Незнайка.

«Мне больно и мне страшно. Уже сомнений нет. И жертва та напрасна. Прошло немного лет… Но боль не перестанет. Но боль уж не уйдет. И лучше мне не станет. Тебя уж не спасёт… Не был с тобою рядом, Тебя не убедил… Несчастья сыплют градом. И нет уж больше сил. И нет уж больше боли, Чем потерять тебя. А я кричу: «Довольно!» Страдая и любя…» Страшная догадка осенила его. Хуайсан ощутил, как дурнота и липкий страх подступают к горлу. Сразу все встало на свои места. Сомнений уже не было. Вот она и разгадка. Нижний даньтянь (1) был явно оперирован. (1)нижний даньтянь соответствует точке цихай, находится в нижней части живота (в 1,5 см ниже пупка). Нижний даньтянь считается самым важным, он отвечает за всю физиологию человека. Страшная разгадка. Лучше бы её не было! И вот оно…страшное решение этой жуткой загадки лежало прямо на поверхности. Хуайсану стало так больно, что он уже не мог дальше предаваться веселью. Все стало в миг бессмысленным и пустым. Остался только этот тонкий шов перед глазами и ощущение липкого страха и непомерно огромной вины и сожаления. Его просто безжалостно скрутило, убило насмерть морально и физически. Хуайсан на дрожащих ногах выполз на берег, сел рядом с Вэй сюном, обхватив колени руками. Мокрые волосы упали на лицо, но он не спешил убирать их. Так не было видно слез, горючими дорожками бежавших по щекам. Не было видно гримасы невероятной боли, исказившей лицо. Он столько думал и гадал, он догадывался, но не ожидал просто, что вот такая страшная правда неожиданно поразит его такой болью в самое сердце. Он сквозь липкую паутину волос и туман слез смотрел перед собой и видел Цзян Чэна, который безмятежно плескался в воде. Вспомнил его свинское отношение и поведение, подумал: «Почему такому человеку не передались вместе с ядром прекрасные качества Вэй сюна? Почему он по-прежнему остался вечно недовольным брюзгой?» Вэй сюн сбоку глянул на Хуайсана: — Хуайсан, ты уже накупался? Хуайсан судорожно вздохнул: — Вэй сюн…да…кажется я уже…накупался. Голос вышел глухой и гнусавый. Вэй Усянь забеспокоился: — Хуайсан? Ты кажется простудился. Хуайсан не стал возражать. Вэй Усянь протянул руку, отвел прядь волос с лица друга, увидел распухший нос и воспалённые глаза в свете фонаря над пристанью: — О, Хуайсан. Кажется ты серьезно заболел. Он быстро оделся, замахал рукой Цзян Чэну: — Все, вылезаем, Хуайсан подхватил простуду. Цзян Чэн с ворчанием вылез из воды, долго прыгал на одной ноге, пытаясь попасть в штанину, чем вызвал у Хуайсана глухое раздражение. Позднее уже сидя в чайной комнате, они поили Хуайсана подогретым вином и горячим чаем. Цзян Янли принесла порошок от простуды. Хуайсан выпил, вино немного ударило в голову. Цзян Чэн в это время что-то уже высказывал Вэй сюну насчет Лань Чжаня, закатывая глаза и интенсивно жестикулируя. Хуайсан вспомнил, как Цзян Чэн на недавнем совете кланов прямо при всех принялся одергивать Вэй Усяня. В голове зазвучал недовольный голос Цзян Чэна: «Вэй Усянь, закрой уже свой рот!» То ли выпитое горячее вино ударило в голову Хуайсану, то ли воспоминания о том, как Цзян Чэн при всех распекал его прекрасного одноклассника, но глухое раздражение сменилось самой настоящей яростью. «И этому человеку Вэй сюн отдал свое ядро? Толку то? Свинья неблагодарная! С таким же успехом он мог его выкинуть в мусорный ящик!» Он встал во весь свой небольшой рост, гневно сверкнул глазами: — Цзян Чэн, почему ты вечно недоволен? Почему ты постоянно орешь на Вэй сюна? Почему ты себя ведёшь по-свински? Цзян Чэн оторопел от такой прыти всегда робкого и спокойного одноклассника. Он удивлённо уставился на него круглыми глазами: — Что?! Хуайсан, какая муха тебя укусила? И когда я орал на него? — Когда орал? Да вот только на недавнем совете кланов! — Хуайсан, ты не понимаешь ничего, ты не слышал всего, что он там творил, абсолютно наплевав на приличия! Хуайсан разозлился еще больше: — Приличия! Приличия! Да кому они нахрен нужны ваши приличия! Цзян Чэн закатил глаза, но еще пытался сдерживаться: — Хуайсан, ты что? Что с тобой! Ты разве не слышал как он разговаривал с Цзинь Цзисюанем? — Как бы он ни разговаривал, ты должен был поддержать его! — Поддержать?! Может еще вместе с ним отлупить Цзинь Цзисюаня?! — Он защищал между прочим и твою сестру! — Моя сестра сама в состоянии себя защитить! И не только себя! Хуайсан сжал кулаки: — Цзян Чэн! А ведь раньше ты так не думал! Вспомни себя! — Но тогда мы были подростками! А сейчас я не имею права вести себя так, как мне вздумается! Ты понимаешь это? — Я то понимаю! А вот ты не понимаешь! Да он жизнь за тебя готов отдать, а ты даже ни разу за него не заступился! И он терпит ещё твоё скотское отношение к себе! Цзян Чэн оторопел от такой наглости тихого скромняги одноклассника и уже не сдерживаясь, начал орать: — Жизнь?! Да что ты говоришь?! Если бы он не кинулся спасать жизнь второго молодого господина Ланя тогда в пещере, я бы ещё поверил в этот бред! А он просто подвёл нас всех! Чью жизнь он спасал ценой своей жизни? Чью, я тебя спрашиваю! — А чем же он подвёл вас? — Да ты просто не понимаешь! Ты же знаешь, что произошло после того! — Я слышал это множество раз! И ты знаешь моё мнение. Они пришли бы в любом случае. И это от него не зависело. Просто тебе выгодно искать виноватого, тебе так легче жить! Но хотя бы будь хоть чуточку добрее к нему! Да, он защищал честь сестры! Как будто ты не понимаешь почему Вэй сюн так относится к этому павлину! Как будто ты не знаешь, что произошло там на войне! Как этот надутый индюк унизил деву Цзян! — Знаю! И что? Они уже давно во всем разобрались! А тебе, Хуайсан, лучше не вмешиваться в наши семейные дела! Вэй Усянь мой шисюн и я сам с ним разберусь! Ярость затопила Хуайсана по самую макушку: — Твой шисюн? Но он еще и мой друг! И мне больно, когда унижают моего лучшего друга! — Где я его унижаю?! А когда он мне про Лань Чжаня болтает, он меня не унижает?! — Но как это может тебя унизить? Скажи, как?! Мы тоже недавно разговаривали про него. И что? — Он и тебе все уши прожужжал?! И он говорил тебе, что хочет иметь такого друга?! Хуайсан удивился, что стал говорить тише: — Нет. Не говорил. И чем это тебя унизило? — Вот видишь? Не говорил! А мне это не обидно слушать? Я то меч за ним таскаю, то за столом ему прислуживаю. Да что говорить, я его самого не раз таскал на себе! Вот зачем он это делает?! Зачем?! Как ты думаешь?! «Ох, какие мы нежные? Надоело, значит меч таскать?» — Но между говорить и делать есть разница. Он же не бегает за Лань Чжанем и не напрашивается в друзья! Чего ты так раскипятился? — Ещё этого не хватало! Вот экспериментирует со своими дохлыми девушками, пусть продолжает! Но только не этот гусуланьский палач! — Странный ты, Цзян Чэн, значит с девушками можно, а с Лань Чжанем ему общаться нельзя? Ты что? Ревнуешь? Цзян Чэн закатил глаза и аж задохнулся от возмущения: — Чтоооо???? Я???? Ревную???? Но Хуайсана уже закусило. Ему было все равно о ком речь, главное атаковать Цзян Чэна: — Да! Ревнуешь! Почему-то к девушкам ты не ревнуешь? Или не чувствуешь конкуренции? Цзян Чэн сжал кулаки: — Хуайсан, ты больной или как?! — Что? Правда глаза колет? Или скажешь, что не ревнуешь к Лань Чжаню? — А то, что они три года в одной палатке жили, тебе ни о чем не говорит?! — О чем? Кто тебе не давал с ним жить в одной палатке? — Так он же сам и не давал! Он видите ли один хотел там жить! А когда пришел Лань Чжань, то все палатки были заняты. Было одно место в палатке Вэй Усяня. И все! — И что тут такого? — Ты что еще ничего не понял?! Для этого палача у него место было, а для меня не было! — Ну и в чем тут подвох? Тебе что? Негде было спать?! — Было! Ты опять не понимаешь?! Они там вдвоём почти три года жили! — И что теперь? Ты же тоже с кем-то жил! — Так еще неизвестно чем они там занимались! — Чем можно заниматься? — А тем самым! Для тебя не секрет, что многие на войне так стресс снимали?! — Как? — Хуайсан, не притворяйся идиотом! Как будто мы с тобой сборник Луньяна не смотрели! Хуайсан еще больше рассвирипел: — Вэй сюн не многие! Тем более ты же сам говоришь, что Лань Чжань терпеть не может Вэй сюна! Где логика? — Это у тебя где логика?! За три года можно хоть до чего додуматься! Хуайсан аж задохнулся от возмущения: — Цзян Чэн! Ты дурак совсем?! Цзян Чэн сжал кулаки: — Кто дурак?! Я дурак? — А кто же еще?! Ты совсем уже рехнулся от своей ревности! — Я?! Было бы кого ревновать! Да нужен он мне триста лет! О чем ты говоришь?! Молчавший до сих пор Вэй Усянь, который только переводил изумленный взгляд с одного на другого, вдруг заговорил: — Ребята, прекратите спорить. Хуайсан, перестань, у нас это нормальные разговоры, я нисколько не обижаюсь. Цзян Чэн, у Хуайсана температура, ты разве не видишь? Прекрати мучить человека. Давай отведем его отдыхать. Он взял Хуайсана под локоть и повел в сторону гостевых покоев. Хуайсан остановился: — Вэй сюн, прости меня, но я не смогу спокойно сегодня спать. Я поеду домой, только не обижайся. Прости пожалуйста. — Да нет, что ты? Я понимаю, ты защищал меня и я благодарен тебе. Просто у тебя простуда и нервы. Тебе надо отдохнуть. — Я не смогу отдыхать под одной крышей с этим человеком. Не смогу. Вэй сюн, давай ты придешь ко мне в гости. Сзади стоящий Цзян Чэн закатил глаза и уже спокойным голосом сказал: — Хуайсан, прекрати уже. Правда, иди поспи. Видишь, мы уже не ругаемся. Совместными усилиями они затащили сопротивляющегося Хуайсана в гостевые покои. Молодые люди вышли. Хуайсан бросился ничком на кровать и залился горькими слезами. Он всхлипывал и орошал подушку обильными слезами. Шептал про себя: — Цзян Чэн, неблагодарная скотина… Вэй сюн, зачем ты ему отдал свое ядро? Зачем? Кому нужны такие сумасшедшие жертвы? С таким же успехом ты мог выкинуть его в мусор. Что толку? Что? Внезапно Хуайсан замолчал и задумался. «А что если Цзян Чэн не знает об этом? В медицинском трактате не говорилось, что тот кому пересаживают должен находиться в сознании. А только про того, от кого пересаживают. Скорее всего Цзян Чэн находился под действием усыпляющих трав. Да и сам Цзян Чэн вряд ли согласился бы на подобную процедуру. Он слишком горд и ревнив для того, чтобы спокойно воспринять такую жертву со стороны того, кого всю жизнь считал своим соперником. Мало того, он же втайне восхищался им, дико ревновал и злился. Не смог бы он вынести того, что кто-то оказался добрее и благороднее его самого. Да он бы точно с ума бы сошёл, если бы внутри него оказалась часть того самого человека, к которому у него весьма неоднозначные чувства. И весьма сложные отношения.» Придя к выводу, что это обстоятельство точно не известно Цзян Чэну, Хуайсан откинулся на подушки стал размышлять. Снова накатила волна горьких слез и сожалений. Постепенно усталость взяла верх или Вэй сюн подмешал ему в чай снотворное, Хуайсан всё-таки уснул. Проснувшись утром, он долго не мог сообразить где он находится. Зашел Вэй сюн, принес ему лечебной травки, сел, поставил чайник, заварил. Налил в кружку и присел на краешек кровати: — Хуайсан, как ты? Он долго смотрел в прекрасное лицо своего друга, внезапно на него хлынуло все то, что он узнал вчера. Все отчаяние, вся боль. Вэй сюн внимательно посмотрел в разом изменившееся лицо Хуайсана; — Хуайсан? Как ты себя чувствуешь? Хуайсан не найдя в себе силы говорить, просто покачал головой. Вэй сюн поднес ему ко рту чашку: — Пей, тебе легче станет. Держа в голове все, что на него нахлынуло, Хуайсан вдруг ощутил прилив необычайной нежности к этому прекрасному благородному человеку. — Вэй сюн… Хуайсан погладил ласково друга по изящным пальцам: — Я…Вэй сюн…я…восхищаюсь тобой. Ты самый лучший…ты просто герой…тебе равных нет. Нет и никогда не будет. Если бы ты знал, насколько ты прекрасен. Насколько ты…да я даже не нахожу слов, чтобы описать твое великолепие и благородство… Вэй Усянь, не отнимал руки, но смотрел на Хуайсана в величайшем изумлении: — Хуайсан, у тебя все еще температура? Он поставил чашку с лекарством на тумбочку и другой рукой пощупал его лоб. — Ты знаешь, когда меня так сильно хвалят, мне становится не по себе. Хуайсан вздохнул, проглотил подступившие слезы, собрал себя в кулак, как только смог. — Я хочу, чтобы ты знал. Не слушай никого, не слушай даже Цзян Чэна, когда он распекает тебя. Ты действительно герой. Ты не предал свои идеалы. Ты всегда живёшь по совести. И хочу, чтобы ты знал. Ты действительно самый лучший. Никогда не сомневайся в этом. Вэй сюн, ты слышишь меня? Никогда! — Хорошо, хорошо, Хуайсан. Полежи ещё. Шидзе тебе сейчас супа принесёт. Хуайсан сел на кровати: — Вэй сюн, оставайся таким какой ты есть. Ты знаешь? У меня в детстве никогда не было друзей. Мальчишки в нашем ордене смеялись надо мной за то, что я такой. Ты мой первый и самый лучший друг. И всегда им будешь. Только вот не знаю, считаешь ты меня своим другом? — Конечно же считаю. Хуайсан, перестань говорить такие вещи. Мне и правда не по себе. Хуайсан сжал руку Вэй сюна: — Прости меня, пожалуйста. — Что такое, Хуайсан? — Прости, что из меня никудышный друг. — Хуайсан, что ты такое говоришь? Все хорошо. Хуайсан снова судорожно вздохнул: — Понимаешь? Я даже защитить тебя не могу. Я слишком слаб… Вэй сюн улыбнулся: — А кто сказал, что меня защищать надо? Я и сам в состоянии себя защитить. Или друзей надо заводить только для защиты? Хуайсан, ты же не в охранники ко мне нанялся. — Но все-таки, что я могу сделать для тебя? Я слишком бесполезен. А еще я трус… — Все нормально, Хуайсан. Ты не трус, просто ты осознаешь свои возможности и не лезешь на рожон. Ты был и остаёшься моим другом. Ну и что же, что ты слаб. Друзей выбирают не по силе, а по душе. Мне с тобой хорошо, мы можем обо всем разговаривать. И я не боюсь, что ты пойдёшь обсуждать наши разговоры еще с кем-то. Ты умеешь выслушать. Мне с тобой легко. А как может быть иначе? Хуайсан поднес руку Вэй сюна к своей щеке, прижал: — Спасибо тебе. — За что? — За твои тёплые слова. За то, что ты у меня есть. Вэй Усянь снова пощупал ему лоб: — Хорошо, Хуайсан. Только у меня есть одна просьба. Если со мной что-то будет происходить, не вмешивайся. Иначе тебя раздавит. Ты меня понял? — Жаль, что я слишком слаб. Иначе я бы помог тебе. — В чем? Кроме меня самого мне никто не в состоянии помочь. Знаешь, Хуайсан, сильным быть тоже не особо приятно. Иногда хочется отбросить это все и побыть обычным человеком. Плюнуть на это чванливое общество, рвануть куда-нибудь в глушь и забыть обо всем. Зажить самой обычной жизнью. Хочется, чтобы о тебе все забыли. Зажить тихо и спокойно, не трогая никого. Как уже надоели эти дикие условности, куда ни плюнь, везде нужно соблюдать приличия. А я хочу быть свободным. Идти куда хочу, жить как я хочу, делать то, к чему лежит сердце. Может быть отправиться путешествовать. И чтобы никто не ворчал рядом и не пытался воспитывать. Вот это жизнь. Именно такую жизнь я считаю настоящей. Но пока я здесь, приходится хоть как-то соблюдать эти самые проклятые приличия, будь они неладны. Знаешь, иногда мне хочется просто сбежать ото всех. — И куда ты хотел бы пойти? — Да хоть в Илин. Поселиться на Луанцзан. — Но это страшное место. Очень опасно там находиться. — Ничего подобного. За те три месяца это место стало для меня родным домом. И ничего оно не опасное. Когда я оказался там, у меня появилось ощущение безопасности. Словно я домой вернулся. Правда были некоторые трудности, но они не испугали меня. Наоборот заставили поднапрячь мозги и осознать все то, о чем прежде даже не задумывался. Эти три месяца меня многому научили. Научили по-другому смотреть на жизнь, на людей, на самого себя. Я многое осознал и понял, что в жизни самое важное. — И что же? — Оставаться собой. Вот самое важное. Но одновременно и самое трудное. Многие люди изменились под давлением обстоятельств, трудностей, а так же взглядов в этом лживом обществе. Просто потеряли себя, растворились в безликой толпе, стали частью людской массы, предали свои мечты, идеалы, стремления, потеряли цель в жизни. Стали гордиться заслугами предков. А почему? Потому что больше нечем гордиться. Хуайсан кивнул: — Да, Вэй сюн, ты прав. Только он хотел осторожно спросить про шрам, как в дверь постучали. Вошла Цзян Янли. Она принесла чашку супа. Поставила на тумбочку возле кровати: — Ешь, Хуайсан. Чтобы все съел. Ты меня понял? В дверь снова постучали. Мальчишеский голос спросил: — Шисюн, ты здесь? Мы уже собрались. Вэй Усянь посмотрел на Хуайсана, тот отнял его руку от своей щеки: — Хорошо, я понял. Спасибо тебе. Цзян Янли с нежной улыбкой смотрела на своего братика. — Я пойду? Дева Цзян протянула руку, погладила Вэй Усяня по голове: — Иди, А-Сянь. Ты у меня самый красивый. Одарив девушку очаровательной улыбкой, Вэй сюн вышел. Дева Цзян присела рядом с кроватью Хуайсана, поставила ему поднос на колени, водрузила чашку, открыла крышку. Аппетитный аромат поплыл по комнате. Девушка дала Хуайсану в руку ложку: — Ешь горяченькое. Хуайсан проглотил ложку супа. Суп был сварен с настоящей любовью. Он подумал: «Представляю как был разочарован Павлин, когда его лишили этого деликатеса. Ну ничего, сам виноват.» Недавний разговор с Вэй сюном не выходил из головы. Он спросил: — Дева Цзян, можно спросить? — Да, спрашивай. — Когда ваш папенька нашел Вэй сюна, он где скрывался? Дева Цзян улыбнулась: — Когда наш папа нашел А-Сяня, он тогда был и Илине. Но самое интересное, почему мой папа туда пошел? — Почему? — Дело в том, что он долго разыскивал своих друзей. Как-то он купил книжку, где рассказывалось о подвигах великих героев, ему попался рассказ про его друзей. Они погибли далеко отсюда. Но у них был тогда ребенок лет шести-семи примерно. Наш отец посетил ту местность. Это была долина горячих ключей. Он обыскал там каждый уголок, но не нашел даже следов ребенка. Через время он все-таки вернулся и услышал молву о ребёнке-призраке, который обитает на горе Луанцзан. Отец знал имя (2) мальчика и решил на всякий случай проверить. (2)魏婴 [wèi yīng]- Вэй Ин 魏 Вэй — «призрак» 婴 Ин — «дитя» Хуайсан почувствовал как замирает сердце. Дева Цзян продолжала: — Как оказалось, мальчик обитал на горе Луанцзан в пещере Фумо. Туда никому не было доступа. Обычный человек не мог даже приблизиться к самой горе. А заклинатель не мог выдержать даже пятнадцать минут находиться там. Ребенку же опасная энергия не приносила вреда. А наоборот даже защищала. Хуайсан переспросил: — Выходит у него был иммунитет? — Можно и так сказать. Вообще эта способность его организма передалась ему от родителей. В частности от его мамы. Она была не совсем обычным человеком. — Так вот почему он выжил после того, как Вэнь Чао сбросил его на Луанцзан. — Да, именно поэтому. Вернее А-Сянь предпочёл быть сброшенным на древний могильник, чем оказаться в руках двух подлых людей, жаждущих им воспользоваться. Хуайсан, вспомнил поползновения этой парочки к прекрасному юноше: — Наверняка они сделали ему безнравственное предложение. Дева Цзян вздохнула: — Вполне возможно. Но А-Сянь не любит говорить об этом. — Я просто был в лагере перевоспитания и видел некоторые моменты. Лицо Цзян Янли омрачилось: — Бедный А-Сянь. Представляю чего ему пришлось натерпеться. Хуайсан ответил: — Вэй сюн тогда изобрел опасную штуку от назойливых ухажёров. Девушка вздохнула: — И я вполне понимаю, почему ему такому доброму мальчику пришлось так поступить. Мой А-Сянь просто не привык к такому обращению. Здесь бы никто не посмел так себя вести по отношению к нему. Он первый ученик. А это, можно сказать, заместитель самого учителя. В данном случае главы ордена. Потому к нему проявляли уважение. Несмотря на его красоту, люди всегда соблюдали субординацию. Хотя поклонников и поклонниц у него была всегда целая армия. Но он никогда не проявлял ни к кому романтических чувств. Ни к парням, ни к девушкам. Хуайсан вздохнул и подумал, что он тоже состоит в этой его армии поклонников. Но он никогда не осмелится нарушить эту дистанцию. Ради более ценного, ради их дружбы. Он доел суп, поблагодарил Цзян Янли. Девушка ушла. Потом принесла лекарство. Благодаря доброте и заботе Цзян Янли и Вэй сюна Хуайсан ближе к вечеру почувствовал себя лучше. Вэй Усянь после обеда позвал прогуляться его по пристани. — Хуайсан, купаться больше не пойдём. Ты и так уже простудился. Хуайсан уже знал, что это вовсе не простуда, это нервное. С ним уже давно такого не было, можно сказать, с самой смерти отца. Но он не стал возражать и они пошли гулять. Они ели паровые пирожки и лепёшки, играли в различные игры, которые были в доступности прямо здесь. Было весело, руки прекрасного друга время от времени обнимали его за плечи и от этих обьятий становилось так тепло и волнительно, что хотелось еще сильнее прижаться. Но Хуайсан понимал, что есть опасность не сдержать себя и тогда он навсегда потеряет его. Тем более он сейчас абсолютно трезв, так что списать на выпитое вино никак не получится. Конечно, Вэй сюн считает, что пьяный Хуайсан вовсе едет крышей и делается дурнее дурного. Потому решил ему больше не предлагать выпить. Ну и хорошо. Возможно это даже и к лучшему. Иначе Хуайсан, который и так был на грани, растеряет все остатки самообладания. Как бы то ни было, Хуайсан ощущал себя хорошо. Ему было комфортно в компании Вэй сюна. Он любовался цветущими лотосами, закатом над озером, с замиранием сердца смотрел как Вэй Усянь выигрывает в соревновании на меткость. При чем он набрасывал кольца на различные предметы и вовсе вслепую, отойдя на значительное расстояние и отвернувшись от лотка а игрушками. Когда он выиграл все игрушки, фарфоровые статуэтки и нефритовые подвески, парочку ярко расписанных вееров, под восторженные аплодисменты толпы он нагрузил ими счастливого Хуайсана: — Это тебе. Хуайсан с радостью рассматривал свои сокровища: — Спасибо тебе, Вэй сюн. Прекрасный одноклассник с улыбкой смотрел на друга и Хуайсан, уже забыв о тревожных мыслях, таял от счастья при виде его солнечной улыбки. Перед ним был прежний Вэй сюн. Озорной и весёлый. Он все время порывался спросить про ядро, но так боялся причинить ему боль, боялся спугнуть вот эти ласковые и насмешливые искорки в его прекрасных глазах. День подходил к концу, но Хуайсан так и не решился. «Ладно, спрошу в следующий раз.» Когда прекрасный друг провожал его, они разговорились. Вспомнив про все то, что удалось изобрести Вэй Усяню, Хуайсан сказал: — Вэй сюн, как у тебя это получается? — Я не знаю. Просто возникает идея, а потом я её обдумываю. Но все равно Цзян Чэн считает это все пустой тратой времени. — Ничего себе пустая трата. Если бы не твои изобретения, войну бы не выиграли. — Видишь ли, многие считают, что я предал путь меча и стал использовать сомнительные методы. А это неправильно. — Ничего, Вэй сюн, я верю, что однажды ты добьёшься невиданных высот, а они будут только наблюдать за тобой, открыв рот. Вэй сюн улыбнулся: — Один раз я так и сказал. Просто они реально начали раздражать меня своей непроходимой тупостью. Я тогда взял и ляпнул первое попавшееся, что пришло в голову. Я не имел цели никого унизить или оскорбить, просто хотел, чтобы они уже замолчали наконец-то. — Ну и они замолчали? — Да. Но Цзинь Цзысюнь очень уж оскорбился. Да ладно. Чего уж об этом…не хочу вспоминать неприятный эпизод. Хуайсан кивнул, он понимал, если неприятно, то лучше не допытываться. Тем более, он наслышан был об этом случае. Вернувшись домой, он сразу засел за дневник: «Дорогой дневник, вот и закончилось мое путешествие в Юньмэн, где я всё-таки убедился в своих предположениях. И эта страшная правда шарахнула по мне с таеой силой, что сравниться с этим может только гром и молнии. Шарахнула так, что я снова получил нервный срыв. Чего уже давно со мной не случалось. Эта новость не только убила. Было больно и обидно за прекрасного, благородного Вэй сюна. Зачем? Зачем было отдавать такую нужную и ценную вещь ревнивому и склочному Цзян Чэну? Оценит ли он таких грандиозных жертв? Почему вместе с духовными силами не передаётся доброта и благородство души? Почему Цзян Чэн стал только еще более раздражительным и еще более нетерпимым к другим? Но если с другими он себя еще сдерживает, то в частности к Вэй сюну он стал и вовсе нетерпеливым и еще более ревнивым. Что произошло? Где элементарная благодарность? Возможно, Вэй сюн не сказал? Да, это возможно вполне, судя по его характеру. Цзян Чэн слишком гордый и он вряд ли принял бы подобную жертву. Не означает ли это, что Вэй сюн просто пощадил его непомерную гордыню и ничего не стал говорить. По этой самой причине он взял с Вэнь Цюнлиня обещание, что он никому не станет говорить. Мало того, мы с ним очень долго разговаривали, но он так и не проговорился. О чем это говорит? О том, что он не доверяет никому? Возможно и так. Возможно ему больно говорить об этом. Но я пока не стану его расспрашивать. Он не готов говорить об этом. Меня убивает лишь одно. Почему меня не было тогда рядом? Где я был? Почему не знал этого всего? Мне кажется, если бы я был тогда рядом, мы бы вместе с Вэй сюном нашли бы другой выход из этой ситуации. Я бы смог отговорить его от этой жертвы. Изо всех сил. Приложил бы все усилия, но отговорил бы. Если бы не удалось это сделать, я бы сказал Цзян Чэну и тот бы уж точно не допустил бы подобного. Я бы поднял шум и бил бы во все колокола, я бы взбудоражил всех, нашел бы подходящие аргументы, но не допустил бы этого. Но…поздно. Очень поздно. И что же теперь делать? Если бы у меня было это самое ядро, я бы без колебаний отдал бы его Вэй сюну. Отдал бы и ни одной секунды не пожалел бы. А сейчас что я мог бы сделать в своих обстоятельствах? Развивать его. Вот что я могу сделать. Изо всех сил. А потом отдать его Вэй сюну. Конечно развить ядро до его уровня у меня не получится, но хотя бы сформировать. А уж получив ядро, Вэй сюн сможет развить его до того уровня, который бы ему соответствовал. Но…опять же…примет ли он мой подарок? Не знаю. Сложно представить. Но я смогу уговорить Вэнь Цин. Потому что уверен на все сто процентов, что ей нравится Вэй сюн. А если она не будет соглашаться, я подключу сюда ее младшего брата и вдвоём мы точно сможем её уговорить. А если Вэй сюн начнет сопротивляться? На такой случай мы просто найдём способ усыпить Вэй сюна. По крайней мере у Вэнь Цин должен быть какой-то способ на такой случай. А когда он проснётся, будет уже поздно. Итак, я готов. С завтрашнего дня начну заниматься. Все, у меня появилась стоящая цель в жизни. О небеса, дайте мне сил. Завтра же начну учиться фехтовать, бегать, медитировать и делать упражнения. Кстати, дорогой дневник, позавчера я сорвался, так разозлил меня Цзян Чэн. Не могу смотреть на это. Так хотелось прямо в глаза выложить ему, благодаря кому он имеет свои силы. Но, как бы отреагировал на подобное сам Вэй сюн? Кто знает? Не сделал бы я ему больно? Если он не хочет об этом говорить, то и мне лучше помолчать на эту тему пока что.» Хуайсан закрыл дневник. Расставил по полкам подарки. Некоторые были сделаны весьма примитивно. Но они были дороги ему. Ведь Вэй сюн старался для него. Посидел, вспоминая недавний спор с главой Цзян. «Цзян Чэн стал и вовсе ревнивым и склочным. Я конечно, не поклонник подмастерья учителя Ланя, но Цзян Чэн ведет себя весьма странно. Он не просто ревнует, он устраивает ему каждый день дикие сцены ревности. Бедный Вэй сюн! Как он выдерживает его истерики? Дался ему этот Лань Чжань? Почему именно он? Неужели Цзян Чэн как та собака, чувствует соперника? Да нет… Не может быть. Но и сам Лань Чжань очень странно ведет себя. Они провели без малого три года в одной палатке, сражались спина к спине, плечом к плечу. Неужели за эти три года он так и не выучил то, что Вэй сюн терпеть не может нудных нравоучений? Ведь он же явно влюблён в него! Почему бы просто не поговорить по душам? Не узнать, что у Вэй сюна на сердце? Не давить, а постараться понять? А потом вместе с братом обсудить как можно помочь человеку? Ведь их орден это сделать в состоянии? У них полно секретных техник! Значит с поцелуями он может наброситься, а реальную помощь предложить не в состоянии? Да и сам Вэй сюн еще ни разу не дослушал Лань Чжаня до конца. Хотя первый задевает его, зачем-то цветы ему бросил. Уже второй раз. А потом прогоняет. Вообще не могу понять. Это как шкатулка с двойным дном. Как головоломка. Если честно, хоть мы и друзья, но я до сих пор не могу понять Вэй сюна. Раньше мне казалось, что ему нравятся красивые девушки. Потом мне стало казаться, что ему нравится Сичэнь гэ. Они были бы отличной парой, так красиво смотрелись. Теперь не знаю, что и подумать. Ладно, это все не важно. В любом случае, я люблю его. Второго такого нет и не будет.» На следующий день пришёл в гости Лань Сичэнь. Снова они сидели в беседке за чаем и вели неспешные разговоры со старшим братом. Хуайсан тихонько прокрался к беседке и спрятался между колоннами, перед которыми росли большие кусты акации. Он услышал только часть разговора. Лань Сичэнь рассказывал: — Минцзюэ сюн, знаешь, характер моего младшего братишки становится почему-то все мрачнее и мрачнее. За исключением участия в ночной охоте, он может целыми днями сидеть, запершись в комнате, проводя время за чтением книг, медитацией, каллиграфией, игрой на цине или совершенствованием заклинательских навыков. При этом он не любит ни с кем разговаривать, лишь мне иногда он может сказать всего лишь на пару фраз больше, чем остальным. Нормально поговорить никак не получается. Так что я совсем не знаю, что лежит у него на сердце. Что с ним делать, просто ума не приложу. — Но он же ничего плохого не делает? — Как тебе сказать? Вроде нет. Но регулярно сбегает, нарушает комендантский час. А потом на него приходят жалобы. В этот раз пришла жалоба, что он пил вино в компании молодого господина Вэя и продажных женщин прямо посреди Юньмэна на глазах сотен людей. Дядя очень ругался. — Откуда твой брат может знать, что такое продажные женщины? — Вот и я говорю. Но дядя все равно сильно расстроился. — Странно, что его привело в Юньмэн? — Он хотел поговорить с молодым господином Вэем. Но тот прогнал его. — Прогнал? Думаю что твой братишка снова приходил воспитывать его? Вэй Усянь не из тех, кто прогибается. На него невозможно надавить. Он тогда еще сильнее сопротивляется. — Это верно. Но должен же существовать какой-то способ помочь ему? Не Минцзюэ покачал головой: — А он просил об этой помощи? Сичэнь гэ вздохнул: — Нет конечно… — Эх, этот парень слишком дерзок и самоуверен, чтобы просить о помощи. — Это верно. Надо подумать. — В том то и дело, что пока мы что-то придумаем, он успеет наломать дров. Лань Сичэнь вздохнул: — Вот это то и тревожит. Они замолчали. Хуайсан вылез из засады и подошел поздороваться. Лань Сичэнь обнял Хуайсана, потом обратился к братьям Не: — Братцы, чуть не забыл. Тут А-Яо передал вам приглашение. В башне Кои хотят устроить торжественный фуршет. — Что за фуршет? — Посвящённый победе в Аннигиляции солнца. — Но ведь уже был. — Хотят еще раз поздравить героев. Лань Сичэнь передал приглашение. После его ухода Не Минцзюэ открыл приглашение. Оно было написано идеальной каллиграфией на золоченой бумаге. Не Минцзюэ покачал головой: — Мда, какая помпезность. Хуайсан даже не обратил внимания на бумагу, он уже предвкушал встречу с Вэй сюном. Итак, братья Не собрались в башню Кои. Прибыв, Хуайсан осмотрелся, но парней из Юньмэна не было.