Прости меня, моя любовь

— НЕЕЕТ! Лют бросилась к рухнувшему на землю у нее на глазах Адаму, опустилась на колени и с ужасом оглядела раненое тело. Слишком много крови. Она стекала отливающими золотом ручьями, сверкала, будто тысячи драгоценностей разом, но в то же время острыми кинжалами вонзалась в сердце, оставляя за собой осадок нестерпимой боли от утраты. Лют могла притворяться самой хладнокровной стервой во всем Раю, но часами выслушивала весь бред, который нес Адам. Лют могла сотню раз утверждать, как ей плевать на чувства этого идиота, но продолжала почти ласково перебирать его тёмные пряди, когда он приходил к ней во время бессонной ночи. Лют могла кидаться тысячами оскорблений, но когда Адам напевал грустную мелодию под тихое звучание гитары, она присаживалась рядом в надежде, что это хоть сколько-нибудь да успокоит ангела. Теперь единственное, что она не могла, так это представить свою жизнь без этого самовлюбленного придурка. — Забирай своего дружка, и проваливайте отсюда! — рявкнул Люцифер, нависший над ними. — Пожалуйста, — спокойнее добавил он. Лишь на мгновение их взгляды пересеклись, и Лют заметила в них толику сочувствия. Но ей это было ни к чему. Она с нескрываемой ненавистью посмотрела на падшего ангела, ныне владыки всего Ада, а после с трудом подхватила мертвое тело Адама, отдав приказ отступить остальным экзорцистам. Лют была чертовски сильной. Ей не составляло особого труда продолжать сражение даже с оторванной рукой. Она сотни раз помогала переносить бессознательные тела ангелов и ни разу не думала о их тяжести. Но теперь... Нести на себе Адама казалось чем-то свыше ее сил. Лют стояла с расправленными плечами и горло приподнятым подбородком, когда отчитывалась перед Серой. И ничто не могло намекнуть, что в глубине ее души настоящий эмоциональный шторм. Лют вернулась домой, закрыла дверь и сползла по ней на пол, обняв колени и зарывшись в них лицом. Она не могла позволить себе заплакать, ведь с рождения ей приходилось быть сильной и принимать любые потери достойно, но теперь по ее щеке скатилась хрустальная слеза, расчертив мокрой дорожкой бледное лицо. Дом Адама был неподалеку — настоящий дворец, как и полагается первому представителю человеческого рода. И Лют знала, как открыть дверь этого дворца. Но не знала, как убедить себя сходить туда, после осознания, что ее не встретят очередным шумным рассказом о прошедшей ночи с первым встречным ангелом. Ее это временами раздражало, хоть она и не могла понять почему, но тем не менее Лют всегда молчала. Теперь этот дом будет наполнен таким же молчанием, каким она одаривала Адама всякий раз. Со дня смерти Адама прошла неделя. Она пролетела так быстро, что Лют едва ли успевала уследить за сменой дня и ночи. И, пожалуй, причиной этому являлся бесконечный круговорот мыслей, который затягивал ее все глубже и глубже. Если быть откровенной, Лют никогда не думала столько. Раньше навязчивые мысли сразу испарялись в компании Адама — а без нее Лют была в крайне редких случаях. Теперь... Теперь ее окружило одиночество. Приторно-сладкие улыбки на лицах других ангелов казались самым настоящим проклятием, ведь понимать, что пока Лют страдает от чувства утраты, другие наслаждаются беззаботной райской жизнью, было мерзко. Она пролетала мимо шумных счастливых компашек, и ей хотелось кричать от того, как невыносимо слышать этот смех, когда ее сердце готово разорваться на кусочки. Лют несколько недель пролетала мимо облачного дворца Адама, стараясь не обращать никакого внимания, но каждый раз ненакороком засматривается, с головой ныряя в воспоминания. Поразительная это вещь, неправда ли? Сколько бы ни пытался убежать от прошлого, а оно является частью тебя самого. А бежать от себя это худшее, что когда-либо можно сделать. Лют понадобился еще месяц, чтобы, наконец, прийти в себя, собрать всю волю в кулак и провернуть золотой ключ в замке сверкающих дверей. Дом Адама, как и ожидалось, встретил Лют ледяной тишиной. Она, впервые за все свое существование, неуверенно проходила по просторному коридору, ощущая себя чужаком, и каждый шаг по мраморной плитке эхом разбегался по всему помещению. Хотелось как можно скорее войти в какую-нибудь комнату, где она не будет чувствовать себя такой ничтожно крошечной и жалкой. А счастью, такая возможность ей представилась. Это была спальня Адама. Лют рассматривала комнату. Здесь, как и в остальном дворце, сохранялась роскошь: множество элементов интерьера были покрыты позолотой, местами можно рассмотреть искусно выполненную лепнину, пастельные оттенки хорошо гармонировали друг с другом, а фрески, отлично вписавшиеся в потолок, добавляли спальне особый шарм. Лют поджала губы. Она бывала здесь. Редко, но бывала. Адам временами вел себя, совсем как ребенок, и, вместо серьезных приказов, просил сыграть с ним пару-тройку партий различных игр. В чем-в чем, а в этом он был особенно хорош. Лют опустилась на край кровати, тяжело выдохнув. После ее взгляд зацепился за высокий стеллаж, на нижней полке которого разместилась гитара. Его гитара. Адам был отчаянным фанатом рока, и, сколько бы Лют не ворчала, когда он отвлекал ее, прося послушать новую песню, она всегда послушно садилась рядом. Порой Адам пытался уговорить ее попробовать сыграть хотя бы пару аккордов, но Лют лишь качала головой, давая понять, что ей это неинтересно. Адам тогда закатывал глаза и обиженно надувал щеки, но замолкал на некоторое время, продолжая легонько перебирать струны. Лют аккуратно, будто собиралась взять хрупкую вазу, прикоснулась к гитаре, а потом достала ее из стеллажа. Она одними кончиками пальцев провела по гладкой основе инструмента и позже по струнам. По комнате разнесся приятный звук, и Лют повторила это движение еще раз. Она никогда не питала огромной страсти к музыке, но теперь... Теперь к ней пришло осознание, что музыка занимала особое место в ее жизни, а внезапное исчезновение, особенно ее исполнителя, приводило к настоящему отчаянию. — Поздно... О чем-то думать слишком поздно, — прошептала Лют, невесомо каснувшись грифа. Она ничего не могла изменить. Ей не дана власть, с которой у нее получилось бы вернуть кого-либо с другого света. И от этого становилось еще больнее. Лют с горечью рассматривала отливающие золотом узоры на инструменте, а после отложила его, обняв колени и зарываясь в них лицом, как она часто делала в последнее время, будто это помогало спрятаться от всех жестоких реалий жизни. Ей надоело быть сильной. И сейчас, когда Адама больше нет рядом с ней, Лют хотела впервые за долгое время выплеснуть эмоции. Дворцовую тишину нарушали лишь едва различимые всхлипы.