Незнайка.

«Прекрасное солнце и теплый денёк. Любимых друзей я своих обнимаю. Здесь весело, я уже не одинок. Немного окреп и уже не страдаю. Идём на полянку, где море цветов. Гуляем по лесу, цветы собирая. Счастливая юность и рвётся восторг, Наполнившись солнцем до самого края… Но…злой нефрит косит свирепым глазом. Как будто ненавидит всех… Всем настроенье он испортил разом. И в горле застревает смех…» С некоторых пор Хуайсан стал замечать, что Мэн Яо взял в привычку прогуливаться еще до подьема, так как сидеть постоянно в комнате было тяжко, а столь ранним утром он не рисковал нарваться на кого-нибудь из учеников. Или, того хуже, на Лань Чжаня, который в это время уже уходил к себе, если у него было ночное дежурство. Благодаря необычайной изворотливости и осторожности Мэн Яо пока еще благополучно никому из Ланей не попался ни разу. Хуайсан теперь был не один и ему пришлось учиться контролировать не только свои мысли, но так же и сон. Это было не так то просто и часто бывало так, что приходилось подолгу лежать без сна, пока юноша не заснёт. Но независимо хорошо он спал или плохо, он так же, как всегда с ленивым и недовольным видом шел на тренировочное поле, без особого энтузиазма махал деревянным мечом первые полчаса. Потом уставал и остальное время сидел тяжело отдуваясь и обмахиваясь веером, просто любуясь на красивый поединок Лань Чжаня и прекрасного, грациозного Вэй Усяня. Досматривал словно идеальный танец с мечом, потом шел в свою комнату, жаловался Мэн Яо, что у него все болит. Следующий час он клевал носом над учебником. Потом шел на завтрак и на занятия. А Мэн Яо, крадучись короткими перебежками, добравшись до ворот, уходил в поселок за нормальной едой им к обеду. Неожиданно Хуайсан увидел в столовой Вэй сюна. Что было совсем непривычно. — Вэй сюн, ты что здесь забыл? — Меня не выпускают за территорию, — пожаловался Вэй Усянь, — и в эту ужасную библиотеку надо идти сразу после уроков. Он оглядел зал, ища свободное место. Поскольку Вэй Усянь не имел привычки здесь принимать пищу, то Цзян Чэн и Хуайсан не занимали для него место. Единственное свободное место было напротив Лань Чжаня, который уже чинно, благородно восседал за столиком и тщательно пережевывал пищу. Цзян Чэн и Хуайсан хотели подвинуться, но адепт, следящий за порядком сказал: — Не положено больше двух человек за одним столом. Цзян Чэн и Хуайсан переглянулись. Садиться с подмастерьем, от одного вида которого уже тряслись поджилки, никто не рискнул. Вэй Усянь немного помедлил, но ничего другого не оставалось, как сесть напротив своего сурового надзирателя. Обычно ученики сами подходили к поварам и те подавали им блюда на подносе. Но, Лань Сичэнь, увидев Вэй Усяня, сказал адепту: — Молодой господин Вэй здесь впервые и он не знает порядков, пожалуйста обслужите его. Лань Сичэня очень любили и уважали, поэтому адепт почтительно кивнул, охотно принес поднос с блюдами и поставил на стол перед Вэй Усянем. Положено было пить сначала противный травяной отвар. Потом капустный салат, суп с овощами и рис. Вэй сюн попробовал отвар и скривился так, как будто ему гадость какую то подсунули. Но даже с гримасой отвращения на лице он выглядел очаровательно. Прекрасный юноша отставил от себя остальную еду, даже не притронувшись и спросил у ЛаньЧжаня: — И этим вас кормят? На что Лань Чжань ему ответил: — За едой говорить запрещено. — Да я же и не ем как раз. Вэй Усянь отложил палочки для еды. Взгляды всех в столовой были прикованы к весьма забавной парочке. Все ждали комедию в стиле солнечного мальчика. Даже адепт следящий за порядком в столовой забыл, что надо сделать замечание. Лань Чжань же оторвался от чашки с едой, тщательно прожевал, потом спросил: — Почему? — Потому что это есть невозможно. Лань Чжань помолчал, проглотил ложку супа и спросил: — Почему это есть невозможно? Вэй сюн ему говорит: — Потому что это не еда. Это что то ужасное. Я это есть не буду. Лань Чжань очень удивился и спросил: — А что бы ты хотел? Вэй сюн с возмущением ответил: — Да даже жареные арбузные корки в сто раз вкуснее, чем эта гадость, которой вас кормят. Все сразу сообразили, что это шутка, но Лань Чжань вдруг задумался. Он даже есть перестал. Так и сидел до конца обеда с озадаченным видом. А Вэй сюн засмеялся и даже не притронулся к еде. — Я пошел, у меня еще остались паровые пирожки. Все уставились на подмастерье, так как знали, что старик поставил его пасти Вэй Усяня. Как он поступит? Вэй Усянь легким ветерком выпорхнул из столовой, оставив за собой нежный цветочный аромат и легкий вздох присутсвующих учеников сопроводил это чудное явление. Лань Чжань долго сидел, словно хотел переварить в своей голове только что сказанное Вэй Усянем. Видно было, что второй нефрит весьма озадачен. В зале послышались тихие смешки. Лань Чжань же отмер, доел свою порцию и придвинул к себе второй поднос с едой. Все знали, что еду в тарелках оставлять категорически запрещалось. Лань Чжань невозмутимо посмотрел на тарелки с едой и взялся за палочки. Цзян Чэн прошептал: — Как он может это есть? Да еще по второй порции. — Привычка. У нас другой еды отродясь не было, — так же шепотом ответил юноша с белой ленточкой за соседним столиком. Странное происшествие взволновало всех. Хуайсан поспешил к себе в комнату, чтобы поделиться с Мэн Яо. — Представляешь. Сегодня Вэй сюн впервые пошел с нами на обед. — Почему впервые? — Потому что раньше он ходил обедать в харчевню хунаньской кухни. Но теперь ему запретили выходить на улицу, ему нужно сразу после уроков идти в библиотеку. Переписывать раздел о надлежащем поведении. — Вот как, —удивлялся Мэн Яо, —ваш учитель Лань ужасно строгий. — Да! Ну вот, ему пришлось идти в столовую. А ты же знаешь какая еда здесь. Травяные супы, рис, овощи. Ни мяса, ни специй, ни вкусных пирожков, ни сладостей. А надо сказать, Вэй сюн очень разборчив в еде и понимает толк в изысканных блюдах. Пока Вэй сюн доплелся до столовой, все места оказались уже заняты. Кроме столика за которым сидел Лань Чжань. — Вот как! Интересно, с ним никого не было? — С ним никогда никто не садится. Не любят и боятся. Ну так вот, приходит Вэй сюн в столовую, а места заняты все. И ему ничего не остается, как сесть с Лань Чжанем. Тут подают травяной отвар. Потом травяной суп и рис. Вэй сюн пробует отвар и кривится так, как будто ему гадость какую то подсунули. Он отставляет от себя остальную еду, даже не притронувшись и спрашивает: «И этим вас кормят?» На что Лань Чжань ему отвечает: «За едой говорить запрещено.» Представляешь? Мэн Яо начинает смеяться: — Очень интересно! — Ну да, — продолжает Хуайсан, — тогда Вэй сюн отвечает: «Да я же и не ем как раз.» тогда Лань Чжань отрывается от чашки с едой, тщательно прожевывает, потом спрашивает: «Почему?» — А он что говорит? — А он говорит: «Потому что это есть невозможно.» — А Лань Чжань что говорит? — Он помолчал, проглотил ложку супа и спросил: «Почему это есть невозможно?» А Вэй сюн ему говорит: «Потому что это не еда. Это что то ужасное. Я это есть не буду.» — А как на это Лань Чжань отреагировал? —Он очень удивился и спросил: «А что бы ты хотел?» А Вэй сюн ему говорит: «Да даже жареные арбузные корки в сто раз вкуснее, чем эта гадость, которой вас кормят.» — Ну дает! Жареные арбузные корки? Вот сказал, так сказал? А Лань Чжань? — А Лань Чжань вдруг задумался. Он даже есть перестал. Так и сидел до конца обеда с озадаченным видом. А Вэй сюн засмеялся и даже не притронулся к еде. Сказал, что у него еще остались паровые пирожки и ушел. А самое смешное, ты даже не представляешь! — Что такое? — Самое смешное то, что Лань Чжаня старик приставил пасти Вэй сюна. А нельзя в чашках еду оставлять. Вэй сюн то ничего не стал есть. Лань Чжаню пришлось есть по второй порции и за ним потом убирать посуду, чтобы никто не заметил, что еда оставалась в чашках. А иначе ему достанется. Мэн Яо никогда еще так не смеялся. — Думаете, что он ел из-за того, что его накажут? — Ну конечно, а что же еще? Обязательно накажут. Они отсмеялись, Хуайсан продолжил: — Мы конечно же все остались понаблюдать, как он будет выкручиваться. Он быстренько допил суп, доел рис с овощами. Собрал посуду и унес на кухню. Обычно он самым тщательным образом сидит жует. Но тут пришлось все делать быстро, времени то совсем не было. А тут еще всего по две порции зараз. После этого Лань Чжань со всех ног поспешил в библиотеку. Так боялся опоздать. Да, за нашим Вэй сюном нужен глаз да глаз. — Так они теперь в библиотеке? — Ну конечно, а где же еще? Ведь ему надо приглядывать. Спорим что Вэй сюн его умотает на раз два? — Любопытно было бы на это посмотреть. — Ну вот и мне бы тоже хотелось бы на это взглянуть. Жалко, что первый день мы уже пропустили. Нельзя никому сейчас болтаться в библиотеке. Если только спрятаться заранее. Только как туда проникнуть незамеченным? — Молодой господин, я могу попробовать, —обрадовался Мэн Яо. — Смотри только, чтобы тебя никто не видел. — Я постараюсь. Мэн Яо осмотрелся, во дворе никого не было, после того выскользнул за дверь. Пока его не было, Хуайсан решил записать в дневнике все, что сегодня произошло. «Дорогой дневник, Вэй сюн оказался не просто очень красивым и талантливым. Он очень благороден. Мне до сих пор стыдно за свое ужасное поведение той ночью. А он даже не напоминает об этом. И не смеется надо мной. Подобное поведение равносильно потере лица. Не знаю, понял ли он что-либо по моему виду…скорее всего нет. Но повел он себя очень благородно. В этот день мы сходили в хунаньскую кухню. Он снова обнимал меня. По-дружески конечно, но все равно с ним легко и надёжно. Он каким-то образом сделал так, чтобы я не испытывал мук совести, был ко мне очень чутким и добрым. Ну и конечно же, нам постоянно попадается на дороге Лань Чжань. Поскольку в Гусу есть правило запрещающее обнимать друг друга за плечи, то он смотрит свирепым взглядом, но ничего не говорит. Старик наказал Вэй сюна переписыванием правил. И приставил к нему своего подмастерья, сейчас они сидят в библиотеке вдвоём. Потому, что старик запретил кому-либо болтаться рядом и помогать Вэй сюну. Мне кажется он догадался. Почерк Вэй сюна быстрый и местами немного небрежный. А я старался выводить каждый иероглиф. Надо было не стараться. Думаю, это всё-таки я виноват, что теперь Вэй сюну приходится отдуваться в этом скучном помещении. Да еще в столь неприятной компании. Эх, бедный Вэй сюн!» Потом на полях вывел: «Еще два раза меня обняли. Итого девять.» Внизу приписал: «Хотя, конечно, очень хочется, чтобы он сжал так, чтобы дух захватило. Но это только мечты…» Хуайсан подул на чернила, посидел ещё, потом захлопнул дневник. Мэн Яо все еще не было. Хуайсану ничего не оставалось, как засесть за уроки. Но учёба не лезла в голову, каждый раз Хуайсан поворачивался на любой звук с улицы и с замиранием сердца ждал. Мэн Яо пришел ближе к вечеру. — Ну как? Что там было? — прямо с порога Хуайсан набросился на него с вопросами. — О, было очень интересно. Ваш молодой господин Вэй и там нашел как поразвлечься. — Что же он делал? — Он забросал унылого зануду нефрита бумажками, где писал про него всякие гадости. Хуайсану стало весело: — В этом весь наш Вэй сюн! Но нельзя ему было это в глаза сказать? — Лань Чжань применил на нем их фирменное заклятие молчания. — Вот же какой жестокий! — А когда молодой господин Вэй ушёл, он тщательно собрал все бумажки, сложил в стопочку и унес. Хуайсан забеспокоился: — Интересно, зачем он собрал бумажки? Неужели хочет старику нажаловаться? — Завтра посмотрим, — ответил Мэн Яо. — Надо бы проследить за Лань Чжанем. — А как? Он унес все бумажки к себе в цзиньши. Хуайсан вышел на улицу, побродил по двору, думая о том, как бы выкрасть проклятые бумажки. Хуайсану еще ни разу не приходилось совершать подобное деяние, но ради лучшего друга на что только не пойдёшь. Он кружил возле цзиньши, высматривая есть ли внутри подмастерье. За этим то занятием его и застал Вэй Усянь, возвращающийся с двумя кувшинами вина. — Хуайсан, что ты здесь делаешь? — Вэй сюн, представляешь, Лань Чжань собрал твои бумажки, наверняка покажет старику и нажалуется. — Да брось. Он скорее всего давно их выкинул или спалил. Не переживай по этому поводу. Лучше айда с нами. — Вэй сюн, но старик… — Думаешь я боюсь какого-то старика? Все! Забудь. Выкинь из головы, пойдем расслабимся. День был тяжёлый. Разве мог Хуайсан устоять перед приглашением прекрасного одноклассника? Конечно же нет. Хуайсан вздохнул и пошел вместе с Вэй Усянем в его комнату. Оглядевшись, он понял, что они только вдвоём, Хуайсан вдруг испугался. А что если повторится то же самое, что произошло с ним той ночью? Как тогда он обьяснит свое неадекватное поведение? Или ему тогда весь вечер придется вспоминать о нефритовом надзирателе? Нет, столько времени думать о нем он точно не выдержит. Его нежная психика сломается абсолютно без всякой возможности починить её в будущем. Вэй Усянь посадил его на циновку: — Располагайся поудобнее. Сейчас придет Цзян Чэн. Он за закусками пошёл. Хуайсан вздохнул с облегчением. Вэй Усянь сообщил: — Сегодня у нас вечер поэзии. — Как это? — В этой наискучнейшей библиотеке оказывается не только научные труды и древние трактаты. Я нашел томик стихов. Вскоре пришел Цзян Чэн, принес пирожные, засахаренные фрукты и жареный арахис. — Больше никого звать не будем? — спросил Хуайсан. — А зачем? — удивился Цзян Чэн, — мы не обязаны всех поить. Нам больше достанется. Он разлил вино. — Хуайсан, тебе много нельзя. Будешь пить через раз. — Это почему? — удивился Хуайсан. — А потому, что Вэй Усянь вино пьёт как воду. А ты ещё не привык к такому количеству. — Хорошо, хорошо. Хуайсан был благодарен. Весь вечер юноши пили, лакомились сладостями и читали стихи. Вечер прошел в весьма вкусной, немного хмельной романтичной обстановке. Когда приходила очередь Цзян Чэна читать, Хуайсан в это время смотрел на идеальное лицо Вэй сюна и думал о том, что на всей земле подобного человека не было ещё. И нет подобного ему и сейчас. Когда приходил его черёд читать, то он читал исключительно для Вэй сюна. О Лань Чжане он ни разу даже и не вспомнил, не хотелось портить приятный вечер. Но, тем не менее, ему удалось вести себя прилично, так как оба товарища чутко следили за количеством выпитого Хуайсаном. Разошлись они уже за полночь. Крадучись вдоль веранды, Хуайсан каждый раз вглядывался, не появился ли на горизонте страшный и ужасный Лань Чжань. Благополучно добравшись до своей комнаты, он осторожно приоткрыл дверь и юркнул в образовавшуюся щель. Мэн Яо не спал, он читал какую-то книжку, взятую со стола Хуайсана. Услышав что вошел Хуайсан, юноша поднял голову: — Ну что? Получилось узнать про бумажки? Что-то вы поздно. Хуайсан потянулся и зевнул. — Братец, мы не утерпели. Немного выпили.Скучно, знаешь ли уже столько времени тихо сидеть. Надеюсь, ты об этом не будешь писать брату? — Нет, что вы. Я никогда не буду кляузничать. Ведь мы с вами ровесники. Я хорошо понимаю. — А может с нами тоже как нибудь выпьешь? — Что вы, молодой господин, вдруг ваш брат пришлет нас проверить? А тут и я пьяный? — И то верно. Но мы себя очень тихо вели, мы не шумели. Мы читали стихи. — Вы сказали стихи? — Да, стихи. Вэй сюн где то в этой унылой библиотеке раздобыл томик стихов одного известного поэта. Он своей даме сердца такие стихи писал. Закачаешься! — А что за поэт? Как его имя? Хуайсан назвал имя поэта, Мэн Яо был он незнаком. Хуайсан икнул и пошел спать. Ему всю ночь снилось, как они с Вэй сюном сидят на красивой веранде, увитой цветами. Прекрасный закат красит розовым румянцем щеки прекрасного юноши, ветерок играет шикарными волосами, губы юноши трогает лёгкая улыбка. Они читают стихи и любуются закатом. Просыпаться совсем не хотелось. Утром его разбудил Мэн Яо. Меньше всего ему сейчас хотелось кого-то видеть после столь прекрасного и романтичного сна. Но, романтика романтикой, а учеба учебой. Ничего не поделаешь. Но как Вэй сюн будет жевать эту жуткую еду? Хуайсан не представлял, потому послал Мэн Яо за нормальной едой и для Вэй сюна. Как всегда прошли в унылой атмосфере уроки. Учитель Лань спросил Хуайсана, тот не смог ответить на поставленный вопрос и получил плохую отметку. Никто не смог ему подсказать, а на Вэй сюна в этот самый момент в упор пялился мрачный подмастерье. Когда Хуайсан сел, Вэй Усянь сморщил идеальный нос, показал язык Лань Чжаню и отвернулся от него. Младший племянник учителя Ланя еще сильнее помрачнел и изо всех сил выпрямил идеально в струнку и без того ровную спину. Так и просидел в этой позе до конца урока. После уроков Лань Чжань мигом сбежал в библиотеку. «Странно, чего его туда как магнитом тянет?» — думал Хуайсан, еле переставляя негнущиеся ноги. За этими думами его и догнал Вэй Усянь: — Не сюн, не расстраивайся. Скоро будет контрольная. У тебя будет возможность исправить оценку. — Вэй сюн, ты же не будешь за меня учиться всю жизнь. Мне придётся самому засесть за учебники. — И то верно. — Вэй сюн, тебя Лань Чжань еще не уморил? — Он применял ко мне заклятие молчания. — Ох, какой жестокий. — Ну ничего. Это ему даром не пройдет. Надо будет напоследок приготовить для этого зануды сюрприз. Хуайсан оживился: — Какой же? — А вот вы с Цзян Чэном и подумаете, пока я парюсь над сборником о Благонравии. — О, мы что-нибудь придумаем. — А пока, приглашаю тебя к себе в тёплой компании просто расслабиться. Вэй Усянь хлопнул друга по плечу. Хуайсан присел. — Да…я приду. Обязательно. — Прихвати чего-нибудь вкусненького. А я за вином сгоняю. — Хорошо. Вэй сюн, ты пойдёшь в столовую? — Нет. Надо бы сбегать в посёлок. — Уже не надо. Я купил еды. Пошли. Хуайсан радостный от того, что хоть чем-то может быть полезным для друга, отдал ему корзинку с явствами, которую Вэй Усянь сразу же унёс к себе. «Вот и отлично, — подумал Хуайсан, — а к вечеру надо пойти купить что-нибудь вкусненькое.» От предвкушения предстоящего вечера в приятной компании, Хуайсан забыл даже и плохой отметке. Мэн Яо опять пошел в библиотеку шпионить за свиданием «нефритового чурбана», как он окрестил Лань Чжаня (Хуайсан долго смеялся над этим определением) со «сказочным принцем» (тоже придумал он же). Придя, Мэн Яо с таинственным видом поделился: — Мне кажется, что нефритовое бревно влюблено в вашего молодого господина Вэя. Хуайсан вдруг похолодел внутри: — Что ты, братец, он же монах из монахов. Не может этого быть! — Вы бы видели, молодой господин, как он нс него смотрит. Мне кажется, он скоро протрет на нем дырку. А то, что он постоянно спускает ему проказы и нарушения, это ни о чем не говорит? «А ведь и правда, — подумал Хуайсан, — я заметил чувства Сичэня. А Лань Чжаня не заметил. Просто так не спускают нарушения и проказы. Лань Чжань еще никого не пожалел. Но ведет он себя так, словно ненавидит Вэй сюна. Очень странный тип.» Они еще долго обсуждали подмастерье учителя Ланя, смеялись. Мэн Яо вынес вердикт: — Мне кажется, он ничего так не добьется. Хуайсан не хотел спорить, потому просто ответил: — Кто знает, давай посмотрим. Но Мэн Яо тут же предложил побиться об заклад. Все свои книжки против трех кошельков серебра. Хуайсану ничего не оставалось делать, как согласиться. Он был рад избавиться от ненужного спора. Да пусть хоть сейчас забирает кошельки! Только отстанет от него. Ему и так сейчас приходилось не сладко. Странное состояние возвращалось время от времени. И чтобы Мэн Яо не заметил этого, приходилось самому себе напоминать о нефритовом надзирателе. Странное состояние как рукой снимало в один миг. Но сейчас хотелось сбежать. Впереди у Хуайсана чудесный вечер в прекрасной компании. Тихонько выскользнув за дверь, Хуайсан купил закусок и завалился к Вэй сюну. — Вэй сюн! Но его встретил Цзян Чэн. — А где Вэй сюн? — Мы пошли в посёлок за вином и закусками. Вэй Усянь пошел в винную лавку, а меня отправил, чтобы я ждал тебя. Но…как видишь… Цзян Чэн развёл руками. — Может пойдем его искать? — Куда ты пойдёшь? Комендантский час. — Ладно, тогда давай подождём его. Они сели и стали наблюдать в окно. Хуайсан вспомнил недавний разговор с Мэн Яо. — Послушай Цзян сюн, тебе не кажется, что Лань Чжань как-то странно себя ведёт? — В каком смысле? — Ну смотри. Скольких учеников уже наказали за нарушение дисциплины? Цзян Чэн странно посмотрел на Хуайсана: — Не сюн, что ты хочешь этим сказать? Хуайсан начал издалека: — Ты заметил, как Лань Сичэнь реагирует на Вэй сюна? — Ну так он сам по себе такой. Ему тоже эти правила не в удовольствие. Да и…как сказать? Он же не отвечает за наказания. Хуайсан тогда зашел с другой стороны: — Цзян сюн, ты заметил, что Вэй сюна за все это время ни разу не наказали? Цзяну Чэн закатил глаза, тяжко вздохнул, но отвечать не стал. Они просидели почти целый час, вздрагивая от каждого шороха и подбегая к дверям, когда в комнату наконец то зашел Вэй Усянь. Они бросились со всех ног к нему. — Ну наконец-то. — Мы так волновались! — Все нормально, братцы, давайте пить. Вэй Усянь поставил на стол несколько пузатых сосудов. Юноши присели к столу, куда уже выложили закуски. Хуайсан спросил: — Вэй сюн, надеюсь в этот раз ты не попался? Вэй Усянь насмешливо спросил: — Угадай! — Неужели попался? Цзян Чэн сердито сказал: — Вэй Усянь, а ты везучий, что сказать. И что он тебе сказал? — Он сказал, чтобы я не нарушал так часто. Хуайсан тихо засмеялся: — Кажется Лань Чжань за тебя конкретно взялся. Неужели хочет все-таки перевоспитать? — Пусть попробует! — засмеялся Вэй Усянь. Цзян Чэн опять заворчал: — Ну все равно, лучше бы тебе вести себя поосторожнее. Он и так тебя ненавидит. — Да ладно, давайте не будем о плохом. У нас прекрасный вечер, вкусности и вино. Что может быть приятнее? Да, Хуайсан? — Да, верно. Хуайсан не сводил восхищенного взгляда с Вэй сюна, ощущая, что уже пьянеет от одного только взгляда. Вэй Усянь подвинул ему чашку. Хуайсан выпил. Дальше все было как в тумане. Но он все-таки помнил, что ничего неприличного не произошло. Они смеялись, снова читали стихи, немного сплетничали. Он проснулся утром от того, что его будил Цзян Чэн. — Хуайсан, Хуайсан. Открыв глаза, он увидел, что они все втроём уютненько спят на кровати Вэй Усяня. Вэй Усянь у стенки, рядом с ним Цзян Чэн, а самого краю Хуайсан. Цзян Чэн тормошил его: — Вставай, расходимся, скоро Лань Чжань придет. Давай пока он нас не заметил. Хуайсан тихонько встал, нашарил на полу сапоги, надел. Цзян Чэн и Хуайсан вышли осторожно из дверей и увидели под ногами конверт. Возможно ночью в темноте кто-то его нечаянно затолкнул ногой подальше от порога, потому не заметили. Цзян Чэн сразу заворчал: — Опять этот нефрит-воздыхатель. Как надоел! «Нефрит-воздыхатель? Не может быть!» Цзян Чэн поднял и хотел уже порвать конверт. Хуайсан начал его уговаривать: — Цзян сюн, можно посмотреть, что там? Цзян Чэн приложил палец к губам: — Тише, Вэй Усяня разбудишь. Ничего там особо такого нет. — Ну давай хоть глянем. Хуайсан забрал конверт, прочитал: — «Прекрасному Вэй Ину посвящается. Ты нежный персик мой, ты хрупкое созданье. В твоих ладонях солнце и луна. Ты само солнце, ты очарованье. Глазами красоту я пью до дна. Дай насмотреться, вдоволь надышаться. Хочу смотреть я на тебя всегда. Я не хочу с тобою расставаться. Как жаль, у нас дорога не одна!» Стихи показались смутно знакомыми. Где-то Хуайсан уже читал что-то похожее. Но никак не мог вспомнить. Надо было придумать способ отобрать их у Цзян Чэна. Хуайсан хотел убедиться. Напустив на себя восхищенный вид, он сказал: — Оказывается Лань Чжань пишет весьма красивые стихи. Очень романтично! Можно я заберу их себе, поскольку собираю такие вещи? Цзян Чэн сердито шепотом сказал: — Это уже не первое такое послание в стихах я нахожу возле его двери. — И куда ты их дел? — Порвал конечно же. И выбросил. Хуайсан попросил: — Больше не выкидывай, пожалуйста, а я пополню мою коллекцию. Цзян Чэн, с ворчаньем отдал, но сказал: —С условием, что ты никому про эти письма не расскажешь, даже Вэй Усяню. Так что никто об этих письмах не должен знать. Хуайсан усмехнулся: — Лань Чжань научился такие стихи писать? Там такие шикарные комплименты! Прям песня! Очень красиво! Цзян Чэн нахмурился: — Достал этот нефрит. Шикарные комплименты! Да пошел бы он! Тоже мне, поэт несчастный! Ладно, пошли, а то разбудим. Да и этот влюбленный идиот сейчас появится. Они тихонько закрыли двери и отошли в сторонку. Хуайсан прикрыл лицо веером: — Он сюда придет? Что ему тут делать? — Что, что? Гуляет он здесь по утрам. Мать его! Хуайсан не поверил своим ушам, он хотел убедиться: — Я хочу на это посмотреть. Давай спрячемся и посмотрим. — Было бы на что смотреть! Несмотря на ворчания последнего, Хуайсан все-таки утащил Цзян Чэна за куст, росший напротив. Как и ожидалось, в определенное время неслышно возникло белое привидение в начале галереи. Цзян Чэн напрягся, зашептал на ухо Хуайсану: — Нарисовался. Страдалец, чтоб его. Хуайсана поразило в самое сердце. «Неужели правда?» Он повернулся, прошептал в ответ: — Как романтично. Влюбленный нефрит это что то невероятное. И прекрасное. Кто бы мог подумать? — Влюбленный идиот, — сердито зашептал Цзян Чэн, — только ничего у него не выйдет. Хуайсан хотел что то спросить, но промолчал, Лань Чжань как раз подошел к двери спальни Вэй сюна. Выражение его лица кардинально отличалось от обычного. Оно было мечтательным и вовсе не выглядело страшным, не было того самого выражения, которое так пугало Хуайсана. Он постоял, словно прислушиваясь к звукам внутри помещения. Потом подошел к окну, тихонько заглянул в щелочку, словно любуясь увиденным. А там было на что посмотреть, Хуайсан это доподлинно знал. Когда они уходили, Вэй сюн сладко спал и тени от длинных ресниц отдыхали на нежных персиковых щеках. Длинные блестящие волосы разметались по подушке. Припухлые по-детски губы были сложены умильно бантиком. Хуайсан сам замер, словно видел сейчас глазами второго нефрита прелестную картину. Он понимал в этот момент мрачного подмастерья учителя Ланя как никогда. Лань Чжань постоял еще немного, не дыша, потом медленно пошел дальше. Когда он отошел на порядочное расстояние, Цзян Чэн зашептал: — Видел? Круги нарезает. Хуайсан вдруг неожиданно для себя проникся сочувствием к суровому надзирателю: — Почему ты думаешь, что у него ничего не выйдет? — Потому что Вэй Усянь любит только красивых девушек. Так что несчастному нефриту ничего не светит. Неожиданно вспомнив, что Вэй сюн назвал как-то нефрита хорошеньким, Хуайсан спросил: — Думаешь? — Знаю. А еще Вэй Усянь обещал мне, что никогда меня не бросит. И будет в Юньмэне два героя. — Давай лучше понаблюдаем, — уклончиво отаетил Хуайсан. — Второй молодой господин Лань здесь точно обломается. «Обломается или не обломается, — думал Хуайсан, — но ему-то сложнее всех живётся. У него нет друзей, никогда не было детства, игрушек и вкусностей. Он злой как собака, потому что никогда не ел мяса. И вдруг влюбился. Это не шутки… Представляю как ему сейчас тяжело.» Теперь Хуайсана каждый раз тянуло утром к комнате Вэй Усяня. Ради такого дела он даже встал пораньше. Проводив взглядом одинокую фигуру в белом, он подошел к дверям комнаты Вэй Усяня. Подобрал новый конверт. В этот раз стихи были другие: «Самому очаровательному юноше. Сметает ветер перемен Обиды, старые измены. И ничего не даст взамен. И красота лишь драгоценна. Твоя лишь вечна красота. Ты словно бабочка в полете. В моей душе вновь пустота. Я возвращаюсь вновь к работе…» Хуайсан подумал: «Не знаю, его это стихи или нет, но если Вэй сюн любит поэзию, то он сразу определит автора. А если узнает, кто сюда приносит эти письма, то нефритовому надзирателю точно не сдобровать. Так что я ничего плохого не делаю. Я спасаю репутацию Лань Чжаня.» И он с чистой совестью пополнил свою коллекцию.