Незнайка.

«Ловлю я озера дыханье. Повеял нежный аромат. И мысль в глубинах подсознанья: «Хочу увидеть здесь закат». Прекрасный образ твой поманит, Как тучка в дымке голубой. И на душе тепло вдруг станет. Твой образ унесу с собой. Обрывки солнечного лета, Обрывки смеха и тепла… Благодарю я жизнь за это, Та встреча много мне дала. Да, встреча со своей мечтою… В душе вдруг лотос расцветет. От глаз чужих в душе сокрою… И сердце просится в полет.» Вечером Хуайсан сказал Мэн Яо: — Братец Яо, представляешь что мы нашли у дверей Вэй сюна? Мэн Яо вдруг напрягся, поймав взгляд Хуайсана, тут же расслабился, сверкнул ямочками: — И что же? — Письма. Со стихами! — Вот как! — А ещё мы узнали кто их туда носит! Мэн Яо повернулся к Хуайсану: — И кто же? — А угадай! Хуайсан с загадочным видом внимательно смотрел на странную реакцию Мэн Яо. «Может показалось? Да нет…точно показалось. Какое отношение Мэн Яо имеет к Лань Чжаню? Никакого. Он здесь даже не учится.» Однако сначала выдержал паузу: — Ни за что не догадаешься! Мэн Яо улыбался, но взгляд оставался настороженным. Хуайсан никак не мог понять, почему тот так напрягся. И какое отношение к Мэн Яо имеет Лань Чжань? «Может он просто кого-то боится? Просто не хочет мне признаться? Или думает, что его заметили? Да нет, иначе брат Сичэнь мне бы уже сказал.» Юноша, подумав, спросил: — И кто же? Выдержав небольшую паузу, Хуайсан обрадованно выпалил: — Лань Чжань! Мэн Яо тоже сразу обрадовался, но тут же сделал удивленное лицо: — Да вы что! Вот уж никогда бы не подумал! А откуда вы знаете, что именно он? Может и не он вовсе? — Он, он! Точно! Цзян Чэн уже ловил его у комнаты Вэй сюна. Он подложит, а сам делает вид, что гуляет. Мимо проходил. Ничего не знаю. — А что за стихи? — Ооо, это любовные стихи. Знаешь как романтично написаны! Вот тебе и нефрит. Вот тебе и зануда! Мэн Яо широко улыбнулся, снова сверкнув ямочками, чем наконец рассеял подозрительные мысли Хуайсана. Слишком уж ямочки были искренними. Уже ночью, когда Мэн Яо спал, Хуайсан вытащил дневник. Очень хотелось поделиться своими мыслями: «Дорогой дневник, случилось весьма любопытное. Кажется Лань Чжань точно влюбился в нашего Вэй сюна. Он теперь каждое утро гуляет по утрам возле его комнаты. Гуляет и носит письма со стихами. А еще он заглядывает в щель между ставнями и вздыхает. Влюбленный Лань Чжань! Этот монах и зануда, враг всех нарушителей и неусыпный страж порядка. Это выглядит очень необычно и от того так романтично. И эти стихи… Но стихи весьма странные. Хотя красивые. В них есть рифма, есть изящество, но они как будто переписаны откуда-то. Но разве стал бы Лань Чжань переписывать стихи какого-нибудь поэта? Просто не может второй нефрит, всегда и во всем стремящийся к совершенству красть чужие стихи. Я забрал конверт со стихами. В гусуланьской библиотеке есть поэзия. Надо будет посмотреть. Кстати, каллиграфия безупречна. Вполне возможно, что это он. Надо будет как-нибудь подсмотреть его почерк. Но его свирепые взгляды заставляют сомневаться в его чувствах к Вэй сюну. Хотя то, что его еще ни разу не наказали… В общем я не знаю, что и подумать… Все очень странно… Цзян Чэн ревнует. И его можно понять. С самого раннего детства они везде и всегда вместе. Конечно же ему кажется, что Лань Чжань хочет отнять у него Вэй сюна. Но Вэй сюн вряд ли догадывается о тех страстях, которые кипят вокруг него. Он дурачится, хулиганит, в общем живет полной жизнью. И все равно остаётся первым во всём. Это еще раз доказывает, что он просто гениальный ребенок, одарённый и талантливый настолько, что в его голове просто нет места тем мелким человеческим страстишкам, которые многим из нас откровенно мешают жить полноценной жизнью и сосредотачиваться на учёбе. А он запоминает просто на лету все, что здесь преподается потому, что его разум абсолютно чист и не занят никакими любовными страданиями. Правда есть у него одна страсть. И эта страсть к изобретательству. Его голова всегда полна идей. Но это не мешает ему безобразничать. И эта его отличительная черта восхищает меня. А еще…он настолько захватывающе прекрасен, что невозможно описать словами то сияние и великолепие, что исходит от него. К нему тянутся все. Включая Сичэнь гэ. А сам Сичэнь гэ прячет прекрасную картину, которую потихоньку рисует. И это его тайна. Самое интересное, что я догадывался о чем-то подобном. Но не думал, что это будет так грандиозно, так феерически прекрасно. И это он еще не закончил картину. Вряд ли он её покажет, но очень хотелось бы взглянуть хотя бы одним глазком. Но самое прекрасное это то, что замирает сердце от его объятий.» Он поднял голову и подумал немного. На полях поставил отметку: «Меня сегодня обняли три раза.» Прислушался к ночной тишине. Где-то за окном послышались шаги. Хуайсан погасил светильник и потихоньку выглянул в окно. Нефритовый страж обходил территорию ночным дозором, бдительно охраня сон обитателей Облачных глубин и разомлевший от нежности разум Хуайсана от лишних фантазий. Хуайсан лег спать. На следующий день, Хуайсан вместе с Цзян Чэном пошли прогуляться в посёлок. Стоя в лавке и рассматривая красивые безделушки на витрине, Хуайсан вздохнул: — Эх, жаль, Вэй сюн с нами не может. Цзян Чэн откусил паровой пирожок, второй протянул Хуайсану, третий припрятал для Вэй сюна: — Скоро сможет. Завтра последний день наказания. Откусив с удовольствием пирожок, Хуайсан спросил: — Цзян сюн, ты уже придумал, как подшутить над Лань Чжанем? — Нет, не думал ещё. — Может подсунем этому монаху книжку с весенними картинками? Цзян Чэн покачал головой: — Он накажет Вэй Усяня. Он же праведник. — Спорим не накажет? — Ну ладно, только как мы ему подсунем? — Давай с Вэй сюном поговорим. Цзян Чэн покрутил головой: — Ох, мне все-таки кажется, что это небезопасно. Возвращаясь в Облачные глубины, они долго обсуждали различные нюансы, наконец сошлись всё-таки на том, что стоит подсунуть подмастерью книжку с весенними картинками. Вернувшись назад, они с нетерпением дождались, как только Вэй Усянь пулей вылетит из библиотеки и сразу подступили к нему: — Вэй сюн, ты живой? Вэй Усянь покрутил головой и страдальчески наморщил идеальный нос: — Вроде живой, но как этот зануда заморил меня, сил больше нет. Хуайсан радостно обмахивая его веером, потащил подальше от библиотеки. Оказавшись вне зоны видимости надзирателя, он зашептал: — Вэй сюн, мы тут с Цзян Чэном придумали как можно сделать сюрприз этому палачу. — О, давайте, рассказывайте, — обрадовался Вэй Усянь. Цзян Чэн закатил глаза: — Ох, только меня сюда не путайте. Если вас накажут, то я не участвую. Вэй Усянь махнул рукой: — Да ну тебя! Хуайсан, давай рассказывай. — Мы подсунем ему весенние картинки. Изящная бровь поползла вверх: — Да этот зануда ничего кроме буддийских трактатов не читает. Вряд ли он станет их смотреть. Хуайсан хитро сощурился: — А что если мы поменяем обложку? Замаскируем под древний трактат. Бровь вернулась на место: — Вот как. А это хорошая мысль. Цзян Чэн проворчал: — Только как вы его заставите открыть трактат? Поставите на полку? — Э, нет. Нам надо увидеть его реакцию, а иначе в чем смысл самой шутки? — возразил Вэй Усянь. — А если он завтра не захочет читать? — возразил Цзян Чэн. — Захочет, он каждый раз сидит читает. Значит у нас будет возможность подменить книгу. — Точно! — обрадовался Хуайсан. Цзян Чэн саркастически хмыкнул: — Ага! Вэй Усянь подходит к столу, отбирает у Лань Чжаня книжку и дает ему другую! Братцы, да вы явно перегрелись на солнышке. — Я не перегрелся, — парировал Вэй Усянь, — лучшая часть солнечного дня потрачена впустую в библиотеке без единого лучика солнечного света. Вместо солнца унылый зануда. А ты мне совсем не сочувствуешь. Видите какой я бледный? Цзян Чэн шутливо пихнул Вэй Усяня в плечо: — Не отвлекайся! — Ладно, ладно, я не об этом. Нам надо сейчас придумать, как его чем-то отвлечь. — Только вот чем вы его собираетесь отвлекать? — с плохо скрываемым интересом спросил Цзян Чэн. Хуайсан сказал: — Он всегда такой отрешенный от всего мира. Это должно быть что-то такое, чтобы привлекло его внимание. — Постойте-ка, — вдруг Вэй Усяня осенило, — сколько я в Гусу, не видел еще ни одного портрета, ни одной картины здесь в помещениях на стенах. Одни занудные правила. «А я видел, — подумал Хуайсан, — интересно, что бы сказал Вэй сюн, если бы ему посчастливилось обнаружить подобное в комнате Сичэнь гэ?» Цзян Чэн закатил глаза: — Думаешь подарить ему картину? Хуайсан загорелся: — А что? Это хорошая идея. Цзян Чэн хмыкнул: — Думаешь этого сухаря можно заинтересовать картиной? Я сомневаюсь, что он вообще что-то понимает в искусстве. — Зря ты так, — ответил Хуайсан, — мне все-таки кажется, что Ланям не чуждо чувство прекрасного. — Но только не в случае этого Лань Чжаня. Вэй Усянь ответил: — Обратит или не обратит, но отвлечь можно. — Вот именно. Цзян сюн, Вэй сюн дело говорит. Попытаться стоит. Цзян Чэн снова хмыкнул: — Ну и когда он её будет рисовать? Он повернулся к Вэй Усяню: — Вэй Усянь, пойдем в художественную лавку? Вэй Усянь улыбнулся: — Неа. Пойдем в трактир. — И когда ты будешь рисовать? — Завтра. — Как завтра? — удивился Хуайсан. — Очень просто. Прямо перед ним и нарисую. Там же в библиотеке. — И что это будет? Надо купить краски. — Не обязательно. Нарисую чернилами его портрет. Хуайсан аж задохнулся от восхищения: — Вэй сюн, ты даже так можешь? Цзян Чэн хмыкнул: — Он то? Он много чего может. Вэй Усянь сгреб товарищей за плечи: — Ладно, ладно, пошли, а то не успеем до комендантского часа поужинать. — Мы тебе оставили пирожок, — сказал Цзян Чэн. — Можешь его съесть сам. А я хочу хорошо пропечённый сочный кусок мяса и лапшу с соусом. — Ну и ладно, — Цзян Чэн демонстративно вытащил пирожок и откусил от него. — Эй, эй, это вообще-то мой пирожок, — Вэй Усянь отобрал у него надкушеный пирожок. — Ты сам мне сказал, чтобы я его сам съел, — Цзян Чэн кинулся отбирать назад уже надкушенный пирожок Вэй Усянем. Хуайсан смотрел на них и думал: «Как здорово повезло Цзян Чэну. У него есть такая прекрасная возможность быть так близко к Вэй сюну. Какими бы мы друзьями не были, но я не смог бы вот так запросто отбирать у него пирожки. Просто не решился бы. Да и сам Вэй сюн вряд ли допустил бы подобное поведение в отношении к нему.» Пока они спустились по тропинке, бедный пирожок общими усилиями Вэй Усяня и Цзян Чэна был сьеден до последней крошки в процессе драки. Пока они дошли до харчевни, они оба уже выглядели довольно благовоспитанными мальчиками, вежливо обратившись к хозяйке и заказав блюда, они чинно приступили к трапезе. Наевшись до отвала в хунаньской кухне, они весело пошли назад. Вечером Мэн Яо встретил Хуайсана новостью: — Молодой господин, завтра последний день наказания. — Да, мы уже разговаривали с Цзян Чэном и Вэй сюном. Надо напоследок хорошенько над этим влюбленным нефритом подшутить. Может подсунем ему порнушку? — А как вы это сделаете? — Мы уже обсудили. Вэй сюн все напишет, потом незаметно нарисует портрет Лань Чжаня, когда тот возьмет книгу и начнет читать. Потом преподнесет как подарок. Он, конечно же, скомкает и выкинет. А пока он будет его сминать, Вэй сюн незаметно положит книгу на стол. В это время, пока тот швыряет бумажкой, Вэй сюн подменит книгу. Лань Чжань открывает и обалдевает. А мы будем стоять внизу и слушать, что там происходит. Представляешь? — А если он не сядет читать? — Сядет обязательно. Вэй сюн говорит, что он всегда в конце читает трактаты. Вот мне интересно, столько бумаги Вэй сюн извел на всякую ерунду. Кто там прибирает после него? — Лань Чжань и прибирает, —ответил Мэн Яо. — А художества Вэй сюна куда деваются? — Он их выкидывает. Почему-то Хуайсану не поверилось: — Выкидывает, говоришь? А жаль. Можно было бы посмотреть, может тоже для коллекции оставить себе? Уверен, там те еще шедевры! Ладно, давай мне книжку, я пошел к Вэй сюну. Мэн Яо сунул книгу в руки Хуайсану и тот выскользнул в ночь. Придя к Вэй Усяню, он показал книгу: — Ну что? Вэй сюн, ты принес трактат? — Да, вот он. — Меняем скорее обложку. — Давай. Открыв книжку, Вэй сюн дёрнул изящной бровью. Хуайсан спросил: — Вэй сюн? — Тут какая-то ошибка. Хуайсан заглянул в книгу и понял, что это сборник Луньяна. Вэй Усянь закрыл книжку и вернул Хуайсану: — Больше эту гадость мне не подсовывай. Хуайсан покраснел: — Прости, я не посмотрел. Просто взял первую попавшуюся. Вэй Усянь уже вынес другую книгу: — Помнишь, ты в тот раз её приносил? Здесь девушки красивее. И, вообще, выглядит в общем и целом более эстетично. Открыв книжку и увидев пару в недвусмысленной позе, он удивился: — Ой, нет. Это не то. Кажется девушек кто-то забрал. А эту я еще даже не смотрел, потому и не знал, что здесь такое. Хуайсан заглянул в книжку и тут же отвернулся. В сборнике Луньяна была практически такая же картинка. Только в этой пол людей разный, если хорошо присмотреться. Хотя, с первого взгляда это в глаза не бросалось. Хуайсан покраснел еще больше. — Что делать? — Спросил Вэй Усянь. — Ннне знаю,. — испуганно прошептал Хуайсан. — Боюсь его целомудрие такого не выдержит, — вслух подумал Вэй Усянь. — Может другую? — спросил Хуайсан. — Нет, эту он и вовсе не выдержит. Вэй Усянь подумал, потом сказал: — Ладно, что теперь делать? Все равно рано или поздно он об этой стороне жизни узнает. Здесь ничего необычного. Хуайсан немного подумал и согласился: — Действительно… — Ладно, решили подшутить, чего бояться? Они безжалостно отодрали обложку с ценного буддийского трактата, где говорилось о благонравии и воздержании и аккуратно прилепили на весенние картинки. — Ну вот, теперь порядок, — удовлетворенно кивнул Вэй сюн. Хуайсан вернулся к себе, держа подмышкой сборник Луньяна. Войдя, он зевнул и сказал: — Братец, все отлично. Мы все сделали как надо. А сейчас я спать пойду. Мэн Яо понимающие кивнул и ушел за ширму. Од6ако, положив на тумбочку книгу, Хуайсан долго лежал без сна. Ему казалось, что он неправильно поступает. Он долго ворочался с боку на бок, пока не услышал ровное дыхание юноши за ширмой. Тогда он тихонько встал, зажёг маленький светильник и вытащил дневник. В этот раз он написал: «Дорогой дневник, мне кажется, я не совсем прав. Мне вдруг стало жалко Лань Чжаня. Ведь парень влюблен не на шутку. Теперь мне стало понятно, почему Вэй сюна еще ни разу по-настоящему не наказали за нарушения. Влюбленный нефрит. Это так романтично. Не думал я, что этот монастырский столб способен на подобные чувства. Как интересно наблюдать, когда он бежит к Вэй сюну с очередным письмом. Хотя я не видел лично своими глазами, что эти письма носит именно он. Это нужно еще установить, чтобы знать доподлинно. Но он заглядывает между ставнями. Может просто наблюдает, ведь его поставили следить за Вэй сюном. Или скучает? И бегает по утрам, чтобы просто полюбоваться? Хотя… А там есть чем любоваться. Он не сводит с него глаз. Повсюду бегает за ним. Я так понимаю, не для того, чтобы наказать за нарушение. Иначе бы уже наказал, тем более Вэй сюн, как только прибыл на учёбу, только и делает, что нарушает. Не пропуская еще ни одного дня. Значит Лань Чжань бежит для того, чтобы лишний раз полюбоваться. Мне жаль его. Но Вэй сюн дразнит его и издевается. В этот раз мы придумали новую шутку. Мне кажется, это не совсем правильно. Дорогой дневник, прости пожалуйста. Но Лань Чжань так смешно злится и смущается, что никак невозможно прекратить издеваться. Я плохой мальчик. И я это отлично осознаю. Но издевательства над вторым нефритом приносят столько радости Вэй сюну! И я с удовольствием поучаствую в этом безобразии, если ему от этого будет хорошо и весело. Может я когда-нибудь перестану участвовать в подобных мероприятиях. Ну да. Естественно, подобные забавы не могут длиться вечно. Ничто не вечно. И им тоже придет когда-то конец. Только когда? Как только закончится учеба. А пока еще чуточку посмеемся. Тем более, злой Лань Чжань застращал всех учеников так, что поджилки трясутся от одного его взгляда. Даже осторожный Цзян Чэн хочет поиздеваться, хотя старательно делает вид, что он против шуток над вторым нефритом. Да и сам Лань Чжань ведет себя так, что Цзян Чэн не на шутку разволновался, что тот бегает за Вэй сюном и ищет его внимания. Ну как тут утерпеть, чтобы не подшутить над ним в ответ? Думаю с него не убудет. Тем более, эти не сборник Луньяна, а обычная книжка по парному самосовершенствованию. Но, глядя на рисунки, я бы и сам не отличил её от Луньяна. Женщина одета в нижнюю рубашку и волосы закреплены обычной заколкой так, что на первый взгляд не отличишь её от мужчины. Не знаю, что подумает Лань Чжань. Но другой книжки мы не нашли. Прости, дорогой дневник. Пожалуйста. Я действительно не буду этого делать, как только повзрослею. Обещаю.» На полях написал: «Еще одно обьятие сберегу в своём сердце.» Закрыл дневник, убрал в шкатулку, повернул ключ и спрятал в кармане. Никто не должен догадаться про то, что второй молодой господин Не пишет мемуары. Особенно Мэн Яо. Хуайсан еще не мог определиться, почему именно от улыбчивого мальчика с очаровательными ямочками и приветливой улыбкой ему хочется держать втайне свои действия. Но какое-то внутреннее чутье не позволяло полностью расслабиться. На следующий день, сгорая от любопытства, они всей компанией проводили Вэй сюна в библиотеку. Чтобы не привлекать внимание, стали дежурить по очереди. Последним дежурили Хуайсан и Цзян Чэн. Ближе к окончанию наказания, Хуайсан сбегал и быстренько позвал других учеников. Спрятавшись под большим раскидистым деревом, они навострили уши. Прошло не так много времени. Вдруг наверху с громким стуком резко распахнулось окно и глазам присутствующих сквозь ветви скрывающего их дерева предстал сам страшный и ужасный подмастерье Лань Чжань. На нем в буквальном смысле не было лица. Ученики притихли, они с любопытством и ужасом наблюдали весьма необычную картину. Они еще ни разу не видели его в подобном состоянии. И это было для них в новинку. Зрелище, надо сказать, было очень и очень необычным и очень притягательным. Через секунду до них донесся громкий отчаянный крик Лань Чжаня: — Пошёл прочь! У юношей отвисли челюсти. Кто-то сказал: — Ну дает. — Никогда еще Лань Чжань так себя не вел. Этот крик просто потряс Облачные глубины. Вэй Усянь спокойно с насмешкой ответил: — Ну и ну, ты только посмотри на себя, Лань Чжань. Все-то думают, что ты — чистейшая из жемчужин, благородный человек, который умеет вести себя с достоинством, а оказывается вот оно как. Ты разве не знал, что в Облачных Глубинах запрещён шум? И ты мне прямо так и сказал — «Пошёл прочь!» Впервые ли ты говоришь кому-то подобное… Лань Чжаня вдруг всего просто затрясло. Кто-то сказал: — Ого! Тем временем Лань Чжань обнажил меч и пошёл прямо на Вэй Усяня. Его уже трясло так, что он совсем не мог сдерживаться, казалось, он сейчас просто убьёт нарушителя на месте Ученики быстро ретировались из-за дерева и скрылись в ближайшей рощице, пока нефритовый надзиратель не выскочил за Вэй сюном вниз и не обнаружил их. Но он не выскочил, а продолжал маячить в окошке нефритовым столбом. Его лицо и уши пылали так, что казалось подожгут библиотеку. Оттуда издалека они наблюдали, как Вэй Усянь торопливо запрыгнул на подоконник: — Ну идти прочь, так идти прочь. В конце концов, я в этом исключительно хорош. Можешь не провожать! Он спрыгнул вниз на улицу и, хохоча на все Облачные глубины, пришел в лесок, где его уже поджидала группа учеников, все прямо светились от счастья: — Вэй сюн! — Вот это был концерт! — Это назабываемо! — Да ты просто герой бесстрашный! — А как ты ему красиво сказал! — А вы видели какой он красный? Не Хуайсан в нетерпении спросил: — Ну как всё прошло? Он видел книгу? И как отреагировал? Вэй Усянь, весьма довольный, ответил: — Как отреагировал? Хм! Вы разве не слышали его громкие вопли? Не Хуайсан был настолько переполнен щенячьим восторгом, что ему хотелось просто визжать от удовольствия. Наконец-то, хоть как-то удалось отомстить за все те свирепые взгляды, угрозы и наказания, благодаря которым этот злющий подмастерье держал в страхе бедных учеников. — А как же, слышали! Он сказал тебе идти прочь! Вэй-сюн, я впервые в жизни слышу, чтобы Лань Чжань сказал кому-то «идти прочь!» Как тебе это удалось? Чувство глубокого удовлетворения читалось на лице Вэй Усяня: — Я помог ему преодолеть этот запрет! Событие, которое стоит отметить. Вы это видели? Всё самообладание и достоинство второго молодого господина Ланя, за что его так прославляют старшие, оказались бесполезными против меня. Цзян Чэн заворчал: — И чем ты так гордишься?! Чем здесь вообще можно гордиться?! Думаешь, то, что тебя прогнали — это повод для радости? Своими поступками ты неимоверно позоришь наш орден! Вэй Усянь сделал невинную мордашку и сказал: — Я правда хотел перед ним извиниться. Но он вечно делал вид, что я для него — пустое место. Он так долго мучил меня заклятием молчания, так что плохого в том, что и я немного над ним поиздевался? Я вручил ему книгу с самыми лучшими намерениями. Он повернулся к Хуайсану: — Хуайсан, мне очень жаль твоей драгоценной порнографии. Я даже не успел дочитать её — так она была хороша! Лань Чжань совсем ничего не понимает в любовных отношениях. Я дал ему такую занятную книгу с намерением помочь в познании этой сферы, а он ещё и остался недоволен. И на что ему только такое красивое лицо. Не Хуайсан, весьма счастливый, выпалил: — Не нужно ни о чём жалеть! Я могу дать тебе таких книг столько, сколько пожелаешь! Цзян Чэн хмыкнул: — Ты серьёзно задел и Лань Ванцзи, и Лань Цижэня. Так что завтра готовься к смерти! И никто даже не подумает тебя хоронить! Вэ Усянь отмахнулся и обнял Цзян Чэна, закинув руку тому на плечо: — Да какая теперь разница, я всё равно уже раздразнил его. А ты уже столько раз меня хоронил, так что придётся похоронить ещё разочек! Цзян Чэн ответил ему пинком: — Кыш, кыш! В следующий раз даже знать не хочу, когда ты задумаешь нечто подобное! И смотреть меня тоже не зови! Шутливо переругиваясь, они отходили все дальше и дальше в лес, где расположились на красивой полянке, с наслаждением вдыхая нежный аромат горных трав и цветов, любуясь видами, долго смаковали подробности и смеялись. Хуайсан спросил: — Вэй сюн, он успел хоть рассмотреть картинки? — Только одну. — Какую именно? — Только ту, что была в самом начале. Мы с тобой её видели. — Такая же как и в сборнике Луньяна? — Да, похожая. — И он так разозлился? — Но ты бы видел какие уши у него были красные! Думаю больше сконфузился. Наверняка не видел раньше ничего подобного. Хотя я не поверю. Мне кажется любой подросток хотя бы один разок проявлял любопытство в этой области. Что тут такого? — Да ничего тут такого нет, — ответил другой юноша. — Даже просто чисто посмеяться, каждый это видел, — сказал третий. Кто-то сказал: — Ну как можно быть таким занудным и лишать себя радостей жизни? — А ведь он наш ровесник. Все согласились с этим. Еще немного посмеялись и заговорили на тему еды и вина. У всех сразу разыгрался аппетит. Вэй Усянь поднялся первым: — Ну что? Идём отмечать событие? — Идём! Идём! — обрадовались ученики. Все дружно двинулись вниз, шутливо толкаясь и пихая друг друга, переполненные кипучей энергией счастливой юности. После прогулки они довольно вкусно поужинали в хунаньской кухне и вернулись в Облачные глубины уже перед самым отбоем. Пройдя через ворота, юноши разошлись по своим комнатам. По пути к себе Хуайсан встретил Лань Сичэня, который собирался покинуть Облачные глубины: — Брат Сичэнь, а ты куда так поздно собрался? — В Цайи. Проблема возникла на озере Билин. Местные жители жалуются. Хуайсан вздохнул: — Это завтра тренировку будет проводить учитель Лань? Лань Сичэнь покачал головой: — Дядя собирается завтра к вам в Цинхэ на совет кланов. И с ним несколько старейшин, которые преподают у вас. Скорее всего занятия отменят. «Ух ты, как здорово! Утром скажу первым делом Вэй сюну!» — обрадовался Хуайсан. Жизнь казалось налаживается, становилось все лучше и лучше. Хуайсан пришел к вечеру счастливый и с радостью доложил: — Братец, представляешь как мы посмеялись! Я в таком восторге! Мы все слышали, как Лань Чжань орал! Вот это его Вэй сюн довел! Он первый, кто смог помочь нефриту преодолеть запрет: «В Облачных глубинах нельзя шуметь.» Вэй сюн такой смелый! Он единственный кто его не боится! Как здорово он отомстил за всех этому экзекутору! Знаешь сколько учеников пострадало от его наказаний! Так что Вэй сюн с ним еще мягко обошелся! Мэн Яо улыбнулся: — Тоже так думаю. Ведь ему и самому крепко досталось. Я его отлично понимаю. Он его столько раз затыкал вот этим их гусуланьским заклятием молчания, я то все это видел! А это так унизительно! Я видел как он злился! Каждый день в течение месяца! А еще и воспитывал его как старый ворчун. Хуайсан удивился: — И Вэй сюн не проткнул его за это мечом? Да он просто пожалел его! Тогда я вообще не пойму этого Лань Чжаня. Такие стихи ему пишет и так себя странно ведет. Мог бы быть и помягче! Мэн Яо пожал плечами и улыбнулся. — Я и сам его не пойму. Чего он хочет. Хуайсан сказал: — Мне правда очень жаль. Лань Чжань порвал твою драгоценную книжку. Кстати, Вэй сюн ее даже не успел дочитать. Ты уж прости, я тебе завтра куплю новую такую же. — Кстати, мы же с вами Луньяна ему давали! — Вэй сюн думал что мы ошиблись. Он его выкинул и вместо него вставил ту книжку, которую я ему тогда оставил. Сказал, что там девушки красивее. — А Луньян где? Хуайсан взял с тумбочки книгу и отдал её Мэн Яо: — Вот он. Он мне сразу и вернул. Еще и сказал, чтобы я ему эту гадость больше не подсовывал. Мэн Яо промолчал и снова задумался. Хуайсан подумал, что тот расстроился из-за порваной книжки и поспешил его успокоить: — Братец, не расстраивайся. Завтра утром мы сразу отправимся в книжную лавку. — Вы не пойдете на занятия? — Занятий завтра не будет. Учитель Лань отправился к нам в Цинхэ на совет кланов. А Лань Сичэнь отправился в Цайи. Поступила заявка от местных жителей. Там что-то творится у них непонятное. Увидев, что тот снова задумался, Хуайсан спросил: — Братец, ты завтра не хочешь со мной утром в книжную лавку? Мэн Яо немного помедлив, ответил: — Я пожалуй отправлю вашему управляющему отчеты об учебе. Хочу утром их составить. — Хорошо, — обрадовался Хуайсан, — тогда до обеда я схожу с друзьями погулять, а ты пиши свои отчеты. А после обеда мы сходим за книгами и заодно на почту. Мэн Яо кивнул: — Да, хорошо. Мне как раз хватит времени до обеда. Ночью Хуайсан писал в своем дневнике: «Интересно, почему Лань Чжань так отреагировал на книжку? Неужели возмутился безнравственностью или эта картинка у него у самого в голове крутится? Ведь если у меня разыгралась фантазия и пробрало до самого не хочу. То Лань Чжань парень весьма рослый и уже вполне сформировавшийся судя по фигуре. Неужели он ничего не чувствует? Вряд ли. Именно в таком возрасте брат Сичэнь спрашивал совета у дагэ. Вполне возможно, что его тоже уже коснулась проблема мокрых штанов. Вот не поверю, что он ещё ни разу не испытал ничего подобного. Иначе, почему он вдруг испытал стыд и явно прикрыл свое смущение гневом? Главное, чтобы он теперь не начал мстить Вэй сюну.»