Незнайка.

Прошло лето. Лань Хуань стал теперь называться Лань Сичэнем. Ему тоже дали взрослое имя. Он несколько раз ходил с Не Минцзюэ на ночную охоту и старался, чтобы друг как можно меньше махал саблей. Хуайсан знал, что старший брат про сабли рассказал другу. Он, как всегда, конечно же просто подслушал. А иначе никак невозможно было узнать. Брат пока при нем опасался рассказывать подобные вещи, так как не хотел, чтобы Хуайсан, не выдержав тяжёлой информации, снова заболел от нервного истощения. Но Хуайсан уже все знал и все изложил своему дневнику: «Дорогой дневник. Недавно я узнал, что у Вэнь Жоханя есть гибкий меч, который режет сталь как масло. Управляющий высказал предположение, что он мог незаметно повредить саблю отца. Но как наш отец не заметил этого? Это страшно. И непонятно.» Было непросто владеть теперь такой ужасной информацией, эти новости лежали камнем на душе. Хуайсан даже несколько раз плакал по ночам в подушку. Брат, увидев утром его красные опухшие глаза, спрашивал и самочувствии. На что Хуайсан ссылался на головную боль. А что он мог сказать? Приходилось крепиться изо всех сил не подавать виду, иначе как он обьяснит брату, что он просто нахально подслушивал? Для себя он твердо решил не брать в руки проклятущую саблю. Он не желал, чтобы эта наглая железяка начала диктовать ему как жить и в конце концов довела бы до искажения ци. Так же надеялся, что Лань Сичэнь найдёт всё-таки способ продлить старшему Не его жизнь. Лань Сичэнь и так старался оберегать своего друга от лишних неприятностей. Так что он обязательно найдёт что-то подходящее. И Хуайсану не придется становиться на его место. Брат же, в свою очередь, не давил на Хуайсана и позволял тому заниматься тем, что ему нравится. А Хуайсану нравилось все красивое и изящное. Он расписал все веера по своему вкусу и развесил на стенах. На рынке в одной из лавочек он приобрёл самое настоящее произведение искусства. Это был гениально сработанный чайный сервиз. Еще приобрел несколько нефритовых и фарфоровых вазочек и фигурок. Он красиво расставлял все свои сокровища на полках и часто любовался ими. Одна из нефритовых фигурок ему особенно была дорога. Она чем-то напоминала ему прекрасного феноменального мальчика со сверхспособностями. Это была изящная фигурка юноши с мечом. Благородные красивые черты лица, длинные шикарные волосы. Хуайсан так и назвал её: «Вэй сюн.» Он даже разговаривал с ней: — Вэй сюн, тебе нормально тут стоять? Дай я вытру с тебя пыль. Тебе не дует? Эта ваза тебе не мешает? Постепенно он обретал смелость, репетируя диалоги с прекрасным мальчиком. Хотя это были, конечно же монологи, но Хуайсан ощущал, что он уже меньше боится и язык уже не так часто прирастает к нёбу. За все лето он его так и не увидел. Было много дел у брата. Потом глава Цзян был занят. Пару советов кланов они так и не пересеклись. Один раз он подслушал разговор своего брата с Лань Сичэнем. — Главы Цзян снова не было на совете кланов. Что-то случилось? — Он недавно был у нас, разговаривал с моим дядей. Представляешь, адепты Вэнь рыскают вокруг Пристани лотоса. Мадам Юй очень обеспокоена. Она полагает, что это из-за молодого господина Вэя. Не Минцзюэ покачал головой: — Кажется проблемы начались. — Но молодой господин Вэй не унывает. Он хулиганит по-прежнему. Мадам Юй почти каждый день гонит его в храм предков, преклонять там колени в наказание за шалости. — Почему именно в храме предков? — Я не знаю. Может потому что там стоит табличка с именем его деда? А может…или скорее всего это единственное место, где он будет сидеть тихо. А иначе как это яркое солнце спрятать? — Но ведь он очень силён. Все об этом говорят. Неужели его может одолеть кучка каких-то адептов Цишань Вэнь? Лань Сичэнь покачал головой: — Силен. И в этом нет никаких сомнений. Но…как бы сказать… — Скажи. — Он очень бесхитростный мальчик. Его могут обмануть. — Это плохо. Плохо, когда ты не ожидаешь подвоха. А тебе нож в спину. Зачем он им понадобился? Неужели узнали про его способности? Лань Сичэнь вздохнул: — Думаю, что так оно и обстоит. Не зря глава Цзян консультировался с нашим дядей. Дядя очень хорошо знал его матушку. — Он то сам знает про свои способности? — Дядя тоже этот вопрос задавал. Нет. Пока не знает. Но скоро узнает. — Дааа, это будет катастрофа. И прежде всего для него. Почему-то я так и думал, — вздохнул Не Минцзюэ. — Да ладно, Минцзюэ сюн. Может еще все обойдётся. — Зря ты так думаешь. Такие вещи не проходят бесследно. — Снова ты рассуждаешь как старик. — Просто смотрю на вещи реально. Хуайсан тогда вернулся к себе в непонятном состоянии. Вечером он написал в дневнике: «Сегодня слушал разговор дагэ со своим другом. Почему брат Сичэнь так беспокоится? И что нужно ордену Цишань Вэнь от Вэй сюна? С чем это связано? На одном из занятий учитель Лань рассказывал про клан Вэй. Этот клан погиб очень давно. Остался в живых только глава Вэй маленьким сыном. Кажется его звали Вэй Чанцзэ. В тот момент мне показалось, что учитель Лань рассказывал это с такой скорбью, что у него на глазах были слезы. Действительно показалось? А может это как-то быть связано с теми самыми бумагами, где наш отец собирал информацию? Почему дагэ не обнародует это? Может ли это как-то связано с орденом Вэнь? Очень много тайн.» Отложив кисть, Хуайсан поднял голову и посмотрел на полку с нефритовой фигуркой: — Вэй сюн? Как ты думаешь, что им надо от тебя? Чего так боится мадам Юй? Ведь она довольно бесстрашная женщина. Посидел немного, поразмышлял, снова взял кисть в руки, написал: «Сегодня узнал, что вокруг Пристани лотоса рыщут адепты Цишань Вэнь. Мадам Юй почему-то опасается, что они поймают Вэй сюна и каждый раз гонит его в храм предков, чтобы он не шатался по окрестностям. Глава ордена Цзян и мадам Юй боятся, что Вэй сюн узнает о своих способностях и потому ничего ему не говорят. А мадам Юй ругается и упорно наказывает его, чтобы тот не догадался об истинном положении вещей. Но ему ничего не говорят. Хотя, мне кажется, всё-таки зря. Ведь рано или поздно он все равно узнает об этом. Дагэ говорит, что это будет для всех и особенно для него большой катастрофой. А может и правильно, что не говорят? Пока пытаются спрятать, иначе будет конец Пристани лотоса. Связываться с орденом Цишань Вэнь смертельно опасно. Что же там за сверхспособности такие? Знает только глава Цзян и учитель Лань. Но откуда знают Вэни? Зачем орден Вэнь хочет заполучить его в свои руки? Возможно я смогу проникнуть в эту тайну. Но это будет не скоро. Пока что я знаю, что мальчик-феномен большая головная боль мадам Юй. Интересно, что моему брату нравится такой тип женщин. Если он найдёт себе такую же, то он сразу начнет за ней ухаживать. А потом женится. Какой ужас! Если он приведёт такую невестку, то… Ох! Чувствую, что мне точно несдобровать. Шучу, конечно. Наверняка она сразу же кинется усиленно тренироваться. Подобные девушки иной раз дерутся не хуже парней и силушку имеют немерянную. Представляю железную хватку такого вот нежного цветочка. Девушки в нашем клане все такие. Они по силе не уступают мужчинам. Один я урод какой-то родился. Слабее любой девушки. Но я не хочу быть таким. Не хочу. Но что делать? Выход один. Учиться в Гусу.» Незаметно пролетело лето, наполненное рисованием, каллиграфией и коллекционированием красивых вещиц, сборников стихов и картин. В один из летних дней Хуайсан решил отпустить на волю своих канареек, так как понимал, что ухаживать за ними будет некому. А он не хотел доставлять своему брату лишних хлопот. Птички выпорхнули из клеток, еще не веря, что перед ними свобода. Они еще долгое время кружили над Хуайсаном. И потом еще несколько дней прилетали к нему на обед по привычке. Он скормил им почти весь оставшийся корм. Разговаривал с ними, словно с людьми. Через некоторое время они окончательно освоились на природе и больше не прилетали. Стало немного пусто без их щебетания. Но в Гусу их с собой брать было нельзя. Вечером того исторического дня, когда Хуайсан отпустил на волю птичек, он написал в дневнике: «Стало пусто в моей комнате. Сегодня пришлось отпустить на волю моих любимых канареек. В Гусу нельзя держать домашних питомцев. А отвлекать дагэ от его дел было бы слишком бессовестно. Или нанимать человека для ухода за птицами? Нет. Это слишком большая наглость с моей стороны. Да и мучить их в клетках слишком нецелесообразно. Пусть летят и живут на воле. После того, как я вернусь домой, я поймаю еще птиц. А может мне удастся поймать золотую канарейку? Третий дядюшка говорил, что за ними нужен особый уход. Я научусь. Впереди учеба. Унылый Гусу. Как мне туда не хочется! Но приедет первый ученик ордена Юньмэн Цзян!» Итак, наступило время собираться в дорогу. Орден Гусу Лань прислал приглашение на учебу и нефритовый жетон-пропуск для прохода в ворота Облачных глубин. Хуайсан уже знал, что прекрасный мальчик будет учиться с ним, он уже понял, что тому нравятся исключительно красивые девушки и красивые вещи. Ему хотелось быть особенным в этот день и он заказал себе у портного новое платье, помимо белой школьной формы. В день отъезда он сходил к парикмахеру и тот сотворил на голове Хуайсана целый шедевр парикмахерского искусства. Готовый Хуайсан прибыл пред строгие очи своего старшего брата накануне своего отъезда. Возле ворот уже стояла повозка, куда слуга сложил необходимые вещи, учебники и письменные принадлежности. Не Минцзюэ критически осмотрел внешний вид в пух и прах разодетого младшенького братишки: — Хуайсан? Ты вроде на учебу собрался? — Нну…да… — Разоделся как павлин. И без сабли. Хуайсан ощутил, как щеки неожиданно заливает яркий румянец. Он прикрылся веером и умоляюще посмотрел на брата: — Дагэ… Не Минцзюэ вздохнул, продолжая внимательно смотреть на младшенького, не говоря ни слова. Хуайсан еле выдавил из себя слова: — Дагэ, можно я не буду брать с собой саблю? Брат молчал. Взгляд его стал задумчивым. Хуайсан набрался смелости: — Дагэ? Орден Гусу Лань преподаёт фехтование на мечах. Она там будет бесполезна. Брат снова тяжело вздохнул: — Хорошо. Потом подошел к младшему, положил руку на плечо, тихим голосом спросил: — Хуайсан, скажи, тебе кто-то нравится? Хуайсан опустил голову, чувствуя, что из глаз вот-вот брызнут слезы и потекут по разгоряченным щекам. — Дагэ…это не то, чтобы нравится… Брат приобнял его за плечо: — Ты думаешь, если я такой жёсткий вояка, то ничего не понимаю? Я даже догадываюсь, кто это. Почему-то защипало в носу. Хуайсан уткнулся лицом в грудь старшего. — Хуайсан? Хуайсан поднял на брата полные слез глаза: — Дагэ…как ты догадался? — Это заметно. Ты не один такой. Вас много. — Это пройдет? — Думаю да. Хотя, я же вижу, как все на него смотрят. Хуайсан умоляюще посмотрел на брата: — Дагэ… Старший улыбнулся: — Не надо было тогда тебя брать в Юньмэн. — Ну почему? — Потому, что просто слушать, но видеть и узнать человека поближе, узнать его характер и качества — это разные вещи. Хуайсан вздохнул: — Дагэ. Брат крепче прижал его к себе: — Впрочем, это должно было случиться. Сегодня или завтра. Ты у меня романтик. Ты бы все равно влюбился. Ладно, не переживай, ты еще очень юн. Посмотрим, что будет дальше. Хуайсан кивнул, пряча пылающее лицо на груди у брата. Брат продолжил: — Только, веди себя достойно. Не бегай, как бегают за ним девчонки, не визжи, как потерпевший, не приставай к нему, а то рискуешь нарваться. Он далеко не слабак и не уступает по силе любому взрослому адепту из нашего ордена. — Дагэ, я знаю. — Откуда ты знаешь? — Я видел. — Что ты видел? — Поединок с лучшим фехтовальщиком Ланьлин Цзинь. Он положил его как котёнка. Старший усмехнулся: — Ты не видел его драку с несколькими нашими адептами. При чем довольно взрослыми. Так что постарайся просто подружиться с ним. Он любит простых и весёлых людей, с которыми легко и свободно. — Хорошо, — выдохнул Хуайсан, — но…откуда ты это знаешь все? — Да Сичэнь все уши прожужжал мне. Кстати, он ведь тоже большой романтик и любитель прекрасного. — Дагэ… — Что? Хуайсан замешкался, потом спросил: — А как вы дружите? Вы ведь такие разные. Не Минцзюэ улыбнулся, погладил младшего по спине: — Дело не в том, что мы разные. Дело в том, что друзья должны понимать друг друга и в какой-то степени дополнять. Сичэнь не уступает мне по силе, хотя на вид довольно худощавого телосложения. Но я прагматик, а он романтик. Мы взаимоуравновешиваем друг друга. В остальном мы похожи. — В чем же? Что есть в брате Сичэне, что есть и у дагэ? — Он храбрый, сильный, отважный, благородный. Он человек чести и не боится смерти. Он никогда не отступит, если знает, что прав. А еще он настолько честный и правдивый, что у него на лице все написано. Но вы с ним тоже очень похожи. — Дагэ? Чем именно? — Думаешь как я догадался о твоей любви? — Сичэнь гэ …тоже.? Брат улыбнулся и погладил младшего по идеальной причёске. Хуайсан закрыл глаза, отдаваясь редкой ласке. Где-то сверху прозвучал тихий голос брата: — Эх вы, романтики мои. Трудно вам будет… — Почему? Брат вздохнул: — Вы оба слишком доверчивы. И стремитесь видеть в людях только хорошее. Хотя, я тоже был до недавнего времени таким. Но столкнулся с некоторыми моментами и понял, что не все люди честные и благородные. Хуайсан встрепенулся: — Дагэ? Что именно ты узнал? Ты не говорил об этом. Расскажи. Тут вошел управляющий: — Глава ордена, повозку уже подали. Они ждут у ворот. Не Минцзюэ спохватился: — Ну да ладно. Тебе пора. Мы еще поговорим на эту тему. Он снова обнял Хуайсана: — Хуайсан, давай прощаться. Потом вышел с ним за ворота, проследил за тем, как Хуайсан садится в повозку, сказал несколько напутственных слов. Повозка тронулась, Не Минцзюэ долго махал вслед братишке. Хуайсан долго вытягивал шею и махал рукой брату, пока он не заболела и Цинхэ не скрылось из виду. Когда уже не стало видно ни брата, ни нескольких дядюшек и тетушек, вышедших помахать Хуайсану, он убрал руку и стал просто наблюдать за медленно сменяющимися пейзажами. За окошком повозки медленно проплывали деревья, река, поля, деревни, равнинный пейзаж сменился на горный. Путь пролегал наверх. Хуайсан трясся по ухабам на горной дороге, думая о том, что его ждет там в Гусу. Настроение было непонятное. Казалось его жизнь теперь делится на две части. Дома и в Гусу. Почему-то накатила какая-то странная меланхолия. Даже думать ни о чём не хотелось. Хуайсан бездумно пялился за окошко. Пейзаж сменялся медленно, словно во сне. Через некоторое время Хуайсан заметил за собой, что он часто и тяжело вздыхает. Может поплакать? Не поможет, конечно. Легче станет? Возможно. Хуайсан снова вздохнул. И вдруг встрепенулся. Вэй Ин! Загадочный призрачный ребенок! Прекрасный, словно чистый лотос на зеркальном озере! Нет! Он прекраснее самого лучшего цветка! С ним уж точно ничего не может сравниться. Дорога стала гораздо веселее от предвкушения встречи. Они проезжали мимо небольшой рощицы. По обочинам росли живописные кусты акации и жимолости. Хуайсан передумал плакать, решил излить все своему дневнику. Он попросил остановиться и вытащил из шкатулки свою тетрадку. «Дорогой дневник! Я не знаю как это описать. Летает тень твоя у изголовья. Прекрасней образа и не было и нет. И эта сказка называется любовью? Как эти чувства появились вдруг на свет? И эти чувства бередили мою душу. Но я молчу, боясь тебя спугнуть. И нашу дружбу ни за что я не разрушу. Держать дистанцию и вот в чем суть. Только держать дистанцию. Если это действительно любовь, то он не должен догадаться. Ни за что. Иначе он будет смеяться надо мной. И я потеряю лучшего друга. Я действительно считаю его своим другом. Но смогу ли я быть ему настоящим другом? Я слишком слаб и труслив. А еще я абсолютный бездарь. Какой от меня прок? Что я могу ему предложить? А еще дагэ сказал, что столкнулся с чем-то плохим. Но не успел это рассказать. Почему самые важные разговоры происходят на ходу, в последний момент, когда нет времени? Почему?» На полях написал: «По возвращении постараться напомнить дагэ, чтобы рассказал, с чем он столкнулся, что повлияло на его чистую душу.» Хуайсан закрыл дневник и задумался, глядя в окошко повозки. Что же все-таки хотел рассказать ему старший брат? Что это может быть? Как вдруг что-то ярко оранжевое промелькнуло перед глазами Хуайсана. Золотая канарейка! Он не поверил своим глазам. Хоть посмотреть на это чудо, он так мечтал поймать эту птичку. Он бережно спрятал дневник обратно в шкатулку и вылез наружу. Осторожно прокравшись сквозь кусты, он застыл. Прямо перед ним на ветке сидела яркая птичка и чистила пёрышки. Хуайсан, прикрывшись веером, словно он чем-то мог ему помочь стать невидимым, присел и стал наблюдать за птичкой. Птичка, не обращая на него никакого внимания, продолжала прихорашиваться. Вдруг краем глаза он уловил движение. Кто-то спускался по горной тропинке. Хуайсан осторожно скосил глаза, это был щуплый юноша небольшого роста с дорожным мешком на плече. Через пару мгновений юноша приблизился и только открыл рот, возможно он собирался спросить дорогу. Хуайсан замахал рукой и приложил палец к губам. Парнишка скользнул взглядом по Хуайсану, он был примерно такого же возраста. Он остановился и спросил: — Молодой господин, что вы здесь делаете? Хуайсан зашипел: —Тшш, тихо. Братец, видишь, вон там золотая канарейка. Юноша повернул голову и увидев птаху, сидевшую на ветке, сначала брезгливо скривился, но тут же на лице появилась улыбка. Какая-то интересная улыбка, на щеках появились и заблестели ямочки: — Вы хотите поймать? — Да, да, —шепотом ответил Хуайсан. — Это не канарейка. Это кенар. Молодой человек, подражая голосу самочки в брачный период, сложил губы трубочкой и защебетал так похоже, что птичка заинтересовалась и подлетела поближе. Тогда он быстро снял с головы шапку и пока та вертела головой в поиске самки, он быстро накрыл самца шапкой. — Вот и все. Теперь его надо в клетку. Хуайсан был просто в восхищении, он от радости замахал веером так сильно, что миниатюрного юношу чуть не сдуло сквозняком. Поймали! Но что-то надо с этим делать. И отпускать птичку тоже не хотелось. «Возьму её с собой. А на каникулах отправлю домой. Главное не попасться.» — Спасибо тебе, братец. Ты не мог бы мне помочь? Я сейчас куплю клетку и мы посадим его туда. Подержи его, пожалуйста, чтобы не улетел. Я заплачу. Хуайсан вытащил один из туго набитых кошельков из тех, что ему дал брат в дорогу, развязал его и сунул в ладонь мальчишки серебряный слиток. Мальчишка кивнул, улыбнулся и быстро спрятал слиток в карман, другой рукой крепко держа шапку, в которой сидела недовольная птица. Чтобы купить клетку, нужно было спуститься в селение. Они спустились с горы. По дороге разговорились. Узнали как друг друга зовут. Хуайсан спросил: — Мэн Яо, а ты куда направляешься? — Я иду в Ланьлин к родственникам. — А ты немного сбился. Тут просто две дороги. Я тебе потом помогу добраться. Я еду в Гусу на учебу. Это почти по пути. Вон там повозка, поедем вместе. Они пришли на базарную площадь и купили в лавке клетку. Хуайсан прикупил пакетик корма. Птичку посадили в клетку, юноша стряхнул пыль с шапки и надел снова на голову. Время было обеденное и Хуайсан уже чувствовал, что проголодался. Он пригласил юношу пообедать в трактире, потом они сели вместе в повозку. Сидя уже в повозке, Мэн Яо с любопытством разглядывал Хуайсана. Его взгляд скользнул по аккуратно уложенной причёске, по новому модному платью. Хуайсан в свою очередь смотрел на парнишку. Одет аккуратно, вещи хорошие, даже по моде, волосы уложены тщательно, даже щеголевато. На бездельника не похож, на слугу тоже. По разговору видно, что не глуп и довольно начитан. Юноша молчал, о чем-то думал. Не Хуайсан прервал его мысли: — Странно, почему птица не поет? Я купил корм для канарейки. Вот посмотри, братец. Мэн Яо глянул на содержимое кулька, покачал головой. — Молодой господин, не пойдет. Если вы хотите, чтобы птица привыкла к вам и пела, первое время надо кормить ее вареными яйцами. Потом постепенно добавлять в рацион корм. Потом надо держать ее в отдельной комнате и приходить на третий день, сидеть возле клетки, пока она к вам не привыкнет. Потом начинайте потихоньку насвистывать мелодии. Птица начнет петь. Хуайсан удивился: — Откуда ты это все знаешь? — Держал канареек. «Какая удача! Это нельзя упустить.» — Братец, а ты не сильно торопишься? — закинул удочку Хуайсан. Юноша призадумался: — Ну, как сказать, не сказать что тороплюсь. Меня там особо никто не ждет. Хотя мне все равно рано или поздно, но придется идти. Дело важное, хотя может и немного подождать. Если я чем то смогу быть вам полезен, то я с радостью могу немного отложить этот визит. Но ненадолго, конечно. Хуайсан выслушал скудные объяснения. Видно, что молодой человек немного опасается посторонних. «Конечно, ничего удивительного. Он же меня совсем не знает,» — подумал Хуайсан. Потому сразу постарался успокоить юношу: — Нет, нет, братец. Я не буду тебя сильно напрягать. Ну может на два-три дня, максимум на неделю, пока канарейка не привыкнет. Ты мне помоги только с этим. Я заплачу. Мэн Яо улыбнулся, блеснув ямочками на щеках: — Ну что вы, молодой господин, какие деньги? Исключительно из уважения к вам! «О, а он знает этикет. Значит явно не простолюдин.» Вслух сказал: — Что ты, братец, ты мне так помог. Тем более, я тебя отвлек от твоих дел. Нет, всякий труд должен быть оплачен. Юноша молчал и смотрел на него с интересом. Хуайсан испугался, что тот его неправильно понял, потому сунул в руку Мэн Яо сразу весь кошелек. — Ох, ну что вы? — Нет, нет, братец, бери. — Я не заслужил. — Даже не думай об этом. Бери. Очень не хотелось упускать молодого человека, который так отлично справлялся с такими птичками. Тем более, он мечтал об этой золотой канарейке с самого детства! И тут так удачно все сложилось. В голове у Хуайсана уже созрел план. Мэн Яо подкинул на ладони кошелек и неожиданно согласился. Хуайсан никак не мог поверить своему счастью. — Братец, если вдруг задержишься дольше, я тебе каждую неделю буду платить столько же. — Ну хорошо, хорошо. Но только чисто из уважения к вам. Не за деньги, конечно. Конечно же, молодой человек кривил душой. Хуайсан это прекрасно понимал. Кто бы отказался от целого кошелька денег каждую неделю? Но по этикету положено было отказываться, ссылаясь на то, что отдаёт дань уважению. Так что Хуайсана это не особо напрягало. Он лишь сказал: — Что ты, что ты? Возьми. Считай, что это жалованье за твою неоценимую помощь. Наконец впереди показалась огромная прямая скала, на которой разместились не одна сотня иероглифов. — Что это? — спросил Мэн Яо. — Это Стена послушания. Правила ордена Гусу Лань. — Скучно они живут, — усмехнулся юноша. Хуайсан понурился. Да, вот они и приехали в Гусу. Хуайсан замотал платком клетку с канарейкой, благо она молчала. Они взяли с собой багаж и пошли к воротам. На входе он предъявил жетон и попросил разместить для отдыха возницу на пару дней. — А этот молодой человек? — спросил адепт на воротах. — Это мой помощник. — Вы знаете, что слуги на территории Облачных глубин запрещены? — Да, да, он уедет завтра вместе с возницей. — Хорошо, тогда я вам покажу вашу комнату. Один из адептов повел их с собой, чтобы показать комнату, которая была на двоих, показал где что находится и как чем пользоваться. Когда он ушел, Хуайсан клетку поместил за ширму. Мэн Яо сходил в поселок и купил вареных яиц, покрошили, покормили птицу. Потом поставили ей чашку с водой, чтобы она купалась. Хуайсан не мог оторваться от птички, он любовался золотисто-оранжевым оперением и восхищался юношей: — Братец Яо, ты такой умный. Ты столько знаешь. Мэн Яо только улыбался и говорил: — Ну что вы, молодой господин Не, вы мне льстите. Через время в комнату постучались. Хуайсан зашептал: — Братец Яо, здесь запрещено держать домашних питомцев. Иди спрячь хорешенько клетку и смотри чтобы она не пискнула. Хорошо? А я пойду открою. Мэн Яо немедленно скрылся за ширмой. Пришел Лань Сичэнь, он тепло улыбался, так тепло, что в аскетичной, словно монашеская келья комнате, стало теплее и уютнее. — Хуайсан, как дела у Минцзюэ-сюна? — Брат Сичэнь, — поклонился Хуайсан, — у брата все хорошо, он передает вам привет. Лань Сичэнь спросил с ласковой улыбкой: — Ты опять без сабли, как будешь тренироваться? — Ну там же у вас есть тренировочные мечи, — возразил Хуайсан, — а сабля слишком тяжелая. Ваш дядя же не будет слишком ругаться? Лань Сичэнь рассмеялся: — Нет, что ты, тренировки провожу лично я. Хуайсан посмотрел на Лань Сичэня и подумал, что тот тоже понимает его. — Значит ты хочешь тренироваться на мечах? Хуайсан кивнул: — Да, я хочу тренироваться на мечах. Лань Сичэнь не возражал: — Хорошо, будем на мечах. Но это будет стиль Гусу Лань. Ничего? — Ничего. Все нормально. Хуайсан вздохнул, у него отлегло от сердца. Он даже осмелился спросить: — Брат Сичэнь? — Что, Хуайсан? — Из Юньмэна еще никого не было? — Не было. Лань Сичэнь улыбнулся, но его грустный взгляд говорил о том, что он тоже ждёт. Очень ждет.