Завтра

      Ему было десять, когда он думал, что оставил всё позади, вырезал, что было «до» и смог сбежать. Вырваться. И ему было пятнадцать, когда настоящее понимание, а потом и смирение навалилось тяжёлым камнем, которое обещало раздавить его нахер. Жгучее, обидное, отчаянное понимание. Он никогда не будет свободным. Никогда не будет принадлежать себе. Никогда не будет кем-то нормальным. И это тошнотворное «никогда» больше не покинет его. Ни-ког-да. Слишком страшное сочетание букв, которое горчило на языке и он думал, что к горечи привык. Но походу и на самом деле уже никогда.       Натаниэль нервно постукивал пальцами по деревянному столу, мысленно считая. В начале это были просто цифры, потом число собственных вдохов, количество картин на стене, книг, аккуратно лежащих на полке, царапин на паркете и огромное количество ровных кирпичиков на стене.       ...147       Он помнил её крик. Отчаянный, дикий, неконтролируемый и последний. Он помнил панику, страх, непринятие, а потом запах соженного тела и вкус соли перемешанной с кровью. Он вроде как плакал. Первый раз в жизни, потому что она уже не видела и ничего не могла сказать. Мертвые, увы, были лишены подобных привилегий. Мёртвые вообще, на самом деле, были лишены всего. И это «всего» было привлекательным, чтобы медленно шагнуть в сторону огня, но недостаточно, потому что он всё-таки заставил себя остановиться. Он струсил перед смертью, но убедил себя, что настоящей трусостью было бы умереть вот так. Сдавшись. Она бы не простила.       Но в итоге Натаниэль даже не успел похоронить жалкие остатки своей матери, потому что яркие фары ослепили его лицо, а громкие голоса почти лишили слуха. Рев мотора, звуки выстрелов и слишком спокойный, слишком ровный, слишком ненормальный на фоне всего голос его отца. Он помнил. Конечно же он, блять, помнил. Невозможно было забыть что-то, что каждую ночь преследовало его в самых мерзких кошмарах.       — Где она?       Натаниэль пошатнулся, готовый вот-вот упасть на колени и начать выть, потому что это было чертовски несправедливо. Это должно было остаться где-то в прошлом. Это не должно было случиться с ним. Он никогда не должен был услышать этот голос и никогда не должен был чувствовать себя таким беспомощным и слабым. Но вот он. И вот они все, как оказалось, бесполезные пять лет в бегах. Вот ради чего это всё было. Чтобы сломаться от ровного голоса Мясника за одну жалкую секунду. Вот чего стоил Натаниэль Веснински. Чего стоила его мнимая безопасность.       Натан перевёл взгляд на машину, точнее на ее остатки и вдруг понимание отразилось в его глазах и отскочило рикошетом, заставив Веснински младшего дёрнуться. Он уже успел забыть то, насколько сильно ненавидел их внешнюю схожесть. И то, насколько сильно это пугало.       Сумасшедший хохот, казалось, зазвучал прямо в его голове и Натаниэль по-детски закрыл уши руками, чтобы не слышать. Раз.. два.. три..       — Надо же! — слишком громко, слишком злорадствующе, слишком. — Сын, разве так встречают своего любимого отца? Я тебя не узнаю!       Натаниэль задрожал, почувствовав жар от его пальцев на своих плечах, на шее, а затем на затылке. Волосы до боли натянулись, а лоб столкнулся со лбом отца и его затошнило. Слишком близко. Слишком. Слишком.       — Твои игры в прятки меня уже утомили, сынок, пора возвращаться домой!       И в диком взгляде, растянутой на губах усмешке, в каждом децибеле его голоса чувствовалось это. Обещание. И Натаниэль заранее знал, что это значило для него. Дикий коктейль из смирения, понимания и страха. Он больше никогда не будет принадлежать себе.       ... 292       Натаниэль раздражённо спрятал руки в карманы ветровки, заметив, как те начали дрожать. Предвестник чёртовой беды.       ... 317       —... значит мы договорились?..       —... честь для нашей семьи...       —... да, всего лишь детали, осталось подписать...       .... 458       — Натаниэль..       ... 497       — Натаниэль!       Резкий хлопок по спине и Веснински медленно моргнул, разочарованно подумав о том, что его снова сбили со счета. Чёртова мозаика на стене.       Он не слушал разговор, только некоторые обрывки и ему хватило ровно четырёх секунд на то, чтобы бросить взгляд на какие-то бумажки, ручку, ожидающие чего-то взгляды и понять. Подписать. Ему нужно было подписать.       Натаниэль откинулся на спинку неудобного стула и медленно потянулся к ручке. Он чуть прищурил один глаз и поджал губы сдерживая улыбку, потому что видел с каким нетерпением на него смотрел отец. Такой себе маленький акт неповиновения. Чтобы оставить хоть что-то себе. От себя. Перед тем как подписать себе приговор. Он больше никогда не будет принадлежать себе.       Едва слышный вдох и такой же выдох. Договор был подписан. Усмешка расцвела на губах Мясника, но в ней всё еще чувствовалось сталь и предупреждение, чтобы Натаниэль понял.Чтобы не забывал. Он просто перешел от одного палача к другому. Гильотина всё еще висела над его головой, чтобы хоть на секунду расслабиться. Как будто он вообще мог забыть.       Три месяца. Вот столько прошло с того дня, как он оставил соженное тело матери. С того дня, как его вернули домой. Если место, где его тело раздробили на кусочки, чтобы собрать и заново сделать то же самое до тех пор, пока он не искупит свою вину, можно было назвать домом, конечно же.       Сейчас он сидел до скучного темном кабинете в обществе отца и Тэцудзи Морияма, которого помнил еще с детства, и искал в себе что-нибудь. Страх, облегчение, радость, хоть что-то. Но его мозг как-будто бы не догонял. Не успевал за происходящим.       Вот Натаниэль лежит в подвале почти на грани жизни и смерти, вот он почти чувствует запах разложения своего тела, а затем запах медикаментов и вот сидит в кабинете Морияма, с подписанным договором.       Жизнь летела перед глазами, а он всё ещё находился на том пляже и смотрел, как горит единственное родное, что у него осталось. Оставалось. Её больше не было, но был он сам. Потерянный и почти пустой.       Экси. Это было его детской мечтой. Но которая в итоге стала ещё одной жертвой во имя свободы. А теперь он сидел и смотрел на бумажку, которая с его лёгкой руки связывала его будущую жизнь с этой самой детской мечтой. Но ведь он всё еще был ребёнком и имел право на это? Мечтать. Надеяться, что дальше станет легче, ведь он вряд ли увидит отца в ближайшие несколько лет и сможет заниматься тем, чем и хотел. Когда-то. Пока его жизнь не вывернулась наизнанку, расставив приоритеты. Приоритеты. Это слово тоже по-особенному горчило. У него тоже был вкус металла.       Натаниэль медленно встал со своего места, увидев немой приказ отца, и направился на выход вслед за остальными. Противный скрип двери и он выдохнул, заметив двух мальчишек, которые облокотились на стену и с любопытством уставились на него в ответ. Заметив Тэцудзи, те выпрямились и встали так, будто ожидали какого-то приказа.       Конечно же он их узнал. Ну, отдалённо помнил. И воспоминания не то чтобы были приятными. По крайней мере не все. Но это тоже был отголосок прошлого. Который он должен был забыть, но всё равно помнил. Рико, который склонил голову набок и чуть ли не подпрыгивал на месте от любопытства, и его брат Кевин Дэй. Они выросли. Это было единственная мысль, которая пришла в его голову перед тем, как отец насильно притянул его к себе, грубо схватив за волосы на затылке.       — Не смей разочаровывать меня снова. Была б моя воля, я оставил бы тебя себе, чтобы ты сполна успел оплатить грешки своей шлюхи-матери, но увы по твою жалкую душонку пришли Морияма, — Натан, натянув его волосы сильнее, наклонился ближе, не переставая улыбаться. — И это не значит, что тебе снова удалось от меня убежать. Это значит, что наше семейное воссоединение просто отсрочили. И я обещаю, что эта отсрочка покажется тебе сущим адом. В конце концов, Тэцудзи знает своё дело.       Натаниэль облегчённо выдохнул, стоило отцу отстраниться от него, и только тогда он понял, что всё это время вовсе не дышал. Мясник не шутил. На самом деле никогда не шутил. И пятнадцатилетний Натаниэль всё еще не был достаточно бесстрашным, чтобы суметь остановить дрожь. Тихое «Да, отец» и он скорее услышал, чем почувствовал унизительный шлёпок по щеке, что значил одобрение. Ублюдок.       — Разберитесь с ним, — бросил Тэцудзи Моряима и направился дальше по коридору вместе с отцом, оставив младшего Веснински в компании его бывших приятелей.       Воцарившейся в темном коридоре тишины хватило ровно на пару секунд, пока сумасшедший хохот бесцеремонно не разбил её на мелкие осколочки, которые впились в кожу Натаниэля, причиняя дискомфорт. Вот что это было. Он чувствовал себя до ужаса некомфортно под их взглядами, которые разглядывали его, как какую-то дикую животину в зоопарке. Но никаким диким животным он не был. Разве что брошенный на улицу побитый кот.       — Кевин, Кевин, Ке-вин, ты видишь?! Наш непутевый братец к нам вернулся! — Рико снова расхохотался и Натаниэль весь сжался, чувствуя насколько всё это было неестественно. Пластмассово. Как и глупая улыбка Дэя, который видимо всё еще не понимал, как правильно реагировать на происходящее. — Сегодня даже не мой день рождения! Да и вообще вроде никаких праздников на ближайшие дни не намечается. О боже, Кевин, нужно проверить не пошел ли снег случаем!       Натаниэль скривился, почти вживую ощущая как об него разбивается каждое слово Рико, будто он знал, что на самом деле чувствует Веснински. Будто чувствовал сам. Будто ему никогда не было плевать.       — Привет.       Это было единственное, что он мог выдавить из себя. Натаниэль даже про отца забыл. Забыл про подписанный договор и про многочисленные уродливые шрамы, которые всегда неприятно болели. Но сейчас болело по-другому. Сейчас болело не там. Он стоял перед своими когда-то братьями и чувствовал себя неправильно. Как-будто не имел право смотреть им в глаза. Как-будто вообще не имел право стоять с ними.       — Здравствуй, — наконец ответил Кевин, скосившись на Рико, который в свою очередь лишь прыснул и склонил голову набок, смотря прямо в глаза Натаниэлю.       Морияма чуть ли не вприпрыжку подошел к Натаниэлю и склонился близко-близко так, что второму снова пришлось задержать дыхание. Он не боялся Рико, это было глупостью. Натаниэль на самом деле не боялся никого кроме своего отца. Но он боялся своих ощущений, чувств. Рядом с Рико он всегда боялся только себя.       — Рико... — начал было Кевин, но тот лишь махнул рукой.       — Брось, Кевин, мне весело! А тебе разве нет? — он похлопал ладошками, как ребёнок и затем приобнял Натаниэля за шею и взлохмотил тому волосы, не переставая тихо смеяться. — Я, блять, в восторге! Мы оба в восторге, скажи?       — Ага, — сухо кивнул Кевин и тоже подошёл ближе, — давно... давно не виделись, Нат.       Веснински ничего не ответил. Он не знал, что нужно говорить в такие моменты. «Простите, ребят, я сбежал, ничего не сказав вам, и очень соскучился, давайте начнём всё с чистого листа?». Ему тоже хотелось расхохотаться от абсурдности всего происходящего.       — Всего лишь пару минут да, На-та-ни-эль?       Натаниэль почти задохнулся. Глаза Рико были пустыми. А издевательская усмешка слишком карикатурной и фальшивой. И голос... Этот голос никогда не должен был быть таким. Его смех никогда не должен был звучать вот так. Веснински чувствовал слишком много в этом. Того, что никогда не должно было быть. Слишком много соли, горечи, разочарования. Голос Рико чувствовался больно. И Натаниэль мог поклясться, что если посмотрит в зеркало, увидит на щеке аккуратно высеченное «предатель». Вот кем он был в их глазах. Предателем.       — Ри..       — Заткнись! — Морияма закрыл ему рот ладонью, не дав договорить и Натаниэль почувствовал, как дрожала его рука. — Тшш, На-та-ни-эль, тихо, молчи.       Он помнил. И Рико тоже помнил.       — Нат, я не могу, ты же сам знаешь, если дядя узнает..       — Рико, это ненадолго, честно! Я не знаю зачем, но мама просто так меня бы не позвала!       Натаниэль поймал Рико за плечи и притянул ближе, чтобы посмотреть прямо в его глаза. Маленький Веснински видел, как его друг ведёт какой-то внутренний монолог, хмуря бровки и заламывая пальцы. Рико всё никак не мог решиться, но Натаниэль волновался за мать и не мог успокоиться.       — Если дядя узнает... — всё не унимался Рико, — если он узнает, что я лично тебя отпустил с поля, он... О боже, Нат, ладно!       — Пару минут, слышишь? Я туда и обратно, твой дядя даже не обратит внимание!       Натаниэль выдохнул и улыбнулся, прижав к себе друга, который тоже попробовал улыбнуться, но эмоция вышла слишком нервной.       — Пару минут, — повторил Рико и подтолкнул друга к выходу. — Давай, беги.       И он побежал. Никто из них тогда не знал, что эта была их последняя встреча и что пару минут превратятся в долгие пять лет. Натаниэль понятия не имел о том, что его мать собирается его похитить и сбежать. А Рико еще не догадывался чего ему будет стоить его маленькое непослушание. Им обоим в конце-концов пришлось столкнуться с последствиями. И это слово пахло кровью и загнившей плотью.       — Ты уже успел многое сказать, братик. Достаточно, — улыбка Рико вышла слишком.. слишком разбитой для человека, у которого был настолько пустой взгляд. Для человека, который плевался ядом, прекрасно зная, как его слова влияют на окружающих. Слишком неправильная картинка. Безобразная. — Я слышал твоя мамаша сдохла, о, как жаль! Обязательно поплачу о ней...— Рико склонил голову набок и пальцем повел по губам, стирая улыбочку с лица, — как только мне перестанет быть похуй.       И всё, как будто бы не было этого идиотского спектакля. Не было этой неправильной разбитости в его голосе. Только равнодушие. Осталось только оно.       Каждые его слова ощущались как маленькие дротики, которые попадали прямо в цель. И каждая улыбка ощущалась так же мягко, как острие отцовского топора. Но почему-то именно это идиотское равнодушие сломало Натаниэля окончательно.       — Посели его к Моро, Кев, пусть объяснит ему всё доходчиво и ясно. Я не собираюсь ни с кем нянчиться.       И ушёл. Как будто бы Натаниэля больше не существовало.       — Идём, — Кевин аккуратно дотронулся до него и потянул к выходу, стоило Рико исчезнуть из коридора. — Я познакомлю вас с Жаном, с этого дня вы будете делить комнату на двоих. И лучше тебе послушать его внимательно, Натаниэль, и принять к сведению всё, что он скажет. Веди себя тихо, слушайся хозяина, не провоцируй никого и забудь о прежней жизни. Теперь ты Ворон, а гнездо с этого дня твой единственный дом.       Натаниэлю хотелось огрызнуться на свой манер, вырваться из хватки и бежать. То, что он умел лучше всего. То, что он делал всегда. Но сухой и бесцветный голос Кевина ощущался, как саундтрек к его дальнейшей жизни. И бежать больше было некуда. Его будущее уже было предрешено. Такое же сухое и такое же бесцветное.       Он истерически захохотал, чувствуя давление тёмных стен. Как-будто они сейчас и вправду его раздавили бы, стоило сделать неправильный шаг в сторону. Мило.       Добро пожаловать домой, Натаниэль!