Redemption

Эмиль

      В Москве ветрено, но в загородном кладбище царила всепоглощающая тишина, забирающая все мысли прочь.       Эмиль сидел напротив могилы, оглядывал десять роз, которые привез с собой и поставил около памятника, и рассматривал портрет ещё молодой мамы, выгравированный на камне.       Четыре года ровно.       Прошло ровно четыре года после смерти, но Эмиль очень четко помнит тот день, когда отец позвонил ему посреди ночи, чтобы рассказать. Он помнит свое оцепенение, свою боль, недоверие и отрицание.       Прошло ровно четыре года, но менее больно не стало. Он всё ещё скучал, пусть и помнил, что в последний свой год они практически не общались. Он всё ещё скучал, пусть и знал, что маме отец был важнее него. Он всё ещё скучал, пусть в последний их разговор она даже не вспомнила его.       — Я заканчиваю университет в этом году, — зачем-то говорит Эмиль в никуда, выдыхая холодный воздух, — Стану депутатом, — смеется он со своих же слов, понимая их абсурдность. Он, если честно, понятия не имеет, куда пойдет работать. Ему не очень понравилось быть мальчиком на побегушках в министерстве.       Мама молчит. Наверное, она бы сказала что-нибудь по типу «будешь лизать жопы этим старым мудакам в кожаных креслах, чтобы стать таким же?».       В общем-то, нет необходимости гадать. Всё равно никогда не узнает.       Эмиль не плачет, как и не плакал на похоронах, но хотел бы получить от мамы хоть какой-нибудь совет. Пусть даже грубый. Пусть даже не самый хороший.       Я ведь и не признался тебе. Интересно, как бы ты отреагировала…       Иманов думает о том, что мама бы гордилась им, если бы была жива. Потому что он бы никогда не рассказал ей о том, как убивается по собственному учителю, который ещё и мужик. Но сейчас это тоже не имеет смысла.       — А ещё мне нравятся парни. Точнее мужики. Точнее один конкретный мужик, — говорит он ровным голосом, — И хер мне попасть в госдуму с подобной проблемой, — снег мягко опускается на его куртку, по-тихоньку тая.       На самом деле, эта поездка в Москву дала Эмилю отличную возможность передохнуть и подумать обо всем произошедшем в трезвом состоянии, подальше от всяких влюбленных в него подруг, влюбленных в его бывших друзей и его бывших в целом.       И он думает. Действительно думает, пропадая из сети, проводя больше времени с семьей.       Аля стала с ним холоднее. Девушка ведет себя закрыто, и она больше не рассказывает ничего про свой фильм, говоря о том, что придет время и он всё увидит. И Эмиль понимает причины её поведения, чувствуя себя подавленно из-за этого, но в то же время не пытаясь снова сблизиться, ведь этим сделает ей хуже. А он никогда не хотел ей ничего плохого.       Он поддержит любое её решение, даже если девушка захочет перестать с ним общаться, пусть это и разобьет ему сердце. И он всегда будет рад помочь ей в чем-либо.       В то же время Эмиль не знал, что чувствует по отношению к Егору. Он не должен относиться к нему с предвзятостью, и вся ситуация была просто глупым стечением обстоятельств с идиотским концом, но он продолжает думать о том, что он и Дима целовались. Он не хочет допускать мыслей, что Дима позволил Егору подумать, что всё может быть взаимно, ведь таким образом это означает то, что Масленников просто мудак, приехавший подурачить его во-второй раз и трахнуть его лучшего друга.       А ещё Эмиль действительно не знает, что делать. Ему не хочется расстраивать Егора этим, а тем более разбивать надежды и выставлять дураком. И поэтому он понятия не имеет, как правильнее рассказать Булаткину об этом. Он видел в глазах парня искру, которая не появлялась уже давно после начала отношений с Аней. Он терял себя рядом с ней, а сейчас казалось, что он снова находит себя, но Эмилю до безумия плохо от того, кого эта заслуга.       Но дело в том, что он и сам Масленникова любит.       Он устал делать вид, что между ним и Димой нет ничего. Устал притворяться, что не хочет сойтись с ним и крепко поцеловать. Он знает, что Дима ему это позволит. Знает, что Диме только это и надо… но не врет ли он и в этот раз? Есть ли смысл позволять ему проникнуть в сердце вновь, если в конце года он снова захочет уехать, сказав, что всё между ними - бред.       Наверное, Эмилю не стоит лукавить — в тот же день, когда он услышал его имя от их кураторши, он уже сделал для себя выбор.       Он всегда будет выбирать его, как бы тот не заслуживал быть покинутым.       И Эмиль с этим ничего сделать не может, а точнее не хочет.       — Ну и он людей убивал ещё, — пожимает плечами парень, чувствуя, как оказывается легко разговаривать с надгробием, — Но это как раз-таки может и понадобилось бы госдуме…       Отряхнув ботинки от снега, парень закрывает дверь, усаживаясь на переднее сиденье.       — Всё нормально? — спрашивает отец, который его туда и привез.       — Сносно, — неопределенно отвечает Эмиль, — Спасибо, что подвез.       — Да не за что, — поджимает губы мужчина, заводя машину.       Они едут молча, слушая какое-то случайное радио, каждый смотря в разные стороны. До Москвы ехать было около часа, поэтому Эмиль откинул немного сиденье, усаживаясь поудобнее. Он вновь в своих мыслях, и его отцу это не очень нравится. Он наблюдает за ним с самого его приезда - парень был очень мрачен и тревожен. Пусть он был таким всю жизнь, но в эту зиму мужчина ощутил это сильнее всего.       Отец практически не участвовал в жизни в одиннадцатом классе, не видел всех его душевных страданий, но даже тогда он не казался таким загруженным, как сейчас. Мужчина хочет скинуть это на последний курс, на учебу, но он знает своего сына - знает, что это не то, что грузило бы его так сильно.       Как бы не спорил Эмиль, отец любил его. По своему, не так, как Лизу. Недостаточно, возможно, но как умел. Он не мог позволить парню попасть в детский дом или шляться беспризорником на улице, поэтому взял жить с собой, пусть Настя и была сильно против. Старался быть нормальным отцом, хотя бы сделать вид, что у него есть тот, кто дает стабильность. Это смешно, но он действительно старался.       — У тебя есть что мне рассказать? — спрашивает вдруг отец, — На тебе лица нет.       — Я с могилы матери. Мне надо веселиться? — грубит парень, не ожидав, что отец откроет рот.       — Ты такой с самого приезда. И не делай вид, что это не так. Я всё вижу.       Эмиль закатывает глаза. Надо же, какой внимательный. А раньше как-то не особо следил за его настроением.       — Не знаю, что буду делать после учебы, — говорит Эмиль правду. По крайней мере часть.       — Не волнуйся, сын. Ты у меня очень умный. Тебя с руками и ногами оторвут, — старается подбодрить, — Ещё президентом станешь.       Эмиль издевательски насмехается. Он не успевает подумать о последствиях, когда произносит:       — Не думаю, что в России когда-нибудь президентом станет гей.       Отец молчит, а машина слегка затряслась.       Эмиль почему-то очень горд собой.       Смысл скрывать, если он даже не зависит уже от отца, способный жить своей жизнью. А так они хотя бы будут ехать в тишине.       — Кхм, — прочищает горло мужчина, — Ну и хер с ним, с президентом этим. Значит будешь кем-нибудь ещё важнее, — глупо произносит отец, а Эмиль удивляется, поворачиваясь к мужчине лицом.       Конечно, тот охуел, но его реакция была неожиданна. Иманов думал, что будут крики, оры, может рукоприкладство, а может он просто бы высадил Эмиля посреди дороги, но ничего из этого. Ладно. Он и не против.       — Ты никогда не говорил это, — непонятной интонацией произносит мужчина.       — Ты не спрашивал, — просто отвечает Эмиль. Вот на что отец надеялся-то? — Да и не то чтобы я знал.       — У тебя же подружка была?..       — Нам было четырнадцать, пап, — перебивает его Эмиль, сам не замечая, что назвал его папой. Осознав, он нелепо замолкает.       Отец тоже замечает это, чувствуя, как радость зарождается в его сердце. Кажется, Эмиль не называл его папой очень давно.       — А когда узнал?       — Не знаю точно, — нет, он знает. Ровно в тот момент, когда чертов Дмитрий Андреевич появился в их классе в лице нового классного руководителя, а окончательно завяз в голубизне тогда, когда Дима поцеловал его так, как никакие девушки не смогли бы.       — У тебя есть парень? — видимо, осмелевший разговорчивостью парня мужчина решил задать побольше вопросов.       — М-м, нет, — качает головой Эмиль.       Есть только старый психопат. Подойдет?       — Ты всегда будешь молодцом, сын. Лиза тебя так обожает. Ты отличный брат, — подбадривает отец. А Иманов едва сдерживает благодарную улыбку.       — Я рад, — и это искренне.       До дома доезжают в тишине.

***

Аля

      — Стоп! Снято.       Аля устало поправляет спавшую на лицо челку, недовольно выдохнув.       — Перерыв.       Девушка встает со своего стула, покидая потерянных актеров, и удаляется в уборную, чтобы привести себя в порядок. Нервы ни к черту, голова раскалывается, а всё из-за бессонных ночей над сценарием и своими бесконечными мыслями о том, как хочется всё закончить и почувствовать успокоение хоть на секунду.       Она смотрит на себя в зеркало и видит исхудавшую и болезненно бледную девочку, которую ей не жаль.       За три прошедших года она так погрязла в самой себе и своих темных желаниях, что, кажется, обратно путь точно не сможет найти, даже если её за руку будет держать её самый лучший друг.       Без которого она не может, как рыба без воды.       И теперь она действительно задыхается, ведь весь её водоем опустошили.       Она всем своим сердцем ненавидела Дмитрия Андреевича ещё с того момента, когда Эмиль ночью пьяный и продрогший плакал у неё на плече в такси после того, как они забрали его.       Она ненавидит их классного руководителя, ведь стоило ему объявиться, как Эмиль уже у его ног и готов снова отдать свою душу.       И она ненавидит его, потому что сколько бы она не отдавала себя, ей никогда не получить ничего больше, чем «друга».       А ещё она ненавидит своего отца, с которым прекратила общение после того, как ослушалась и не подала документы на экономиста, услышав горькое и неприятное «можешь даже не считать меня своим отцом». Да, Аля всё ещё могла бы общаться с мамой, только вот той важнее был её муж. И Але оставалось смириться и простить её за это, оставаясь в стороне. Она не виделась с ними уже второй год, проживая жизнь в одиночестве, пусть у неё и хватало друзей.       И ей было плохо.       Ей было очень плохо. Она не могла строить из себя сильную, не могла справиться с навалившимися проблемами, которые на самом деле были лишь в её голове. Девушка решила, что в последний год она уделит внимание тому, что действительно отвечает ей взаимной любовью — режиссурой. Она забивает на дипломную работу, забивает на неразделенные чувства, забивает на работу. Она уделяет внимание своему фильму, который должен быть уже снят к концу марта и отредактирован к маю.       И более ничего не имело смысл.       — Мотор! Сцена 15, дубль 5.       Актеры отыгрывают сцену концерта и признания. Солистка смотрит на барабанщицу, пропевает слова, отыгрывает всю нежность и любовь, которую она испытывает к ней, насколько может, чтобы не вызвать подозрение закона. Аля выдыхает.       Эмиль выбрал путь полного одиночества. И обрек на это и девушку.       Заканчивают к часу ночи. Все актеры жутко устали, а команда едва ли стояла на ногах, поэтому Аля принимает решение отпустить их. Сама уходит чуть позже, засидевшись за просмотром чистых кадров. Её всё равно в общагу не пустят ночью, как бы ни уговаривала сотни раз её рыжая соседка старую вахтершу. Милая девчонка, кстати, Аля даже немного завидовала её невинности и тупости. Ей бы хотелось также волноваться лишь о своих первых в жизни рубежке, сессии и короткометражке, а не думать о том, когда же всё прекратится.       Рыжую зовут Александра, но Аля зовет её Саней.       И Саня сегодня ждала её в их комнате, но Аля не вернулась домой — она свернула в знакомую подворотню, где проводила ранее не менее половины всех ночей за последний год.       В подъезде стоял стойкий запах мочи и пота, пусть девушка и знала, что котов у жителей практически нет. Порой казалось, что этот запах уже въелся ей в ноздри, не исчезая.       Прежде чем постучать в дверь, Аля приоткрывает окно в одном из пролетов и прикуривает, освещая полностью темную площадку огнем зажигалки.       Она курит медленно, растягивает сигарету, думает.       Завтра выходной. Можно не переживать о том, как успеть на съемки.       А ещё завтра тридцатое декабря, новый год был на носу, как и день рождение Али. И Эмиля. Девушке кажется, что одинаковая дата их дней рождения была намеком свыше, который был проигнорирован. Совсем скоро ей двадцать один, и ей хочется усмехнуться с того, как она собирается отпраздновать их, после набитой на внешней стороны бедра фразы «Я точно уверен, что я не доживу до двадцати».       Дожила. Даже пережила.       Докурив, девушка всё-таки стучится в дверь, практически сразу получая ответ. В проеме появляется парень лет двадцати пяти-тридцати в широких разодранных джинсах и огромной кофте, которая была раза в три больше его размера.       — Долго ты! Я думал, уже не придешь.       — Пропусти, — закатывает глаза девушка, пропихивая его внутрь. Она пацана презирает, но не может перестать общаться. Серый — единственный человек, у которого есть наркотики и который готов отдать их Але за… не такую дорогую цену. Она даже имени его реального не знала. Возможно, Сергей. Все просто называли его Серым.       Девушка проходит внутрь, начиная ощущать запах ещё сильнее, слыша тихие разговоры со стороны кухни.       — Принцесса, ну ты чего такая заведенная? Пойдем выпьем, все свои…       Парень закидывает ей руку на плечо, самодовольно ухмыляясь и заходя вместе с ней на кухню, которая выглядела так, словно ремонт там делали в том же году, что и Питер построили.       Девушка всех присутствующих знает: на кухне сидят пятеро, если не считать её и Серого. Три девчонки и два пацана. Она их также сильно презирает, но не обрывает общение, чувствуя, что только в этой ободранной квартире она может находиться без постоянного осуждения и не притворяться нормальным человеком. Ведь они все такие же: измотанные, худые и обдолбанные.       — Держи, для тебя оставили, — одна из девушек протягивает рюмку, в которой плескалось содержимое зеленого цвета, напоминающее болотную воду. Аля даже не спрашивает что это. Знает, что лучше не спрашивать.       Она берет рюмку в руку и опрокидывает её в себя, сразу же глотая, надеясь, что вкус не успеет почувствоваться.       — Чего кислая такая? Может водички? — смеется Серый, вызывая желание вцепиться ему в глотку и разорвать на части. Аля сдерживается, выпивая стоящую на столе бутылку пива.       — Нормальная, — она выдыхает, всё ещё чувствуя омерзительную ей руку на своем плече. Серый жмется ближе, смотря голодным взглядом.       На старом телефоне играет тихо какая-то попса, её «друзья»-наркоманы общаются о чем-то невысоком, а Аля просто пялит в одну точку, стараясь наконец опьянеть, чтобы стало чуточку легче. Она оглядывает облезлые обои, оторванные плитки, засранную газовую плитку и что-то на подобии каши в немытой сутками тарелке. Её тошнит, но она понимает, что это место — её дом. Она пробила дно и теперь не могла заслуживать большего.       — Алюсь, — она ненавидит, когда её так называют, — Может… хочешь ещё чего-нибудь? — Серый убирает руку с плеча и переносит её на бедро, мягко поглаживая, поднимаясь постепенно выше. Девушку начинает воротить. Она кивает.       Парень улыбается во все зубы, которые у него остались, и лезет в карман, доставая оттуда грязный пакетик с порошком и легко трясет им перед ней, а она взгляд отвести от заветного мефа не может. Её ломает.       Девушка протягивает руку, но парень резко забирает пакетик.       — Ц-ц-ц… Ты же знаешь прайс, малыш, — он ухмыляется, глядя в яростные бирюзовые глаза девчушки.       Аля поджимает губы, чувствуя себя хуже некуда. Но знает, что вещь, которую держит в руках Серый, поможет ей.       Она кивает второй раз, а парень снова выходит победителем в борьбе Али с её собственной гордостью.       Серый поднимается медленно, шепнув ей на ухо донельзя отвратительное «я буду в своей спальне», и удаляется. Никто за столом сидящих даже не обращает внимания — эта практика распространенная у Серого, а некоторые уже были под чем-то, и Аля завидовала им больше всех.       Девушка стирает мимолетную слезу с лица и спустя минуту, собравшись с мыслями, тоже поднимается, следуя за наркоторговцем. Она знала, где находится его спальня, а точнее четыре квадратных метра с кроватью и старой тумбочкой.       Аля открывает дверь, видя рассевшегося на кровати Серого, заходит и закрывает на замок, сглотнув лишнюю слюну.       — Ты сегодня красивая такая, — позволяет себе наглеть, — Так бы и взял.       А на девушке сегодня самые обычные джинсы и толстовка. Но, наверное, Серому просто хотелось поиздеваться. И у него получается — от одних только слов противные мурашки пробегают по всему телу.       — Я помню прайс, — девушка говорит слегка дрожащим голосом.       — Я тоже, — пожимает плечами парень, резко хватая Алю за руку и силой опуская вниз, позволяя той громко и звонко стукнуться коленями о деревянный пол, усевшись перед его расставленными ногами. Девушка едва слышно зашипела от боли, однако ничего не сказала, сверкнув злобным взглядом снизу вверх, — Ой-ой, извините, королева.       Девушка сидит секунду, поборов желание встать и проблеваться в ближайшее ведро, и медленно тянется к пуговице и ширинке парня.       — Желаешь растянуть удовольствие, что ли? — всё не затыкается он, получая кайф от её унижений, — Давай, поработай.       Она расстегивает его джинсы, обреченно закрывая глаза.       Когда всё заканчивается, Аля довольствуется лишь тем, что нюхает до полной потери памяти и чувства безграничного счастья, которое одолевает её, пока остальные на квартире продолжают курить траву, употреблять и пить. Она лежит на кровати, на которой час назад отсосала самому отвратительному человеку, которого знала, и ощущала себя счастливой.       И зачем Эмиль спасал меня от Ильи, если я всё равно оказалась тут?..       В голове проносится глупая мысль, от которой девушка начинает хихикать.       А вот Эмиль бы не был так груб, не позволил бы ей так унижаться перед ним.       Алин смех доносится уже и до кухни, где довольный Серый ухмыляется своей работе.       Эмиль бы сделал всё нежно. Эмиль бы не грубил ей.       Эмиль. Эмиль. Эмиль.       Смех переносится в плач, а плечи начинают неконтролируемо дрожать, и уже едва ли получается сдержать рыдания, которые заканчиваются истерикой и самоистязанием.       Наркотики делают свое дело — медленно её убивают.       Но они ничто по сравнению с любовью Эмиля.       Которой нет.

***

Полина

      — Я тебя люблю, — слышит девушка от самого заботливого и милого парня на свете, с которым готова прожить всю свою жизнь.       — И я тебя люблю, — улыбается ему в ответ она, глядя, как лицо Сударя расплывается в довольной ухмылке.       Они лежали на диване в обнимку, наслаждаясь прикосновениями, которые наконец были доступны им после долгих полгода на расстоянии, и не хотели отпускать друг друга, слушая ритмичное дыхание в темноте зала, пока по телевизору шли титры.       Полина никогда бы не подумала, что человек, с которым она начала отношения в семнадцать, останется с ней на всю жизнь, но теперь она не хотела представлять свою жизнь без Никиты. Она полюбила его чисто и искренне, увидев в нем доброго и заботливого парня, и теперь не сомневалась, что сделала правильный выбор. И ей было жутко страшно с тем, что будет после.       — Переезжай в Женеву, — внезапно предлагает Полина, не смотря парню в глаза. Она чувствует, как его дыхание замерло.       — Ты… хочешь? — шепчет Никита, мягко поглаживая плечо девушки, глядя в потолок.       — Да. Я по тебе скучаю.       — Я же тут, — смеется Никита, смущенный этим.       — Там. Я скучаю по тебе там. Без тебя грустно.       Сударь крепче прижимает к себе девушку, вдыхая аромат её волос. Они мягкие, пахнут выпечкой и шоколадом.       — Я перееду. Мы будем жить вместе и заведем три кошки, — делится мечтами Никита, вызывая усмешку у Полины. — Может, мне попытаться поступить на магистратуру туда? А потом я женюсь на тебе ради визы и останусь там, — смеется парень, целуя девушку в макушку.       — Я буду только за, — девушка вырисовывает узоры на груди парня, выдыхая, — И родим себе швейцарца, чтобы уж точно выгнать не смогли, — предлагает «план» девушка.       А Сударь на все согласен, лишь бы с ней. Лишь бы рядом.       — Ты правда не против? — спрашивает девушка, подняв голову, — Эмиль не обидится?       — Нет, — уголком губ улыбается Никита, — он был самым первым, кто слушал мои страдания по тебе, думаю он будет только рад, если я наконец уеду и перестану ныть ему, — рот расползается в улыбке.       Эмиль был ему так близок, однако он не мог оставаться здесь ради него. И он знал, что Иманов был бы тем, кто сам предложил бы ему улететь к его любви. Только Никита не уверен в стабильности парня — в последнее время тот всё чаще срывался и нервничал ни на что, а после своей поездки в Минск так вообще закрылся.       — Все в порядке?.. — тревожится девушка, заметив, что Никита задумался.       — Да, просто… Эмилю… сложно сейчас. Вот он и немного нервный ходит, — оправдывает его Никита, — Ты сама знаешь… Дмитрий Андреевич и всё остальное.       Полина кивает, поджимая губы. Когда Сударь рассказал ей о романе Эмиля и Масленникова, Полина даже не поверила, посчитав это глупой шуткой. Но увидев, что он был серьезен, девушка встревожилась, увидев настоящее лицо Димы.       — Не знаю, как ему хватило смелости вернуться, — она качает головой, жалея Эмиля, — Он ужасно с ним поступил.       Никита неопределенно пожимает плечами.       — Эмиль всё ещё его любит. И Дмитрий Андреевич, кажется, тоже. Я не знаю, что из этого выйдет…       — Не загружай себя этим, — Полина чуть придвигается к парню, сокращая расстояние, видя, как тот загнался, — Эмиль не тупой, это уж точно. Он сможет принять правильное решение, — девушка притрагивается своими губами к губам парня, касаясь их сначала невинно, а после чуть глубже.       Никита отвечает ей, ощущая приятную волну по телу, и Эмиль оказывается далеко, а мысли о нём больше не всплывают за всю ночь…

***

Егор

      Никогда Булаткин не чувствовал себя настолько глупо.       Никогда, пока не влюбился в преподавателя мужского пола, у которого причем были мутки с его лучшим другом.       Конечно, он довольно долго размышлял над тем, что же всё-таки значит — ориентация. Раньше лишь стереотипы были его фундаментом для понимания, однако каминг-аут (Егор наконец разобрался, что значит это слово) Эмиля перевернул с ног на голову весь внутренний мир парня, заставляя задуматься.       И лучше бы он дальше продолжал быть в абъюзивных отношениях с Аней, чем страдал, прожигая взглядом профиль их препода в соц.сети, и сгорал от внезапных чувств, которые не могли быть взаимными.       Парень лежал в своей комнате, находясь в квартире совсем один — Никита бросил его, убежав к подружке, Ваня был на смене в новогоднюю ночь, а Эмиль уехал в Москву.       Мысли закрутились при воспоминании об Эмиле.       Он слышал их разговор. Не весь, но достаточно.       «— А нахуя ты говоришь мне, что жить без меня не можешь, а потом сосешься с Егором и подарки его принимаешь?! — выпаливает все Эмиль прямо ему в глаза. У Булаткина хмурятся брови. Что он имеет ввиду «жить без меня не можешь»?       — Эмиль. Ты… ты никогда не делил меня с другими, ясно? И вся эта история с Егором… Он сам меня поцеловал, я даже не успел среагировать. А книги… я не мог отказаться от подарка, это грубо! — объясняется он, надеясь, что Эмиль его поймет. Егор же ощущает опустошение. «Грубо». Как жалко.       — Ой, боишься казаться грубым, да? — сарказмом спрашивает парень, — Ну так иди и поебись с ним, он как раз рассказывал сегодня, как хочет тебя…»       Он был пьян, но его слова всё ещё неприятно отзывались в сердце, стоит Егору подумать об этом. Ему искренне не хочется ссориться с хорошим другом, который стал ему практически семьей за четыре года проживания, но и странная симпатия к Масленникову не хотела проходить. Или Егор не хотел, чтобы она проходила. Ведь с ней он чувствовал себя легче.       Он не думал, что после Ани он найдет себе кого-то так быстро.       И Егору честно хотелось добиваться Дмитрия Андреевича, наплевав на друга, но он не мог себе позволить. Эмиль был важнее. И парню оставалось лишь листать его ленту, глядя на красиво отредактированные фотографии, вздыхая каждый раз, когда он углубленно размышляет о всей ситуации.       Егор был бы рад влюбиться в парня, разведав новую часть себя, если бы этим парнем не оказался их историк.

***

      31 декабря. 22:30       — Нарезал? — на кухню в белом фартуке заходит Настя, глядя на режущего криво овощи Эмиля, — Давай-давай, полтора часа осталось!       Для Насти это было невероятно мало, но Эмиль подавил желание закатить глаза и сказать, что это «целых» полтора часа. Он вообще при девушке пытался не возникать, желая не порождать конфликтов.       Новая жена отца… вызывала странные чувства.       Ненависти Эмиль уже не держал, однако отмечал, что Лиза невероятно похожа на свою мать, совсем не выглядя как его сестра. Напрягала и их разница в возрасте — семь лет. Девушке в этом году исполнилось двадцать восемь. Даже у них с Масленниковым больше, что подмечает Иманов, но всё ещё молчит, решая, что отцу самому решать, с кем жить.       Он дорезает горячую картошку в глубокую тарелку, соединяя со всеми остальными ингредиентами и перемешивая, слушая бурчание «не успевающей» Насти.       — Всё-всё. Уже готово, — успокоил её Эмиль, указывая на оливье. Девушка чуть прищурилась, взяла ложку и попробовала немного.       — На удивление, неплохо, — оценила она, вызвав саркастичную ухмылку на лице Эмиля.       — Ну, это же оливье. И я не такой плохой, как ты думаешь, — пожимает он плечами, говоря не только о своих навыках готовки. Это девушка подмечает тоже, задержав взгляд на секунду дольше.       — Я не считаю тебя сильно плохим, — говорит она, разрывая зрительный контакт, — Просто ты чужой.       И, забрав салат в зал, она удалилась.       Иманов на её слова не обижался — ему было совершенно плевать, что думает Настя. Она тоже была ему чужой, а его родная мать была тремя метрами ниже под землей, так что волноваться о том, что он ей не нравится, даже не думал.       От мыслей отвлекает сообщение на телефоне.       Еле разблокировав экран мизинцем из-за грязных рук, Эмиль нахмурился, прочитав сообщение от номера, который ему пришлось записать как «Дмитрий Андреевич».       Можно мне позвонить тебе после двенадцати? 22:43       Парень задумался. После дня рождения Димы они так и не общались, а подарок всё ещё находился у Эмиля. Как бы он не хотел этого признавать — ему просто не хотелось дарить мужчине что-то в тот же день, что и Егор.       И, конечно, Иманов скучает. После того, как он признался, что мужчина ему ещё небезразличен, стало сложнее притворяться, что ему не хочется хотя бы услышать голос. Сообщение Димы не помогает справляться с этими чувствами от слова совсем.

Посмотрим. 22:44

      Он выключает экран, пока полностью не запачкал телефон. И как раз вовремя — на кухню снова заходит Настя, причитая о том, что Эмиль всё ещё не готов и пора бы уже садиться за стол…

***

      Парень стоит, выдыхая холодный воздух на балконе, глядя на взрывающиеся вдали, в других дворах, фейерверки, гуляющих людей. Свет был включен везде, новогодняя ночь в Москве была в самом разгаре, забирая легкомысленную молодежь с собой.       Эмиль тупо смотрит на сообщение, написанное три минуты назад, и даже немного жалеет о нем, ощущая непонятное чувство внутри живота с каждой минутой ожидания.

Можешь звонить. 00:42

      Наконец на телефоне раздается звук и на экране высвечивается имя преподавателя. От испуга Иманов чуть не роняет телефон с балкона.       — Алло?       — Привет! — говорят одновременно.       — Привет, — чуть ухмыльнувшись, здоровается Дима, чувствуя тепло в груди. Эмиль лечит его, и даже боль не кажется такой сильной в эти секунды.       — Да, да. С новым годом, — просто говорит парень, смутившись вдруг. Он даже не знает, о чём они будут говорить. И есть ли о чем?       — И тебя с новым годом. Как там Москва? — спрашивает Масленников, растянувшись на кровати, слыша свое учащенное сердцебиение, которое не спадало уже третий день.       — Стоит. Не горит, — пожимает плечами, — А Питер?       — Не знаю. Я не праздновал. — честно признается мужчина. Здоровье не позволило, да и если бы позволяло — ему всё равно не с кем. Казалось, что в тридцать четыре его жизнь уже закончена. В какой-то момент он даже смирился с этим, ощущая себя так, словно проживает последние свои годы.       Эмиль выдыхает. Он знает, что у него никого нет рядом. Друзей в Санкт-Петербурге, семьи или особенного человека.       — Четыре года назад мы начали встречаться, — зачем-то говорит Эмиль, вспоминая январь того года. Кажется, это был единственный месяц, когда всё казалось обычным. Дима был рядом каждую секунду, помогал справиться с потерей. Теперь так больно.       — Помню, — Дима прикрывает глаза, не позволяя слезам скатиться, — Помню твое сообщение. Оно было таким…       — Драматичным, — смеется Иманов, вспоминая его. Боже, ему так стыдно. Лучше бы мужчина не напоминал. — Я был дураком…       — Нет, вовсе нет, — у Димы комок в горле встает, когда он слышит такой родной смех. Искренний. — Оно было отчаянным. И я так… так сильно испугался за тебя в тот момент, — шепчет он. Он помнит, как замерло его сердце, когда он впервые прочитал то сообщение.       — Я даже, наверное, не вспомню, что я там понаписал, — парень закрывает лицо рукой, морщась.       — Выглядело как предсмертная записка, если честно, — признается Дима, — Но я помню одну строку.       Я открыт перед вами сейчас, и буду открыт, наверное, всегда.       Эмиль сглатывает. Он тоже вспоминает это. И если шестнадцатилетний Эмиль был чуть драматичен, то двадцатилетний Эмиль думает о том, что тот был очень прав.       — Это правда, — просто признается Иманов, сдавая себя с потрохами. Дима молчит пару секунд. — Если ты не заметил — я поступил туда, куда ты сказал поступать. И меня раздражает это, но я считаю, что делаю правильно. Даже после всего, ты мне очень дорог, Дим.       — Эмиль… — мужчина не знает, что сказать, пораженный такой честностью.       — И кольцо, которое ты подарил. Оно всегда висит на шее, — продолжает Эмиль, касаясь груди, глядя слезящимися глазами на взрывы фейерверков. Они такие разноцветные… — И твое письмо я хранил, потому что не мог избавиться от того, что осталось от тебя.       Дима на другом конце провода молчит, ощущая себя самым слабым человеком на свете. Ему хочется отречься от прошлого, от всех своих действий, лишь бы когда-нибудь он смог начать сначала.       — Скажи честно, ты хотя бы думал о том, чтобы остаться тогда?       — Я был готов, но когда ты понял всё, я решил, что это опасно. Для тебя опасно.       Эмиль выдыхает. Он не знает, можно ли ему верить, но верит. Только ему он всегда и верит, будучи слишком слабым.       — Ладно. Пусть так. Расскажи мне про Лизу, — меняет тему парень, желая разузнать про девушку чуть больше. Всё же, это она начала эту цепочку действий, хоть и не осознавала этого. И ему уже тошно вспоминать одиннадцатый класс.       Дима поджимает губы, сердце начинает болеть. Давно он не вспоминал Лизу детально.       — Ей было шестнадцать, когда она умерла. Она не была похожа на меня, у неё были светлые волосы, блондинистые даже… Она, — мужчина выдыхает, — Была очень доброй. Доверчивой. И очень чуткой. Всегда знала, когда со мной что-то не так. И после смерти обоих родителей, она стала мне самым близким человеком. Она любила мягкие игрушки, предпочитала их куклам. Обожала эти дурацкие мультики, которые шли по телевизору, знаешь… — и Эмиль, конечно, знает. Он ведь сам их обожал, — А когда выросла стала смотреть модельные реалити шоу, я всегда с неё смеялся из-за этого… Может, она хотела стать моделью, я не знаю, она не говорила никогда об этом, — в голове послышалась горечь, — Ей очень нравились кошки, она даже хотела завести их. Она нравилась всем, у неё было очень много друзей, и я думаю… ей с ними было комфортнее, чем со мной. Ведь дело было в том, что она боялась рассказать мне, что с ней случилось. А значит я дал ей повод подумать, что я отреагирую не так, как надо, — и в его словах столько горести и отчаяния, что Эмилю хочется найти способ связаться с Лизой и попросить её сказать, что это совсем не так. Но Лизы нет. Лизе в этом году бы исполнилось двадцать.       — У Лизы был хороший старший брат. И она не думала так. Ты не виноват в том, что произошло. Виноват только он, — наконец заговаривает Эмиль, удивляясь своему хриплому голосу.       Виноват только он. И он уже тоже умер.       Илья умер в прошлом году, об этом рассказала Яна, найдя его в соц. сетях. Иманов очень испугался, что это мог быть вернувшийся Дима, не закончивший свое дело. Эмиль до сих пор не знал, почему он решил не трогать Илью тогда. Но в итоге всё оказалось проще — парень убил себя, обколовшись всякой дрянью.       Эмиль никогда не расскажет Диме о том, что Яна тоже была косвенно виновна.       Дима никогда не расскажет Эмилю о том, что полковник был убит, потому что угрожал парню.       — Я был ослеплен её смертью. Не видел ничего кроме желания отомстить…       — Всё… уже кончилось, — закрывает глаза Эмиль, отпуская. Он так долго шел к этому, так долго держал в себе обиду на мужчину, так долго жил в постоянном чувстве вины.       И так просто отпускает. Потому что так легче.       — И мы поговорим, когда я вернусь, — уверяет его Эмиль, — Мы с тобой обязательно обо всём поговорим, Дим.       — Хорошо-хорошо, — тихо шепчет мужчина, рвано дыша.       — Я больше не хочу тебя терять. И отпускать тоже. — говорит спокойно Иманов.       — Я тебя люблю, Эмиль. Я так… так сильно тебя люблю.       Вдруг слышится стук в балконную дверь, и Эмиль поворачивается, слегка напуганный неожиданностью. За стеклом отец держит сестренку на руках, они ему машут.       — Я знаю, Дим. Знаю, — улыбается парень, — До встречи в Питере.       Вскоре слышатся гудки, а Эмиль открывает балконную дверь, встречая отца и сестренку.       — Спа-ать?.. Эмиль! — хнычет девчонка, а отец усмехается.       — Не можем её никак уложить. Говорит без брата не усну, — объясняет мужчина.       — Ну пойдем тогда спать? — Иманов выходит, улыбаясь, беря на руки девчушку, и идет к её комнате, — Какую сказку хочешь сегодня?..

***

      Когда Эмиль вернется, они не смогут поговорить.       Потому что второго января парню приходит сообщение от кураторши, которое отрезвляет и заставляет столкнуться с грязной реальностью, в которой никто ничего ему не обещал.       Светлана Владимировна куратор:       Добрый день, Эмиль! Завтра начинается второй семестр. Хотела предупредить, что Вашего преподавателя по «истории международных отношений» и «теории и истории дипломатии» заменит другой учитель, как и в работе над дипломами. Дмитрий Андреевич госпитализирован и не сможет преподавать до конца учебного года. В остальном - без изменений. 12:43