Незнайка.

«Так ужасно и так нежданно Перестала кружиться планета. И моё состояние странно. Но за что же, за что мне это? И нельзя никому теперь верить. И хорошего нечего ждать. Я встаю, закрываю двери. Что я мог себе пожелать? Никому уже не доверяю… В одиночку по жизни бреду. И во сне тебя снова теряю. Хотя верю, что вскоре найду. Закружит листопад над зарею. И к ногам моим тихо падёт… Землю золотом ярким покроет. Лето звонкое снова уйдёт… Ты придёшь, лето снова вернётся. И уж точно захочется жить. Ярким лучиком мне улыбнется. В вихре радостном будет кружить.» Услышав это имя, Хуайсан сжал кулаки. Сичэнь лаоши? Вот оно что! Меньше всего сейчас Хуайсан был готов услышать подобные новости. «Сичэнь лаоши? Вот оно что! Ну что ж, Сичэнь лаоши, ты породил самого настоящего монстра! И выпустил его в мир! Этот монстр твоё детище! Твоё порождение!» Увидев, что Хуайсан задумался, юноша тоже замолчал и принялся щёлкать костяшками счетов. Резкий звук отвлек Хуайсана от его мыслей. Он вытащил кошелёк: — Спасибо тебе, братец. Он положил на конторку мальчишке пару серебряных слитков. — Ой, да что вы, это много. — Не дороже жизни, — сказал Хуайсан. Молодой человек удивлённо посмотрел на Хуайсана. Хуайсан продолжил: — Только смотри, осторожно. Не болтай никому. Этот человек очень опасен. Он избавляется от свидетелей, словно это не люди, а мухи. Юноша кивнул. Хуайсан вышел. Хуайсан вернулся к повозке и решил дальше идти пешком. Так как был в простом платье, он решил послушать, о чем говорит местное население. Расположившись за столиком в дешёвом трактире, куда захаживал простой рабочий люди и местные крестьяне, он взял чаю и налив себе чашку, сделал вид, что устал и прикрыл глаза, подперев рукой щеку. За соседним столиком разговаривали несколько крестьян и ремесленников, которые работали на этой же улице неподалёку от трактира. — У нас орудует какая-то голодная нечисть. Уже сколько скота пропало. — У вас скотина пропадает, а у нас люди. За последнюю неделю уже четверо пропало. — А у нас в поместье вообще люди боятся в один дом заходить. Его только построили, но там поселился страшный призрак. Он по ночам так жутко кричит, что невозможно уснуть. — Так надо идти в Юньмэн. Пусть они пришлют людей и разберутся со всем. — Ты видел их главу? — Нет. А что не так? — Если бы это было при прежнем главе Цзян Фэнмяне или еще при Вэй Усяне… — А что с этим главой случилось? — Говорят он сошёл с ума. Везде рыщет и разыскивает своего брата. Рычит как зверюга, размахивает фиолетовой плеткой, разучился нормально разговаривать. Видели бы вы его лицо. Вечно перекошено, глазами вращает, оскал как у бешеной собакии, не говорит, а лает и слюной брызжет в разные стороны. Страх да и только. Сразу видно, что у человека не все дома. Уже не одному попало этой его плеткой. У нас староста лежит сейчас ни жив, ни мертв. Побои залечивает. — Наверное он похож был на Вэй Усяня? — Ну он высокий, любит носить чёрное. Молод, довольно симпатичен. — Наверняка он принял его за своего шисюна. — Мда, а мальчишкой был совсем другим. Спокойным, скромным. Даже стеснительным. — Ага. А собак во всей округе поили снотворным. Это от стеснения? И потом безобразничали. Скажешь его там не было? — Так то же первый ученик организовывал бандитские набеги. Ох и парень был! Настоящий разбойник! А красавчик был каких поискать ещё. Все наши девчонки по нему сохли. Я в жизни таких не видел. Очень способный мальчишка, но жуткий хулиган. Правда нас не обижали. Цзян Фэнмянь всегда щедро расплачивался за ворованых кур и оборванные финики. — Эх. Хороший был человек. Жаль, что так рано погиб. Кто же знал, что его сынок вот так вот в одночасье сойдёт с ума? Один из мужчин вдруг обратился к остальным: — Я всё-таки попробую сходить. Невозможно уже терпеть как эти гады бесчинствуют. Может мне удастся застать главу ордена в добром расположении духа. — А если нет? — Тогда я и говорить ему ничего не буду. Просто уйду и всё. В следующий раз снова попытаю счастья. Ну? Кто со мной? Остальные отказались: — Братец, тебе жить надоело? — Я осторожно. Дары взял от нашей деревни, целую корзинку. Надеюсь… может его сердце смягчится? Кто составит мне компанию? Мужчины недоверчиво качали головами и отговаривали храбреца: — Я бы ни в жизнь не рискнул. — Да, кто станет связываться с сумасшедшим? — Что у него на уме? — Кто знает, что он выкинет в следующую минуту? Мужчина вздохнул. Хуайсан тут же смекнул, что можно незамеченным попасть к Цзян Чэну и поговорить с ним. Он поднял голову: — Братец, я пойду с тобой. Мужчина удивился: — Ты? Не боишься? — Вдвоем будет не так страшно. Ты когда отправляешься? — Завтра утром. У меня еще здесь дела. — Хорошо. Я тебя подожду. А пока найду повозку. — Хорошо. — Что у вас тут есть интересного, чтобы погулять? Один из мужчин ответил: — Недавно храм построили. Прямо посреди центральной площади. Другой подхватил: — Интересно, кому это в голову взбрело? Кстати, глава местного ордена знает? Мужчины заговорили: — Ой, о чем ты? — Да он под собственным носом ничего не видит! — Он в каждом встречном и поперечном видит своего шисюна и кидается на всех как бешеная собака. — Если человек тронулся умом, то все остальное его обычно не интересует. Он ведет себя как маньяк. — Он недавно кричал, что отомстит своему шисюну за смерть родителей и сестры с зятем. — За смерть родителей? Так они и после их смерти жили вместе, чего же он не мстил? — Не знаю. Мне кажется он просто няньки лишился. Ведь по сути орденом управлял Вэй Усянь. А Цзян Чэн только числился главой. — Вообще-то да. При Вэй Усяне был порядок. А теперь… Мужчина махнул рукой и вздохнул. Другой поддакнул: — Да, при нем нечисть даже высунуться боялась. — А может все дело в его флейте? — Возможно. Тёмные твари беспрекословно подчинялись ему. — Жаль, что он не открыл свою школу. Уверен многие пошли бы к нему учиться. И тогда точно был бы порядок. Один из мужчин поднялся: — Ладно, я пошел работать. Мой перерыв кончился. Другие тоже засобирались уходить. Хуайсан договорился встретиться утром с мужчиной на постоялом дворе и двинулся по центральной улице на площадь. Вскоре впереди показались массивные ворота, они были гостеприимно распахнуты настежь. Во дворе высился роскошный храм. Загнутые вверх коньки крыш были покрыты ярко-синей краской с золотыми узорами. Балки, поддерживающие крышу были сплошь покрыты узорами. Ярко красные стены пестрели изображениями богини милосердия Гуаньинь. Внутри были слышны удвры в специальный гонг, который символизировал молитвы. В открытые двери бесконечно заходили и выходили люди. Они покупали во дворе палочки с благовониями, возжигали их от больших свеч в храме и втыкали их в специальную подставку у ног огромной золоченой статуи. Хуайсан задрал голову и посмотрел на статую огромной золотой женщины. Она ему смутно кого то напомнила. Он пригляделся внимательнее. Мэн Яо! Точно! На толпу молящихся сверху вниз смотрело снисходительно круглое лицо с ямочками на щеках. «Ну надо же! Какое огромное самомнение! Увековечил себя! Надо же! Хотел, чтобы люди ему кланялись! Но почему именно женщина? Почему Гуанъяо выбрал себе женский образ? Тут что-то не то. Да и при жизни ставить себе подобный памятник как-то весьма странно. Обычно в таких храмах присутствуют святые мощи. То есть здесь должно быть захоронение святой девы, которой присвоили статус богини. Кто же там?» Хуайсан посмотрел некоторое время на статую, сверкавшую сусальным золотом, потом огляделся вокруг. То тут, то там сновали с деловым видом монахи. Они снимали нагар со свечей, поравляли цветы в огромных вазах, протирали тряпочками то тут, то там, придерживали двери, приветствовали посетителей. Хуайсану монахи показались слишком активными. Обычно монахи старались меньше гулять среди мирян. Эти же проявляли неслыханную прыть, стараясь услужить, навести порядок. Хуайсан присмотрелся к людям в монашеских одеждах и заметил, что монахи прислушиваются к разговорам людей. Он сделал вид, что молится, а сам начал исподтишка наблюдать за ними. Пара человек ему показалась знакомыми. Узнать их мешали побритые головы. Всё таки прическа сильно меняет внешность человека. Так, что порой трудно узнать даже знакомых тебе людей. Мысленно Хуайсан представил на их головах длинные волосы и высокие причёски. Он видел этих людей! Видел в свите Цзинь Гуаньяо! Хуайсан был готов поспорить. Это были далеко не монахи. Адепты Ланьлин Цзинь! «Что это значит?» А значило это только одно. Храм посреди города это не храм в полном смысле этого слова. Это важная стратегическая точка ордена Ланьлин Цзинь. «Вот как! Мало ему надзорных вышек!» Стратегическая точка ордена Ланьлин Цзинь посреди владений ордена Юньмэн Цзян. «Неужели шпионят за Цзян Чэном? Вряд ли. Тот уже давно и прочно сошёл с ума. Вряд ли Гуанъяо считает его помехой. Если только… Гуанъяо сжёг бордель, в котором рос. Значит, кто-то мог это видеть кроме Сы Сы. И мог разболтать. Значит он здесь стоит не просто замена борделю. Обычно храмы и монастыри располагаются высоко в горах. Но уж никак никто не станет строить храм на месте увеселительного заведения, чтобы не навлечь на себя гнев небес. Значит у этого храма определённая цель. Контролировать разговоры людей, чтобы ничего не просочилось наружу. Не удивлюсь, если здесь пропал без вести не один, кто не смог держать язык за зубами.» Хуайсан вспомнил разговор мужчин в трактире. «Да, надо навестить Цзян Чэна. Возможно он очнется от своего безумия и наконец перестанет жить в каком-то своём мире, где на каждом шагу ему мерещится Вэй сюн. Под боком у него тут орудует Цзинь Гуаньяо, а он носится по городам и деревням, выискивая своего шисюна. Одержимый странной идеей отомстить за смерть родных.» Вернувшись на постоялый двор, он предупредил возницу: — Братец, послушай меня. Я тебя нанял. Забудь, что ты адепт Цинхэ Не и не называй меня главой. Ты вольный развозчик, который не имеет клановой принадлежности. Мы едем сейчас в Юньмэн. С нами поедет ещё один человек. Он крестьянин. — Хорошо. Я понял. Утром тот человек пришёл на постоялый двор и они поехали. По дороге Хуайсан расспросил мужчину: — Братец, а скажи мне, давно стоит посреди Юньпина этот храм? — Совсем недавно. В этом году только построили. — Странно то, что подобные храмы обычно строятся высоко в горах. А этот посреди города. — Я тебе больше скажу. На этом месте был большой элитный бордель. — Вот интересно. И никого не смущает подобное обстоятельство? — Вовсе нет. Ведь большинство людей в центре города приезжие. Когда они переехали, храм был уже готов. — А старые жители остались? — Практически нет. Они начали внезапно продавать свои дома и переезжать из Юньпина. — Давно это произошло? — Да еще во время строительства храма. А большинство уехало сразу после пожара. — Не про эту ли часть города говорил сапожник? — Что именно? — Про то, что люди пропадают. — Именно. — А их родные не пробовали искать их? — Их родные начали спешно переезжать в другую местность. — Никто не держал и ними связь после их переезда?. — Нет. Они словно в воду канули. Никто не знает куда они переехали. Хуайсан задумался. Явно Мэн Яо приказал уничтожить свидетелей. Но как это доказать? Никто ничего не видел. «Цзян Чэн, сумасшедший псих, чем гоняться за ветром и калечить людей, лучше бы смотрел за вверенной ему территорией. То пожар, то люди пропадают. А он чем занимается? Вот уж не думал, что так все закончится! Эх, Вэй сюн! Знал бы он кому отдал свое ядро! На что тратит этот человек свои силы? Да даже и не свои! Это силы Вэй сюна! Ядро то его! » Мужчина тоже задумался, прижимая у себе корзинку с фруктами. Вскоре ровная дорога закончилась, началась проселочная, их немного растрясло и они задремали. Проснулся Хуайсан от громкого крика и шума. Он потянулся, растер занемевшую руку и ногу, потом выглянул в окошко. Увидел группу адептов в фиолетовых платьях. Они шумно переговаривались между собой. Громко орал Цзян Чэн: — Я сказал схватить мне этого человека. Кто-то возразил: — Глава ордена. Но этот человек ничего не сделал. Зачем он вам? Молодой мужчина в черном уже успел отбежать от греха подальше. Цзян Чэн заорал с перекошенным лицом, брызгая слюной: — Я вас не спрашиваю, что он делал или не делал. Я сказал схватить! Мужчина постарше возразил: — Но, глава ордена, если мы будем хватать людей без суда и следствия, что про нас люди скажут? Что орден Юньмэн Цзян, вместо того, чтобы защищать мирное население, хватает кого ни попадя и подвергает побоям? — Мне плевать, кто что скажет! Я сказал хватайте его! — Но люди нам перестанут доверять. И мы лишимся работы! Цзян Чэн зарычал как голодная собака: — Плевать мне на людей, плевать я хотел на работу! Я сказал схватить! — Но глава ордена. Вы забыли девиз ордена Юньмэн Цзян! — Ты ещё учить меня будешь! Не поймаете этого человека, сами получите этой плеткой. Ноги всем переломаю! Цзян Чэн махнул фиолетовой плеткой и сам побежал за молодым человеком в чёрном. Тут мужчина с корзиной тронул Хуайсана за рукав: — Братец, что там творится? Хуайсан подвинулся, пропуская его к окошку. Мужчина содрогнулся, когда увидел как Цзян Чэн огрел молодого человека плеткой по ногам, тот упал, Цзян Чэн тут же настиг его и потащил за шиворот. На ходу он лаял как собака: — Ты у меня осознаешься, ты во всем осознаешься! Молодой человек взмолился: — В чем? Отпустите меня! Что я вам сделал? — Что?! Сейчас узнаешь! Цзян Чэн с упорством тащил его в ворота, потом кинул прямо посреди тренировочного поля. Парень хотел подняться, но очередная вспышка фиолетовой плетки сбила его с ног. Цзян Чэн громко орал и дико вращал глазами: — Что?! Молчишь?! А ну сознавайся! — Но в чем? В чем? — молодой человек чуть не плакал, морщась от боли и потирая ушибленную ногу. Цзян Чэн снова зарычал как собака: — Ааа, так ты ещё не сознаешься? — В чем? Я ничего не сделал! Отпустите! — отчаянно кричал мужчина, снова пытаясь подняться. Цзян Чэн снова махнул плеткой: — Не заговаривай мне зубы! Мужчина с корзиной отпрянул от окна: — Нет. Я туда не пойду. — Братец, подожди. Может он успокоится. — Нет. У меня кровь стынет в жилах от подобного зрелища. — Подожди, давай мы отвезём тебя назад тогда. — Я сам пойду. Мужчина вылез из повозки, поставил корзину у ворот, сам же резво побежал назад. Хуайсан попросил возницу догнать мужчину: — Братец, ты куда? Садись подвезём. — Нет… Не могу… Не могу… Здесь опасно. — А бежать по дороге в одиночку не опасно? --. Братец, ты ещё хочешь с ним поговорить? — Да, хочу, — кивнул Хуайсан. — Тогда оставь меня на постоялом дворе, я найду повозку и вернусь домой. А ты иди к нему, если тебе собственная жизнь не дорога. Хуайсан усадил мужчину в повозку. У того тряслись руки от пережитого ужаса. — Ладно, братец, посиди пока в повозке, приди в себя. А я поищу тебе возницу. Хуайсан вышел из повозки. Вскоре он нашёл другую повозку, заплатил вознице и отправил мужчину домой. Тот все пытался сунуть Хуайсану деньги. Но тот отказался: — Братец, это самое малое, что я могу сделать для тебя. Не отказывайся. Пережить простому мирному человеку подобный стресс, это надо иметь крепкие нервы. — Братец, а как же ты? — За меня не беспокойся. Я найду способ с ним поговорить. И за ваших призраков не беспокойся. Я поговорю с нормальным заклинательским кланом и они пришлют тебе людей. Мужчина кивнул: — Большое спасибо тебе, братец. Чем я могу отблагодарить? — Я вернусь и заберу твою корзинку с фруктами себе. Хорошо? Мужчина с готовностью закивал: — Хорошо. Хорошо. Спасибо большое тебе, братец. Мужчина забрался в повозку и уехал. Хуайсан повернул обратно. Он вошёл в ворота когда-то гостеприимной Пристани лотоса, теперь превратившейся в страшное место. Подошёл к Цзян Чэну, пока тот тяжело отдувался, чтобы успокоиться, помог подняться бедняге, которого безжалостно избивал глава Цзян. — Цзян Чэн, что с тобой? Когда ты успел превратиться в садиста? — Хуайсан, а ты когда успел превратиться в защитника? — Не важно. Что тебе сделал этот парень? — Не твое дело. — А чьё? Ты чуть не убил беднягу. Цзян Чэн сжал кулак с плеткой, зарычал как бешеный пес: — Хуайсан, лучше уйди. Пока по-доброму прошу. — Пока? А потом? — А потом получишь Цзыдянем. Я не посмотрю на то, что мы когда-то дружили в одной компании! Хуайсан внимательно посмотрел в глаза бывшему другу. Страха не было, только печаль и презрение: — Знаешь, Цзян Чэн, хоть я и слабее тебя, но я тебя не боюсь. Я знаю почему ты так себя ведёшь. Уже все показывают на тебя пальцем и говорят, что ты сошёл с ума. Неужели ненависть настолько ослепила тебя, что ты забыл о долге и чести? Цзян Чэн вдруг язвительно рассмеялся: — А ты только кажешься недалеким. Ты все прекрасно понимаешь. И ты знаешь не хуже меня, что старейшина Илин может захватить любое тело, чтобы его не узнали. Хуайсан покачал головой: — Знаешь, Цзян сюн, если бы это был Вэй сюн, стал бы он молить тебя о пощаде? Смог бы ты его так запросто затащить за шиворот? Он бы давно дал бы тебе такую сдачу, что тебе мало бы не показалось. — Лучше не зли меня. — Лучше позови лекаря. Бедняга немного пришел в себя. Растирая ушибы, он все-таки с трудом выпрямился: — Нет, я лучше пойду. Не хочу здесь оставаться ни минуты. Однако боль в раненых ногах не давала ему нормально идти. Хуайсан поддерживая парня под локоть, довёл его до ворот, сказал вознице: — Братец, пожалуйста отвези этого человека домой. А по дороге купи мазь и бинты. Обработайте раны. — Хорошо. Хуайсан помог парню сесть в повозку и вернулся к Цзян Чэну. — Цзян сюн, что происходит? — Отстань, — огрызнулся Цзян Чэн, — лучше за собой следи. — В чем именно следить? — Говорят ты спутался с Цзинь Гуаньяо. Хуайсан удивился: — Я? Не говори глупостей. Знаешь, Цзян Чэн, вместо того, чтобы собирать сплетни, ты лучше бы посмотрел, что у тебя прямо под носом творится. — И что же у меня творится? Давай просвети. А то я глупый не знаю что у меня творится. — Про пожар в Юньпине знаешь? Цзян Чэн неопределённо махнул головой. Хуайсан продолжал: — А то что прямо в центре города стоит храм Гуаньинь. Ты знаешь? А знаешь кто его построил? — Ну и кто же? Просвети. — Хочешь знать? Ты хотя бы проводил расследование? — Плевать я хотел на всяких бордельных шлюх и их пьяных клиентов! Очень мне надо ещё и расследовать их грязные делишки! Сами все перепились и подожгли заведение! Стал бы я позориться, чтобы ещё расследовать это дело! — Подожди, не кипятись. Публичный дом находится на вверенной тебе территории. И туда народ не только пить ходил. Там часто устраивались спектакли и поэтические вечера. Между прочим погибли известные люди. Это может повредить твоей репутации. Ты не мог это дело оставить так. Хоть как-то, но ты должен был отреагировать. Цзян Чэн на последних словах шумно выдохнул и уже спокойнее ответил: — Ты думаешь, я не отреагировал? Я послал человека опросить близлежащих жителей. — Ну и каков результат? — Никто ничего не видел. — И тебе не показалось это подозрительным? — И что толку, если бы даже и показалось? — Но когда начинали строить храм, ты даже не поинтересовался, что это за заведение на твоей территории? — Поинтересовался. — И что? — Мне показали купчую на землю и сказали, что это частная собственность и хозяин что хочет, то и строит. Никто не имеет права вмешиваться. — А ты не помнишь кто хозяин? — Нет. Я не рассмотрел. Хуайсан ощутил как в душе растёт раздражение к этому человеку. Он подавил это чувство, стараясь придать голосу спокойствие: — А зря. Зря не разглядел. Я просвещу тебя на этот счёт. Земля принадлежит Цзинь Гуаньяо. Цзян Чэн, ты скоро таким образом потеряешь все свои территории. Скоро Юньпин не будет принадлежать к твоим территориям. Цзинь Гуаньяо начнёт скупать земли все дальше и дальше. А ты же занят. Занят погоней за ветром. Ты даже не заметишь. Пока они разговаривали, адепты пригласили их обоих в беседку. Кто-то принёс чай. Цзян Чэн тяжело опустился на табуретку: — И что я могу сделать? Хуайсан раздражался все больше от откровенно идиотского вида этого человека: — Как что?. Интересоваться жизнью людей хоть немного! Не может быть, чтобы совсем никто ничего не видел. Тем более, там творятся ужасные вещи. Пропадают люди. Но ты ничего не знаешь. — Но мне никто ничего не говорит, — возразил Цзян Чэн. — Да к тебе страшно подойти. Ты же вечно злой как собака, скрипишь зубами и кидаешься. Кто осмелится? Разве так себя вёл твой отец? Лицо Цзян Чэна скривилось: — Не напоминай, мне и так непросто! Что мне теперь делать? В петлю лезть? Хуайсану уже хотелось врезать этому человеку. Он сам удивился, почему вдруг им охватило подобное желание. «Ага, тебе отдали такую бесценную вещь! А ты вешаться? Идиот! Ты никогда не был достоин подобной жертвы! Лучше бы ты спился и сдох. И то больше было бы толку!» Вслух сказал: — Ну зачем такие крайности? Ты же глава, ты знаешь как надо поступать в таких случаях. Вспомни для чего были организованы наши ордена! Помогать слабым, защищать мирное население. А вместо этого, что делаешь ты? Цзян Чэн рассвирипел, лицо покраснело: — И что же делаю я?! Не обращая внимания на злое лицо, Хуайсан чётко выложил ему прямо в глаза: — Что делаешь ты? Ты хочешь знать как это выглядит со стороны? — Да, давай, если ты посмеешь только, скажи мне! Хуайсан ответил: — Вместо этого ты носишься по местности, гоняешься за ветром ради какой-то призрачной мести. Калечишь людей почём зря. А в это самое время другой орден потихоньку ворует у тебя из-под носа твою же территорию. Ты думаешь почему он начал именно с твой территории? Цзян Чэн сел на место и спросил спокойнее: — Почему? — Да потому, что не только ты один разыскиваешь Вэй сюна. Цзян Чэн снова вскочил: — Зачем он ему? Хуайсан спокойно ответил: — А то ты не знаешь? Уже все знают, что он предлагал ему место наложника. Лицо Цзян Чэна снова скривилось: — Грязный сын шлюхи! Подлец! Прелюбодей! Гадина! Змея! Мерзкий ублюдок! Тварь! Похотливая скотина! Кобель гулящий! Мерзкий козёл! Хуайсан спокойно наблюдал. Когда запас ругательств поприличнее иссяк, в ход пошли нецензурные выражения. Когда и они закончились, Цзян Чэн бессильно опустился на стул. Хуайсан молчал, ожидая финала трагикомедии. Цзян Чэн, тяжело отдышался после крика, через минуту сказал: — Как он посмел? Вэй Усянь не его собственность. Хуайсан добил его: — Он ничья не собственность. Он свободный человек. Ты же сам выгнал его из ордена. Цзян Чэн снова вскочил: — Да я то при чем тут? Он сам! Слышишь? Он сам захотел этого! — Ты же сам знаешь, почему он так сделал! Цзян Чэн снова сел: — Почему? — Потому, что кто-то слишком уж трясся за свою драгоценную репутацию. Или это не так? Скажи мне! За все это время никто из адептов не подошел к ним и не поинтересовался почему их глава так орёт. Хуайсан подивился их выдержке. По всей видимости они уже привыкли к его истерикам и просто не обращали внимания. Цзян Чэн вдруг закрыл лицо руками и разрыдался. Хуайсан испугался, тронул его за рукав: — Цзян Чэн? Тот махнул рукой, кое как, глотая слезы, прогнусавил: — Он бросил меня! Бросил! В самый сложный период моей жизни! Он променял меня на кучку псов из клана Вэнь! На эту девку Вэнь Цин, на её мёртвого братца, на какого-то мелкого сопляка! Хуайсан хотел добить его новостью о ядре. Но Цзян Чэн был сейчас невменяем. Он рыдал, размазывал слезы по лицу. — В самый сложный мой период жизни он просто бросил меня! Я ему оказался не нужен! Не нужен! Он икал, захлебывался собственными слезами, активно глотал содержимое собственного носа, кашлял, мотал головой, стучал кулаком по столу. Так, что звенели чашки. Казалось, его сейчас всего вывернёт наизнанку. Хуайсан ждал окончания истерики, понимая, что сейчас бесполезно продолжать разговор. Ждать пришлось долго. Хуайсан налил ему в чашку чай. В душе шевельнулась жалость пополам с отвращением. Решив, что на сегодня хватит сырости, Хуайсан дождался паузы между рыданиями, подал ему в руку остывший чай. Тот шумно глотнул, стукнул чашкой о столешницу, на его лице отразился мыслительный процесс: — Цзинь Гуаньяо охотится за Вэй Усянем? Я не ослышался? — Нет. Не ослышался. Я именно так и сказал. — Насколько мне известно, это Лань Чжань хотел затащить его в Гусу. — Лань Чжань хоть и злыдень, но он никого не станет тащить в Гусу насильно и без его согласия. — А тебе не кажется, что ему нравился этот проклятый подмастерье? Хуайсан покачал головой и не стал отвечать. Для него слишком дорога была память о пропавшем друге, чтобы осквернять её сплетнями за его спиной. Но Цзян Чэн и не ждал ответа. Он внезапно погрузился в свои какие-то мысли, вперив невидящий взор перед собой и беззвучно шевеля губами. Через полчаса ступора Хуайсан решил, что на сегодня хватит. Кроме истерик он не добьётся от Цзян Чэна никакой информации. Он жил в каком-то своём мире, где гонялся за невозможным и несбыточным. Сердцем он уже понимал это, но разум его все ещё застрял на стадии ребёнка, который не хочет взрослеть. И по-прежнему топает ногами и устраивает истерики по поводу пропавшей игрушки. Хуайсан встал и поехал домой. По дороге он думал, что его визит был бесполезен. Он не получил никакой информации. Чем то помочь? Но кому? Этому предателю? Который сейчас пожинает плоды своего тупого поведения? Да, он жалеет. Но не о том, что поступил как-то не так. Он жалеет о прошлом. Прошлое не вернёшь. Но он им живёт. Он застрял ещё там, далеко в детстве. И никак не найдёт выхода. Да он его и не ищет. Он того никак не поймёт, что пора взрослеть, пора анализировать свое поведение, а не искать виноватых. Понимая, что на его инфантильное мышление никто не сможет повлиять, Хуайсан вздохнул. Стало жаль потраченного времени. Ну высказал ему Хуайсан всё, что о нем думает. И что? Можно подумать, что Цзян Чэн немедленно возьмётся за ум. Перестанет носиться по всей местности и рыскать как овчарка. Перестанет вымещать злобу на ни в чем не повинных людях. Начнёт заботиться о вверенной ему территории. Вряд ли. Дома он рассказал управляющему все, что узнал. — Итак, ещё несколько нитей у нас в руках. Хуайсан покачал головой: — Да, но все они не связаны между собой. Что-то ещё не хватает. Итак, мы знаем, что Мэн Яо уже в раннем детстве имел садистские наклонности. Знаем что он вырос в публичном доме. Стал заклинателем, благодаря Лань Сичэню. Теперь понятно почему он так защищает этого подонка и старается принимать участие в его жизни, воспитывать его. — Конечно. Это же его самый первый ученик. А это как первый ребёнок, как первая любовь. Ученик и учитель это ответственность на всю жизнь. Я знавал многих учителей, которые помогали своим ученикам до старости. Хуайсан кивнул: — И благодаря своим новым навыкам Мэн Яо участвовал в Аннигиляции солнца, где в полной мере раскрылся его потенциал как садиста и убийцы. Управляющий продолжил: — Знаем, что он устроил пожар, убил всех людей, кто там находился, кроме двух человек. Это его мать и её подруга Сы Сы. Хуайсан посмотрел на мужчину и ответил: — Это значит, что не может он долго держать себя в руках. Садистские наклонности когда-то да проявятся и тогда он обнаружит себя. Но вот интересно, почему он оставил в живых этих женщин? — Думаю, что для какой-то своей цели. — Да. И я не верю я в то, что Мэн Яо питал к кому-то родственные чувства. Когда я с ним познакомился, он утверждал, что круглый сирота. Зверски расправился с папашей Гуаншанем. Какие уж тут родственные чувства? Значит у него был свой расчёт насчёт этих женщин. Ну одна умерла от пьянки. Осталась её подруга. Управляющий задумался: — Значит у него есть план. Хуайсан ответил: — По этой же причине он оставил Вэнь Нина. Мне нужно увидеть его. Они держат его в соседней камере, где сидит Сы Сы. Надо найти способ увидеться с ним. — Непременно. Но есть ещё один человек, который возможно знает что за тайна связывала Цзинь Гуаньяо и мадам Цинь. — Я узнавал. После смерти мадам Цинь она ушла из ордена. Никто не знает куда именно. — Не помните как её зовут? — Помню, её зовут Бицао. Не зря же она пропала. Она наверняка была в курсе тайны, которая связывала мадам Цинь и Гуанъяо. Не зря же тёща Гуанъяо за это поплатилась жизнью. — Вы подозреваете, что она не своей смертью умерла? — Уверен. Мэн Яо с детства интересовался ядами. — Эта женщина просто нам необходима. У неё явно ценные сведения имеются. — Я постараюсь найти её. Изо всех сил. — Это будет непросто. — Я знаю. Но это не остановит меня.