Незнайка.

«Проходят годы ожидания, Нас не пугают расстояния. Проходят, словно пролетят. И вот уж нет пути назад… И вот уже нет возврата нам. И юность вдруг осталась там. За тёмной дымкою дорог. Тебе признаться я не смог… Тебе признаться мне нельзя, С тобою лучшие друзья… Я дружбу не хочу терять. И молча буду я страдать. Ты здесь, ты есть, ты дорог мне. Скажу себе наедине. Скажу себе и не совру. Ступая тихо по ковру, Что заглушает звук шагов… Не потревожу тебя вновь, Такая вот моя любовь…» Хуайсан слушал и в его голове складывалась картина. Когда сожгли Пристань лотоса, погибли глава Цзян и мадам Юй. Тут точно постарался Вэнь Чжулю, иначе эта кучка безмозглых вряд ли одолела семейство Цзян. Цзян Чэн и Вэй сюн пропали. Вполне возможно, что Цзян Чэн тоже пострадал от Вэнь Чжулю. И Вэй Усянь, привыкший заботиться о других, просто вытащил его из пылающего огнем Юньмэна, чтобы спасти. Цзян Янли повезло то, что она на тот момент гостила у бабушки. Дева Вэнь упомянула, что они были у них. И еще сказала про операцию. Теперь стало понятно, почему на столе лежал этот свиток. Хуайсан еще не мог забыть слабый аромат лотоса. Руки прекрасного Вэй сюна держали этот свиток. Значит… Он вполне мог пожертвовать своим золотым ядром для Цзян Чэна?! От этого предположения похолодели руки и ноги, лед проник в сердце. Хуайсан ощутил себя так, словно только что умер. «Неужели? Вэй сюн, зачем? Зачем такие жертвы? Нет! Нет! Я не верю! Возможно, что я просто накрутил себе всего самого страшного. Хуайсан, успокойся, возьми себя в руки. Надо сначала разобраться.» Может быть такое, что он и уговорил Вэнь Цин провести эту ужасную операцию? Но почему такая строгая и принципиальная девушка как Вэнь Цин согласилась на это? «Да нет, не может быть. Она бы точно не пошла на поводу у первого встречного. Ведь она даже не была с ним раньше знакома!» Но он не смог даже сопротивляться, когда его схватили люди Вэнь Чао! «Почему? Почему мой сильнейший Вэй сюн не смог даже убежать от них?» «У него не было источника энергии, чтобы восстановиться после тяжёлой операции?» «Нет…неужели? Да что же это? Ну почему?» Хуайсан представил себе какую боль пришлось стерпеть Вэй Усяню и у него самого схватило живот в районе нижнего даньтяня, так что парализовало нижние конечности. «Бедный Вэй сюн!» На глаза навернулись слезы. «Неудивительно, почему он теперь так изменился.» «Никакой он не демон!» «Это бедный, прекрасный, исстрадавшийся от физической и душевной боли Вэй сюн!» Потерять дом, потерять семью, золотое ядро, потерять все, чем ты дорожил в этой жизни, это вам не шуточки! Вэнь Цин не могла оказать ему помощь, так как после того им пришлось срочно покинуть надзирательный пост. А Вэй Усяня сбросили на могильник, где ему пришлось выживать и залечивать раны. Но Вэй сюн всегда имел светлую и умную голову. Скорее всего он искал способы отомстить и размышлял о различных музыкальных практиках и придумал вот такой способ уничтожения врага. «Все могло произойти именно так. Конечно, это пока еще моя версия. Но что теперь с этим делать?» «Изобрести то изобрел, но они не работают без духовных сил! Значит все на месте? И я зря накручиваю себя?» Пока Хуайсан сидел задумавшись, в трактир ворвался тот самый кастрированный военачальник, о котором только что упоминали. Тонким голосом он отдал команду: — Адепты Цишань Вэнь! Быстро строиться! В Хэцзяне нужна подмога! Все тут же оставили свои закуски и напитки, вскочили из-за столов на построение и бегом поспешили на улицу. Хуайсан прикрыл на всякий случай лицо своим веером. К нему подошёл возница: — Молодой господин, нам нужно срочно назад. Здесь сейчас будет сражение. Больше здесь нельзя оставаться. Мирные люди разбегались прятаться кто куда, возница потащил его за рукав и они с Хуайсаном спешно покинули помещение. Через некоторое время они уже были на надзорном посте. Вэнь Цин велела Хуайсану срочно уходить: — Здесь скоро будет отряд солдат. Молодой господин, вам нужно срочно покинуть нашу территорию. Хуайсану ничего не оставалось, как повиноваться. Уже сидя в повозке по дороге в Гусу, он понял, что все равно безнадёжно опоздал. Наверняка Мэн Яо уже доложил Вэнь Жоханю, что армия Не Минцзюэ находится в Хэцзяне. Потому и готовится сражение. Хуайсан теперь переживал за брата. Но что он мог сделать? Только молить небеса о спасении своего дагэ. Через время пришло сообщение, что Хэцзянь в руках армии повстанцев. Линия фронта становилась все ближе и ближе. Вскоре пришел на пару дней Лань Сичэнь. Хуайсан бросился к нему и рассказал про то, что Мэн Яо переметнулся на сторону врага. Лань Сичэнь улыбнулся: — Хуайсан, не стоит так беспокоиться. Он там действует под прикрытием. Думаешь почему мы захватили Хэцзянь? Потому, что он прислал подробный стратегический план этой местности. — Но он чуть не отравил моего дагэ! — Хуайсан, понимаешь, по-другому поступить наверняка было просто невозможно. Да и выглядело это весьма правдоподобно. — А если бы он насмерть отравил бы дагэ? — Но не отравил же. Наверняка, он рассчитал норму таким образом, чтобы просто обездвижить его. Так что, видишь, он вовсе не имел намерения отравить его по-настоящему. — Но зачем было вообще придумывать весь этот бред с отравой? — Хуайсан, как ты не поймёшь? Подобный поступок с отравлением самого Не Минцзюэ придавал вес беглецу. Да и везде были шпионы. Кто-нибудь это все равно видел. Если бы это была простая инсценировка, то Вэни его просто убили бы. — Но он, как бы тебе сказать… На языке Хуайсана вертелась фраза про то, что Мэн Яо родился в борделе. Он не знал как бы это сказать покультурнее праведному Сичэнь гэ. Подумав, он решил что не стоит сейчас произносить столь недостойные вещи. Да и сам Лань Сичэнь часто слышит, наверняка, что Мэн Яо многие называют за глаза «сыном шлюхи». Так что вряд ли он скажет что-то новое. Да и для самого Лань Сичэня происхождение не показатель благородства. Он спросил только: — Сичэнь гэ, как там Вэй сюн? — Знаешь, изобретенный им новый артефакт вселил надежду во всех нас. Теперь перевес потихоньку намечается уже на нашей стороне. — Здорово. Я всегда говорил, что наш Вэй сюн гений, каких мало. Или даже таких нет. — Да, он действительно гений. И таких нет. Да, таких действительно нет… Он тихо улыбнулся про себя, помолчал, словно что-то вспоминая. Хуайсан смотрел внимательно на Сичэнь гэ, словно ища у него поддержки. Сердце замерло. Через минуту Лань Сичэнь вздохнул: — Вот только…меня настораживает один факт. Он не носит меча. И Ванцзи тоже очень сильно этим обеспокоен. Хуайсан спросил осторожно: — Сичэнь гэ, ты же в курсе, что Вэнь Чао сбросил его на могильник? Лань Сичэнь кивнул. Хуайсан продолжал: — С ними был Вэнь Чжулю. Сжигающий ядра. Лань Сичэнь вздохнул и сказал: — Вот и с Ванцзи мы об этом говорили. Оба замолчали, на сердце стало тревожно. Про свои предположения насчет операции и Цзян Чэна Хуайсан решил не говорить. Ведь это пока только его версия. А, как известно, если ты не можешь доказать это, то ты являешься элементарным сплетником. Хуайсан решил, что пока он не узнает точно, он не станет никому ничего говорить. Да и в этом обществе, где каждый гордится тем, что развил себе источник дополнительной энергии, такого человека посчитали бы никчёмным калекой и стали бы презирать. Хуайсан подумал, что достаточно его самого, которого все считают никчемышем. Но и точных сведений у него все равно не было, так зачем же озвучивать то, что может оказаться всего лишь предположением, основанном на обрывках случайных подслушанных разговоров? Любое высказывание могло оказаться элементарной сплетней. Лань Сичэнь не успел побыть в увольнении своих положенных два дня, как его срочно вызвали. Хуайсан увидев, что Лань Сичэнь покидает Облачные глубины, поспешил расспросить: — Сичэнь гэ, так рано? Даже не отдохнул. — Пришло письмо. Срочно надо быть на передовой. От прибывших на пару дней в увольнение адептов Хуайсан узнал, что Лань Сичэнь снова поспешил в Хэцзян и Не Минцзюэ получил сведения о местоположении врага и нанёс неожиданный удар в Янгуане. Чифэн-цзунь почти всегда нападал первым и одерживал победу за победой. Однако на этот раз вылазка неожиданно привела его прямо к главе Ордена Цишань Вэнь — Вэнь Жоханю. Подобного исхода Не Минцзюэ не предполагал, и вскоре перевес сил сделал своё дело — Орден Цишань Вэнь благополучно справился с налётчиками и одержал верх. Они взяли в плен всех людей вместе с главой клана Не, участвовавших во внезапной атаке, и увели в Безночный Город. Хуайсан, узнав последние новости, долго плакал в своей комнате, пока к нему не постучался один из одноклассников, вернувшийся с поля боя. Увидев заплаканого Хуайсана, он утешил его, сказав: — Хуайсан, не расстраивайся, наш Цзэу Цзюнь обязательно выручит его. — Как? — Между прочим, когда Цзэу Цзюнь узнал, что твой дагэ по истечении нескольких дней не вернулся, он сразу же собрал людей и помчался на выручку. — Как ты не понимаешь? Их сил не хватит. — Не переживай, хватит. По дороге он присоединился к войску ордена Юньмэн Цзян, где Лань Чжань вместе с Вэй Усянем. Хуайсан поднял заплаканные глаза на юношу: — Вэй сюн тоже там? — На да. И это большая удача. Лань Сичэнь теперь воочию увидел, какой мощной ударной силой обладает сейчас наш Вэй сюн. Так что исход войны уже предрешен. — Спасибо тебе. Одноклассник ушел, Хуайсан взял дневник. «Дорогой дневник! Хоть сейчас одноклассник и утешил меня, но сердце мое все равно не на месте. Да, я понимаю, что мой дагэ вряд ли даст спокойно себя убить. Но там этот подлец Мэн Яо. Страшный маньяк. И неизвестно, что ему придет в голову. Прости, дневник, мне так плохо, что нет сил писать.» Хуайсан закрыл тетрадку, не спалось, не сиделось, не лежалось. Была уже глубокая ночь. Но Хуайсан никак не мог успокоить взбудораженные нервы. Он снова встал, открыл дневник, написал: «Дорогой дневник, на подмогу пошел наш Вэй сюн. Я верю ему. Он очень силен. Нет, не может быть, чтобы он потерял ядро, где он берет столько сил? Не может… Но он как-то рассказывал, что хочет изобрести другой способ. Вдруг он его изобрёл? Ох, я не знаю… Но Вэнь Жохань очень хитер и коварен. Что если они убьют Вэй сюна? Да что это со мной сегодня? Ни одной нормальной мысли не могу записать. Прости, дневник!» Прошло несколько дней. В Гусу пришел отряд с радостной вестью: — Победа! Победа! — Вэнь Жохань убит! Остальные прекратили сопротивление и разбежались кто куда! Хуайсан выбежал на радостные возгласы. Никто не соблюдал никакие правила. Все бегали и кричали. Учитель Лань стоял и держал в кулаке свою бородку. По его щеке текла слеза. — Учитель Лань! — прокричал кто-то, — не плачьте! Радоваться надо! Лань Цижэнь улыбнулся, его губы задергались и он пошел к себе. Хуайсан понимал его. — Братцы, победа, победа! — А мой дагэ? — Жив! Жив твой дагэ! Кто-то крикнул: — Вэнь Жохань убит! — Кем убит? — спросил Хуайсан. — Мэн Яо. «Что? — подумал про себя Хуайсан, — Мэн Яо? Неужели искренне? Он мог вот так запросто убить его? Или правда раскаялся и начал новую жизнь?» Не верилось. Но факт оставался фактом. Мэн Яо убил Вэнь Жоханя его же мечом. Кто-то еще добавил: — Но если бы не Вэй Усянь и не его новое оружие, героизм Мэн Яо был бы напрасным. Кто-то еще сказал: — Да он вряд ли бы решился на подобный подвиг, не знай он, что войска повстанцев уже на подходе. — Наш Цзэу Цзюнь повел войска прямо на Цишань и захватил город. При чем в авангарде выступил Вэй Усянь и просто закопал вражескую армию на месте. — А Хангуан Цзюнь помогал ему. Вместе они вообще такая огромная сила, что еще никто не смог их победить. — Эх, если бы они еще не ругались все время, из них получились бы самые лучшие друзья. — Это точно. — Эх, хотелось бы мне еще разочек посмотреть на них в бою. Зрелище непередаваемое… — Эх, я тоже хотел бы, — тихо сказал Хуайсан. — Да, куда тебе, с твоими то навыками фехтования и с твоими силами. — Твой дагэ не пустил бы тебя. Хуайсан опустил голову: — Жаль, но видно я, братцы и вовсе бездарность. Учусь, учусь и никак не могу ничему научиться. Адепты закивали головами, кто-то даже посочувствовал: — Да ладно, бывает. Не всем же быть такими как твой брат или как Вэй сюн. — Или как наши нефриты. Кто-то похлопал Хуайсана по плечу: — Хуайсан, не расстраивайся. Все не могут быть героями. Ты человек искусства. Вот и занимайся тем, что тебе по душе. Хуайсан вздохнул: — Спасибо, братцы. А что он мог сказать? Да, ему сочувствовали, но в их глазах Хуайсан читал фразу: «Ну что поделаешь? В семье не без урода.» Он понуро пошел собираться домой. За те три года, что он провел в Облачных глубинах, он усвоил совсем не так уж много. И то благодаря зубрежке. По крайней мере он стал лучше знать историю, так как большую часть времени учитель Лань все же присутствовал на уроках. Итак, Хуайсан мог теперь вернуться домой. Дагэ встретил его живой и здоровый. Он уже оправился от ран. Хуайсан обнял брата, из глаз потекли слезы: — Дагэ, я так рад что ты жив. — Я тоже рад тебе, Хуайсан. Они долго сидели молча, не зная о чем говорить. Сказать хотелось очень многое, но накопилось так много, что в голове все так перепуталось, потому надо было сначала упорядочить, а потом постепенно разматывать весь этот клубок. На весь этот процесс уйдет не один день. Но именно сейчас все казалось таким мелким в сравнении с радостью от того, что дагэ вернулся живым. Так что именно сейчас все слова были просто лишними. Это был такой момент, когда Хуайсан снова наконец за три долгих года ощутил себя в своей семье. Они оба изменились. Он чувствовал, что старший брат стал самым настоящим мужчиной, прошедшим войну, бурю испытаний. В нем ощущалась та самая непреодолимая сила и твёрдость духа. Хуайсану было и радостно и стыдно одновременно. Радостно от того, что он снова видит своего дагэ. Стыдно от того, что остаётся младшим, бережно оборегаемым от всех невзгод и проблем. Стыдно от того, что все это время отсиживался в Гусу. Стыдно за свою никчёмность. Он взял руку брата в свою: — Дагэ, прости меня. — За что? — За то, что я не был с тобой на войне, за то что такой…никчёмный… Не Минцзюэ удивлённо посмотрел на Хуайсана: — Хуайсан, что с тобой? — Я не знаю… — Ну хорошо. Пошел бы ты со мной. Ты погиб бы в первом же бою. — Зато я не был бы трусом. — Ты не трус, Хуайсан. Просто ты другой. Понимаешь? Не все имеют способности к заклинательству. Подошел управляющий: — Глава ордена, прибыла новая партия раненых. — Хорошо. Сейчас приду. Не Минцзюэ поднялся, потрепал Хуайсана за плечо: — Я пойду. Еще поговорим потом. Хуайсан вздохнул, проводил старшего брата взглядом и поплелся к себе. Его комната встретила его своим особым уютом, где Хуайсан просто отдыхал душой. Канарейка в клетке прыгала на одной ножке и что-то чирикала. Хуайсан сел, взял в руки фигурку юноши, повертел в пальцах: — Вэй сюн, вот и я вернулся… Подошел к клетке: — Ну, привет. Долго мы не виделись. Он посвистел птице, слушая как она пытается вывести незамысловатую мелодию, которую насвистывал Хуайсан. Потом насыпал ей корм, поменял воду и залюбовался золотистым оперением. Привычно открыл дневник. «Дорогой дневник, вот я и дома. Три долгих года. Да, три года кровопролитной войны. Орден Цишань Вэнь повержен. После гибели главы ордена его жалкие остатки еще пытались слабо сопротивляться. Но уже безуспешно. Вэй сюн одним движением руки уничтожил почти все вражеское войско. Ему нет равных. Но Мэн Яо примазался к его славе. Один из моих одноклассников правильно заметил, что если бы тот не знал, что армия повстанцев на подходе, то вряд ли решился бы убить Вэнь Жоханя. Я просто должен вывести его на чистую воду. Что бы мне это ни стоило. Мне просто необходимо найти свидетелей или доказательства его подлых делишек. Но все должно быть задокументированно, или по крайней мере аргументированно, иначе мне никто не поверит. Его сейчас провозгласили героем и потому мои аргументы не будут взяты в расчёт. Кто я для них? Так, мелочь, недоучка и неудачник, без способностей и талантов, трус и слабак. В общем самый настоящий никчёмыш-незнайка. А он герой войны, убивший самого главаря ордена Цишань Вэнь. Ну что ж, пусть будет так. Мэн Яо хитер, перед ним лучше не показывать свою компетентность, иначе он сразу вычислит меня. Как он красиво обставил свой побег к врагу, что не придерешься ни с какой стороны. Для их стороны получается парень убил своего командира, отравил главнокомандующего и сбежал. Весьма правдоподобно, чтобы враг поверил, что он на их стороне. Для нашей стороны получается, у него не было выбора, так как врагу нужны были причины ему поверить, чтобы действовать под прикрытием. Он даже сведения передавал. Хотя последнее было самой настоящей ловушкой. И, опять же, не придерешься. Не мог же он знать, что Вэнь Жохань в последний момент изменит свои планы и нападёт. Опять же, просчитать все невозможно. У Вэнь Жоханя могли быть шпионы, которые докладывали все передвижения повстанцев. Получается, все закручено так, что этот подлец со всех сторон чист? Не может быть. У всякого мудреца есть слабые стороны. И моя задача найти эти стороны. Найти и показать всем обратную сторону медали. Показать его истинное лицо. Это будет трудно. Но я готов попробовать. Думаю, на днях к нам обязательно придет Сичэнь гэ. Попробую аккуратно расспросить его о Мэн Яо. Наверняка он про него знает больше, чем я. Скоро совет кланов. Я увижу Вэй сюна. Мы не виделись три года. Какой он сейчас? Скорее бы. Я не могу дождаться.» Вскоре к ним пришел с визитом Лань Сичэнь. Он рассказал, что получил совсем недавно неожиданную помощь от лица самого А-Яо. Хуайсан молча выслушал его и понял, что эта самая помощь еще больше расположила к Мэн Яо Лань Сичэня. Лань Сичэнь с энтузиазмом рассказывал: — Представляешь, Минцзюэ сюн, мы получили помощь. Это так ценно для нас, особенно сейчас, когда у нас не хватает рабочих рук. — И от кого же вы получили эту помощь? — спросил Не Минцзюэ. — От Цзинь Гуаньяо. — Кто это? — Это Мэн Яо. Цзинь Гуаншань наконец то признал своего сына и дал ему свою фамилию, а еще дал ему вежливое имя. Мальчик то уже взрослый, а все зовётся именем, данным при рождении. Так вот, Цзинь Гуаншань провел обряд совершеннолетия для своего сына, лично обстриг ему волосы и нарек вежливым именем (1). (1) Китайские имена учтивости — китайские имена, также известные, как вежливые (этикетные) имена — это имена, данные при совершеннолетии (字, zì), которые используются в течение жизни. После 20 лет, вежливые имена являются символом взросления и уважения. Первоначально они использовались после мужских имен, человек мог получить вежливое имя от родителей, от первого учителя в первый день посещения семейной школы, либо человек сам мог избрать для себя второе имя. Традиция использования вторых имён постепенно начала исчезать со времён Движения 4 Мая (1919). Существует 2 общепринятые формы имен учтивости 字 (zì) и 號 (hào). Цзы Хуй, которое также иногда называется бяоцзы или 'вежливое имя', это имя, которое традиционно даётся китайским мужчинам в возрасте 20 лет, знаменует их совершеннолетие. Иногда второе имя давалось женщине после замужества. Как было сказано выше, в современном китайском обществе данная традиция уже не является общепринятой. Согласно Книге ритуалов (禮記), после того, как мужчина достигал зрелости, для других людей того же возраста было непочтительно обращаться к нему по первому имени 名 мин. Таким образом, имя, данное при рождении, использовалось только самим человеком или его старшими родственниками; тогда как, имя учтивости цзы использовалось взрослыми сверстниками для обращения друг к другу на светских мероприятиях или на письме; отсюда и появился термин 'вежливое (этикетное) имя'. Цзы Лэн, по большей части, двусложное имя, то есть состоит из двух иероглифов, и обычно основывается на мин или имени, данном при рождении. Янь Чжитуй (顏之推), живший во времена Династии Северная Ци, полагал, что если целью имени, данном при рождении, было отличить одного человека от другого, то целью 'вежливого имени' было обозначить нравственную неприкосновенность человека, наделённого этим именем. Связь, которая часто существует между 'вежливым именем' человека и именем, данным ему при рождении, можно увидеть в случае с именем Мао Цзэдуна (毛澤東), чьё 'вежливое имя' было Жунчжи (潤之). У этих двух иероглифов одинаковый корень — 氵 со значением «вода». Оба иероглифа могут переводиться как 'приносить пользу' или 'питать'. Другой способ формирования 'вежливого имени' — использование омофонического иероглифа zǐ (子 пиньинь) — вежливое обращение к мужчине — как первый иероглиф двусложного zì. Таким образом, например, 'вежливым именем ' Гунсунь Цяо было Цзычань (子產), а поэта Ду Фу — Zǐméi (子美). Также часто 'вежливое имя' формируется, используя первый иероглиф, обозначающий порядок рождения мальчика в его семье. Так, Конфуцию, чье настоящее имя Кун-Цю (Kǒng Qiū, 孔丘), было дано 'вежливое имя' Чжунни (Zhòngní 仲尼), где первый иероглиф zhòng показывает то, что он был средним (вторым) сыном в его семье. Иероглифы, которые чаще всего используются в таких случаях: Бо (bó 伯) — для первого ребёнка, Чжун (zhòng 仲) — для второго, Шу (shū 叔) — для третьего, Цзи (jì 季) — обычно для всех младших, если в семье больше, чем 3 сына. Использование вежливого имени началось приблизительно во времена Династии Шан и постепенно превратилось в систему, которая стала наиболее распространённой в начале Династии Чжоу. В это время, женщинам также давали вежливые имена. Вежливое имя, данное женщине, как правило, состоит из иероглифа, показывающего порядок рождения среди сестёр и её фамилию. Hào (псевдоним) Hào (др. кит.: 號; соврем. кит.: 号; пхиньинь: hào; японский: gō; корейский: ho; вьетнамский: hiệu) — это альтернативное имя учтивости, которое обычно используется, как псевдоним. Чаще всего, оно три или четыре иероглифа длиной, и, возможно, изначально стало популярным, потому что у людей было одно и то же 'имя учтивости'. Hào чаще всего выбирали сами и было возможно иметь больше, чем один 'псевдоним'. 'Псевдоним' не имел никакой связи с именем, данным человеку при рождении и его 'именем учтивости'; скорее, 'псевдоним' был чем-то личным, иногда эксцентричным, выбор псевдонима мог воплощать аллюзию, либо содержать редкий иероглиф, точно так же, как и мог подходить высокообразованному литератору. Другая возможность — использовать название местоположения человека в качестве псевдонима; таким образом, псевдоним Su Shi — Dongpo Jushi (так как «Резиденция Донгпо»(«Восточный Склон»)) — резиденцию, которую он построил, пока был в ссылке. Авторы часто использовали свои псевдонимы в качестве названий сборников своих работ. Например: Лань Сичэнь — вежливое (этикетное)имя. Лань Хуань — имя данное при рождении. Цзэу Цзюнь — имя, включающее в себя характеристику или титул, данное учителями. Сюнджан — псевдоним, которым он подписывал свои произведения. — Вот оно что. Хуайсан заметил, как дагэ поджал губы и понял, что любовью к этому Мэн Яо старший брат явно не пылает. И этому есть причины. Лань Сичэнь же, не заметил перемены в настроении друга, или не захотел просто замечать, он с воодушевлением продолжал: — Это просто здорово. Я весьма ему благодарен. Зная, что орден Гусу Лань особенно пострадал, потеряв много людей, Цзинь Гуаньяо прислал своих людей для помощи. Так как нам явно не хватало рабочих рук. Мало того, он еще и частенько наведывается с проверкой, чтобы следить за тем, как продвигаются работы, все время спрашивает, не нужно ли ещё людей. Он появляется в любое время. И чтобы он каждый раз не стоял за воротами, я подарил ему нефритовый жетон. Теперь он может в любое время навещать своих людей. Не Минцзюэ слушал его рассказ и только качал головой: — Ох, Сичэнь, мне кажется нельзя всем подряд раздавать нефритовые жетоны. Это может быть опасно. Лань Сичэнь улыбнулся: — Ну что ты, Минцзюэ сюн. О какой опасности ты говоришь? Мы раздаем эти жетоны направо и налево. Например все приглашенные ученики имели у себя такой жетон. Вон даже у Хуайсана был. Ведь так, Хуайсан? — Ну да, был, — без особого энтузиазма подтвердил Хуайсан, — но я его сразу же сдал по окончании учёбы. Лань Сичэнь продолжил: — Ну вот, что ты так беспокоишься? Да я никогда бы и не подумал, что такой простой и отзывчивый человек мог бы держать подлые намерения в своей голове. — Простой? Я так не думаю. И меня настораживает его странное поведение. — Минцзюэ сюн, мы оба воины и мы знаем, что на войне нужно действовать максимально осторожно. А-Яо действовал по ситуации и у него тогда просто не было выбора. Вэнь Жохань не так прост, чтобы поверить любому на слово. Нужна была версия, по которой ему должны были поверить, что он предал повстанцев. — Но его никто не толкал туда, — возражал Не Минцзюэ. — Не толкал. Но он хотел, чтобы мы выиграли эту войну. — Нам бы одного Вэй Усяня хватило с его тигриной печатью. — Но ведь А-Яо ушёл еще когда тигриной печати не было, — возразил Лань Сичэнь. Не Минцзюэ снова покачал головой. Лань Сичэнь вздохнул: — Минцзюэ сюн, не будь таким категоричным. Тем более война закончилась и нам теперь надо учиться жить в мире друг с другом. Хуайсан слушал о том, что говорил Лань Сичэнь, какими словами убеждал друга и ему еще больше хотелось доказать всем, показать Лань Сичэню его истинное лицо. Сейчас высказывать свои предложения он не мог, потому что на каждый мерзкий поступок Мэн Яо находилось вполне разумное объяснение. Даже дагэ постепенно начал соглашаться. В конце концов Не Минцзюэ просто надоело спорить и он сказал: — Ладно, Сичэнь, давай пока оставим как есть. Не хочу больше об этом. Давай пить чай. Хуайсан смотрел на дагэ и Сичэнь гэ и думал о превратностях жизни. Все знали, что бесстрашного смельчака Мэн Яо, все эти годы работавшего под прикрытием в Безночном Городе, слава настигла сразу же после битвы в Янгуане. Лань Сичэнь все-таки уговорил Не Минцзюэ побрататься с Мэн Яо. — Минцзюэ сюн, но ты не можешь отрицать того факта, что он всё-таки тебя вытащил из дворца и тем самым спас тебе жизнь. Не Минцзюэ ничего не мог возразить на этот счет. Предположения предположениями, а факт остаётся фактом. Скрепя сердце, он уступил лишь потому, что все-таки был благодарен за спасение своей жизни. Как бы то ни было, Не Минцзюэ в той или иной степени полагался на помощь Мэн Яо и пользовался данными, передаваемыми им через Лань Сичэня. — И потом, мы с тобой как старшие братья всегда можем исправить его ннеправильное мышление. — Ну да, здесь ты прав, — согласился Не Минцзюэ. Они поговорили о том, что теперь они вдвоём с Не Минцзюэ, как старшие товарищи смогут наставлять и направлять своего младшего названного брата. В чем он весьма сейчас нуждался. Так как общество господ заклинателей было непростым, а Лань Сичэнь считал Мэн Яо весьма наивным деревенским пареньком. И их задача как раз и состояла в том, чтобы помочь адаптироваться в этом обществе и поддержать по необходимости. Хуайсан слушал, но не участвовал в разговоре, его мысли были уже в другом месте.