Незнайка.

«Ты с каждым днём становишься прекрасней. Ты с каждым днем становишься родней. Смотрю в глаза и вновь на сердце праздник. В унылом Гусу жизнь становится светлей. В серой обители, поправ ее законы, Ворвался вьюгою, как будто летом снег. Ты наплевал на их устои и каноны. Унылый гусу стал вдруг местом для утех. Нет, ты не вьюга, но ты солнечный торнадо. Ты разбудил от зимней спячки всех. Монахи Лани…они, кажется… не рады? Лишь брат Сичэнь теперь счастливей всех. Ученики, стряхнув с себя заклятье, Что затыкало долго всем их рты, Уже прогуливают радостно занятья, Все вдохновившись силой красоты.» После того, как Лань Сичэнь вышел, Хуайсан оставил свои вещи, не стал их даже распаковывать. Ему было не до того. Да и как можно было думать о чем-то другом? Сердце просто горело от нетерпения. Он чуть ли не бегом выскочил на улицу. Очень хотелось встретить учеников из Юньмэна. Но их нигде не было видно. Хуайсан пошатался возле ворот. Побродил по двору. Поспрашивал у прибывающих учеников и адептов у ворот. Их не было. Время подходило к вечеру, продолжали прибывать ученики из разных кланов. Хуайсан даже успел познакомиться с несколькими. Но из Юньмэна так никого и не было. Его уже охватило отчаяние. Как так? Неужели их не будет? Уже на Облачные глубины надвинулась мрачная тень от скалы, которая стояла вдоль дорожки перед воротами, словно ужасный и незыблемый монумент послушанию. Хуайсан стоял, прикрыв опечаленное лицо веером и продолжал ждать. Один из учеников окликнул его: — Не сюн! Иди в свою комнату! — Я не могу. Я жду кое кого. — Скоро девять. Будет отбой. На дежурство выйдет второй молодой господин Лань. Если он застанет тебя здесь, то непременно накажет. С девяти комендантский час. Хуайсан вздрогнул. — Ох, я забыл уже про него. Думал он куда-то отлучился. — Нет, он здесь. Просто целый день медитировал в уединении в своей комнате. А ночью с девяти вечера как раз его дежурство. Хуайсана вовсе не радовала перспектива быть наказаным в первый же день. — Ох, ну тогда я пошел. Хуайсан поспешно повернул назад. Упоминание о Лань Чжане подействовало на него словно сигнал тревоги. Нет, он не хотел попасться в лапы этому свирепому подмастерью учителя Ланя. Совсем не было подобного желания. Он понуро поплелся в свою комнату. Мэн Яо за это время уже успел накормить и искупать птицу. Он сидел за ширмой и листал какую-то книжку. Хуайсан вошел и устало сел возле стола. Сил не было, сердце охватило отчаяние. «Как так? Где же ученики из Юньмэна? Я же не мог их пропустить… Да и дежурные их не видели…неужели…их не будет?» Из-за ширмы вышел Мэн Яо и прервал его печальные мысли. Хуайсан вздрогнул, он уже забыл о существовании молодого человека за своими отчаянными переживаниями. — Молодой господин Не? Вы уже распаковали свои вещи? Он подал ему мешок, который Хуайсан поставил у порога. Там же стоял и мешок Мэн Яо. Хуайсан поднял на него глаза: — Братец Яо? Ты тоже не распаковал свои вещи? — Я ждал вас. Мэн Яо подошел к своему мешку и начал по одной вытаскивать вещи и носить во вторую половину за ширму. Вытаскивая свои вещи, Мэн Яо вдруг нечаянно выронил на пол книжку. Хуайсан увидев красочную обложку, тут же поднял её, повертел в руках, открыл. В книжке были портреты красавиц и краткое описание каждой девушки. Хуайсан еще никогда не видел ничего подобного. — О, что это? Как интересно. Он стал листать, прочитал про девушек, полюбовался на картинки, где красавицы были изображены в ярких платьях. Мэн Яо порылся в мешке, достал еще книжек: — У меня есть еще. — Откуда у тебя столько? — Отец держал книжную лавку, потом умер, почти все ушло в уплату налогов, это все, что осталось. — А мать у тебя жива? — У меня нет матери. Ему вдруг стало жаль мальчишку. — Мы с тобой оба сироты, — сказал Хуайсан, — у меня тоже нет ни отца, ни матери. Остался только старший брат. — А у меня даже брата нет. — А хотелось бы? — Конечно, очень хотелось. Он вдруг проникся к юноше необычайным сочувствием. — Хочешь, я поговорю с братом, он возьмет тебя к нам адептом. Ты сможешь многому научиться? — Да, было бы неплохо. Но… У меня дело в Ланьлине. — Хорошо, когда завершишь свое дело, может… К нам? — Спасибо за приглашение. Я… Посмотрю… Как получится. Мэн Яо улыбнулся. Несмотря на все беды, которые свалились так рано на его голову, он еще и улыбался. Это было вообще невероятно. Хуайсана пленила сила духа этого щуплого мальчишки и явный положительный настрой. Они еще долго говорили. — От чего умер ваш отец? — Он погиб на ночной охоте. Это произошло после того, как Вэнь Жохань взял посмотреть его саблю и она во время охоты на монстра разломилась на мелкие кусочки. Отчего он был смертельно ранен и скончался от ран. Возможно, что Вэнь Жохань что то сделал с саблей, нанес ей какие то повреждения. — Может он как-то разрушил ее? — Я не могу точно сказать…но… У него есть гибкий меч, говорят этот меч способен разрушить любое оружие, — сказал Хуайсан. Мэн Яо задумался. Хуайсан рассказал, что брат его очень сильный, несмотря на то, что самый молодой глава клана. — Он много тренируется, совсем не жалеет себя. — А вы, молодой господин Не? — А я… я так себе. Я полная противоположность ему, самая настоящая бездарность. У меня нет таких способностей. Ничего не стою и не умею. Даже учеба мне достается с трудом, —понурился Хуайсан. Мэн Яо заверил его: — Не расстраивайтесь. Просто каждый человек должен заниматься тем, что ему больше по душе. И ничего страшного в этом нет. Может ваше призвание совсем в другом. — Вот и я так же говорю. А брат все время меня ругает, заставляет тренироваться. Но не мое это. Я люблю рисовать, каллиграфию, стихи, расписывать веера. Вот смотри, этот веер я сам расписал. Хуайсан продемонстрировал изящный рисунок, который изображал горный пейзаж. Они проговорили до самой полуночи. — Знаешь, братец, я слабее любой девушки в нашем клане. — Ну не всем же быть сильными. — Это верно… Хуайсану показалось, что они с этим мальчишкой очень хорошо понимают друг друга и неплохо бы его уговорить пойти адептом в орден Цинхэ Не. Они еще долго разговаривали, Хуайсан не заметил, как уснул. Ровно в пять утра пробил колокол на башне. Хуайсан с трудом разлепил глаза. Надо было умываться и приводить себя в порядок. Он встал и прошлепал босыми ногами до тазика с кувшином. За ширмой уже умывался Мэн Яо. Хуайсан умылся, кое как пригладил волосы, заплел две косы на висках, потом с трудом сделал хвост. Он вышел криво, Хуайсан переделал, вроде вышло сносно. Мэн Яо уже оделся, умылся, привел себя в порядок. И начал убирать за канарейкой. Вдруг он подал голос: — Второй молодой господин Не? — Да, что такое? — Пока я убирал, мне пришла в голову идея. Надо сделать в клетке двойное дно, которое можно просто поменять и потом помыть. Проще простого. И не нужно брать в руки птицу, чтобы отсадить, пока убираешь. Хуайсан в это время клевал уже носом над учебником с правилами Гусу Лань. Накануне днем всем выдали такие учебники. Потом должна была быть тренировка. Мэн Яо спросил: — Молодой господин Не, можно я с вами пойду посмотреть на тренировку? Его желание было вполне естественно. Любой бы мальчишка не стал бы упускать такой шанс, чтобы посмотреть как тренируются другие. — Пошли, — ответил Хуайсан, — только сильно не высовывайся. Здесь правилами запрещено, чтобы за нами слуги ухаживали. Мы должны быть самостоятельными. Я сказал привратнику, что ты мой помощник и что тебя мой брат прислал, чтобы следить, не отлыниваю ли я от учебы. Тебя может увидеть Лань Сичэнь и обязательно спросит, а потом доложит моему брату. И тогда неприятностей не избежать. А у моего брата характер очень крутой. Так что будь осторожен, чтобы старший нефрит тебя не увидел. — Хорошо, я буду очень осторожен. Хуайсан пошел на тренировочное поле, а Мэн Яо прокрался поближе и притаился за деревом, росшим возле поля. На тренировку пришел и Лань Чжань, несмотря на то, что не спал всю ночь. Хуайсан всегда поражался тому, что братья Лань были очень похожи. Но старший был очень обаятельный, приветливый, теплый и улыбчивый. С ним всегда было уютно и спокойно. Младший же никогда не улыбался, лицо его было каменным, не выражая вообще никаких эмоций. По крайней мере Хуайсан никогда не видел на его лице даже тени улыбки. Он не сталкивался с ним так близко до того, так как приходил только послушать лекции эти два последних года. Сам же Лань Чжань и вовсе не обращал внимания на какого-то там мелкого мальчишку, который временами появляется на уроках его дяди. Теперь же Хуайсан мог разглядеть младшего братишку Лань Сичэня во всей красе. Да, он был самым настоящим монахом. Унылым и скучным. У него были правильные черты лица, его даже можно было бы назвать красивым, если бы не это ужасное выражение полного безразличия ко всему и всем. А так же вид какой-то унылой угрюмости на лице, все это просто отталкивало и весьма пугало эмоционального и чувствительного Хуайсана. Если Лань Чжань сердился, то смотрел так, словно сейчас убьет на месте, хотя выражение его лица нисколько не менялось, что придавало ему вид злобного угрюмого безразличия. И это вовсе входило в ступор, по спине пробегал противный холодок и хотелось сию же минуту спрятаться подальше от свирепого взгляда странных светлых глаз. Хуайсана немного передернуло. Тут подошел Лань Сичэнь и спросил: — Хуайсан, ты не взял свою саблю? — Нет… — Будешь фехтовать с мечом? — Да…буду… Лань Сичэнь подал ему самый легкий меч, который только нашел. Меч был из древесины. — Пока так. Железным, я боюсь, что ты натрешь до крови ладони с непривычки. Он поставил его в паре к такому же щуплому подростку и показал движение, которое они должны были отточить на отлично. Итак, наш бедный Хуайсан принялся делать выпады. Лань Сичэнь посмотрел, потом поправил ему руку. Хуайсану очень нравилось, что будущий глава ордена не смотрит на сословия, вежлив и предупредителен со всеми. Ни к кому не проявляет даже капли презрения или пренебрежения, даже малейшего раздражения не допускает, несмотря на откровенную бестолковость некоторых учеников. В частности на бестолковость Хуайсана. От Лань Сичэня веяло какой то теплотой и уютом. В его присутствии любой ученик чувствовал себя легко и комфортно, звуки его голоса и приветливая интонация успокаивали и умиротворяли. Он, независимо от статуса, всех учеников называл молодыми господами. Ко всем ученикам, учившимся в Гусу было требование, чтобы они носили белые одежды. Только вышитые клановые знаки на плечах или груди были отличием учеников из разных орденов. Хуайсан сразу узнал среди учеников плановый узор Юньмэн Цзян. Он так и подпрыгнул от радости. Но… Присмотревшись, он обнаружил, что это Цзян Чэн, младший сынок главы Цзян Фэнмяня. Хуайсан остановился и помахал тому рукой. Он только хотел подойти к нему и спросить, почему он здесь один, как Лань Сичэнь опередил его и сам обратился к Цзян Чэну: — Молодой господин Вэй еще не пришел? Сердце забилось от волнения. Хуайсан до боли напряг слух, опасаясь упустить хоть одно слово. Казалось, что сейчас от ответа Цзян Чэна зависит вся его жизнь. По крайней мере, пребывание в Гусу, точно. Цзян Чэн, извиняясь, ответил: — Он не привык так рано вставать. Но он придет попозже. Лань Сичэнь улыбнулся: — Молодой господин Вэй не привык и рано ложиться, не правда ли? Произнеся эту фразу, он странно и очень выразительно посмотрел на младшего брата, словно на что-то намекал. В какой-то момент Хуайсану показалось, что младший смутился. Но смущение тут же сменилось каменной маской. Он насупился и сделал вид, что не заметил намёка. Лань Сичэнь глянул на братишку и улыбнулся: — Ну ладно, первый день пусть поспит. Потом вам придется будить его, чтобы привести на тренировку. — Хорошо, будет сделано, — отсалютовал Цзян Чэн. Вдруг Лань Чжань мрачно посмотрел на старшего брата и произнес только одно слово: — Брат. Лань Сичэнь повернулся к нему с улыбкой: — Ванцзи, не будь столь суровым. Молодой господин Вэй только вчера поздно вечером прибыл к нам. Ничего, если он первый день поспит. Лань Чжань снова с насупленным выражением лица сказал: — Но первое правило на стене послушания гласит… Лань Сичэнь не дал ему договорить: — Брат, не будь столь категоричным. Прояви милосердие. Он устал с дороги. Кто-то в это время прошептал на ухо Хуайсану: — Он еще хуже, чем его дядя. Настоящий подмастерье. Другой ученик, стоящий рядом, услышал и фыркнул. Тут Лань Сичэнь сказал: — Всё, отставить разговоры. Начинаем. Посмотрел на хмурого младшенького, который стоял на самом краю поля, отрешенно глядя вовсе куда-то в сторону. Через минуту Лань Чжань повернулся к брату и хотел еще что то сказать, но Лань Сичэнь обнажил меч и встал в боевую стойку. — Ванцзи, защищайся. Хуайсану показалось, что Лань Чжань чем-то разочарован, словно он ждал кого-то. По его виду можно было понять, что он надеялся кого-то увидеть здесь другого, но ему ничего не оставалось делать, как довольствоваться старшим братом в качестве соперника. Его движения были нервными, он фехтовал порывисто и пропустил пару-тройку ударов, но не сдавался. Хуайсан в этом не особо разбирался, но он заметил, что сам Лань Чжань сильно нервничает, но старается изо всех сил не показывать виду. Лань Сичэнь же был безмятежен и доволен, счастливая улыбка так и не сходила с его лица. Хуайсану показалось, что младшего нефрита крайне раздражает эта улыбка старшего. Сам же Хуайсан старался как можно точнее повторить движение, в конце концов его ладони начали гореть так, что невозможно было держать в руках деревянную рукоятку. После тренировки все ученики пошли мыться и переодеваться. Мэн Яо успел проскользнуть в комнату незамеченным. У Хуайсана болело с непривычки всё: руки жгло, плечи болели, спину ломило, ноги дрожали. Он еле стоял на ногах, горестно стонал и держался за спину. Лань Чжань бросил на него короткий прнзрительный взгляд и ушел к себе, походка его была так же нервная. Взгляд его был красноречивее всяких слов. Он будто хотел сказать: «Набрали неженок.» Лань Сичэнь проводил взглядом своего братца с усмешкой. Потом повернулся, улыбнулся и обнял Хуайсана: — Хуайсан, не плачь, привыкнешь! Хуайсан показал лопнувшие мозоли: — Но мои руки. Они так болят! — Ладно, пошли ко мне, я тебе дам охлаждающую мазь. Хуайсан закивал и пошел с Лань Сичэнем. По лицу Лань Сичэня было заметно, что он еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. Хуайсану было немного обидно, но прекрасно понимал его и дал себе обещание, что впредь будет стараться, чтобы хоть немного подтянуть свою физическую форму. Уже в ханьши Хуайсан осмотрелся. Ему показалось, что за ширмой стоит мольберт, но спросить почему-то постеснялся. Лань Сичэнь достал пузырёк с охлажающей мазью и наложил на лопнувшие мозоли. Стало легче, Хуайсан подул на свои ладони: — Спасибо, брат Сичэнь. — Сегодня подсохнет и заживет. Мозоли постепенно станут твёрдыми и твои ладони уже не будут так болеть. Хуайсан кивнул. Отправив Хуайсана к себе, Лань Сичэнь взял ведра и вышел за водой. Хуайсан проследил за ним взглядом, воочию с ужасом убеждаясь, что слуг здесь нет и нянчиться с ним действительно никто не собирается. Теперь этими самыми руками с лопнувшими мозолями ему придется принести для себя воды! Может так и надо? Кто знает, что еще ждет его в будущем? Надо быть готовым к любым обстоятельствам. Хуайсан пошел к себе. Уже у себя в комнате, он пожаловался Мэн Яо: — Ох, руки болят, ноги болят, спина болит. И вообще как я теперь заниматься буду? Время подходило к семи утра. В семь утра должен быть завтрак. Все пошли в столовую. Мэн Яо пошел было с Хуайсаном, но тот дал ему денег и жетон. — Лучше тебе там не появляться! То что здесь готовят есть невозможно. Лучше сходи, чтобы купить в трактире нормальной еды на двоих. А мне придется сходить в эту ужасную столовую. И осторожно, чтобы тебя никто не видел. — Да, конечно. Я буду осторожнее. На самом деле Хуайсану вовсе не хотелось пить горькие отвары и капустные супы, жевать абсолютно несоленый рис и варёную морковь. Он надеялся увидеть там Вэй Ина. «Должен же он наконец проснуться,» — думал про себя Хуайсан. Но в столовой Вэй Ина не было. Лань Чжаня тоже не было. Ученики уже сидели за столиками и уныло жевали монастырский завтрак. Оставлять еду в тарелках было запрещено. Хуайсан взял поднос и подошел к раздаче. Ему налили в чашку какой-то жуткий на вид отвар, в другую положили рис, в третью вареные овощи. И в миску налили какой-то унылый суп из капусты. Хуайсан уже сам пожалел, что пошел в столовую. Но делать было нечего. Он сел рядом со столиком Цзян Чэна. Они перебросились парой незначительных фраз, потом Хуайсан поинтересовался: — Ты один? — Нет, просто Вэй Усянь дрыхнет ещё. — Он останется без завтрака. — Что ты? Шидзе снабдила его вкусностями на год как минимум. Так что нужна ему эта унылая еда! Адепт, следивший за порядком, постучал по столу: — Тишина! Юноши притихли, Хуайсан опрокинул в себя отвар и впал в ступор от необычайно противного горького вкуса. Цзян Чэн тоже скривился, проглотив жуткую отраву и они молча принялись жевать бесвкусную пищу. Выйдя из столовой, Цзян Чэн сказал: — Теперь я понимаю, почему этот Лань Чжань такой злой и унылый. — Ну да, после такой то еды. — Ты не пойдёшь знакомиться с учителем Ланем? — Я? Не знаю. Мне никто ничего не сказал, — замешкался Хуайсан. — Тогда я пошел. Цзян Чэн пошел в сторону учительской, а Хуайсан поплелся к себе. Навстречу попался Лань Сичэнь. — Брат Сичэнь, мне надо идти к учителю Ланю? — Зачем? Ты же уже был вчера. Это те, кто приехал после отбоя. Мы сейчас будем знакомиться с ними. Хуайсан хотел спросить про Вэй Ина, но постеснялся. Вместо этого кивнул: — А, ну хорошо. — Иди лучше к себе и повтори про вашу родословную. Дядя любит спрашивать на первом уроке про родственников и предков. — Хорошо, спасибо, брат Сичэнь. Придя к себе, он сел за учебники. В девять должны были начаться занятия. Вдруг за окном послышался смех и разговор нескольких учеников. Один из голосов взволновал тонкие душевные струны в сердце Хуайсана. Сердце Хуайсана готово было выпрыгнуть из груди, он соскочил с места, его как будто ветром сдуло на улицу. — Вэй сюн! Проснулся! Выкрикнув эти слова, Хуайсан так и застыл на пороге с открытым ртом. Он ждал этой встречи. Очень ждал… Но, то что он увидел… Это зрелище превзошло все его самые смелые ожидания. Он снова увидел Вэй сюна. Тот буквально расцвел. Он значительно подрос и стал настолько ослепительно красивым, что взоры всех невольно обращались на него. Такие прекрасные люди рождались, наверняка, раз в тысячелетие. Хотя, возможно еще не рождался тот, кто мог соревноваться с ним в красоте. Хуайсан сам застыл, разглядывая его, словно это было невероятно редкое по красоте произведение искусства. Да. Именно произведение искусства. Ничего прекраснее на свете не было. Не было даже ничего подобного. Белые ученические одежды легким облачком парили вокруг изящной, стройной фигуры, оттеняя нежную персиковую кожу юноши. На плечах были искуссно вышиты сиреневыми нитями бутоны лотосов. Белая лента с такой же заколкой и с такой же вышивкой перехватывала шикарные волосы, завязаные в высокий длинный хвост. Он стал шире в плечах и тоньше в талии. Идеальные черты лица приобрели благородную утончённость и изящество. Нежно-розовые, красиво очерченные губы же оставались по-детски припухлыми. Бездонные глаза обрамленные длинными ресницами, взмах которых заставлял замирать сердце. Хуайсан стоял, долго не имея возможности прийти в себя. Ученики окружили это невероятное по красоте и неповторимой грации произведение искусства и спрашивали: — А правда, что в Пристани Лотоса намного веселее, чем здесь? Вэй Ин рассмеялся: — Веселее или нет — это уж зависит от того, как ты будешь развлекаться. Но что чистая правда — там нет такого количества правил и не нужно вставать так рано. Кто-то ещё спросил: — А когда вы встаёте? И чем занимаетесь днём? Цзян Чэн хмыкнул: — Он-то? Он встаёт в девять утра и ложится в час ночи. А проснувшись, катается на лодке, плавает, собирает лотосы и охотится на фазанов, вместо того, чтобы упражняться в фехтовании или медитировать. Вэй Ин парировал: — И сколько бы фазанов я ни поймал — я всё равно остаюсь первым. Немного придя в себя. Хуайсан осмелел: — В следующем году я поеду учиться в Юньмэн! И никто меня не остановит! Кто-то остудил его пыл: — А никто и не будет тебя останавливать. Твой старший брат просто сломает тебе ноги, только и всего. Голос Вэй Ина звенел как серебряный колокольчик: — Справедливости ради, в Гусу тоже не так уж и плохо. Не Хуайсан вдруг вспомнил про то, чем занимается Лань Чжань и сказал: — Вэй-сюн, послушай моего дружеского совета. Облачные Глубины — это совсем не то, что Пристань Лотоса. Пока находишься здесь, не вздумай дразнить одного человека. Прекрасный юноша удивился. Ведь не так давно Хуайсан поддакнул ему про то, каким образом он собрался развлекаться. — Кого? Лань Цижэня? — Нет, не этого старика. Тебе стоит вести себя сдержанно с его самой большой гордостью, с Лань Чжанем. — Лань Чжань — это тот, что из Двух Нефритов клана Лань? Лань Ванцзи? Хуайсан же удивился: — Разве есть какой-то другой Лань Чжань? Конечно же, это он. Мать моя, ему столько же лет, сколько и тебе, но в нём нет ни капли юношеской живости, он всегда такой сдержанный и серьёзный, в точности такой же, а то и хуже, чем его дядя. Вэй Ин бросил короткое: — О! Потом спросил с усмешкой: — Это тот, что такой хорошенький, да? Все застыли. Никто еще не выражался о свирепом страже порядка в столь фривольной форме. Кто-то даже обернулся, словно злой Лань Чжань мог их сейчас подслушивать. Цзян Чэн съязвил: — Можно подумать, в Ордене Гусу Лань есть хоть кто-то некрасивый! Адептов с неправильными чертами лица они даже не принимают. Если сможешь, найди мне там хоть одного человека заурядной внешности. Вэй Ин тут же поправился: — Хорошо, хорошо. Чрезвычайно красивый. С макушки до пят весь в белом, на голове лобная лента, а за спиной — серебряный меч. Он действительно очень красивый, но лицо у него такое каменное, словно он в трауре. «Он конечно имеет правильные черты лица, строен и высок. Но…» Вслух же Хуайсан уверенно ответил: — Ага, это он! Но он же медитировал в уединении последние несколько дней. А ты приехал только вчера, когда же ты успел его увидеть? — Вчера ночью. Хуайсан испуганно посмотрел на Цзян Чэна. У того отвисла челюсть. — Вчера но… Вчера ночью?! — ошарашенно спросил Цзян Чэн, — в Облачных Глубинах же комендантский час. Где ты его видел? И почему я не знаю об этом? — Там. Вэй Ин махнул в сторону высоченеого забора. Цзян Чэн сердитым голосом произнес: — Мы только-только приехали, а ты уже нашёл приключений на свою беду! Что там у вас случилось? Вэй Ин, ухмыляясь, ответил: — Да ничего особенного. Помнишь, по дороге сюда мы проехали мимо винной лавки «Улыбка Императора»? Так вот, вчера ночью, я никак не мог уснуть, все ворочался и ворочался, и в конце концов не вытерпел и спустился с горы в Гусу и купил там два сосуда с вином. Сам же знаешь, в Юньмэне такого не делают. Цзян Чэн снова спросил: — Тогда где же они? Вэй Ин продолжил: — Тут такое дело… Я залез на стену, чтобы попасть обратно, и только-только перекинул ногу на другую сторону, как он меня застукал. Кто то из учеников заметил: — Вэй-сюн, да ты везунчик. Наверное, он только что закончил медитацию и отправился на ночное патрулирование. Тебя поймали прямо на месте преступления. Цзян Чэн удивился: — Тех, кто возвращается ночью, не пускают обратно до семи утра. Как же он разрешил тебе войти? Вэй Усянь пожал плечами, взмахнул длинными ресницами, заставляя сердце Хуайсана замереть от восторга. — Так он и не разрешил. Он хотел, чтобы я убрал ту ногу, что уже успел перекинуть через стену. Вот скажи мне — как бы я это сделал? Тогда он вскочил ко мне наверх и спросил, что у меня в руках. — И что же ты ответил? — Это «Улыбка Императора»! Давай я поделюсь с тобой, а ты сделаешь вид, что меня не видел? Все дружно ахнули от смешанного чувства ужаса и восхищения из-за необычайной наглости красавчика. Цзян Чэн сердитым голосом сказал: — В Облачных Глубинах запрещён алкоголь. Это серьёзный проступок. Вэй Усянь продолжил, немного рисуясь перед восторженной публикой, которая смотрела на него во все глаза: — Вот и он сказал мне то же самое, а я спросил: «А что вообще разрешено в твоём Ордене?» В ответ он, кажется, немного разозлился и потребовал, чтобы я прочёл все правила на Стене Послушания. А там их было около трёх тысяч, да еще и написаны на Чжуаньшу (1)! Говоря на чистоту, неужели кто-то вообще стал бы их читать? Ты читал? — вдруг спросил он у Хуайсана. Тот мотнул головой. Вэй Усянь спросил у другого ученика: — А ты? Тот тоже помотал головой. Вэй Усянь продолжил: — Во всяком случае, я не стал. И чего он так разозлился? (1) Чжуаньшу — древний стиль каллиграфического письма, введённый при династии Цинь. — Да, да! — согласились с ним остальные. Юноши теперь наперебой затараторили, жалуясь на глупые и давно устаревшие ограничения, принятые в Облачных Глубинах. — У какого ещё ордена есть три тысячи правил, и ни одно из них не повторяет предыдущего?! — Конечно, там есть и терпимые, например «запрещено умерщвлять живых существ на территории Облачных Глубин; запрещено сражаться без разрешения; запрещены беспорядочные связи; запрещено бродить по ночам; излишний шум запрещён; запрещено передвигаться бегом»… — Но есть ведь и такие: «запрещено смеяться без повода; запрещено сидеть недолжным образом; запрещено есть более трёх мисок риса за раз… Прекрасный юноша снова взмахнул длинными ресницами, заставив всех затаить дыхание, потом внезапно перебил говорящего: — Как ты сказал? Сражаться без разрешения тоже запрещено?