Незнайка.

«Ты моя песня, Ты моя радость. Все интересней Жить мне казалось. Все интересней И все прекрасней. Вэни прилезли, Кончился праздник. Кончилась сказка, Дошли до ручки. Жить по указке Вэневской штучки. Но ты не плачешь, По-прежнему шутишь. Сарказма не прячешь. Не боясь, что получишь.» «Лань Чжань начал писать музыку и песни. Очень интересно. И очень несвойственно его характеру. Неужели всё-таки любовь превратила его в романтика? Вполне возможно. Самое интересное, что Сичэнь гэ не замечает этого. Возможно не хочет замечать? Я не знаю. Если бы он знал, что творится с братом, возможно нашел бы способ как-то поддержать его. Но я никак не могу взять в толк, почему он упорно не замечает? Может потому, что сам страдает по прекрасному юноше? Да, непременно. И я это видел собственными глазами. Как должно быть это тяжело? Когда любишь кого-то и догадываешься, что твой собственный брат твой соперник. Оба брата страдают. Каждый по-своему. И каждый из них тщательно скрывает свою тайну. Мне намного легче в этом плане. Например дагэ знает мою тайну. И не осуждает. Зато может мне помочь советом и делом. Он никогда и ни при каких обстоятельствах не будет болтать о моих чувствах каждому встречному. Я доверяю своему дагэ и знаю, что он всегда меня поддержит. Мне раньше почему-то казалось, что между братьями Лань совсем нет тайн, что они настолько близки, что рассказывают друг другу абсолютно все. Но, как показала практика, они не все даже знают друг о друге. И это плохо. А, возможно, что сам Сичэнь гэ так увлечён своим предметом и погружён в свои собственные ощущения, что просто не замечает ничего вокруг себя. Ему просто не до того, он хочет их подружить, но не вникает в саму суть. Он даже не задумывается, что может выйти из этой дружбы. А вот самому Лань Чжаню нужна ли эта дружба? Он слишком странно ведет себя. Иногда кажется, что он тоскует по Вэй сюну и весьма рад его видеть, а иногда такое ощущение, что он его терпеть не может, прямо ненавидит. Я не понимаю пока ситуации, но думаю, со временем все встанет на свои места и будет понятно. А пока мы все еще подростки и часто наши решения и поведение не всегда соответствует тому, что мы действительно хотим. Когда разумом управляют эмоции и гормоны, можно наломать много дров и наделать кучу ошибок. Мы все сейчас нервные, импульсивные, иногда злые и агрессивные, так что лучше не торопиться с выводами. Один Вэй сюн вовсе не нервничает, а улыбается и сияет как ясное солнышко, согревая всех своими тёплыми лучами. Я так скучаю по его рукам, глазам и улыбке. Мне так хорошо и уютно рядом с ним. Так замирает от восторга сердце, когда я нахожусь в его обьятиях. И тогда у меня такое ощущение, что мне ничего не страшно. Кстати Сичэнь гэ тоже такой весь теплый, уютный и светлый. И чем больше я узнаю его, тем больше нахожу в них общего. В Вэй сюне и Сичэнь гэ. Они так похожи, что даже рядом смотрятся очень гармонично и красиво. Прошло уже почти два года, как Вэй сюн покинул Облачные глубины, я очень скучаю по нашим бесшабашным дням. Он появился и буквально за несколько дней перевернул с ног на голову все многовековые монашеские устои сурового ордена. До сих пор строгие гусуланьские адепты не могут прийти в себя. Это был солнечный удар огромной мощи. Солнечный юноша за каких-то три месяца приучил всех учеников к вину и изысканным блюдам, привил им вкус к простым и доступным радостям жизни. И теперь они никак не могут избавиться от желания выпить хорошего вина и полакомиться вкусностями. Правда с отъездом прекрасного одноклассника их вылазки стали гораздо реже, но они регулярно продолжаются. Солнечный юноша оставил свой неизгладимый след в унылом и строгом монашеском ордене. Еще раз убеждаюсь, что его талант прекрасного организатора просто неоспорим. И он талантлив не только в этом. До сих пор помню его шикарные стихи. И пусть это сатира, пусть стихи довольно хулиганские, но они прекрасны. Зря фея не оценила их по достоинству. Ну да, она девушка, а девушкам такого не говорят. Все девушки очень ревниво относятся к своей внешности. А красивые и вовсе. Но Вэй сюн если что задумал, то ни за что не отступит.» После этого Хуайсан вспомнил и дописал в тетрадку все стихи Вэй Усяня, которые только смог вспомнить. Перечитал их еще раз, радуясь, что память не подвела его. Потом написал: «Я все это время повторял в моей голове всю шикарную поэзию Вэй сюна. Мне кажется, если он попробует написать что-нибудь лирическое, у него это очень хорошо получится. Что значит, когда человек имеет все таланты, которые очень ценятся в человеческом обществе. Но он не хочет и ленится. А лирика его вообще не прельщает. Это говорит о том, что сердце прекрасного Вэй сюна еще пока свободно. Но его хулиганские стихи это просто шедевр! У него действительно много талантов. Еще в очень юном возрасте он уже стал первым учеником. А ведь далеко не все дети способны на подобное. Его слушаются даже взрослые адепты. И это еще раз говорит о том, что он просто прекрасный организатор. Да и просто прекрасный. Он не просто прекрасен, он притягивает к себе взгляды всех, кто хоть когда-то однажды сталкивался с ним. Вон даже Цзян Чэна и того потянуло на стихи. Хотя стихи это вовсе не его, но он всё-таки умудрился сочинить один единственный стишок. В этих стихах вроде ничего особенного нет, как бы о дружбе и взаимопомощи. Но в них мне показалось всё-таки присутствует любовная лирика. Хотя сам Цзян Чэн этого упорно не замечает и называет дружбой. И хотя его любовь незрелая, какая-то детская и эгоистичная, ревнивая, собственническая и какая-то сырая, недоделаная. Но это все-таки любовь. Я понимаю, что он ни за что не признается, даже себе. Но это слишком заметно по тому, как он досадует, если кто-то оказывает Вэй сюну знаки внимания. Он даже к цветочной фее его приревновал. А уж как он его прямо бешено ревнует к Лань Чжаню. А уж как он за Вэй сюном таскает меч, так это и вовсе отдельная песня. Он даже на спине его таскал однажды. Но вряд ли Цзян Чэн добьётся какой-либо взаимности, для этого он слишком закомлексован. Вэй сюн конечно же любит его, но по-родственному, исключительно как брата. Цзян Чэн хотел бы его удержать возле себя и не отпускать. Но как? На одних только родственных чувствах далеко не уедешь. Если только он умудрится женить его на своей сестре. Возможно удастся, ведь они любят друг друга, хотя в их любви нет никакой романтики. Но просто тёплые, нежные чувства и взаимоуважение очень хорошая основа для совместной жизни. Тем более, глава Цзян возлагает на Вэй сюна большие надежды, с его то талантами орден точно добьётся немалых высот. И даже мадам Юй вряд ли будет долго сопротивляться. Она конечно вспыльчивая и с плохим характером, но далеко не дура. Она понимает, что Вэй сюн ценное приобретение для их ордена. Пусть она сейчас частенько орёт на него, но вреда она ему точно не причинит. Хотя своему родному сыну она умудрилась безнадёжно сломать всю психику. Матушка Цзян Чэна умудрилась привить ему такие комплексы неполноценности, что он даже и мысли никогда не в состоянии допустить, что хоть в чем-то сможет быть хотя бы равным Вэй Усяню, не говоря уже о том, чтобы попытаться в чем-то превзойти его. Он уже привык быть во всем на вторых ролях. Но, тем не менее, он хочет, чтобы Вэй сюн вместе с ним управлял орденом. Не потому, что хочет его возвысить по общественному положению до главы ордена, а потому, что совсем не уверен в себе и боится остаться один. Он привык прятаться за спиной Вэй сюна и впадает в истеричное состояние всякий раз, когда приходится принимать в каких-либо вопросах окончательное решение. Но, что самое смешное, каждый раз играет роль самой настоящей няньки при Вэй сюне и даже пытается его воспитывать. Но, тем не менее, участвует во всех шалостях, которые умудряется придумать Вэй сюн. В нем словно живут два разных человека. Один закомпексованный паренек, боящийся строгую и авторитарную мамочку, привыкший быть на вторых ролях, вечно ревнующий и обижающийся. Другой любитель выпить и нарушить правила, любитель похулиганить. Ему хочется насладиться жизнью, но вечный страх осуждения со стороны других людей мешает ему сделать это. Но Вэй сюн целостная личность, он всегда знает чего хочет. Он честный с самим собой, сильный и благородный. А еще он любит жизнь и умеет ей радоваться. Я всегда буду вспоминать наши хулиганские вылазки с теплотой и ностальгией. Это было просто великолепно. И незабываемо. Но прошло время… Вэй сюн вырос и уже вряд ли будет заниматься подобными безобразиями. Он повзрослел стал настолько прекрасным, что от него в буквальном смысле невозможно оторвать глаз. Каждый раз, когда он где-нибудь появляется, взгляды всех присутствующих невольно обращаются в его сторону. Даже суровые гусуланьские девы не устояли перед чарами юного красавца. Я слышал как на женской половине Гусу Лань обсуждали прекрасную внешность Вэй сюна. Кто-то из девушек умудрился повидаться с ним на ночной охоте. Неужели женский отряд специально двинулся в ту же самую местность только из-за Вэй сюна? Кто же из гусуланьских красоток когда-нибудь сразит его сердце? Вэй сюн когда-то установил планку для будущей жены. И хотя это прозвучало в шутку, но в Гусу действительно есть такие девушки, которые вполне в состоянии удержать взрослого мужчину на своих руках. Их тренировки очень тяжелые, мне подобное даже и не снилось. Кстати сказать, я как-то подсмотрел, как они тренируются в стойке на руках. Это зрелище забыть невозможно. Девушки там действительно необычайно сильные, хотя и сидят все на пресной растительной гусуланьской диете. И с виду они выглядят довольно хрупко и изящно. Все они высокие, стройные и очень красивые. Наши девушки в Цинхэ тоже красивы и очень сильны, но вовсе не выглядят настолько хрупкими стройняшками. Видимо все зависит от рациона. Но кто бы знал, какую силу в себе таит эта видимая хрупкость? Ведь не даром они ходят отдельно чисто женскими отрядами. Конечно, с такой то силищей зачем им мужчины? Они спокойно обходятся без них. Вэт это я понимаю! Я против такой красотки просто беспомощный младенец! С моим то ростом и способностями. Кому же все-таки достанется наш Вэй сюн? Многие хотели бы заполучить прекрасного юношу. В том числе и невероятно сильные, суровые гусуланьские красотки. А я? Я просто люблю его. И боюсь спугнуть эту нашу дружбу. Боюсь осквернить неподобающими желаниями. Боюсь даже думать как-то не так. Скоро, очень скоро, подрастёт сильная и смелая молодежь. И тогда кланы объединятся в борьбе против тирана. Скоро новый совет кланов и я снова увижу его.» Хуайсан отложил кисть и стал мечтать, как он увидится с Вэй сюном, он уже соскучился по его обьятиям. Снова взял кисть и написал: «Когда-то я в своих мыслях назвал Вэй сюна лотосовым феем. Я вовсе не шутил тогда. Он настолько прекрасный, настолько неземной, что ассоциировать его с этим нашим миром даже в голову такое не приходит. Он действительно словно из другого параллельного мира, где живут люди-цветы и у каждого свой цветок. А может и вовсе с другой планеты. Если это так, то Вэй сюн человек-лотос. Он даже пахнет соответственно, лотосами и солнцем. Правда когда он вдали от Юньмэна, он пахнет ароматом горных трав и цветов. Но это потому, что он любит гулять на природе, любит бегать по лугу с цветами. Но даже и тогда через этот самый запах пробивается аромат лотоса. Этот аромат обволакивает и необычайно пьянит. Я где-то читал, что цветы лотоса являются сильнейшим афродизиаком. Нет, скорее его необычная красота является этим афродизиаком, на которую слетаются все и люди и звери и птицы. И даже нечеловеческие существа. Все хотят полюбоваться на эту неземную красоту. И с этим ничего не поделаешь. Он действительно лотосовый фей. Прекрасный, неземной, сказочный.» Хуайсан дописал последние строчки. Так не хотелось расставаться со своим дневником. Хотелось писать и писать про необычного юношу. Хотелось излить всё, что есть на сердце и даже больше. Хотелось восхищаться и воспевать неземную красоту, хотелось сочинять стихи. «Скоро, совсем скоро я увижу его на совете кланов.» Но совет кланов оказался совсем не таким радужным. На очередном собрании стало известно, что охотничьи угодья никому из орденов больше не принадлежат. Все были недовольны, но не смели роптать. Орден Цишань Вэнь, пользуясь своим влиянием и могуществом, забрал себе все охотничьи угодья и запретил другим кланам охотиться без разрешения. Впрочем добиться такового разрешения было практически нереально, так как орден Цишань Вэнь мотивировал отказы тем, что у них якобы отбирают добычу. Никто не мог ослушаться, ведь любое неповиновение или возражение приказам влекло за собой обвинение в мятежном духе и опасныых настроениях. И тут же этот клан обвиняли в преступлении против всего заклинательского мира. Опираясь на такие обвинения, орден Цишань Вэнь обьявлял себя освободителем и стирал клан с лица земли, абсолютно уверенный в правомерности своих действий. В этот год несколько небольших кланов прекратили свое существование, хотя было непонятно какие преступления они совершили. Как всегда после совета кланов пришел в гости Лань Сичэнь. Он рассказал Не Минцзюэ: — Представляешь, все мелкие кланы, расположенные вблизи Гусу Лань и бывшие нашими союзниками, оказались уничтожены. Уцелели лишь те ученики, которые находились у нас на обучении. Не Минцзюэ сказал: — Хорошо, что хоть они уцелели. Сичэнь, надо искать других союзников и с ними объединяться. Медлить больше нельзя. Ваш клан может запросто оказаться следующим. Возьми хотя бы охрану из моих воинов. Лань Сичэнь покачал головой: — Минцзюэ сюн, я не могу подвергнуть опасности твоих людей. Нам нужно держать в секрете то, что мы с тобой вместе. Если Вэнь Жохань увидит, что ваши адепты пришли со мной, он поймёт, что мы объединились. Тогда ваш клан объявят мятежным, а ваших и наших сил хватит им противостоять? — Пока нет. Мы еще слишком малочисленны. Но я не могу оставить моего друга в беде. — Я думаю, что они пока на нас не будут нападать. Иначе они бы уже сделали это гораздо раньше. — Не забудь о том разговоре, что слышал Хуайсан. — Но и несчастного случая пока не было. Возможно это только слова и просто пустые угрозы, попытки нас запугать. Не Минцзюэ покачал головой: — Кто знает? Тогда это очень странная тактика. Насколько мне известно, Вэнь Жохань любит наносить неожиданный удар в спину. Так что зря ты не хочешь взять охрану. Мне всё-таки кажется, что в одиночку вам не справиться. — Мы не справимся ни в одиночку, ни вдвоём. Сегодня же поменяю все защитные поля и барьеры. — Хорошо. Но если что, дай мне знать. — Нет, Минцзюэ сюн. Если их цель наш клан, то пусть так и будет. Мы задержим пока их своими силами. Возможно так нам удастся выиграть еще немного времени. Тебе не нужно мне помогать. Ты у нас сейчас самая важная стратегическая фигура. Тебе нужно продолжать подготовку. Возможно мы сможем отвлечь их от самого главного. От удара, который ты готовишь. А мы будем сражаться до последнего вздоха. — Знаешь, Сичэнь. Если бы с самого начала была дружба между Орденами? — Да, ты прав Минцзюэ сюн. Тогда можно было бы рассчитывать на взаимопомощь. А так где может быть подобное? Только между нашими орденами и то только потому, что мы с тобой друзья и названные братья. Не Минцзюэ кивнул: — Это точно. Даже между кланами Цзян и Цзинь не было никаких отношений. Была помолвка, но глава Цзинь пошёл по велению жены, на самом деле у него наверняка были другие планы. Лань Сичэнь вздохнул: — И видя это, ты уже начинаешь понимать, почему все молчат. Мы часто устраиваем соревнования и все кланы уже привыкли к тому, что между ними не может быть дружбы из-за соперничества. Не Минцзюэ ответил: — Конечно, каждому своя шкура ближе. И это плохо, потому, что именно за счёт этой нашей разобщённости орден Вэнь смог так сильно разрастись. Нам надо было спохватиться чуть раньше, раньше объединиться и уничтожить зло в зародыше, пока оно ещё не стало столь могущественным. — Видишь ли, все молчали, а мы были тогда еще слишком малы. — Это верно. И теперь наша задача все изменить. Оба помолчали. Через минуту Лань Сичэнь спросил: — Ты не слышал, Вэнь Жохань уже посватался к ним? Уже почти два года прошло с того их разговора. — Нет, я не слышал. Глава Цзян уже сообщил бы. Лань Сичэнь сказал: — Возможно мы сможем отвлечь их пока глава Цзян готовится к их визиту. Им сейчас грозит опасность. — Но в случае отказа вам грозит опасность не меньше. — Значит примем удар, какой бы он не был. Не Минцзюэ вздохнул: — Сичэнь, я не хочу, чтобы вы пожертвовали собой. — Минцзюэ сюн, но на любой войне бывают потери. Кто-то жертвует для общего блага. Мы не можем прятаться. Друзья обнялись. Потом Лань Сичэнь притянул к себе Хуайсана, обнял обоих братьев и тихо сказал: — Минцзюэ сюн, Хуайсан, берегите друг друга. Хуайсан ощутил, как слезы защипали ему глаза и куда-то ухнуло сердце. Лань Сичэнь ушел, оставив Не Минцзюэ и Хуайсана в мрачных раздумьях. Хуайсан вздохнул и поднял на старшего глаза: — Дагэ, они погибнут? — Я не знаю. Лань Сичэнь сильный воин. В большей опасности сейчас Пристань лотоса. Хотя Гусу им ближе. — Дагэ, но неужели ничего нельзя сделать? — А что мы можем сделать? Только обьединяться и сражаться. Не знаю хватит ли наших сил, но мы все-таки почти два года копили силы. Да и молодое поколение уже подросло и готово сражаться. Вечером Хуайсан писал в своем дневнике: «Случилось то, что все ожидали, но молчали. Орден Вэнь все больше и больше безобразничает. Например клан Вэнь переправляет Бездонный Омут в Гу Су, но никто даже вслух высказать не смел, все боятся говорить вслух. Вот почему? Потому, что людей Ордена Вэнь так много, что они могут в любой момент мимо проходить и слышать наши разговоры. Почему даже в Ордене Цзян боятся говорить открыто, на своих же территориях? Потому что многие заклинатели без зазрения совести отправлялись к Вэням на поклон. Их ряды только пополнялись с каждым днем, но никак не уменьшались и уже с того дня, после Бездонного Омута, они стали ещё могущественнее, ещё больше, ещё страшней. Когда их Орден захватил все охотничьи угодья, опять же никто и слова против не смел пикнуть, все сидели ровно, как будто так и надо. Почему? Боятся. Да, напряжение растет, но пока что никто не стремится в бой. Потому, что орден Цишань Вэнь настолько многочисленный, что он просто может раздавить всех. И это страшно. Вся надежда сейчас только на новое поколение.» Но надежда на новое поколение рухнула на следующий же день В Цинхэ Не явился старший сынок Вэнь Жоханя, Вэнь Сюй с приказом: — «Ввиду неумелого обучения всеми орденами своего младшего поколения и растрачивания их талантов впустую, как минимум по двадцать учеников от каждого клана должны явиться в Цишань конно и с оружием в течение трех дней для прохождения курса перевоспитания под руководством наставников из ордена Цишань Вэнь. В числе двадцати учеников обязательно присутствие отпрыска из главенствующего клана. В противном случае орден будет полностью уничтожен в назидание другим, дабы искоренить мятежные настроения.» — Что это? — рассердился Не Минцзюэ. — Это приказ. И все должны повиноваться. — Мой младший брат не будет заложником в вашем лагере перевоспитания. — Что вы, глава Не! Какой заложник? Это школа, которую мой отец решил открыть для ваших детей. — Школа? Но мне кажется, ваш орден никогда не занимался обучением и не открывал школ для других кланов. — Почему нет? Учитель Лань открыл школу и преподаёт. Почему мой отец не может? Это не надолго. Всего на пару месяцев. Бесполезно трепыхаться, глава Не. Без надёжных и многочисленных союзников вы не сможете оказать должного сопротивления. Неужели вы хотите, чтобы ваш клан погиб? Погибли близкие вам люди, ваш глубоко обожаемый младший братишка? Ваши дядюшки и тётушки? Ведь так? Не Минцзюэ слушал и на руке его, сжатой в кулак, вздувались синие вены. Вэнь Сюй положил на стол приказ и ушел. Хуайсан тихонько подошел к брату: — Дагэ… Не Минцзюэ немного расслабился. — Хуайсан, что ты хочешь мне сказать? — Что мы можем выиграть время. Ты отправишь меня, они будут думать, что победа сейчас на их стороне и их бдительность притупится. А за это время вы потихонечку подкопите силы и обьединитесь. — А ведь ты прав. Взяв вас в заложники, они будут думать, что напугали нас и на какое-то время успокоятся. — Да. Дагэ, я пошел собираться. — Но ведь вы все рискуете погибнуть в случае, если мы все нападем на них. — Дагэ, помнишь ваш разговор с Сичэнь гэ? Кто-то сказал, что на любой войне бывают жертвы. Тем более, если это приказ для всех, то Вэй сюн тоже там будет. Он то уж точно придумает что-нибудь. Будь уверен. Так что мне не страшно. Не Минцзюэ с недоверием посмотрел на своего младшего: — Хуайсан, ты стал намного храбрее. Ты молодец, но…береги себя. Рука старшего легла на плечо. От редкой ласки защипало глаза. Хуайсан вздохнул: — Дагэ. Я постараюсь. По мере возможности. Хуайсан пошел к себе собираться. А старший пошел отбирать девятнадцать юношей. Итак, в числе двадцати молодых адептов своего ордена, Хуайсан прибыл в Цишань. Оглядев большую белокаменную площадку перед лестницей, ведущей к Знойному дворцу, он заметил, что здесь присутствовали адепты из каждого ордена и клана, и малого, и большого. Все они относились к тому же поколению, что и Хуайсан. Среди нескольких сотен молодых людей нашлось немало тех, что уже были знакомы между собой. Многие имели неважный вид, как оказалось, их кланы уже подверглись нападению солдатов ордена Вэнь Юноши и девушки собрались в группки по три-семь человек и тихо переговаривались друг с другом. На лицах присутствующих отражалось явное уныние: похоже, всех заставили прийти сюда, особо не церемонясь и не интересуясь их мнением. Хуайсан, как только вступил на площадь перед белокаменной лестницей, первым делом нашел юношей из Юньмэна и подошел к своим друзьям. Он сразу же решил, что будет держаться возле них. Ощутив на своем плече твёрдую руку прекрасного одноклассника, он немного успокоился и смог уже более спокойно оглядеться по сторонам. Вэй Усянь, оглядев прибывшую молодёжь, показал глазами вперед и произнёс: — А вот и люди из Гусу. Ученики Ордена Гусу Лань стояли с несколько измождённым видом, а Лань Чжань был бледнее всех, хотя по-прежнему сохранял угрюмое выражение лица, заставляющее держаться от него на расстоянии. Он в полном одиночестве стоял в стороне от всех и делал вид, что ему абсолютно все равно где стоять. Вэй Усянь сказал: — Пойду узнаю, что у них случилось. Цзян Чэн одёрнул его: — Не ввязывайся в неприятности! Он потянул Вэй Усяня за локоть и настойчиво не отпускал от себя, так что тому пришлось остаться стоять возле Цзян Чэна. Хуайсан стоял возле Вэй сюна и смотрел на адептов из Гусу, заметив их неважный вид, сказал: — Что же произошло? К ним подошли несколько учеников из Гусу и рассказали, что Облачные глубины подверглись пожару. — Кто же поджёг вас? — Вэнь Сюй. И назвал это очищением, — сказал один из учеников. — Нашего главу смертельно ранили, думаю он не поправится, слишком много крови потерял, — сказал другой. — Остались только совсем юные ученики и учитель Лань, — сказал второй. Все наперебой начали сочувствовать ученикам из Гусу. Один только Лань Чжань не двинулся с места и остался стоять в сторонке с весьма потрепаным видом и хмурым лицом Молодежь давно привыкла к нелюдимости второго нефрита, поэтому никто не обратил на него особого внимания. Один только Вэй сюн, выслушав новости от учеников, повернулся и с сочувствием посмотрел на Лань Чжаня. Хуайсан заметил, что Лань Чжань ждал его взгляда, он почувствовал его взгляд и сразу же мельком взглянул на Вэй Усяня, но потом снова опустил глаза, словно вовсе не хотел, чтобы Вэй сюн видел его в подобном состоянии. Сам же Вэй Усянь был по-прежнему жизнерадостным, несмотря ни на что. Через минут тридцать перед юношами предстал человек, зычным голосом приказывающий всем встать в строй перед высоким помостом. По рядам прошлись несколько адептов Ордена Цишань Вэнь, зашипев: — Тишина! Всем молчать! На помост вышел юноша, немногим старше собравшихся: около восемнадцати-девятнадцати лет на вид. Выпятив вперёд грудь и высоко задрав короткий нос, он важничал сверх меры, внешность его была более, чем заурядной, а его лицо и волосы почему-то казались присутствующим жирными. Это был младший сын главы Ордена Цишань Вэнь, Вэнь Чао. Хуайсан помнил его по событиям прошлого года, с тех пор он ни капли не изменился, только стал еще чванливее. Вэнь Чао обожал выступать на людях и рисоваться перед другими. Он уже немало раз являл свою персону на различных сборищах, поэтому большинство людей знали, как он выглядит. Чуть позади Вэнь Чао, по правую и левую стороны, стояло ещё два человека Слева находилась симпатичная девушка в ярких дорогих тряпках, куча украшений звякала на ней при каждом движении, держалась она крайне надменно. Справа же стоял высокий широкоплечий мужчина неопределённого возраста с равнодушным выражением на лице. Вэнь Чао находился на возвышении, с презрением сверху вниз поглядывая на всех, и, похоже, упивался собственным величием. Он вознёс руку к небесам и провозгласил: — А сейчас всем сдать свои мечи Все понимали, что он требует их мечи отнюдь не с добрыми намерениями, но тем не менее, пока Орден Цишань Вэнь сиял, словно солнце в жаркий полдень, остальные ступали, будто по тонкому льду, поэтому никто не рисковал оказывать хоть малейшее сопротивление. Все присутствующие опасались вызвать недовольство Вэнь Чао, потому что любое ослушание обернулось бы обвинениями в сторону их собственных кланов. А последствия были всем известны. В итоге молодым людям пришлось безропотно подчиниться. Цзян Чэн обеими руками крепко вцепился в Вэй Усяня, тот шепотом спросил: — Зачем ты меня держишь? Цзян Чэн буркнул: — Думаю, как бы ты не учудил чего. Вэй Усянь ответил: — Ты зря переживаешь. Сальный тип, конечно, тошнотворный, но даже если бы я захотел избить его, то ни за что не выбрал бы столь неподходящее для этого время, чтобы вовлекать наш орден в неприятности. Так что успокойся. Цзян Чэн спросил: — Хочешь побить его без свидетелей? Боюсь, эта твоя затея заранее обречена на провал. Видишь мужчину подле Вэнь Чао? Вэй Усянь кивнул: — Ага. Он искусный заклинатель, но явно уже не молодой. Кажется, про таких говорят «поздно расцвёл». Цзян Чэн продолжил: — Его зовут Вэнь Чжулю, но все знают его как «Сжигающего ядра». Он состоит в свите Вэнь Чао исключительно для его защиты. Не вздумай связываться с ним. Вэй Усянь переспросил: — Сжигающий ядра? Цзян Чэн подтвердил: — Верно. Его ладони всем внушают ужас. Кроме того, Вэнь Чжулю пособничает тирану в его злодеяниях. Раньше он помогал Вэнь… Юноши смотрели прямо перед собой, неслышно переговариваясь и заметив, что к ним приближался адепт Ордена Цишань Вэнь, тут же замолчали. Вэй Усянь молча отстегнул свой меч и передал адепту,. Хуайсан сразу отдал свою саблю, ему было не жаль. За все время он так и не подружился с ней. Подняв голову, он огляделся, увидел как Лань Чжань тоже снял со спины Бичэнь и с весьма мрачным выражением лица отдал адептам Цишань Вэнь. В толпе начались волнения. Кто-то запротестовал: — Но ведь меч — неотступный спутник заклинателя. Зачем вы хотите забрать их? Вэнь Чао спросил: — Кто это сказал? Из какого ты ордена? Выйди из строя и покажись мне! Никто конечно же не вышел. Вэнь Чао продолжил: — Вот именно потому, что в ваших рядах до сих пор есть люди, которые, подобно тебе, не признают ни правил приличия, ни иерархии, ни скромного послушания, — вот именно поэтому я здесь, чтобы перевоспитать вас и не позволить загнить изнутри. Вы уже ведёте себя безрассудно дерзко, и если ваши манеры не привести в порядок сейчас, то в будущем обязательно появятся те, кто тщетно попытается бросить вызов сильным мира сего и вскарабкаться на голову Ордена Цишань Вэнь! Хуайсан подумал: «И где это он научился так говорить. А то мне показалось, что кроме слова «хочу» он больше и слов не знает.» Хуайсан оглядел людей, которые пришли забирать мечи и подумал, что с навыками фехтования Вэй сюна и Лань Чжаня они могли бы вдвоём справиться с людьми Вэнь Чао. Но вряд ли юноши безрассудно кинутся драться. Так как неизвестно что станет с их родными, их просто всех перебьют и все. Да и многие бы из молодых людей и их кланы оказались бы в смертельной опасности. После этой процедуры всем выдали сборники произведений ордена Цишань Вэнь, в которых говорилось о подвигах глав орденов и прославленных адептов, а так же их крылатые изречения. После постулатов «перевоспитания», объявленных на общем сборе в Цишань, юношей держали практически впроголодь, их всех стали кормить пустой похлёбкой. Хуайсан спросил: — Вэй сюн, наверное тебе сложнее всех, ты всегда ненавидел пресные супы? — Да, я бы сейчас даже от несоленых тушеных овощей не отказался бы. Цзян Чэн добавил: — Все съестные припасы, которыми обвешала нас сестра, сразу отобрали при обыске. К тому же, никто из учеников ещё не владел инедией (1), потому всем приходилось довольно туго. (1)Инедия — Праноедение, солнцеедение или бретарианство — это разные названия практики полного отказа от еды и воды. Суть самого «перевоспитания» заключалась во вручении молодым людям «Лучших произведений Ордена Цишань Вэнь» — сборника о славных подвигах бывших глав ордена и его прославленных адептах, пестрящего их крылатыми изречениями. Каждый получил по экземпляру вместе с требованием вызубрить от корки до корки всю книгу и навсегда сохранить её в памяти. С этого дня начался самый настоящий цирк. Вэнь Чао не проводил ни дня, не забравшись куда повыше и не разглагольствуя о том о сём. Он требовал громко и в унисон приветствовать его одобрительными возгласами и принимать за образец каждое своё слово и действие. Казалось, его неуемному чванству нет предела. Если же находился кто-то, кто особенно ему не нравился, Вэнь Чао выводил его из строя и прилюдно поносил. В один из дней он отчитывал Вэй сюна, явно рисуясь перед своей мадам и изо всех сил напрягая пустую черепную коробку, чтобы отыскать там выражения пообидней. Вэй сюн смотрел на него с сочувствующей улыбкой, а сама женская особь слева от Вэнь Чао не сводила с красавчика круглых похотливых глазенок, совершенно не стесняясь.