Незнайка.

«Сгораю от прикосновений, Лечу как бабочка на свет. Храню в душе я след мгновений. Прекрасный, чистый, яркий след. Моя душа, бутон весенний. В траве растёт и одинок. Одно твое прикосновенье И распустился мой цветок. Он распустился, жаждет света, И стон мой слышится в ночи. Мой мотылек летит кометой, Сгорая в пламени свечи… Упал я в омут глаз бездонных. И даже не хочу всплывать… Но…не услышишь вздохов томных. Мой друг…нельзя тебя терять…» В это самое мгновение бедный Хуайсан так жаждал прикосновения и так боялся этого, что крепко зажмурил глаза и затаил дыхание. Прохладная ладонь легонько коснулась его пылающего лба, цветочный аромат окутал с ног до головы так, что было трудно вдохнуть. Хуайсан с трудом пробормотал охрипшим голосом: — Вэй сюн… Вэй Усянь заботливо пощупал его лоб и с беспокойством выдал: — Ох, Хуайсан, да ты весь горишь. Может позвать доктора? Хуайсан был уже не в состоянии что-то сказать, его охватило странное желание. Он так хотел именно сейчас ощутить на себе силу этих рук, он хотел отдаться во власть этого прекрасного юноши. Снова странная обжигающая волна прошла по всему телу, заставив выгнуть поясницу и застонать. — Тошнит? — снова до невозможности заботливо спросил Вэй Усянь. Хуайсан от этой его прямо материнской заботы уже потерял способность соображать, ему просто хотелось сорвать с себя одежды и…нет, лучше бы это сделал он… Но как сладко… Как мучительно сладко… Хуайсан открыл глаза. Два бездонных омута смотрели прямо в душу. «Что со мной. — промелькнуло в горячей голове, — что?..» Рука внезапно исчезла со лба, оставив глубокое сожаление и невероятную по силе тоску. Хуайсан чуть не заплакал. Вэй Усянь встал и пошел к выходу. — Нне…уходи… — Я сейчас, — прозвенело в ушах и в сердце серебряным колокольчиком. — Он придет… Хуайсан понимал, что несёт пьяный бред, но совершенно не имел возможности это все контролировать. Он только лежал и вздыхал в ожидании прекрасного чуда. Прекрасное чудо возникло из ниоткуда с тазиком холодной воды и полотенцем. Хуайсан повернулся в сторону Вэй сюна и смог только простонать: — Вэй сюн… Мокрое полотенце коснулось разгоряченного лба. — Хуайсан, тебя сильно тошнит? Может принести еще тазик? Хуайсан сжался в комочек. — Может, извини., в туалет? Тебя проводить? Хуайсан не смог ничего ответить, только мотнул головой, все слова застряли в горле. Так хотелось, чтобы эти сильные руки прижали его к поверхности кровати до боли, до крика. Чтобы взорвалась солнечными брызгами странная тяжесть и перестала его мучить. Вэй Усянь приподнял Хуайсана за плечи и стал снимать с него ханьфу. После того мокрое полотенце легло на шею и плечи, прошлось по груди. Хуайсан сам старался освободиться от одежды. Когда на нем осталась только нижняя рубашка и штаны, он вдруг застеснялся своего тщедушного тела и странного напряжения где-то там внизу, поджал колени, стараясь скрыть то, что творилось с ним. Но Вэй Усянь, не обращая внимания на его смущение, продолжал охлаждать его. Тело горело от прикосновений прекрасного Вэй сюна. Казалось, температура никогда не спадёт. Но тот не сдавался, продолжал обтирать его мокрым полотенцем. Хуайсан стонал: — Вэй сюн… Вэй сюн… — Хуайсан, но ты весь горишь. Хуайсан вдруг поймал руку друга и поднес к губам. — Пить? Но, мне кажется, тебе всё-таки нужно в туалет. Хуайсан мотнул головой. — Ну, как знаешь. Вэй Усянь налил ему воды и помог поднести ко рту. Хуайсан сделал машинально пару глотков, поперхнулся, закашлялся. Вэй Усянь понял это по-своему, он принес еще тазик и немедленно перевернул Хуайсана на живот, тот с готовностью подчинился, ощущая как рвутся наружу абсолютно неконтролируемые стоны. Вэй Усянь, не обращая внимание на стоны бедного Хуайсана, мочил полотенце и обтирал ему спину. Когда его рука нечаянно задела ягодицу, Хуайсан ощутил как выгибается поясница, захотелось, чтобы прекрасная рука сжала ягодицу…и тогда… Снова всплыла картинка из книжки. Хуайсан застонал: — Вэй сюн… — Что? — Хлопни меня по ягодице… «Что я несу? — промелькнуло где-то в разгоряченной голове, — это же надо было так напиться…» Вэй сюн удивился: — Зачем? Пьяный язык вовсе не слушался и продолжал нести неимоверную в своей неприкрытой откровенности чушь. — Ну пожалуйста… В нормальном состоянии Хуайсан даже и подумать о таком не смел. Вэй Усянь покачал головой: — Если ты будешь так громко стонать, то услышит Лань Чжань. И тогда ты не только по ягодицам получишь. Только ферулами. Упоминание о Лань Чжане остудило не только голову, но язык еще продолжал нести бред по инерции: — Ой…нет…не хочу ферулами…лучше ты… Вэй Усянь горестно вздохнул, перевернул страдальца назад, уложил на бок, снова положил на лоб мокрое полотенце. — Ну надо же так напиться. Хуайсан, ты понимаешь, что несёшь сейчас полнейший бред? — Вэй сюн… — Хуайсан, потише пожалуйста. Я позову лекаря? Вэй Усянь встал. — Вэй сюн…пожалуйста…нет…нет… Вэй Усянь вздохнул: — Ну ладно. Он присел снова на краешек: — Прости меня, Хуайсан, но у меня нет выбора. Ты слишком громкий сегодня. Он снял полотенце и легонько щелкнул пальцами по мокрому лбу одноклассника. — Спи. Хуайсан неожиданно для себя провалился в глубокий сон без единого сновидения. Как ни странно, утром он проснулся ровно в пять. Вспомнив всё, что вытворял ночью, что говорил, Хуайсан схватился за голову. Надо же было так опозориться. «Что я творил? Что говорил? Бедная моя голова!» Но, как ни странно, голова не болела. Вовсе не было ощущения ни малейшего похмелья, он ощупал себя, с ним вообще ничего не произошло. На столике лежала шпаргалка. На улицу выходить было крайне стыдно. «Что теперь подумает Вэй сюн? Я пьяный совсем дурак… Никогда больше пить не буду. Вдруг он будет смеяться надо мной? Или, того хуже, начнет сторониться, подумав, что я сумасшедший. О, небеса, как стыдно!» Хуайсан ощутил как горят щеки от стыда. Он не знал куда деваться и просидел в комнате довольно долгое время, не зная, как выйти на улицу, вздрагивая от каждого шороха. На сердце была полнейшая безнадега. Думая, что потерял лучшего друга навсегда, Хуайсан сидел до тех пор, пока в дверь не постучали: — Хуайсан, Хуайсан, ты проснулся? Хуайсан испугался, но было поздно, прекрасный одноклассник уже вошёл. Вспыхнули огнём щёки, да так, что слёзы чуть не брызнули из глаз. — Хуайсан, доброе утро. Как ты себя чувствуешь? Хуайсан зарделся еще сильнее: — Вввэй сюн…прости… — За что? — Я вчера нес всякую чепуху… Вэй Усянь махнул рукой: — Да ладно, с кем не бывает, я видел и не такое. — Извини меня… — Что ты, тебе незачем извиняться. Просто ты выпил лишнего. Больше тебе столько наливать не буду. Вставай, пошли на тренировку. Я жду тебя на тренировочном поле. Вэй Усянь вышел. Хуайсан услышал голос Цзян Чэна: — Больше не пои его так. Видишь, он слишком слабенький. — Цзян Чэн, я просто не подумал. — Не подумал он. Тебя то перепить невозможно. Сколько бы ты не выпил, по тебе даже не видно. Голоса затихли. Хуайсан вздохнул и начал собираться. Утренние чтения он пропустил. Умывшись, он начал немного соображать. «Бедный Вэй сюн, сколько он ерунды от меня наслушался. Сколько возился со мной. А ведь он искренне хотел мне помочь. И помогал. Даже встал пораньше, чтобы справиться о моем самочувствии. А я? Что за бредятину я вчера нес? Ох, Хуайсан, не умеешь пить, не пей! Что если он перестанет со мной дружить? Нет…я этого не вынесу… Хуайсан, ну что же ты такой никчёмный?..» Пока он корил и ругал себя, уже дошёл до тренировочного поля. Все уже собрались и выстроились на краю площадки. Лань Сичэнь осматривал учеников и назначал пары. Хуайсан проскользнул бочком и встал в конце строя. Сначала все размялись, потом разбились по назначенным Сичэнем парам. Вэй Усянь, как всегда с Лань Чжанем. Хуайсан стоял столбом, не соображая от стыда ничего, пока его не окликнул Лань Сичэнь: — Хуайсан, а ты чего стоишь? Вместо него ответил Вэй Усянь: — Брат Сичэнь, у Хуайсана ночью разболелась голова. — Откуда вам это известно, молодой господин Вэй? — Я заходил к нему сегодня утром. — Хуайсан! Может тебе на сегодня отменить тренировку? Хуайсан замер, поднял голову и наткнулся на колючий, злобный взгляд Лань Чжаня. Его прошиб озноб. «Что если этот Лань Чжань слышал мои стоны? Что теперь делать?» Противный холодок пополз вдоль позвоночника. Хуайсан поежился и тут же ответил: — Брат Сичэнь, все в порядке. Мне уже лучше. Я…я смогу тренироваться. — Ну хорошо. Только смотри, чтобы хуже не было. Тренировка началась. Вэй Усянь, как всегда, немного превосходил Лань Чжаня в фехтовании, хотя явно дрался довольно небрежно, вовсе не в полную силу. Все уже закончили и любовались на их красивый поединок и, как всегда, болели за прекрасного Вэй Усяня. Хуайсана переполняла гордость, когда он наслаждался этим шикарным зрелищем. Лань Сичэнь улыбался и тоже откровенно любовался на прекрасного юношу. По окончании поединка, Лань Чжань, уходя с поля, смерил оценивающим взглядом Хуайсана с ног до головы. Взгляд был до того ледяной, что Хуайсана невольно снова пробила нервная дрожь. «Что я ему сделал? Я даже слова поперёк ему не сказал! Я даже не шутил и не смеялся еще над ним ни разу!» Стало обидно, захотелось в отместку выкинуть что-нибудь такое, чтобы это задело злющего подмастерье. Но что он мог? Он даже драться не умел. Достойно противостоять злобному надзирателю был в состоянии только прекрасный нарушитель гусуланьских правил Вэй сюн. Больше подобных ему не было! А Хуайсан даже оружие в руки не мог взять, чтобы не растереть руки в кровь. В этот раз Хуайсан снова натер себе мозоли и пошел вместе с Лань Сичэнем обрабатывать ранки. Пока Лань Сичэнь искал мазь, Хуайсан набрался смелости и быстренько заглянул за ширму. То, что он увидел, заставило его разволноваться до глубины души. Это был рисунок на холсте масляными красками. Прекрасный юноша с мечом дерётся с другим. Его неуловимая грация и красота были просто мастерски переданы на холсте. Две вспышки перекрещенных мечей. Одна обжигающая, ярко красная, другая морозно синяя. Казалось сам воздух искрит вокруг картины. Но лицо юноши несло в себе свет больше, чем обе вспышки духовного оружия. Нежная кожа, яркие глаза и губы, идеально правильные черты лица, длинные ресницы. От самих глаз, кажется, расходятся лучи в разные стороны. Шикарные развевающиеся волосы, легкие струящиеся одежды на идеальной гибкой фигуре. Лань Сичэнь стукнул дверью шкафчика, Хуайсан очнулся от созерцания прекрасного портрета и мигом оказался возле него. Лань Сичэнь ничего не сказал, а сам Хуайсан поостерегся спрашивать. Вдруг это его большой секрет? И он потом больше не пригласит его в свою комнату? Возвращаясь к себе, Хуайсан думал о том, что никогда еще не пробовал рисовать портреты. Придя в комнату и приводя себя в порядок, он подумал о том, что как только начнутся каникулы, он обязательно начнет учиться рисовать портреты. Очень уж хотелось нарисовать для себя портрет прекрасного одноклассника. Но каникулы были еще не скоро. И пора было идти на завтрак. На завтрак Вэй Усянь не пошел, как всегда, зато на ужин потащил Цзян Чэна и Хуайсана в хунаньскую кухню. Здесь готовили весьма изысканные блюда с разнообразными специями и соусами. После гусуланьской диеты это был самый настоящий праздник для желудка. Хуайсан смотрел на лицо прекрасного одноклассника и уже представлял как он его будет рисовать. «А может попросить его мне попозировать?» Они заказали отдельную комнату, было хорошо и уютно, Хуайсан был рад, что Вэй Усянь не стал его высмеивать за вчерашнюю пьяную выходку, хотя было еще по-прежнему очень стыдно. Сегодня был прекрасный день, Хуайсан без проблем передрал своим красивым почерком контрольную с листочка, который дал ему вчера ночью Вэй Усянь. Удачный день, прекрасный ужин в шикарной компании, Хуайсан все-таки смог немного расслабиться и уже перестал каждый раз дрожать и краснеть от каждого слова или взгляда прекрасного Вэй Усяня. Они пришли как раз перед отбоем, так что даже не пришлось ломать барьер. И, тем не менее, как назло им попался навстречу Лань Чжань, который не преминул смерить всю компанию свирепым взглядом. — Почему он на нас так смотрит? — поежился Хуайсан. — А по-моему он смотрит только на Вэй Усяня. Вэй Усянь покрепче сгреб юношей за плечи и усмехнулся: — Он когда-нибудь досмотрится. Я доберусь до него. Посмотрим тогда, как он запоет. Повернувшись к Лань Чжаню, он произнес с ухмылкой на прекрасном лице: — Лань Чжань, ты что следишь за нами? Почему я постоянно на тебя натыкаюсь? Лань Чжань молчал и продолжал сверлить всю компанию холоднющим взглядом. Вэй Усянь усмехнулся, смерил насмешливым взглядом нефритовое изваяние и с иронией в голосе продолжил: — Ну? Что молчишь? Ты что-то хочешь мне сказать? Говори. Или снова язык проглотил? Безмолвный страж порядка неожиданно вздрогнул, опустил глаза и пошел быстро прочь. Вэй Усянь уже смеялся вовсю: — Куда же ты? Испугался? Неужели я такой страшный? Лань Чжань, а ну-ка посмотри на меня! Белая фигура судорожно дернулась в сторону и быстро скрылась из виду. Вэй Усянь пожал плечами: — Вообще не понимаю, что ему надо. Вечно таскается следом, а стоит с ним заговорить, так сразу сбегает. Весьма странный тип. Хуайсан удивился: — Да, действительно очень странно. Не может быть, чтобы он тебя боялся, Вэй сюн. — Я тоже так думаю, — ответил Цзян Чэн, — сколько вы с ним фехтовали. Он ни разу не испугался. Что это с ним? Хуайсан ответил: — Неужели ненавидит? Только вот за что? Вэй Усянь пожал плечами: — Тоже не понимаю. Достал он меня. Надо придумать, как над ним подшутить. Хуайсан закивал. Ему уже в голову пришла сумасшедшая идея. Цзян Чэн же предупредил: — Смотрите осторожно. Если дойдёт до учителя Ланя, то потом беды не оберешься. — Но мы же совсем немного, — Вэй Усянь сделал невинную мордашку и хлопнул длинными ресницами. Юноши вдруг оба уставились на него, не в силах оторвать взгляда. Первым отмер Цзян Чэн. Он отвел глаза и нахмурился. Хуайсан же таял от счастья, от созерцания сногсшибательной красоты. Придя к себе, Хуайсан хотел записать все свои впечатления в дневник, но рука сама потянулась к книге, которую он так и не убрал со стола. Открыв её, он сначала одним глазом, преодолев стыд, потом обоими сразу разглядел хорошенько картинки и описание. Теперь он понял, чего больше всего ему хотелось. Он с трудом подавил в себе странные эмоции, взял дневник, немного подумал. «Дорогой дневник, прости, что не мог вчера тебе рассказать о моем недостойном поведении. Я вчера напился с Вэй сюном. Вернее, Вэй сюн не был пьяным, его перепить невозможно. До чёртиков напился один я… И натворил такого, что мне до сих пор стыдно. Но Вэй сюн не осуждает меня и не смеётся, наоборот он жалеет и даже помогал мне вчера. Я не знаю почему со мной вдруг такое произошло, но все началось с одной книги. Она называется «Сборник Луньяна.» Это был в свое время знаменитый и очень умный советник при дворе императора. Ну так вот, вышло так, что этот человек был любовником самого императора и составил сборник о плотских утехах с картинками и подробным описанием. Увиденное на картинке глубоко потрясло меня и долго не выходило из головы. Будучи пьяным, я начал ощущать как у меня разыгралась фантазия. Мне захотелось оказаться на месте одного из мужчин на картинке. Желание было очень сильным, что я мечтал отдаться Вэй сюну неважно где. Желание было настолько всепоглощающим, что мое тело горело как в огне. Вэй сюн же не догадался о моем состоянии, он думал, что мне плохо от выпитого вина и пытался помочь мне, облегчить моё самочувствие. Но что он мог сделать, когда от его прикосновений из самого сердца рвалось пламя такой силы, что я не мог сдержать стонов. Это было и мучительно и сладко. Но когда Вэй сюн упомянул о Лань Чжане, все мое состояние как рукой сняло. Что со мной было? Я так и не понял. Что если Лань Чжань слышал мои стоны, когда вышел на дежурство после отбоя? Не потому ли он смерил меня злобным взглядом утром на тренировке? Он мог спокойно зайти и потащить меня к храму предков, чтобы наказать. Но он этого не сделал. Почему? Может потому, что Вэй сюн был в этот момент со мной? А суровый страж порядка вообще последнее время избегает попадаться Вэй сюну на глаза, хотя сам глаз с него не сводит. При чем злых глаз. Да и вообще он ни с кем не здоровается, где же его хваленые манеры? Словно это и не второй нефрит вовсе. За время учебы почти каждый успел попасть под проклятые ферулы. Не попался пока еще я, Цзян Чэн и еще несколько учеников. Вэй сюн попадался на нарушениях правил уже не раз и не два. Но Лань Чжань его ни разу еще не наказал. Он даже ничего не сказал дяде. Но Вэй сюн… Он такой хулиган! Он регулярно дразнит Лань Чжаня. При чем он совершенно безнаказанно издевается над ним. И наш страж порядка упорно молчит, только косит своим ледяным взглядом и каждый раз убегает от острого языка Вэй сюна. Очень странно. Но еще странее мое состояние. Почему меня так тянет отдаться во власть сильных рук Вэй сюна? Я мечтал, что он прижмёт меня крепко к кровати и… Я с ума сошёл! Да и не нужен я ему! Но я рискую потерять нашу дружбу, если правда раскроется. Придется молчать и не говорить ничего лишнего. Он ни в коем случае не должен знать о том, что творилось вчера ночью в моей душе. А, тем более, с моим телом. Иначе я потеряю самого лучшего друга. А для этого особенно тщательно надо следить за количеством выпитого. И не только за этим надо следить.» Написав, он оглядел комнату, взгляд задержался на кровати. Он подошёл и сел на краешек. Рядом было примято, Хуайсан так и не заправил постель. Он вздохнул. От кровати исходил еле различимый аромат горных трав и цветов. И…лотосов. Хуайсан прижал к лицу одеяло. Его руки касались этого одеяла не раз. Хуайсан вдохнул свежий цветочный запах и чуть не заплакал от нахлынувших чувств. Снова сел за стол и написал на полях: «Меня сегодня обняли бесчисленное множество раз. Но самые запоминающиеся были, когда он вел меня по горной тропинке. Как хорошо было ощущать себя в надёжных, сильных руках. Для меня весь мир в этих руках, в этих глазах, волосах. А как мы перелетели через стену? Это было незабываемо. А когда он обнимал мои плечи и на нас смотрел с мрачной злобой Лань Чжань. Но он бессилен перед Вэй сюном. Может Вэй сюн знает заклятие, которое делает Лань Чжаня бессильным. Кто знает? Но… Я узнал про себя странные вещи. Сегодня я понял одну истину. Мне очень нравится быть в его власти. Я готов отдать ему всего себя. Безоговорочно. Пусть делает со мной все, что захочет. Главное, что это он… Что со мной не так? Я еще не разобрался… Но Вэй сюн не должен этого заметить. Я понял, что как только накатывает очень странное состояние и появляется тяжесть внизу живота, то надо стараться думать о Лань Чжане. Тогда это странное состояние снимает как рукой. И в этом мое спасение.» Потом на полях приписал: «Если считать вчера и сегодня, то полных четыре раза. Итого уже семь раз.» Хуайсан перечитал то, что написал. Надо ложиться спать. Завтра занятия. А учитель Лань и так последнее время ходит очень уставший и злой. Лучше лишний раз не нарываться. Лань Цижэнь все-таки написал письмо. И не одно. Причиной для писем послужила вовсе не канарейка. Разворачивались события гораздо большего масштаба. Всё-таки Облачные глубины не смогли устоять от солнечного удара подобной мощи. Это было больше, чем стихийное бедствие. Аскетичный орден Гусу Лань за каких-то пару-тройку недель превратился стараниями солнечного юноши в самый настоящий трактир. Ученики распивали вино по ночам, устраивали днем веселые потасовки. Никто не ходил чинно и благородно. Сами адепты Гусу Лань тоже расслабились. То там, то здесь раздавался веселый смех, ученики после уроков сбегали в поселок поесть вкусняшек. Всякую всячину начали приносить в Облачные глубины, многие адепты сурового ордена тоже забросили свою монашескую диету и обьедались паровыми пирожками, булочками, сладостями и жареным мясом. Кто был посмелее, добавляли в еду острые приправы. На Вэй Усяня смотрели как на божество. Его слушали, им восхищались, за ним шли в огонь и в воду, все стремились с ним дружить. Но, что самое странное, Лань Чжань ходил за ним тенью мрачнее тучи, явно жутко страдал от подобного безобразия и острого языка Вэй Усяня, но дяде упорно ничего не докладывал. Лань Сичэнь же смотрел на все сквозь пальцы. Он не страдал. Ему нравилось. Хуайсан уже не удивлялся, он уже знал, что отношение Лань Сичэня к прекрасному юноше было особым. Неожиданно вернулся Мэн Яо. Оказалось, что отправив Мэн Яо присматривать за младшим братом главы Не, управляющий просто не мог найти лучшего решения. Теперь наш милый юноша прибыл как представитель от имени главы Цинхэ Не, хотя сам глава даже в глаза его не видел. Весьма забавно. Хуайсан, как только увидел, что к нему вернулся Мэн Яо в качестве надзирателя, очень обрадовался. Получив гневные письма, многие главы кланов сьехались, чтобы навести порядок в головах своих отпрысков. Наблюдая очень интересную картину, Мэн Яо спросил; — Что произошло? — Старик впал в неописуемую ярость и настрочил кляузные письма во все кланы. Теперь родители им устроят. — За что? —удивился Мэн Яо. — О, есть за что. Раньше молодые ученики и без того были непоседами, но никто не решался пойти против установленных правил. — Что же вы натворили? — О, с появлением Вэй сюна, все кто мечтал пошалить, теперь вдохновились его смелостью, и теперь бродят по ночам и распивают алкоголь. Ну и я в том же числе, —со смущенной улыбкой потупился Хуайсан, —поэтому я так обрадовался, что брат сам не приехал, а послали тебя. Тебе брат сам сказал? — Нет, он меня так и не заметил. Это ваш управляющий послал меня. Ему было некогда искать, у него было много срочных дел, потому он заметил, что у меня мало работы. Только за канарейкой смотреть. Это может и мальчик слуга делать. Я ему все показал. — Ну хорошо. Главное, чтобы моя канарейка была в порядке. Мэн Яо покачал головой: — Молодой господин Не? Все так серьезно? — Да, очень, совсем никто не слушается. Страх потеряли. И действительно. С каждым днём становилось всё хуже и хуже. Родители устроили своим осмелевшим чадам не слабую взбучку. Как-то утром Хуайсан увидел, как глава Цзян выходил от учителя Ланя. Тот ему жаловался на Вэй Усяня. Но Цзян Фэнмянь даже ухом не повел, на все жалобы он только ответил: — Ин всегда был таким. Пожалуйста, обучите его хорошим манерам, господин Лань. Вэй Усяня вновь наказали. Лань Цижэнь не нашел лучшего способа, как засадить неисправимого хулигана за переписывание горячо любимых правил. Поначалу он не очень-то беспокоился. Наказанием всегда было переписывание текстов, а Вэй Усянь никогда не испытывал недостатка в добровольцах, желающих сделать это за него. Лань Сичэнь зашел в библиотеку и сказал Хуайсану, который уже третий раз переписывал Сборник о Благонравии: — Хуайсан, кто-то доложил дяде, что вы переписываете вместо молодого господина Вэя правила. И дядя велел поставить надзирателя над ним, чтобы никто не посмел быть рядом и помогать. — Кого же? — настороженно спросил находящийся рядом Цзян Чэн Он только что зашел перед Лань Сичэнем, чтобы сложить переписанные аккуратной Хуайсановской каллиграфией листочки и отнести учителю Ланю. — Это Ванцзи, — вздохнул Лань Сичэнь. Мальчики на минуту оцепенели от страха, потом сочувствующе закивали головами. Цзян Чэн почему-то напрягся. — Нужно предупредить Вэй сюна, — сказал Хуайсан. Они вышли из библиотеки и пошли навстречу Вэй Усяню, чтобы предупредить его. Он только что возвращался с прогулки с группой одноклассников. Услышав подобное, он удивился: — О как, но Не сюн, ты же допишешь этот проклятущий сборник за меня. Хуайсан вздохнул. Ему было стыдно за то, что он не сможет быть больше полезным. Но, ничего не поделаешь, это было не в его власти. — Вэй-сюн, я больше не смогу помочь тебе, хоть и очень хочу. Тебе придётся пройти через это самому. Вэй Усянь спросил: — Почему? Не Хуайсан ответил: — Ста… Господин Лань приказал тебе переписать Разделы о Добродетели и Надлежащем Поведении. Раздел о Надлежащем Поведении был самым сложным из всех двенадцати разделов свода правил Ордена Гусу Лань. Он был ужасающе длинен и скучен, содержал множество цитат из классической литературы, а также содержал невероятное количество редких иероглифов. Перепиши его один раз — и навсегда потеряешь радость в жизни, перепиши десять — и тут же вознесёшься на Небеса. Не Хуайсан добавил: — И ещё он сказал, чтобы во время наказания никто не болтался рядом и не вздумал переписывать правила за тебя. Вэй Усянь полюбопытствовал: — Как он узнает, я их перепишу или не я? Он же не приставит ко мне неусыпно бдящего стражника. Цзян Чэн со вздохом ответил: — Именно это он и сделает. Изящные брови поползли вверх. Вэй Усянь произнёс: — Что ты сказал? Цзян Чэн объяснил: — Тебе запрещено выходить на улицу. Вместо этого сейчас ты идёшь в библиотеку, поворачиваешься лицом к стене и начинаешь переписывать правила и размышлять о своём недостойном поведении. И, конечно же, там будет человек, который будет приглядывать за тобой. Стоит ли мне говорить, кого именно к тебе приставили? После этой фразы Цзян Чэн страдальчески закатил глаза, а Хуайсан смотрел с сочувствием. Оказаться один на один с этим ужасным Лань Чжанем! Нет ничего страшнее, казалось бы. Они проводили с остальными учениками Вэй Усяня до дверей этой унылой библиотеки, где на втором этаже уже витал, словно белое привидение, страшный и ужасный Лань Чжань. Все шли понурившись, словно провожали однокашника в последний путь. — Держись, Вэй сюн… — Мы мысленно с тобой… — Братцы, не забывайте меня, если вдруг меня уморит насмерть этот Лань Чжань. — Не забудем, не забудем… — Вэй сюн, держись… — Мы будем скучать, Вэй сюн… Приятели полезли к нему обниматься, плюнув на запрет. Кто-то даже смахнул скупую мужскую слезу. Душераздирающие проводы Вэй Усяня в унылую библиотеку прямо в пасть к страшному подмастерью завершились. Итак, наш прекрасный нарушитель ступил на сложный этап стези перевоспитания.