This is how to disappear

Три дня спустя Эндрю пригрозил зарезать медсестру, если ему не позволят покинуть больницу. Ваймак был не согласен, Кевин молча покачал головой, а Аарон назвал брата идиотом. Нил был единственным, кто был на стороне Эндрю. Он знал о пулевых ранениях и знал, что раны Эндрю достаточно зажили. Он не хотел, чтобы Эндрю находился в больнице ни на секунду дольше, чем это необходимо. Там он был легкой добычей, и Нил мало что мог сделать, чтобы защитить его. Кроме того, если бы Эндрю попал в тюрьму за нападение на персонал больницы, это никому бы не помогло. Нил позволил себе неделю. Неделю, чтобы быть рядом с Эндрю, как Эндрю когда-то был рядом с ним. Если бы Нил был более самоотверженным человеком, он бы сразу ушёл. Но он этого не сделал. Не смог. Вместо этого он испёк откровенно ужасные брауни и принёс Эндрю горячий шоколад в постель. Он растянулся рядом с ним; в комнате было жарко, а вентилятор только разгонял застоявшийся воздух. Они смотрели дерьмовые фильмы на его ноутбуке. Когда люди толпились или пытались втиснуться в комнату, Нил отправлял их обратно. Когда Эндрю сказал Нилу перестать давить на него, он ушёл на диван и стал ждать, когда блондин позовёт его обратно. Я отсюда слышу, как ты пересматриваешь Экси, Наркоман, — позвал Эндрю. Он был злее, когда ему было больно, не то чтобы Нил возражал. О, извини. Позволь мне сделать погромче. Нил поднял громкость до 75. Эндрю в протесте стукнул кулаком по стене. Он помог Эндрю в душе и нежно вымыл его волосы. Руки Нила не были созданы для нежности — больше нет. Ожоги и раны делали это сложным для него, притупив чувствительность. Но он без труда втирал шампунь в волосы Эндрю или прижимал ладонь к его лбу, чтобы он не попал ему в глаза. Эндрю мог сколько угодно притворяться, что ему это не нравится, но Нил видел, как кончики его ушей окрасились в приятный розовый оттенок. Они стали ярко-красными, когда Нил проследил поцелуем воду, стекающую по шее сзади. Нил не думал о том, как время с Эндрю ускользало сквозь пальцы, как эта вода. Он не смотрел на мыльную воду, стекающую в сливное отверстие, и не думал о том, что его время убегает. Снова. Украденные мгновения — вот и всё, чем был этот прошедший год. Как и вся эта неделя с Эндрю. Он понял, что пришло время уходить, когда получил третье сообщение. Тик-так, младший. Я скучаю по тебе. Было странное ощущение жара и стыда, когда Нил активно искал свою спортивную сумку. Стало ещё хуже, когда Нил понял, что у него было слишком много вещей, чтобы в неё их вместить. Свитера, которые Эндрю отдал ему (Терпеть тебя не могу в этом оранжевом), нелепые футболки от Ники (Любимой у Нила была ярко-розовая с надписью «Daddy’s Favorite», которая заставила Эндрю переломить сигарету пополам, когда он впервые увидел её), фотография в рамке всех лисов, которые обнимались вместе на поле, празднуя победу. Все доказательства существования личности. Существования Нила Джостена. Но Нила было недостаточно, чтобы защитить единственное, имеющее для него значение. Он был отвлечён солнечными лучами в волосах Эндрю, жжением в боку после пробежки и мыслью о мороженом, за которым они собирались пойти. Он был Нилом. Стояла поздняя ночь, когда Нил крался к двери, натянув на плечо знакомую и нежеланную тяжесть. Как и знакомое ощущение всех шрамов. — Ты, блять, уходишь. Нил замер и повернулся к Аарону. Тот прислонился к дверному проёму на кухню с хмурым выражением на лице. — Ты позаботишься о нём, — сказал Нил, поправив ремешок сумки. — Мы оба знаем, что он предпочел бы, чтобы это сделал ты. — На лице Аарона отразилось отвращение, как будто этот факт оставил горький привкус у него во рту. Тем не менее, Нил знал, что это правда. И всё же, он не мог остаться. — Пока я здесь, он — мишень. Аарон встряхнул головой, невесело улыбаясь. — Должен был догадаться, что это как-то связано с твоими чёртовыми проблемами с папочкой. И он пытался сказать, что Кейтлин была проблемой. У Нила не было защиты. — Он не нуждается в том, чтобы ты приносил… приносил это в его жизнь, — выплюнул Аарон. — Он мог умереть. Он мог бы быть… это чертовски хорошо. Что ты уходишь. Забери с собой этот ебанный хаос, который, кажется, преследует тебя по пятам. Нил почувствовал, как у него закипает кровь. Я не просил ничего из этого. Я не просил отца, который использовал меня как холст для своей жестокости. Я не просил жизни в бегах. Я не просил подписывать контракт с чёртовыми Лисами и их командой неудачников. Я не просил Эндрю. Его мать могла бы сказать: Я же говорила, если бы увидела его сейчас. Она говорила ему никогда не останавливаться, и он пренебрег её последним желанием. И вот, что он получил. Нет… Не он. Вот, что получил Эндрю. Потому что Аарон был прав. Насилие преследовало его по пятам, и Нил устал причинять боль людям. Он ушёл, не сказав ни слова. После Балтимора Эндрю сказал Нилу похоронить Натаниэля рядом с его отцом. Нил так и сделал, наивно думая, что сможет. Он был Натаниэлем. И он почти узнал цену забвения.

***

Я буду рядом до тех пор, пока ты будешь здесь. Я буду рядом. До тех пор, пока ты будешь здесь. Эндрю знал, как много значат слова. Он винил обезболивающее в том, что пропустил что-то столь очевидное. Два огнестрельных ранения сделали бы это с тобой. Не я буду рядом. Не я не уйду. Я буду рядом до тех пор, пока ты будешь здесь. Эндрю думал, что Нил отказался от своей патологической склонности лгать, но, похоже, некоторые вещи укоренились слишком глубоко. Иногда его эйдетическая память была проклятием. Как, например, сейчас, когда он прокручивал в мыслях каждое взаимодействие с этим маленьким лжецом, который называл себя Нилом. Он знал, что-то не так. Нил был… тревожнее, чем обычно. Если бы он не лежал рядом с Эндрю, его нога стучала бы по полу, когда он сидел в кресле. Он начал расчёсывать свои шрамы — привычка, от которой Эндрю, наконец, избавил его пару месяцев назад. Когда он лежал рядом с Эндрю, то постукивал пальцами в беззвучном ритме по своим рукам, или ногам, или по чёртову каркасу кровати. Эндрю посоветовал бы ему побегать, но даже тогда он не был уверен, что Нил вернётся. Ёбаная ирония. Аарон вошёл в комнату и остановился, увидев выражение лица Эндрю. — Тебе не следует сидеть, — сказал его тупой близнец. Эндрю даже не удосужился ответить. Он лишь поднял одинокий ключ в руке, который он нашёл сегодня утром, так заботливо оставленный на прикроватном столике. — Где он? Иногда Эндрю было трудно сохранить ту бесчувственность, за которую он так упорно боролся. Он знал, что прямо под поверхностью скрывается что-то жестокое, яркое и тёмное, просто жаждущее вырваться наружу… что-то вроде ярости. Прямо сейчас был один из таких моментов. Понимание появилось на лице Аарона. Всё же… он усмехнулся. — Что это значит? Тебе нужно отдохнуть и… — Аарон, — сказал Эндрю пустым голосом. — Ты хочешь рассказать мне прямо сейчас всё, что знаешь. Он, должно быть, почувствовал опасные нотки в голосе Эндрю, потому что сглотнул. — Он ушёл примерно в два часа этим утром. С той жалкой сумкой и всё. С сумкой, которую Эндрю затолкал глубоко в шкаф. Потому что это напомнило ему о том, как он увидел её небрежно брошенной на земле, и обо всём, что это тогда значило. Он всё ещё прекрасно мог видеть лицо Нила, покрытое бинтами. До сих пор не научился уклоняться? — произнёс дерзкий голос, ледяные голубые глаза прищурились на него. — Что он сказал? — Что ты мишень, пока он здесь. Эндрю посмотрел на Аарона. Он сгорбился и по очереди то вызывающе встречался взглядом с Эндрю, то смотрел в сторону. Виновен, виновен, виновен — пела ярость. — А скажи-ка мне, дорогой брат, что ты ему сказал? Аарон снова встретился с ним взглядом. — Что хаос следует за ним и причиняет людям боль. Причиняет боль тебе. Ему было лучше уйти. — Звони Кевину. Брови Аарона подлетели вверх. — Что… — Звони. Кевину. — сказал Эндрю сквозь стиснутые зубы. — Если ты пробудешь здесь еще хоть секунду, я выпотрошу тебя на месте. Уяснил? Аарон широко распахнул глаза. Казалось, он хотел поспорить, но ещё раз взглянул на Эндрю и вышел за дверь. Он мог слышать тихий голос Аарона за стенкой, просящего Кевина вернуться и присмотреть за Эндрю. Потому что он всё ещё был чертовски ранен, и теперь здесь не было его идиота-мученика, который готовил бы ему ужасный горячий шоколад или выбирал бы фильмы настолько скучные, что от них Эндрю клонило в сон. — Я могу сказать, что ты думаешь о чём-то глупом, — сказал Эндрю пару дней назад, проводя пальцами по спутанным кудрям Нила и игнорируя боль в боку. Голубые глаза взглянули на него. — О? Ты теперь умеешь читать мысли? Эндрю сильнее схватил его за волосы. — Нет. Что-то мелькнуло на лице Нила, но затем исчезло. Он одарил Эндрю кривоватой ухмылкой, которую он... ненавидел, и на его левой щеке появилась ямочка. — Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты ужасный пациент? Эндрю щёлкнул его по лбу. Видимо, этого предупреждения было недостаточно. Эндрю не был идиотом. Он знал, что стрельба как-то связана с прошлым Нила и монстром, которым являлся его отец. Он ненавидел то, что она на них напала. Разрушила момент, который должен был быть безопасным. Эндрю знал, что теперь он всегда будет чувствовать, как его сердце колотится во время пробежек по причинам, не связанным с физическими упражнениями, и это заставило его желать разорвать эту женщину на части. Но еще больше он хотел убить её, потому что она разрушила чувство покоя Нила. Он пришёл к Лисам, запоминающий каждый выход и наполненный ложью. Ему потребовались месяцы, чтобы перестать таскать эту отвратительную, поношенную сумку. Когда он выходил с Эндрю в новые места, то почти бездумно вставал перед Эндрю, прежде чем тому приходилось его отталкивать. Эндрю сказал Нилу: ты — несбыточная мечта, но он знал, что Нил чувствует то же самое. Это можно было увидеть по тому, как иногда он отводил взгляд или по тому, как почти благоговейно прикасался к Эндрю. Эндрю был самым большим идиотом из всех. Потому что он был… с патологическим кроликом лжецом и думал, что простого «нет» будет достаточно, чтобы Нил остался. Эндрю почувствовал две огнестрельные раны: одну на бедре, другую на животе, и старался не думать о том, что одна пуля пронзила голову Нила.