Redemption

      Конечно, в глубине души он не хотел, чтобы Дмитрий Андреевич на самом деле убился, думается ему, когда эмоции утихли, а гнев преобразовался в дымку тоски и безнадежности. Но слова не вернуть обратно, да и незачем, он себя за них не корит, просто знает, что не хочет смерти преподавателя.       В тот день, придя домой, он зачем-то тут же полез в дальний шкафчик, где находились его старые вещи, не пригодные для носки, но которые он по каким-либо причинам не выкидывает.       Там же валялась и небольшая коробочка черного цвета, в которой хранилось то, от чего Эмиль так и не смог избавиться.       Парень вертит в руках кольцо, ощущая сдавливающий валун внутри грудной клетки. Он не носил его три года, но так и не выкинул, как и письмо. Не получалось избавиться до конца от мужчины. Ну или не хотелось.       Он впервые смотрит на него так внимательно, изучая каждый миллиметр, думая о словах Димы.       Оно из черного серебра, а по периметру были расставлены маленькие камушки. Эмиль не задумывался о том, что это за камни. Но явно подороже того, что когда-то сам Иманов ему подарил. Кстати, Дмитрий Андреевич не носит его - парень не видел на руках никакого кольца. Это ничего не значит и не значило бы, Эмиль просто подмечает.       «— Я врал. Я хотел, чтобы ты меня ненавидел, ведь так было бы проще!»       А сказал ли ты правду в этот раз? Если тогда это была ложь, то почему звучало так убедительно.       Но план Димы сработал, тут Иманов не спорит - он его ненавидит всем сердцем.       Но всё ещё держит в руках его кольцо, подаренное на семнадцатилетие.       Всё ещё анализирует каждое слово, сказанное им.       Всё ещё вспоминает их «счастливые» деньки, по крайней мере те, когда сам Эмиль думал, что у них все хорошо.       Оказалось, что у них никогда не было этого «хорошо».       И Эмилю плохо от того, как Дмитрий Андреевич ему на самом деле дорог.       Он сжимает кольцо в руке, борется с собой пару секунд, а после цепляет его на обычную цепочку, надевая. Он не может позволить носить его в открытую, но под толстовками и рубашками, почему нет?

***

      Парень чувствует себя невероятно воодушевленно, когда получает сообщение от Али спустя почти две недели после их последней встречи, в котором она зовет его встретиться. А уже к вечеру этого дня он лежит на её коленях в его квартире, чувствуя, как ее тонкие пальцы переплетаются сквозь его кудри.       Порой ему было до жути сложно справляться с эмоциональными качелями, на которых его катала девушка, но со временем он научился привыкать к тому, что в конце концов все у них будет хорошо, а Аля отойдет, вновь продолжая дружить с ним, надеясь на что-то большее, пока Эмиль будет делать вид, что не видит ничего. Им было довольно удобно. По крайней мере до тех пор, пока девушка чувствовала бабочек в животе, а Эмиль спокойствие.       Парень делал плохую вещь, продолжая общаться с ней, зная, что он небезразличен, грубо говоря пользуясь ею, однако не мог закончить общение. Она была дорога не меньше всех остальных, он не хотел терять её из-за каких-то глупых чувств, которые, как он верил, она переживет.       — А дальше я ещё думаю, что сделать. У меня есть пара идей, — задумчиво говорит Аля, смотря в стенку напротив.       Они разговаривали про новый фильм, который режиссировала Аля и должна была презентовать в конце учебного года, и Эмиль был невероятно рад отвлечься от всей драмы, что происходила с ним в тот момент.       Никита был на работе, и комната была в их распоряжении, что давало лишний повод похихикать для Вани и Егора, но парень на них не обращал внимания.       — И когда тебе нужно будет прийти с готовым сценарием? — задается вопросом Эмиль, глядя снизу вверх на девушку.       Та похудела будто ещё сильнее, выглядела довольно болезненно, но, несмотря на это, светилась. Она всегда светилась, когда говорила о режиссуре.       Парень внезапно даже для себя взял её за запястье, ощущая то, какое оно хрупкое.       Аля была его маяком в темноте океана, ведь только рядом с ней он чувствовал постоянность.       — К… к концу октября… Может, началу ноября. Потом нужно будет начать съемки, — смущается Аля, кладя руку Эмилю на грудь.       — А почему именно рок-группа?       Аля в этот раз впервые поделилась малейшими деталями про свой сценарий, ведь до этого почему-то скрывала даже лор. В этот раз в центре сюжета была группа музыкантов, справляющаяся с гнетом российского реализма, но их конец всё ещё был неизвестен. Или неизвестен только Эмилю.       — Не знаю. Стало интересно описать что-то подобное, — ухмыльнулась девушка, закусывая губу.       Она порезами на бедрах ощущает тяжесть головы парня, но не говорит ничего — ей даже довольно приятно. Она давно перестала отдавать отчет своим мыслям и ощущениям, поэтому просто довольствовалась тем, чем могла. И если жжение при порезах это удовольствие ей предоставляло, то Эмиль не имеет никакого права обижаться на неё за подобное, думается ей.       — Ты всё ещё не придумала название? — интересуется он.       — Не-а, — девушка врет. Название она придумала сразу же, просто говорить не хотелось совсем. Он узнает тогда, когда придет время. — Это не так обязательно, главное дописать, — она пожимает плечами. — Ты сам уже дописал первую главу диплома хоть? На носу ноябрь.       Эмиль перестает улыбаться, когда девушка заговаривает про диплом.       После последнего разговора на повышенных тонах Дмитрий Андреевич более не доставал парня со своим «давай поговорим?», что и радовало, и сбивало с толку. Он думал, что не видать ему спокойного четвертого курса, но Масленников теперь относился к нему совершенно по-обычному. Возможно, впервые за всё их общение. И что теперь между ними? Они будут просто вести себя как учитель и ученик следующие девять месяцев? Бред.       Эмиль ждал подвоха, не догадываясь, что просто напросто сам хотел, чтобы здесь был подвох.       — Написал, — отвечает он, — И, кажется, одобрили. По крайней мере, правок больше не приходило. Надо поторопиться, а я совсем не успеваю, — парень трет виски и прикрывает глаза, — С этой работой, ещё и отец просит приехать на зимних каникулах, да я и сам по Лизе соскучился…       — Я за тебя совсем не переживаю. Ты точно успеешь, — улыбается Аля, смешно дергая его за подбородок в попытках растормошить.       «Ещё и в Минск совсем скоро, а я не уверен, что выдержу неделю рядом с Дмитрием Андреевичем», но вслух про него не говорит, избегая любое упоминание учителя при девушке. Не хватало ему ещё на месяц в игнор попасть.       — Успеть-то успею, просто хочется, чтобы это не было второпях, — выдыхает парнишка.       Аля поджимает губы и сдержанно улыбается, наблюдая за тем, как длинные эмилевские ресницы дрожат, стоит тому прикрыть глаза, как нос смешно дергается, когда он шмыгает, как брови хмурятся, когда Аля сжимает его локоны чуть сильнее. За Эмилем вообще наблюдать одно удовольствие - парень очень красивый.       — Голубки-и?.. — внезапно дверь в комнату открывается и в проеме появляется светлая голова Егора, на чьем лице играет игривая ухмылка, — Премного извиняюсь, Аля, могу я забрать вашего… друга, — он подмигивает, вызывая лишь приступ раздражения у Иманова, — На минутку?       — Что такое? — Эмиль поднимает голову с её колен и вопросительно смотрит на друга.       — По поводу Минска…       И Иманову более слов не нужно, он тут же поднимается, надеясь, что Булаткин не произнесет имя треклятого преподавателя. Слишком хороший выдался вечер.       Он выгоняет его из комнаты и сам выходит следом, указывая на балкон.       — Пойдем… Как раз покурим.       — Всё норм? Ты нервный какой-то, — беззаботно спрашивает парень, зажигая две сигареты - для себя и для Эмиля.       — Да, просто не говори, что с нами едет Дмитрий Андреевич при Але, ладно? — он затягивается и выдыхает дым в холодный воздух.       Егор смотрит с непониманием, но не спорит, лишь говорит:       — Как скажешь.       — Так что ты хотел спросить?       Егор затягивается, выдыхает и молчит секунду.       — У меня старый знакомый там. Я поболтал с ним, можно будет с ним затусить, выпить у него, он в баре работает, — начинает коварно улыбаться он, — Ты же не собираешься серьезно сидеть на собрании палаты представителей, да? — прыскает Егор, — Ну, всю неделю.       Эмиль устало вздыхает.       — Тебе никто не даст там пить, мужик, — спускает его с небес на землю, — И нет, мы не будем всю неделю сидеть на собраниях. Мы будем работать в министерстве рабами, забыл?       Егор закатывает глаза.       — Да отпустят нас! Я договорюсь с Дмитрием Андреевичем! Он же молодой, поймет нас. А все записать в дневник мы и за последний день сможем!       Эмиль не сдерживает издевательский смешок, затягиваясь и покачивая головой, смотря на проезжающие по дороге машины.       — Ты, кажется, его идеализируешь, Егорка, — честно делится своим мнением парень.       — А мне кажется, что ты просто его не знаешь, Эмилька, — «зеркалит» Егор.       Иманов на это не отвечает, думая о том, что тот прав. Он не знает Диму, не знает, когда он вообще настоящий.       — А ты ебать его выучил за месяц, да? — парень тушит не докуренную сигарету, — Ладно, мне похуй, Егорик, зови своего друга, потом уламывай Дмитрия Андреевича и Татьяну Юрьевну сам как хочешь.       Егор сбит с толку резкой сменой настроения парня, но рад, что тот вписался.       — Ты же со мной?       — Куда денусь. Кто ещё тебя бухого будет до отеля тащить?

***

      У Масленникова дел по горло, словно он снова попал в то время, когда ему на голову внезапно свалилось классное руководство над одиннадцатиклассниками и репетиторство у них же.       В этот раз Диме приходится бегать от кафедры до деканата, собирая документы для поездки, в свободное время исправляя ошибки студентов в дипломных, а в перерывах остается лишь нервно курить, думая о последних словах Эмиля.       «— Тогда умри».       И Дима был бы готов действительно умереть за него, но не тогда, когда Эмиль наконец-то вызволил свои чувства и выпалил ему то, что он думает о нем. Пусть и с пожеланиями смерти, оскорблениями и криком. Это то, что было нужно, и Дима решается пока что оставить всё, как есть. Всё же, слушать из когда-то любимых уст слова о том, что лучше бы он умер, не особо приятный опыт. И если Эмилю нужно, чтобы Дима отвалил, то он отвалит и продолжит наблюдать за ним с более безопасного расстояния.       — Извините, можно войти?       В один из моментов, когда и билеты были куплены, и все письма с дипломами остались отвечены, а пачка сигарет оказалась пустой, так что Дмитрию Андреевичу не оставалось ничего, кроме как ждать следующей пары, в дверь стучатся и в аудиторию заходит одногруппник Эмиля. Егор? Кажется. Дима снова забыл его имя, знал только, что тот постоянно крутился вокруг него.       — Да, что такое? — наверное, будь на его месте кто-нибудь другой, Дима бы не стал впускать его, намереваясь провести пару минут в тишине, но это Егор, парень, который сидит рядом с Эмилем каждую пару. Дмитрий Андреевич пользуется случаем.       Егор улыбается и заходит внутрь, откровенно светясь, отчего у Масленникова аж в глазах рябит. От парня слишком сильно веет энергией.       — Да я просто хотел поговорить с вами насчет поездки, — он аккуратно проходит глубже в кабинет, вставая напротив стола, за которым сидел преподаватель. Он бросает мгновенный взгляд на него, отмечая, что сегодня он в черной жилетке, что была ему чуть мала. Ну или она слегка расходилась на груди специально, чтобы соблазнять первокурсниц.       — Уже известно на какой день билеты? — начинает он издалека, облокачиваясь о парту.       — Да, на тридцатое октября. Отель уже тоже заказан.       — Отель? — приподнимет брови в удивлении, — А сколько номеров?       — Четыре. Для преподавателей отдельные, а для учеников совместные.       — О, значит, мы с Эмилем вместе жить будем? — радуется Егор, уже планируя то, как они будут сбегать по ночам.       Масленников при упоминании парня чуть оживляется.       — Ну, тут уж как сами выберете. Я так полагаю, вам комфортнее жить вдвоем? — задает ненавязчивый вопрос он.       — О да, мы уже прижились. Привыкать к другим не хочется, — смеется парень.       — Вы вместе живете? — продолжает задавать «ненавязчивые» вопросы Дима, видя, что Егор тот типаж людей, который открыт на разговоры.       — Да, ещё с первого курса, — кивает парень.       — А почему Эмиль так много пропускает? — конечно, Дима знает ответ. Просто хочет услышать другую перспективу.       — Знаете, он на самом деле не такой, — пожимает плечами Егор, — Обычно он из тех, кто следит за посещаемостью, — хмыкает он, — Он так-то хороший.       Дима кивает. Эмиль хороший, он знает.       — А что вы планируете после выпуска? У вас же последний год, верно? — Дима диалог заканчивать не хочет, спрашивает самые глупые вопросы, лишь бы Егор рассказал ему что-нибудь ещё.       — Хороший вопрос, — неловко чешет голову Булаткин, улыбаясь преподавателю, — Надеюсь, смогу устроиться в какую-нибудь хорошую международную компанию, — естественно, он не думал ни о чем подобном, но перед учителем не хотелось позориться. Дмитрий Андреевич вызывал у парня уважение, хотелось показаться ему в правильном свете.       — Не сомневаюсь, — вежливо отвечает Дима, не услышав о том, что собирается делать Эмиль, и теряет интерес.       — А если не секрет, сколько вам лет? — не унимается Булаткин, продолжая быть разговорчивым, что уже слегка раздражало Масленникова.       — Не секрет, тридцать три.       — Ого! Вы очень молодо выглядите, — почему-то Егору показалось уместным сказать именно это, — Я думал, вам нет тридцати.       — Я польщен, — смеется Дима с простоты парня.       — Я хотел сказать… М-м, я имею ввиду, вы же тоже молодой, вы можете нас понять, — подходит он к сути, — Ну, знаете, если мы не будем всё время находиться в отеле или министерстве? Это же разрешено? — все также юлит он.       Дима сразу все понимает, но себя не выдает, решая подыграть.       — Думаю, это возможно. Вы взрослые парни. Можно вам позволить изучить город самим, — пожимает плечами он, — Главное, чтобы вы следовали плану практики в рабочие часы.       — Конечно! — озаряется Егор, улыбаясь Диме. Он сразу понял, что этот мужик клевый! А Эмиль ещё спорить с ним пытался.       — Если это всё, то не мог бы ты дать мне номер Эмиля? Он всё-таки староста. Мне необходимо знать, как дозвониться до него в случае чего, — мужчина выдает самую очаровательную улыбку, которую может, а Егор, конечно, сразу же сдается, диктуя цифры, ведь не находит в этом ничего плохого.       Что ж, хотя бы какая-то польза от него. Дима будет иметь ввиду то, какое влияние он может оказать на дружка Эмиля.

***

      Ну, раз Дмитрий Андреевич хочет поиграть в «учитель-ученик», то Эмиль не против. Сам же хотел, чтобы тот отстал от него. И так будет правильнее.       И плевать, что Эмиль теперь опять весь на нервах, готовый откусить голову каждому, кто снова и снова подходит, чтобы спросить что-либо по организационной части осеннего бала. У него совсем не хватает времени ни на работу, ни на диплом, ни на тревожность, а комитет по делам молодежи только отнимает его, заставляя париться и по поводу мероприятия, в котором четвертые курсы даже не участвовали.       «— Эмиль, ты же тоже был первокурсником! Позволь детям насладиться праздником, будь хорошим мальчиком, проведи его».       Он стоял посреди актового зала, в руках была папка с текстом, ведь его ещё и поставили ведущим вместе с Аней (которая всё ещё особо не пыталась сблизиться с ним), и наблюдал за бегающими однокурсниками и ребятами помладше. В глазах рябило оранжевым, красным, желтым, но Иманову было абсолютно насрать на то, передается ли атмосфера осени, ему вообще не до этого. Тем более у него в этот день смена, на которую тот точно опоздает, если осенний бал не закончится хотя бы на час раньше, чем должен был. Все шло против парня, будто бы специально выводя его из себя в последнюю неделю октября.       Парень опустил взгляд на текст, особо не вчитываясь, прошелся глазами по словам, выдохнул и принялся командовать остальными, прикрикивая что-то о том, как они криво повесили бумажный лист.       Невольно на фоне происходящих в жизни событий, возвращения Димы, внезапного осеннего праздника, Иманов вспоминает последний бал в школе, где его добровольно-принудительно заставили участвовать. Эмиль до сих пор не понимал, как сумел выучить танец танго, который в обычным случае занимал хотя бы полгода тренировок. Сейчас он мог бы позавидовать своему прежнему рвению, пусть и помнил, что это было лишь благодаря его нездоровому желанию получить похвалу от учителя. По крайней мере, тогда он всё ещё пытался сохранить свои розовые очки.       Ему становится жутко тоскливо, когда он наблюдает за первокурсниками, нервозно готовящимися к своим выступлениям, осознавая, что больше никогда не будет на их месте. А ещё он завидовал Егору, который после последней пары свалил с чистой совестью домой, не ответственный ни за какие организации.       Так рядом ещё и Дмитрий Андреевич маячил временами, видимо, не имевший лишних занятий, чем сильно отвлекал парня.       — Ну быстрее! До начала меньше часа, а вы ещё даже не все шары надули! — кричит Иманов на бедных пацанов, которые клеили разноцветные шары на арку посреди зала, а после быстрым шагом двинулся к закулисью, — Ну что там с колонками? Работают? — и вместо ответа получил оглушающий писк из этих самых колонок, что подразумевало их исправность, — Блять.       Далее прошел к девушке, которая отвечала за спецэффекты, спросил все ли выступающие проверили их и, получив кивок, поставил галочку напротив третьего пункта в своей папке.       — Аня, ты текст прочитала? — Эмиль подходит к старосте параллельной группы весь на взводе. Увидев его, девушка нахмурилась, недовольно надув губы.       — Ну да. У меня не настолько тупая голова, Эмиль, — закатывает она глаза, вызывая ещё больше раздражения.       — Ты серьезно, блять? — Иманов сжимает челюсть, стараясь не материться ещё больше, — Уже больше месяца прошло, пора забыть об этом! И вы уже давно расстались.       — Мы не расстались, а взяли паузу! — спорит девушка, крича чуть ли не на весь зал, — А ты даже не извинился!       — За правду не извиняются, — кидает Эмиль и уходит, не говоря того, что Аня явно тешит себя напрасными надеждами, и Егор вернется к ней только если до конца пропьет свой мозг.       Ещё и спорит, что у неё не тупая голова. Дура.       — Придурок! — кричит она ещё громче, теперь уже явно обращая внимание всех присутствующих на себя.       Эмиль не отвечает, даже не оборачивается, боясь, что если продолжит спор, то Аня точно убежит в слезах. Вместо этого он идет за кулисы, встречая ещё больше первокурсников, наряжающихся в свои костюмы.       Он сам очень смутно помнит то, в чем были его одноклассники и параллельный класс на их балу, как в общем и весь последний год школы, но четко помнит то, как его костюм сильно давил в районе паха, поэтому лишь сочувствует попавшемуся на глаза парню в подобном же. Эмиль знает, какое ощущение тот испытывает в нем. Бедный.       Он заходит в одну из «гримерок», хватает микрофон, проверяет наличие в нем рабочих батареек, после проходится взглядом по вещам, разбросанным по всему столу, не находит второго и забивает, решив, что Аня сама себе найдет, раз такая не тупая.       Он на секунду расслабляется, пытаясь привести себя в порядок, ведь на нервах выступать было точно нежелательно. Не хватало ещё и облажаться перед первокурсниками. Глубоко вдохнув, парень выдыхает, глядя на время. Оставалось сорок пять минут, само мероприятие должно было длиться около двух часов, а значит заканчивалось в шесть - в то же время, что и начиналась смена. Буркнув себе под нос ругательства, Иманов уже смирился с тем, что придется платить штраф за опоздание. Как бы он не уговаривал свою кураторшу, та наотрез отказалась отпускать его, причитая, что он самый ответственный из всех. Эмиль хотел было сказать, что это было лишь на протяжении трех лет, а в этом году он должен был сосредоточиться на себе и на дипломе, но промолчал, не смея перечить.       — О, неужели нашелся, — в комнатушку проникает Сударь, — Ты бы видел лицо Ани, когда я спросил где ты, — прыснул он от смеха, переводя взгляд на друга, — Всё нормально?       Эмиль чуть вздрогнул от неожиданного прихода Никиты, но не возражал его компании.       — Да пошла она, — отмахивается парень, — Истеричка, — качает головой парень, зная, что когда он выйдет, на него будет устремлено куча взглядов из-за криков Ани, — Мне этот осенний бал нахер не сдался, — жалуется Эмиль.       — Как и всем, — пожимает плечами Никита, солнечно улыбаясь. Он вообще часто улыбался в последнее время, — Что-то ещё случилось?       Эмиль выдыхает. И как сказать Никите о том, что он думает на самом деле?       — Я опоздаю на работу, получу штраф, не успею сделать правки главы, не успею нормально собрать вещи в Минск и подготовиться к поездке, а плюсом ко всему этот Дмитрий Андреевич ходит здесь и мозолит мне глаза, будто делать больше нечего! — взрывается парень, — Его не поймешь! То он бегает за мной чуть ли не по пятам, просит разговор, а стоило мне послать его, так он тут же делает вид, что ничего и не было.       Сударь хмурится. Со стороны Эмиль звучит смешно.       — Эмилька, любовь моя, ты же сам его послал. Так что ты ждешь?       — Я… ну, не знаю. Чтобы он уволился? Исчез? — «реально пошел и помер?», конечно нет. — Ну явно не то, что он продолжит расхаживать по универу, будто у него всё ещё есть шанс на то, чтобы исправить ситуацию, — закатывает глаза парень.       Никита поджимает губы, задумчиво хмыкая.       — Забей ты, чувак, — устало подытоживает свои мысли друг, — Нужен он тебе? Пусть делает, что хочет, тебе-то что?       Эмиль цокает, видя, что и Сударь его не понимает, а значит пошло оно всё вообще.       — Ты так говоришь… будто это пустяк какой-то! — у Эмиля даже голос срывается от возмущения.       — Нет, это ты делаешь из этого огромную драму, Эмиль, — честно признается Сударь, смотря парню в глаза, наблюдая, как там зарождается злость.       — Иди в жопу. Тебе легко говорить, у тебя с Полиной всё сложилось как нельзя лучше, — он отталкивает друга, вылетая из кабинета, не заметив стоящего чуть правее от двери Масленникова, проследившего за Никитой и подслушавшего их разговор. Он не услышал всего, но то, что было сказано громко, оказалось достаточно, чтобы медленным шагом последовать за Эмилем.       У Иманова в голове только несколько слов мелькают хороводом, пока он быстрым шагом двигается к выходу, чтобы хотя бы покурить перед совершенно не нужным балом:       Да пошли они все нахуй.       Эмиля никто не понимает и понять не пытается, так ну и пусть. Он и сам справится, не привыкать.       На улице для рубашки и пиджака было довольно прохладно, а руки были все ещё заняты папкой и микрофоном, который он какого-то хрена взял с собой, но возвращаться за курткой не хотелось, поэтому Эмиль уселся на лавочку в курилке, забив на то, что задница замерзает буквально тут же.       А после понимает, что сигареты-то остались в куртке.       — С-сука, — шипит он, прикрыв глаза, — Да ебаный…       Он не успевает закончить предложение, закрыв лицо ладонями, желая в приступе гнева вырвать все волосы на голове, как был перебит.       — Неудачный день? — Иманов тут же открывает лицо, поворачиваясь к выходу из курилки, в котором видит Диму. Он громко выдыхает, не скрывая недовольство.       — Следишь за мной? — вежливость покинула Эмиля, на сегодня уж точно.       — Отнюдь, — Дима спокойно реагирует на язвительность парня, проходя внутрь, видя, что тот просто сидит, — Так что? Неудачный день? — повторяет он, доставая из кармана штанов нечто похожее на бумажник. Эмиль узнает в этой вещи портсигар и закатывает глаза на понты мужчины. Ну конечно, как же Дмитрий Андреевич и без выебонов?       — Мг, — парень отворачивается, чувствуя себя глупо. Сидит в курилке и без сигарет. Но идти обратно так не хотелось, что он просто продолжал сидеть, молча терпя компанию учителя.       — Держи, — вдруг произносит он, протягивая парню одну из сигарет в портсигаре, закуривая свою.       Эмиль мог бы отказаться, ведя себя как холодная сука до конца, но курить хотелось так сильно, что он даже решил отбросить свою злость и принять сигарету.       В этот раз Дима не позволил прикурить ему самому, протягивая руку с зажигалкой к сигарете в его рту, подойдя чуть ближе, насколько позволяло личное пространство. Иманов молча закурил, чувствуя, что Captain Black всё ещё были сильно крепкими для него, а ещё резко переместился в ту весну, когда от мужчины осталось пять сигарет в его джинсовке.       Эмиль смотрел на него, не отрываясь, пока тот прикуривал, воспользовавшись тем, что он отвлекся. И ненавидел его все больше и больше, понимая, как он может манипулировать его настроением по щелчку пальцев.       — Как идет работа над дипломом? — решает мужчина вывести диалог в мирное русло, отстраняясь от парня.       — Пойдет, — сухо отвечает он, кладя на скамейку папку с текстом и микрофон, ежась от пронизывающего ветра. Конец октября в Питере не щадил.       — Я бы, конечно, хотел предложить тебе свою кофту, но тогда ты точно пошлешь меня, — зачем-то произносит Дима вслух, а Эмиль бросает на него взгляд полный раздражения.       — И правильно сделал бы, — огрызается он, глядя на теплую кофту мужчины, кутаясь в свой пиджак. Ему и так тепло.       Если Эмиль уходил от прямого взгляда и смотрел куда-то в пол, то Масленников не стеснялся открыто пялиться, думая о своем. Он хотел показать, что нет ничего такого в том, что Эмиль может позволить себе убрать свои колючки хотя бы немного.       Они молча курят около тридцати секунд, пока Дима снова не набирается смелости открыть рот:       — Думаю, ты не очень рад вести этот осенний бал, — констатирует он, вспоминая, как они сидели на скамейке позади школы после выступления Эмиля и Полины, глядя на ночные фонари Москвы.       — О, и как же ты догадался, — лишь отвечает парень, осторожно вдыхая запах сигарет, что навсегда будут казаться ему невероятно приятными.       — У тебя всегда на лице написано, когда ты недовольный, — позволяет себя легкую улыбку Дима.       — Действительно, — выгибает бровь парень, — Тебе ли об этом говорить, — фыркает он издевательски, затягиваясь. Дима замечает, что парень уже практически докурил, а значит скоро убежит, поэтому заставляет себя сказать следующее:       — Я решу проблему с ведущим, можешь уходить, если хочешь, — выдыхает мужчина, понятия не имея, как он решит проблему. Эмиль поднимает на него взгляд и хмурится.       — Да что ты сделаешь? — отмахивается он, — За полчаса ведущих не поменяют, — разочарованно говорит парень.       Дима на этот раз говорит более серьезно.       — Я сказал, что решу, Эмиль. Иди домой, отдохни, — советует учитель, думая о том, что скорее всего ученик даже не завтракал.       — Ты всегда много чего говорил, — обиженно произносит Иманов, но над словами задумывается, — Не выйдет у тебя ничего, Светлана Владимировна даже не слушала меня.       — Тебя. А меня послушает, — уверенно повторяет Масленников, ловя взгляд парня. Тот сомневается, но видно, что хочет поверить. — Серьезно. Позволь мне сделать хотя бы это для тебя.       — И чтобы потом я был «должен», — усмехается недобро он, делая последнюю затяжку, — Нет уж, лучше я потерплю сегодня, чем потом буду терпеть тебя, — он хочет уйти, но Дима в отчаянии хватает его за руку, чувствуя, как прикосновение кожа к коже обжигает.       — Ничего ты не будешь должен, Эмиль. Поверь мне хотя бы сейчас. Пожалуйста, — просит он. А Эмиль на грани срыва очень, очень сильно хочет согласиться.       — Ты уверен, что точно сможешь? — зачем-то спрашивает Иманов, понимая, что внутри уже давно согласился.       — Я бы не предлагал, если бы не был уверен, — кивает Дима, взволнованно смотря на парнишку.       Он молчит секунду, вторую, явно обдумывает все за и против, но в итоге сдается.       — Ладно, — он поворачивается к скамейке, беря в руки папку и микрофон, а после пихает их Диме, — Это текст.       Масленников забирает вещи и скользит взглядом по словам.       — Понял.       Эмиль поджимает губы и кивает, проверяя, не забыл ли чего, а после смотрит на Диму и произносит:       — Надеюсь, ты не соврал.       — Не соврал.       Эмиль срывается, за два шага доходя до выхода, но останавливается, чтобы обернуться и кинуть неловкое и смазанное:       — Спасибо.       Но за это робкое «спасибо» Дима готов был хоть сам это мероприятие провести.       На душе начинали расцветать цветы.

***

      И Дмитрий Андреевич действительно не соврал в тот день. Он нашел какого-то бедного мальчика, которого сделали ведущим буквально за пятнадцать минут до бала, и несмотря на это, он провел его довольно сносно, а Эмиль, не опоздав на смену, даже не получил замечания от Светланы Владимировны на следующий день, гадая, что же такого предложил ей Дима, чтобы та не стала мучать парня.       Находясь в аэропорту, дожидаясь посадки на самолет, который доставит их в Белорусь, парень сидел, обнимая свой портфель и разбирался со своими мыслями, фоном слушая бред, который лился изо рта рядом сидящего Егора.       Во-первых, они наконец-то доберутся до Минска, примут участие в конференции и будут работать в министерстве целую неделю, чего так долго ждали, устав от глупой практики в местных посольствах. По крайней мере, Эмиль точно был рад.       Во-вторых, Дмитрий Андреевич действительно не предъявлял о "должке" ничего после того, как помог, как и обещал, что тоже удивляло. Ну, хотя бы в этот раз он сдержал свое слово.       В-третьих, Эмиль жутко боялся летать, поэтому чувствовал себя напряженно.       — Ну так что думаешь? — вырывает его из мыслей Егор. Остальные сидели также своими компаниями, а учителя стояли чуть дальше, обсуждая что-то.       — А?       — Б, — недовольно отвечает Булаткин, — Что с тобой? Опять с Алей что-то случилось?       Эмиль закатил глаза. Конечно, он не мог винить парня за то, что у него всегда все проблемы сводились к проблемам в отношениях, ведь у самого была только подобная бывшая, но Иманова уже жутко раздражали постоянные упоминания девушки в их диалогах.       — Нет, — парень украдкой глядит на Дмитрия Андреевича, выглядящего совершенно спокойно, пока он был занят разговором, — Я просто боюсь летать.       — Э-э, ладно, но если проблема действительно в отношениях, то ты же знаешь, что можешь рассказать мне? — зачем-то продолжает тему он, — Ты ведь и есть тот, который меня вытащил из токсичных отношений.       Эмиль спускается чуть ниже, убирая рюкзак на пол, едва ли не ложась на сиденье, а после надевает капюшон своей серой кофты, складывая руки на груди. Иманову кажется, что пора заканчивать этот цирк.       — Егор, я с Алей не в отношениях, — раз в тысячный повторяет он, — И я понятия не имею, почему ты так решил, — «ну, если не считать того, что мы иногда ночуем вместе, проводит время вместе и целуемся».       — Да-да, ты говорил, но ты же знаешь, что я не осуж…       — Я гей, Егор, — выпаливает внезапно Эмиль, наблюдая за тем, как туда-сюда ходит Дмитрий Андреевич, читая что-то на доске объявлений.       Тишина казалась вязкой и тяжелой.       — Ты… гей? — хмурится парень, промаргиваясь, словно ожидая, что он скажет, что это шутка или сон.       Эмиль думает о том, что это, по сути, его первое признание.       — Но… вы же с Алей встречались…       — Нам было по четырнадцать, — недовольно стонет Эмиль, ощущая, что сам тупеет от тупости друга, — Едва ли это можно было назвать отношениями.       — Но ты!.. Ты не похож на гея! — приходит в себя парень, поворачиваясь к Эмилю.       — В смысле?       — Ну… ты не манерный, ты не ходишь в гей-клубы… Ты не носишь колготки и не красишься! Я бы за четыре года проживания вместе понял, что ты гей!       Эмиль прыснул от смеха, не сдержавшись.       — Чтобы быть геем, не обязательно делать всего этого, — просто отвечает Иманов, в глубине души выдыхая, когда понимает, что Егор отнесся к этому нормально.       В голове парня крутятся шестеренки, явно работая на износ, за чем было очень весело наблюдать. Егор моргает пару раз потерянно, а после медленно выдыхает.       В его голове произошел переворот, о котором он говорить с Эмилем пока не может.       Ему стоит разобраться с этим самому.