — Хорошо, хорошо, только быстренько, — ответил Вэй Ин, — и давайте не будем привлекать внимание. — Я знаю одно место, где нас никто не побеспокоит, — сказал молодой человек. — Пойдем посмотрим? — предложил Цзян Чэн Хуайсану. Хуайсан кивнул. — А ты, сестра? — Я останусь здесь, чтобы не так было заметно ваше отсутствие. Тем более А-Сянь все равно победит. — Вообще то этот молодой господин один из самых лучших фехтовальщиков, — сказал Цзян Чэн и потащил за собой Хуайсана. Они прошли через сад с пионами на тренировочное поле. Здесь никого не было. И вот тут то Хуайсан увидел настолько невиданное и захватывающее зрелище, что долго еще не мог прийти в себя от восторга. Он ничего в этом не понимал, но никогда еще он не имел возможности увидеть столь прекрасный поединок. Прекрасный мальчик порхал легко и свободно, его меч был настолько одним целым со своим хозяином, что движения были стремительными и грациозными одновременно. Это был прекрасный танец, настолько прекрасный, что захватывало дух. Именно здесь Хуайсан понял отличие мечей от сабель. Сабли важничали и словно соперничали со своими хозяевами, требуя от них все больше и больше совершенствования, выжимая из них все силы и требуя, чтобы хозяева соответствовали их развитию. А мечи просто скоромно преданно старались угадать желания своих владельцев и изо всех сил старались соответствовать им. Как и предсказала дева Цзян, конечно же победил Вэй Ин. Цзян Чэн на обратном пути удовлетворено хмыкнул: — Ха, подраться он решил! Неужели не знает, что Вэй Усянь непобедим? — Вэй Усянь? Ему уже дали взрослое имя? А я то думаю, почему твоя сестра зовёт его А-Сянь? — Да, отец дал ему имя в быту. Говорят, так назвали его еще его родители. Возможно понимали, что рано погибнут. Хуайсан вздохнул, понимая, что Вэй Ин тоже сирота, так же как и он сам. А его брат так и не успел получить взрослое имя. — Мне так не хочется идти в Гусу учиться на следующий год, — пожаловался он мальчикам. — Ничего, мы тоже идём, — ответил Цзян Чэн. — Думаешь нам хочется? — спросил прекрасный мальчик, — говорят там так скучно и уныло. Еще эти два нефрита… Хуайсан ответил: — Лань Хуань отличный парень. А вот его братишка…как сказать…он собирается стать педагогом, как и его дядя. Прекрасный мальчик усмехнулся: — Понятно. Теперь я знаю, как можно там поразвлечься. Цзян Чэн дёрнул его за рукав: — Вэй Усянь, только не переборщи. — Цзян Чэн, вечно ты всего боишься, — сморщил красивый идеальный нос Вэй Усянь, — ничего с этими монахами не сделается. Правда? Хуайсан? Хуайсан, застигнутый врасплох вопросом, прозвучавшим как гром небесный, поспешно закивал головой: — Да, да… Думаю не случится… — Вот видишь? Хуайсан тоже со мной согласен. Вэй Усянь сгреб сильными руками за плечи хрупкого Хуайсана так, что тот боялся пошевелиться и забыл как дышать. Глянув на его испуганное лицо, Вэй Усянь ослабил хватку. Цзян Чэн закатил глаза и насмешливо хмыкнул. После совета кланов мальчики пообещали друг другу, что будут вместе и будут заботиться друг о друге в этом ужасном Гусу. Вернувшись домой, Хуайсан записал в дневнике: «Дорогой дневник! Он прекрасен настолько, что даже рассветы и закаты не смогут сравниться с ним. А еще сегодня я видел бога фехтования. Неземного. Таких просто не бывает. Несмотря на свой юношеский возраст, он с лёгкостью может победить одного из лучших фехтовальщиков Поднебесной. А, возможно и самого лучшего. В любом случае ему равных нет! А еще я понял одну истину. Мечи не стараются подстроить под себя своих хозяев, они сами угадывают их желания и стараются выполнить. Они вовсе не гордые и не строптивые. Они охотно подчиняются. И являются самыми лучшими помощниками во всём. Сабли же возомнили себя важными птицами и занимаются самосовершенствованием не хуже заклинателей. И когда растёт их мастерство, они становятся трудными в управлении, поскольку очень горды и строптивы. Тогда они требуют от своих хозяев, чтобы те соответствовали их развитию. И хозяева стараются изо всех сил поднимать свой уровень. Из-за быстрого роста мастерства растёт внутреннее напряжение в духовных каналах, поскольку слишком интенсивная циркуляция энергии истончает стенки духовных каналов. Сильное давление разрушает их стенки, словно бушуюшая вода плотину. Каналы лопаются и человек умирает от искажения ци. Как страшно! Это еще раз доказывает, что не надо брать вообще в руки эту проклятую саблю! Не хочу быть заклинателем! Не хочу!» На полях написал: «Меня сегодня снова обняли. Было очень страшно почему-то. У него очень сильные руки.» Вывел под этой фразой внизу цифру два. (1) (1) 二 [èr] — два.