Redemption

      Двадцать один.       В некоторых странах с двадцати одного можно покупать алкоголь. Где-то можно избираться в парламент. Когда-то люди могли умереть в двадцать один. Кто-то в двадцать один женится и заводит детей, а кто-то только заканчивает университет.       Эмилю в этом году двадцать один, но он чувствует себя самым глупым и незрелым человеком на свете, пусть теперь он считался взрослым в любой точке мира.       Он не готов ни избираться, ни умирать, ни жениться, ни заводить детей, а окончание университета нагоняет безумный страх за будущее, в котором он просто не видит просветления.       Кто-то празднует в кругу семьи, кто-то рядом с друзьями, кто-то один, а Эмиль свой двадцать первый день рождения проводит в больничном халате, сидя в камере, но чувствуя себя не менее счастливым.       Дима сделал ему прекрасный подарок к восемнадцатому числу — он встал с постели и прошел по коридору, удивив даже врачей, ведь те не ждали, что после полиорганной недостаточности мужчина сможет так быстро встать на ноги.       Он был жутко истощен первые дни после пробуждения и даже почти ежедневные посещения Эмиля не помогали, но последняя неделя выдалась для них чрезвычайно удачной. Показатели довольно резко стали улучшаться, пусть и не до конца, но явно оптимистичнее, чем предполагали врачи, и Иманов готов был расцеловать Масленникова, когда услышал, что коляска может и не понадобится. Он сделал это, когда они остались в палате одни.       — Ты такой!.. — лицо трескается от улыбки, парень так сильно верит в мужчину, — Молодец! — он целует его в обе щеки, притягивая к себе, вызывая легкий румянец на бледной коже.       В десятых числах Дима сумел встать, опираясь на ходунки, и даже смог пошутить о том, что теперь он точно старый дед, забирающий его молодость. Эмиль лишь отмахнулся, ощущая, словно сердце замирает каждый раз, когда мужчина делал шаг за шагом.       К пятнадцатому числу его перевели в общую палату, и теперь было проблематично скрывать искреннюю радость и свою реакцию на достижения Масленникова, не целуя его каждый раз, ведь старики на соседних кроватях не оценили бы, но Эмиль не сильно расстраивался — если его перевели из ОАРИТ-а, значит есть шанс на то, что совсем скоро могут и выписать, а это означало, что у них появится шанс.       Второй семестр проходит хуже, чем ожидала половина преподавательского состава, ведь главный активист факультета совсем плохо ходит на пары, часто летает в облаках и мало учится, но практически всем хватает лишь того, чтобы Эмиль пришел на рубежную неделю и продемонстрировал свои знания, чтобы поставить хорошую оценку. За него играла его репутация, и Иманов снова благодарит себя за то, что прилежно учился три последних года.       Словно знал, что четвертый год будет не так прост.       В один из январских вечеров Дима говорит о том, что Эмиль не прав.       — Тебе не стоит так забрасывать учебу, — мужчина уже сидит, может держать спину и достаточно окреп, чтобы самостоятельно спускать ноги с кровати, — Иди сюда, — шепчет он. Они в палате одни, такие моменты были редкостью и их приходилось ловить. Эмиль подходит, вставая между раздвинутых ног Димы, кладя аккуратно руки на его плечи, смотря сверху-вниз, поглаживая шею.       — Все нормально, — шепчет он, — Я слежу за оценками… — хитро улыбается Эмиль. Даже если по всем предметам он не сможет набрать достаточно баллов на пятерку, восемьдесят процентов дисциплин он уже закрыл на отлично, что гарантировало красный диплом.       — Я переживаю за тебя, ты же знаешь. Никогда не хотел, чтобы из-за меня у тебя портилась успеваемость, — Дима касаниями наслаждается, крепче прижимая парня к себе. Он так скучал по ним, что не мог поверить в то, как прожил без них. Ощущение Эмиля рядом, его губы на губах, смущенные взгляды и трепетные касания — все кажется таким далеким, будто не с ним происходящим. Он самый удачливый человек в мире.       — Пф-ф, нужно было думать до того, как влюбил меня в себя, — пожимает плечами игриво Эмиль, взъерошивая волосы Масленникова, — Эй, осторожно! — предупреждает Иманов, когда чувствует, как Дима наклоняет парня на себя, чтобы поцеловать.       Он так соскучился по поцелуям, что в первые дни не мог думать ни о чем другом.       — Ты ещё не до конца восстановился, куда торопишься, — усмехается Эмиль, кратко целуя его, а после приподнимаясь, — До того, пока тебя не выпишут, даже не смотри на меня такими глазами…       Восемнадцатого числа Дима взял в руки трость и прошел по коридору под чутким присмотром врача и Эмиля, готовых подхватить его, чего даже не понадобилось. Мужчина успешно смог пройти десять метров вперед и назад, пусть и медленно.       — Вы отлично справляетесь! Такими темпами совсем скоро вас могут выписать, вы делаете отличные результаты, — хвалит врач.       С диетой, которой теперь Диме придется придерживаться следующие несколько месяцев, а может и лет, начать ходить так быстро было мало шансов, ведь нагружать организм после отравления очень резко было невозможным, а с тем количеством энергии, которую он получал, мужчина по прогнозам должен был подняться лишь к десятым числам февраля. Но ведь и врачи люди — им свойственно ошибаться, и Эмиль невероятно рад, что здесь они ошиблись.       Он смотрит с гордостью, даже не придерживая стоящего Диму. Тот теперь казался ниже, ведь горбился, но Эмиль слишком давно не видел его стоящим напротив, так что даже подобному был рад.       — Ещё можете походить минут пять, после обязательно вернитесь в палату. Я могу вас оставить? — спрашивает женщина, Эмиль резво кивает. Она уходит, оставив Масленникова под присмотром парня. За эти две недели они довольно много общались, так что Эмиль внушал доверие.       Оставшись без надсмотра врача, Дима решил пройти чуть дальше к окну, перебираясь с помощью трости. Наверное, он поспешил с выводами, когда сказал, что это горячо. Горячо это будет попозже, когда она не будет столь необходима, чтобы не упасть. А пока он выглядел так, словно палка была его спасителем.       — Теперь ты за мной присматриваешь? — подкалывает мужчина, отойдя чуть подальше по коридору, где было меньше людей.       — Теперь я главный, — просто отвечает Эмиль, подмигнув, — Вырулим наши взаимоотношения на здоровый уровень, — ухмыляется он, глядя на присевшего на скамейку мужчину, и садится рядом.       Дима смотрит с нежностью в любимые глаза парня, кивает смиренно, даже не спорит, а после аккуратно вытаскивает из кармана маленькую бумажную коробочку, явно сделанную своими руками.       — Ты уж прости, тут мало что можно найти. В следующий раз подарю что-нибудь получше этой чепухи, — смущенно говорит он, протягивая коробку Эмилю. Парень чуть хмурится, сдержанно улыбаясь, и принимает подарок. Он и не думал, что Дима что-то сделает для него.       В коробочке лежал мини-букет из бумаги, которую вероятно мужчина сделал сам. В небольшой обертке лежали фиалки и… гиацинты.       — Гиацинты? — зачем-то спрашивает парень, — Я помню, — отвечает он. Если о фиалках Эмиль сразу же догадался, вспоминая сказ о фиалковом мальчике, который рассказывал мужчина, чтобы успокоить его, то гиацинты были удивлением. Иманов и не думал, что мужчина запомнил, как в один из первых уроков они обсуждали легенду о любви Аполлона и Гиацинта и историю названия цветка. Его сердце тает. — Надеюсь, закончим мы не также? — шутит он, вспоминая, как Гиацинт погиб от рук ревнивого Зефира.       — Мы не закончим, — просто отвечает Дима, беря парня за руку, — Всё только начинается, Эмилька.       Эмилька знает. Он готов держать мужчину за руку, даже если это будет означать то, что ему нужно погибнуть. Он в нем потонул — не вынырнет уже.       — Ты такой милый, — говорит Эмиль честно, — Мне очень приятно, правда. Это совсем не чепуха, — убеждает он его, поборов желание бросить все и поцеловать прям посреди коридора.       — С днем рождения, la mia gioia.       И эту фразу Эмиль понимает. Он заучил её и не забыл спустя годы.       — Я тебя люблю, — вместо ответа говорит он.       Диме большего не надо. Дима в этих словах готов уснуть. Уснуть и не просыпаться никогда.

***

      Иманов понимает, что он дурак, а ещё то, что херовый друг, когда, выходя из больницы, он встречает Алю, ждущую его на снежной улице, куря сигарету. Он не знает, сколько она прождала его, и в любой другой день он бы не чувствовал себя виноватым, но именно в этот день, он понимает, как проебался — он забыл, что у девушки день рождения в тот же день, что и у него.       Ему жутко стыдно, ведь в последнее время он вовсе не общался с ней, как и со всеми своими друзьями, не спрашивая даже о её делах, и не видел мира за пределами больницы.       — Егор сказал, тебя можно найти тут, — голос совсем обычный, быть может чуть тихий, но Эмиль скидывает это на сигарету в её рту.       Егор всё ещё плохо с ним разговаривал, не особо любил оставаться наедине в одной комнате и принимал пищу в разное с ним время, вгоняя Эмиля в ещё большую тревожность.       — Долго стоишь? Пойдем… пойдем в кафе, поговорим?.. — извиняющейся улыбкой встречает он её, — Я оплачу.       — Не стоит утруждаться, Эмиль. — она смиренно улыбается, — Пойдем присядем, я ненадолго…       Они садятся на заснеженную лавочку, Эмиль закуривает, не выдерживая молчание Али. Руки мерзнут, но Иманов ничего не говорит — Аля явно не намерена заходить в здание. По ней даже не видно, замерзла ли.       — Как там твой педофил? — запросто спрашивает она, словно это очень обыденный вопрос.       — Не называй его так, боже, — выдыхает Эмиль, — Прости, что не поздравил тебя, Аль… — тут же продолжает, — Я совсем замотался, не успел… забыл. Я и про свой день рождения забыл. Давай я свожу тебя куда-нибудь? Время проведем вместе? — пытается вытянуть их разговор Эмиль, но Аля смотрит совершенно спокойно.       — Понимаю. Забегался в больницах. Ты же в универ не ходишь, — пожимает плечами она, — Я всё вижу, Эмиль. Не надо от меня ничего скрывать. Я не тупая.       — Конечно, нет! — хмурится Эмиль, затягиваясь сильнее, — Я не считаю тебя тупой. Я просто… не хотел тебя беспокоить. У тебя… такой важный год, ты же понимаешь…       — Да, прекрасно понимаю, — она кивает, смотря вперед как-то отрешенно, пугая этим парня, — Поэтому я тут.       Эмиль молчит — ждет то, чего хочет сказать девушка. Она так спокойна, что Иманов даже допускает мысль о том, что предпочел бы, чтобы она разозлилась и кричала.       — Ну так что с ним? Жить будет хоть?       — Нормально все. Будет…       — Ну слава богу. Хоть что-то сумел сделать правильно, — слышится сарказм, но она тут же собирается, не позволяя выпустить иголки, — Это всё, конечно, классно, но думаю… — она выдыхает кротко, — Нам нужно прекратить общение на какое-то время.       Парень онемевает.       — Что?! — он поворачивается к ней, — Почему?..       — Я понимаю, что тебе Дмитрий Андреевич очень дорог, но… я не могу тебе с этим помочь. Особенно учитывая, что мне больно каждый раз понимать, что ты выбираешь его.       Эмиль опустошен. Он не может понять — девушка шутит или говорит правду. Она так серьезна, что сомнений и быть не должно, но Иманов не хочет, не может в это поверить.       — Нет-нет… прости, ладно? Прости меня, пожалуйста, я никогда не буду больше забывать написать или звать погулять, правда…       — Дело не в этом, — она перебивает, — Ты сам понимаешь в чём, — девушка шумно вдыхает, — Ты знаешь, какие я чувства испытываю к тебе, Эмиль. Я искренне желаю тебе счастья, но видеть, что это счастье ты обретаешь не со мной, сложно. Это разбивает мое сердце, — на одном дыхании говорит девушка, впервые ощущая, что она выбирает себя.       — Но… но я не хочу! Я очень тобой дорожу, Аля, — парень бросает сигарету и поворачивается полностью к девушке, чувствуя отголоски паники в голосе, — Что мне сделать? Пожалуйста, скажи?..       — Ничего не сделаешь, Эмиль. Мне нужно лишь это пережить. А тебе дождаться того момента, когда я переживу, — она пожимает плечами, — Быть может потом у нас получится отличная дружба.       — Но… Аля, прости меня…       — Не извиняйся, глупый, — она наконец поворачивается к нему, — Я напишу, когда все придет в норму. Если будешь готов ответить, просто не блокируй меня. Но сам не пиши, мне надо разобраться в этом одной, — она говорит четко и холодно, — Не вини себя, — добивает она, — И с днем рождения.       Она очень натянуто улыбается, и пока слезы не полили из её глаз, девушка сдавленно прощается, сказав, что сильно замерзла, не дожидаясь ответа от потрясенного Эмиля.       Так будет лучше, говорит она сама себе.       Так ты сможешь уделить внимание тому, что действительно стоит того, убеждает она себя.       Последнее, что видит Эмиль — удаляющаяся спина подруги, которую он мог потерять навсегда.       Поздним вечером в квартиру стучится курьер, нарушая покой парней. Дверь открывает Эмиль, совсем не настроенный на какое-либо общение, но тот лишь говорит о том, что анонимный человек передал ему, Эмилю Иманову, посылку и оставил подпись.       В коробке был его любимый молочный торт с цифрами 2 и 1, а на записке красовалась одна буква.       Д.

***

      Первые несколько недель осознание не приходит, потому что Эмиль и так перестал гулять с друзьями в последний месяц, но наконец он понимает, что Аля ушла из его жизни тогда, когда Диму выписывают из больницы. Это был конец февраля, потихоньку начинал таять снег.       Эмиль осознал, что Али нет рядом, когда у него внезапно выдалось свободное время от помощи Диме в передвижении, работы, написания диплома и получения оценок. Было время подумать обо всем, и он понял, что с девушкой они не общались уже более месяца, который Иманов провел в реабилитационных центрах и палатах. Он не знал, через что проходит девушка, не знал, чем занимается, не знал, закончила ли она съемки фильма.       И его это волновало. Он был так ослеплен болезнью Димы, да и просто им самим, что сильно отдалился от друзей. Даже Никита замечал отстраненность друга, но старался не подмечать этого, терпеливо ожидая, когда он захочет поговорить сам.       Эмиль после выписки впервые оказывается у Димы дома, подмечая, что он не изменял своему вкусу: новая квартира мужчины была очень сильно похожа на ту, которую тот снимал в Москве, после того, как продал старую. Небольшая однушка с черно-белым интерьером, минимализм, который можно было отметить даже в спальной, где не было лишних вещей, и, естественно, балкон, где лежала пепельница, с которой ему придется попрощаться.       Эмиль тогда помог Диме с уборкой, а точнее практически сам убрался везде - в холодильнике, выкинув все просроченные продукты, очистил пепельницу, помыл и задвинул её в ящик, потому что по новой диете Масленникову нельзя было даже курить, что разбивало его обкуренное сердце.       — Нет, серьезно, ты чем питался всё это время? — глядя в холодильник, в котором было буквально два пакета молока, заплесневевший хлеб и кастрюля слипшихся макарон, спрашивает Эмиль, пока за его спиной, сидя на стуле, слабо смеялся Дима.       — Я редко бывал дома, только спал здесь, — объясняет мужчина, скрестив руки на трости и оперевшись на нее, — Тебе обязательно убирать пепельницу? — спрашивает он жалобно, смотря на то, как парень выкидывает окурки.       — Обязательно, Дим, — закатывает глаза он, — Тебе нельзя курить. У тебя и так все органы на соплях держатся, теперь только ПП, — пожимает плечами парень, ополоснув руки.       Дима корчит грустное лицо, когда Эмиль подходит к нему, кладя руки ему на скулы. Мужчина убирает трость в сторону, ладони расположив на талии парня.       — И что же входит в ПП? — невинно строит он глазки, чуть оттягивая резинку на штанах Эмиля, провоцируя его на смущение.       — Что-то ты слишком игривый для того, кого только недавно выписали, — усмехается парень, но не отходит, позволяя Масленникову издеваться.       Мужчина не отвечает, вместо этого резко хватая его за руки и опуская к себе на колени, вызвав удивленный вздох.       — Эй! — парень пытается приподняться, но Дима его удерживает, — Ты совсем дурак? Ноги ещё слабые!.. — он приподнимается, чтобы не опускаться всем весом, но мужчина не возражает.       — Я прекрасно чувствую в каком они состоянии, Эмиль. И я чувствую, что могу удержать тебя, — говорит он уже тише, сильнее надавливая, всё-таки усаживая парня к себе на колени полностью, наслаждаясь его близостью. Он секунду смотрит ему в лицо, а после медленно приближается, целуя в губы. Сминает их, проводит рукой по прядям, а Эмиль плавится, жмется ближе, ощущая, как же он голоден, едва ли не стонет от чувств, прижимает мужчину к стулу, ерзает, ладонями найдя его шею, чуть сжимая её.       Эмиль отстраняется, запрокинув голову назад и убрав мешающие волосы, но вновь поцелуй не продолжает, глядя в стеклянные глаза Димы и на его красные, искусанные губы.       — Как бы мне не хотелось, нам надо остановиться, — смеется смущенно Эмиль, приподнимаясь аккуратно, пусть секунду назад совсем не думал о ногах мужчины, — Тебе нужно восстановиться полностью. И ты же понимаешь, что всё поменялось?.. — хитро улыбается он.       — Что же поменялось?.. — вопрошает Дима, не придя ещё в себя. Эмиль отводит взгляд, приближается к его уху и тихо шепчет:       — Теперь я сверху.       Масленников не сдерживает смеха и довольно смотрит на Эмиля. Боже, какой же он невероятный.       — Даже так, — улыбается он, поправляя свою одежду, — Не то чтобы мы когда-либо разделялись, разве нет? — говорит он, и Эмиль задумывается, что он прав. Они никогда не говорили о подобном.       — Мне казалось это вполне очевидным. Тогда, — уточняет он, подмигнув.       — В любом случае, я не против, — очень просто соглашается Дима, беря трость и приподнимаясь, и оставляет на щеке Эмиля быстрый поцелуй, — Пойдем, поможешь мне кое с чем…       Так проходит ещё около месяца, которые Дима также проводит, восстанавливаясь. Он даже начинает заниматься чем-то вроде спорта, укрепляя мышцы ног, а также придерживается диеты, в которой было исключено все сладкое, кислое, острое и горькое, и оставалось только пресное, из-за чего он начал худеть, лишаясь мышечной массы. Подарок на день рождения мужчины потерял свою актуальность, и Эмиль забрал его себе, решая не лишаться нового портсигара и смешно подражал Диме каждый раз, когда курил.       Красные пятна, как и сказал он, не ушли и не уйдут, видимо, никогда.       Эмиль рядом все свое свободное время, что начинает Диму настораживать. В один из мартовских дней он спрашивает об этом парня.       — Значит, ты уже закончил диплом, раз постоянно со мной находишься? — мельком уточняет Дима, заканчивая упражнение «велосипед», которое всё ещё дается с большим трудом.       — Эм-м… там немного осталось… — юлит парнишка, наблюдая за преподавателем. Он ему никогда не скажет, но тот действительно выглядел все горячее и горячее с каждым днем.       — Так, Эмиль, тебе его защищать через несколько месяцев, а ты говоришь, что немного осталось? У тебя он по-хорошему уже должен был быть готов, — мужчина поднимается, садясь на своем голубом коврике для йоги. Иронично.       — Ну Дим, — закатывает глаза он, — Ты уже не мой препод. Это не твоя забота, и я успею, — заметив взгляд Масленникова, добавил Эмиль,       — Успеешь завалить последнюю сессию и устроиться в маке кассиром? — саркастично говорит он, — Где твои друзья, кстати? Как там Егор? Ты совсем ничего не рассказываешь.       И Дима действительно задает важный вопрос. Последнее время Эмиль дома появляется только ночью, не осмеливаясь оставаться на ночевку у Димы, после отучивается и вновь приезжает домой к преподу до вечерней смены на работе, местами находя время для дипломной. Аля всё ещё не писала, но Эмиль был подписан на рыжую подружку девушки, которую, как оказалось, звали Сашей, и наблюдал за Алей через неё. Егор же немного оттаял, видимо, смирившись, что ничего ему не светит, но всё ещё был груб по отношению к Эмилю и не садился с ним рядом, что расстраивало. Но по крайней мере он больше не закатывал глаза каждый раз, когда видел друга.       — Ничего я не завалю, — хмыкает он, — С Алей мы редко общаемся в последнее время, она занята… — недоговаривает правду он, решая не беспокоить Диму. Тот ведь снова начнет говорить о том, что это всё он виноват. — Егор… ну… Кажется, чуть легче уже, — грустно пожимает он плечами, опуская голову.       Дима встает с пола, перекатываясь к Эмилю на диван, и садится рядом.       — Что, закончилась твоя пенсионерская разминка? — ухмыльнулся Эмиль, подсаживаясь ближе.       — Не списывай меня со счетов, — подхватывает Дима, — Хочешь, чтобы я поговорил с Егором? Ты же знаешь, что я могу, — но тут же становится серьезнее. Он уже предлагал ему подобный вариант и был готов действительно поговорить, ведь Эмиль не был ни в чем виноват.       Парень засмеялся и закатил глаза.       — Не веди себя, как мой папочка, — он смотрит на него снизу вверх, чуть опустившись на диване, — Все в порядке, ты лучше побеспокойся о своем здоровье.       — Ладно, как скажешь, — мужчина отпивает воды из своей бутылки, тяжело дыша. Эмиль наслаждался этим зрелищем, но видел, что выносливости мужчины едва хватало на несложные упражнения из разряда «утренник в садике». — У меня к тебе деловое предложение, — говорит он деловито, выгибая бровь. Парень заинтересовывается и вопросительно смотрит, — Что думаешь насчет летнего отпуска? Мы можем поехать… в Италию? Вместе. — осторожно предлагает он, — Ну, если не хочешь, можем в другую страну, — говорит он, думая о том, что, возможно, Эмилю не хочется в Италию после всего случившегося, —Но при условии, что ты хорошо закончишь университет и не будешь забрасывать друзей и учебу.       Эмиль аж весь собирается, приподнявшись, и ошарашено смотрит на учителя.       — Что? Летом в Италию? С тобой? — он поворачивается всем корпусом к нему, — А деньги? А работа?       — Ты думаешь, я предлагаю тебе путешествие без денег в кармане? И я не думал, что ты продолжишь работать в баре после окончания университета?       — Я… не думал об этом пока что, но, боже, я согласен, конечно! Это так… неожиданно, — Иманов не может осознать уровень своего счастья. Это всё кажется таким далеким, происходящим не в его реальности, но нет, вот он — Дима, сидит рядом, живой, практически здоровый, такой же невероятный, а Эмиль всё ещё такой же влюбленный, словно и не проходило этих долгих трех лет, которые они провели врознь, словно и не было предательств.       — Но ты слышал - диплом и друзья, Эмилька, — мужчина поднимает указательный палец, предупреждая, но Эмиль и так всё понял. Он бросается ему на шею, утаскивая в долгий поцелуй. Иманов наслаждается поцелуем, растягивает его, заваливается сверху и прижимает к дивану Диму, проводя руками по его лицу, волосам, шее, потому что ему постоянно мало, потому что ему хочется прикасаться, чувствовать, любить.       И он так сильно любит.       Касается его губ своими, любит.       Прижимается своей грудью к его, любит.       Сплетает их пальцы вместе, любит.       Вдыхает родной запах, любит.       Дима — тот, который ему был нужен всё это время. Тот, который вписывается в его голове, руках, объятьях последней деталькой пазла. Тот, чье присутствие было необходимо, и чье отсутствие чувствовалось, как ампутация конечности.       Эмиль торопливо снимает с Димы футболку, проводит ладонями по его худому телу, ощущая каждое ребро, но всё ещё невероятно его желая, не останавливает поцелуй и тянется уже было к штанам, поддевая резинку и опуская руку внутрь.       — Эй… — Дима внезапно отстраняется и берет его за руку, — Что, мораторий на секс отменяется?.. — немного нервно смеется он, глядя в затуманенные глаза Эмиля.       — Только если ты этого хочешь, — говорит он на придыхании, едва собрав воздух для этого.       Дима улыбается пошло, а Эмиль в его улыбке находит лишь единственный ответ.       Иманов поцелуй разрывает, заставляя его запрокинуть голову назад, и опускается к подбородку, шее, проводит языком по линии к ключицам, оставляет там уже свои красные следы, не задумываясь о последствиях, все же пропуская руку в штаны, и Дима тихо стонет ему на ухо.       Эмиль изменился — он уже не тот стеснительный мальчик, который неумело флиртовал с ним. Теперь он парень, который вводит его самого в смущение и заставляет выгибаться под ним, поддаваясь ласкам. Диме эти изменения очень нравятся.       Он не в том состоянии, чтобы вести, поэтому он делает то, что ему нравится точно также — позволяет себе быть ведомым, утопая в нежность касаний и действий Эмиля, предоставляя ему возможность делать то, что хочет он, полностью подчиняясь и позволяя делать со своим телом всё, что тому вздумается.       И то, что ему вздумалось, доставляет Диме огромное удовольствие.       У него были другие представления о первом разе с парнем, и эти представления явно не соответствовали тому, что происходило в тот день, но Дима даже не думал о них, когда Эмиль был таким красивым, смотрящим сверху вниз, таким заботливым и таким чутким, заставляя Масленникова влюбляться сильнее и сильнее.       Когда всё закончилось, парень был также нежен с тем, чтобы Диме было комфортно, и помог им принять душ, а потом они долго лежали на диване, крепко обнимаясь.       Через какое-то время Иманов поднялся, приоткрыл окно, потому что в комнате царила духота, и закурил, сидя на поддоконнике в трусах. Мартовский ветер освежал, своими дуновениями нагоняя расслабление.       Дима смотрел на курящего Эмиля и не знал, чего он сейчас хотел больше — повторить или закурить рядом.       — Не соблазняй меня, — только и выдыхает он, усмехнувшись, вдыхая запах ванили, — Ещё и ваниль…       — А что, только тебе можно было дразнить меня своими сигаретами? — улыбается он, зажав сигарету в зубах, — Моя очередь, — он подмигивает.       Дима смиренно улыбается. Он был уверен — когда он снова почувствует себя лучше, он закурит снова. Его любовь к курению была большой и заболевание не могло встать между ними.       Мужчина думает о том, что это их самый первый раз, что удивительно. Они знакомы четвертый год, девяносто процентов времени были до безумия влюблены, но ни разу не дошли до такого уровня близости как в этот день. Эмиль был так уверен в себе и опытен, что невольно нарывался вопрос, на который Дима хотел получить ответ.       — У тебя был кто-то… в это время? — задает он его, всё ещё смотря на курящего парня. Его ответ не изменит отношение к нему, Диме просто любопытно.       — Да, — чуть подумав, отвечает Эмиль честно. У него было довольно много парней, которых он встречал в клубе и уезжал по итогу смены к ним. Но все они были не теми, кто ему нужен. Он просто не мог позволить себе ждать того, кто бросил его, пусть и не хотел ничего с другими. После самого первого раза всё изменилось — стало плевать с кем делить постель. И он уверен, что и у Димы было много партнеров, так что решил не переживать за это. Мужчина провел в Италии свои лучшие годы, вряд ли он сидел и хранил ему верность, Эмиль этого и не ждет. Ему достаточно того, что он сейчас рядом. — Не удивительно, — ничуть не заревновав, отвечает со смехом Дима, — Завидую им всем. — Пф-ф, — фыркает Эмиль, — Это они должны завидовать тебе. Ещё скажи, что лучше меня у тебя никого не было, — он отворачивается вновь к окну, выдыхая, даже не ожидая ответа.       Дима просто смеется, закрывая тему.       Он не скажет, что так и есть. И не скажет, что после того, как улетел в Италию, у него никого не было.       Эмилю не так важно это знать, и Дима решает сохранить тайну при себе.       Мужчина ещё раз смотрит на то, как он задумчиво курит в окно, ждет, когда истлеет сигарета, и затягивает парня обратно к себе в теплые объятья на диване.

***

      Эмиля напрягала размеренность проходящих дней, легкость и спокойствие, которыми так давно уже нельзя было наслаждаться. Последний учебный год выдался изматывающим, и парень радовался, когда наступил апрель — совсем чуть-чуть и майские праздники, а после и сессия, которая должна стать последней в его жизни (если он, конечно, не пойдет дальше в магистратуру).       Он выполнял часть их с Димой «договора» по совести, и проводил много времени с Никитой, ведь тот был последним его близким другом, который ещё хотел с ним разговаривать. В этот же период он закончил вторую главу диплома, что означало конец всем его страданиям. Конечно, ещё оставалось заключение и список литературы вместе с миллионом правок от нового препода, но это было мелочью, и Иманов действительно был расслаблен.       С Егором отношения не переходили черту соседей, что всё еще огорчало, но теперь Булаткин хотя бы разговаривал в присутствии Эмиля, не избегая его.       Сам Эмиль не рассказывал о том, какие отношения его связывают с Дмитрием Андреевичем. В первую очередь потому, что сам не особо понимал. Они также проводили довольно много времени вместе у него дома, выходили на недолгие прогулки, прописанные врачом, болтали о неважных вещах и целовались. Долго-долго целовались.       Они не объявили отношения официальными, но вели себя как пара, и Эмилю было хорошо.       Настолько хорошо, что страшно.       Дима больше не вселял в него тревогу: он не ворочался во сне, не произносил имя Лизы по ночам, не уходил без предупреждения (ну, куда ему, с тростью-то?), не вел себя странно, как было четыре года назад. Он был спокоен, не встревал в ссоры, не срывался, и даже когда Эмиль был раздражен, пытался сглаживать углы и лишь улыбался, если Иманов случайно мог сорваться на нем. Его словно подменили — не было того загадочного мужчины, который оказался убийцей, не было грубого насильника, которым он мог стать, не было бросившего его эгоиста.       Словно попытка суицида и больница смогли его спасти.       И Эмиль больше не переживал, что мог оказаться отвратительным любовником, ведь он больше не боялся мыслей о близости, а тело и навязанный институт девственности потеряли ценность уже давно.       Дима всё ещё был старше на тринадцать лет, но Эмиль уже был взрослым, а значит, возможно, в этот раз всё будет хорошо.       Несмотря на то, что он более не был причиной его тревоги, Эмиль ощущал стремительное приближение чего-то.       И он хотел, чтобы это «что-то» поскорее случилось, лишь бы перестать накручивать себя. Неважно хорошее или не очень. Эмиль был готов. В этот раз как никогда.       И в начале апреля оно произошло, однако парень очень сильно ошибался.

***

      — Я поздравляю всех вас! — говорит Аля громко, — Давайте похлопаем, мы большие молодцы!.. — она хвалит своих актеров после долгих дней работы - они наконец досняли фильм.       Сегодня был последний съемочный день, дальше - монтаж, но это уже другая история, о которой Аля не думала. Рядом с ней стояла её рыжая подружка и также довольно хлопала — она всегда была вместе с ней, прицепившись как собачка, и наблюдала за действиями девушки.       Актеры, конечно, радуются. Все невероятно горды, ведь это не просто какой-то короткий метр, это целый двухчасовой фильм, так ещё с целой премьерой на весь университет, а если повезет - и на выставке побольше.       Они расходятся к двенадцати ночи, договорившись отпраздновать завтрашним днем, а Аля довольная растягивается в своем режиссерском кресле, впервые за долгое время чувствуя удовлетворение. Она чуть скатывается, оглядывая пустые декорации, и вдыхает запах съемок, закончившихся буквально час назад, набирает полную грудь, давай себе немного отдыха.       Она молодец, она проделала большой путь, теперь время для отдыха.       — Рада? — вдруг слышит позади она, тут же открывая глаза и поднимаясь. Это Саня была, неловко подходящая ближе.       — Очень, — расплывается в улыбке Аля, — поворачиваясь к подруге, — А ты? Помощница моя, — она встает, подходит к ней и закидывает руку на плечо, прижимая ближе, — Ты сделала очень большую работу.       — Не подлизывайся, — усмехается она, но смущается, — Уже вижу, как ты станешь популярной сценаристкой, а я буду хвастаться, что знала тебя.       — Почему знала? — вопрошает девушка, — Ты станешь куда знаменитей меня, — она ведет их к выходу, на ходу беря свою кожаную куртку, в которой хранились сигареты.       Они выходят, вдыхая теплый апрельский воздух, и садятся на скамейку рядом со входом в студию. Аля достает сигареты, закуривает, предлагает подруге, но та отказывается.       Сидят тихо недолго, вскоре Саша начинает диалог.       — Ты в этом году уже заканчиваешь, — говорит она, констатируя факт, — Но я хочу продолжать с тобой общаться.       Аля поворачивается к девчонке, смотря в её серые глаза, и грустно выдыхает, но тут же скрывается за улыбкой.       — Ну конечно. Лучше меня соседки у тебя точно не будет, — она подмигивает, затягиваясь. Саша хмыкает. — Я жду от тебя великих фильмов. Разъеби этого старого декана.       Рыжая прыскает от смеха, неловко глядя в пол.       — Знаешь… Ты очень поменяла меня. Изменила мое мировоззрение, мое отношение к жизни… Я… я очень рада, что у меня есть такая подруга как ты.       Аля внезапно смотрит на девчонку немного тоскливо. Словно не хочет слышать этих слов.       — Ты такая талантливая, такая смелая, такая…       — Классная? — старается перевести в шутку девушка.       — Да. Да, ты очень классная, — Саша берет её за руку, прижимая её к своей груди, — Но я не могу смотреть на то, как ты пропиваешь этот талант.       Аля улыбается натянуто. Знала. Да, она знала, что именно об этом пойдет речь. Но она была готова.       — Я больше никогда не буду употреблять, — просто отвечает она, встречая озадаченный взгляд напротив. Обычно Аля огрызалась или отшучивалась, но тут она делает такие громкие заявления.       — Нет, не говори, если ты не уверена, Аль. Ты же знаешь, меня разбивает это.       — Я уверена, — пожимает плечами Аля. Она была чиста две недели. И она знает, что больше ей не придется унижаться ради очередной дозы. — Ты больше не будешь из-за этого страдать, не переживай.       — Я… я хотела сказать, что… если ты не готова, то не спеши с выводами, но ты говоришь об этом так серьезно? — недоверие слышится в каждом слове. Это Алю обижает.       — Да. Серьезно. Больше никаких запоев, — она поднимает руки в капитулирующем жесте. Она для себя уже все решила.       — Нет, подожди… Если ты врешь, то мне снова придется мириться с тем, что этого не произойдет, — она чуть отворачивается, ругая себя за то, что вообще начала этот разговор.       — Боже, — Аля расслаблено улыбается, откинувшись на спинку, — Я никогда не была более серьезна в своем решении, Сань. Я больше не буду употреблять, хорошо? — девушка докуривает и снова берет её руку в свою. Она хочет успокоить её так, чтобы сегодня она легла спать с твердой мыслью о том, что Аля не врала. — Что мне сделать, чтобы ты поверила мне? — сдается она наконец.       Рыжая внезапно нахмуривается, чуть поджав губы. Она о чем-то думает пару секунд, избегая взгляда Али.       — Поцелуй, — наконец подает она голос. — Если ты не врешь, то поцелуй меня, — она поворачивается к подруге и не ждет ничего. Знает, что бред, но она отчаялась. До того, как Аля может уйдет из её жизни - меньше двух месяцев, а она сгорает от своих чувств и от невозможности их излить.       — Я не настаиваю… — рыжая начинает, но не договаривает, потому что Аля её целует.       Аля не думает даже. Ей этот поцелуй кажется пресным, сухим и бесчувственным, но она видит, что это важно для Сани, а значит сегодня она сделает это, даже если и не особо хочет.       Целуются недолго, Саша отстраняется первой. Краснеет как рак и в глаза не смотрит, стесняется. Если бы не обстоятельства, Аля бы рассмеялась над ней.       Но обстоятельства…       — Теперь веришь?..       — Я… блять, прости, я лучше пойду.       — Нет, — Аля резко догоняет уже поднявшуюся подругу и притягивает к себе, — Не переживай. Все нормально, — она держит её за рукав кофты и тянет на себя, — Слышишь? Все нормально, Сань.       — Да-да… Нормально, — говорит она загнанно, всё ещё игнорируя зрительный контакт.       — Эй, не парься ты так, — Аля берет её за подбородок и заставляет посмотреть на себя, — Я не буду больше ничего употреблять, хорошо? — кивает она, ожидая кивок в ответ. — Вот умничка. — она притягивает к себе и обнимает очень крепко. Не отпускает секунд двадцать, а после очень легко говорит:       — Ты куда сейчас?       — Я у подруги договорилась переночевать. А… ты?..       Аля берет обе её щеки в свои руки и поглаживает, внезапно целуя её в лоб.       — Не волнуйся, найду куда пойти. Увидимся завтра, — врет она.       Саня уходит быстро, смущенная, но радостная, а Аля сдерживает обещание и удаляет Серого со своей контактной книжки, ведь тот ей больше не понадобится, да и вряд ли он захочет видеть её, после того, как она обворовала его, пока тот спал, и быстро набирает выученный наизусть номер, набираясь смелости. Она медленно выдыхает, надеясь, что человек на том конце связи ещё не спит.

***

      Эмиль отвечает сразу же, увидев на экране номер, который не видел с нового года.       — Алло? — первая мысль - вдруг что-то случилось.       — Эмиль, привет. Как твои дела?.. — неловко начинает Аля. Но её голос был энергичен, что вызывало облегчение.       — Да всё хорошо. Ты сама как? — даже не знает, что сказать. Так давно он не слышал её голос.       — Знаешь, я отлично. Сегодня наконец закончила съемки. Что думаешь, может посмотрим на развод мостов вместе?       Эмиль глянул на часы и понял, что на первый развод они не успевают, но на второй могут. Он аж просыпается, чувствуя себя бодрее, пусть и хотел уже ложиться спать.       — Конечно. Да, давай! — отвечает он, невероятно радуясь тому, что вновь может провести с ней время. — Где встретимся?..       — Я могу подойти к тебе. Ты дома?       — Э-э… — парень смотрит на сидящего рядом Диму и хмурится, — Я не дома, нет. Давай я скину адрес кафе, в котором я буду ждать тебя? Как тебе?       — Отлично! Давай, жду! — отвечает Аля, конечно же всё понимая. Но сегодня ей ничего не сможет испортить настроение. Сегодня - её день.       Дима смотрит вопросительно, когда Эмиль бросает трубку.       — Аля позвала смотреть на развод мостов, — просто говорит он. Дима удивляется.       — Неожиданно, — только и может ответить он, — Тогда возьми шарф, вдруг будет ветер.       — Ты же не против? — зачем-то спрашивает Иманов, чувствуя себя неловко. Дима знает о чувствах Али, знает, что они могли вместе спать, но совсем не переживает.       — Конечно, нет. Только будь аккуратен.       Эмиль собирается за рекордное время, накинув теплую толстовки, джинсы и все-таки завязав шарф, ведь Дима настоял. Он, хромая, подошел к нему уже в прихожей и одарил поцелуем.       — Я буду ложиться спать. Но телефон оставлю со звуком, — предупреждает он.       — Хорошо, — поправив его челку, отвечает Эмиль улыбчиво, — Люблю тебя.       — И я тебя…

***

      Примерно через пятнадцать минут Эмиль встретил в кафе Алю, по которой безумно соскучился, и, не соблюдая координацию, очень крепко обнял, как только увидел. Девушка также счастливо обняла его в ответ, довольно улыбаясь.       Они оба скучали.       И Аля соврет, если скажет, что её чувства угасли, но она больше никогда не покажет их, как бы не ныло сердце. Такова её участь — смотреть со стороны.       Они перекусили, Эмиль побыл джентельменом и расплатился за них, извиняясь таким образом за забытый день рождения, поговорили о том, что произошло за три месяца, и Аля рассказала, когда и где будет выставка её фильма — первого июня в три часа дня в актовом зале их университета. Вход был бесплатным. Эмиль пообещал, что придет.       После они гуляли по ночному Питеру — обошли половину Василевского острова, побродили по Румянцевскому саду, дошли по проспекту к саду Василеостровца, посмотрели на памятник Рериху, взяли с круглосуточного кафе напитки, чтобы не замерзнуть, и отправились дальше. Эмиль впервые за год видел Алю настолько настойчивой и упорной, пока она тащила его по всему району, болтая без умолку о самых разных и глупых вещах, пока внезапно они не оказались у Смоленского кладбища.       Аля под убавила свой пыл, но не стала разворачиваться — наоборот приблизилась, глядя на громоздкие куполы собора.       — Веришь в бога? — без эмоций спрашивает она. Эмиль подходит ближе к ней, удивляясь её способности к смене настроения.       — Э-э. Нет, — честно отвечает он. Зачем ему верит во что-то, что отбирает у него всех близких людей? — А ты?       — Не знаю, — пожимает она плечами, — Узнаем после смерти, — просто говорит девушка, — Если я умру раньше, я поделюсь с тобой этим секретом, Эмилька, — хихикнула девушка, теряя интерес к собору и церкви.       Эмиль не обратил внимание на эти слова, за что сильно себя потом корил долгое время. Наверное, слоило обратить внимание на её внезапность, загадочность или хотя бы серьезность, но он ничего не заметил. И только чуть позже, когда было поздно, он начал думать об этом.       Но в настоящем Эмиль не придал их быстрому диалогу о боге никакого значения и просто поспешил за девушкой обратно на университетскую набережную — смотреть за вторым разводом мостов.       Они успели как раз вовремя — на набережной не было ни единой души и можно было спокойно наблюдать за мостами. Было что-то особенно в столь недолгом зрелище. Что-то… успокаивающее.       Они облокотились о забор и молча наблюдали. Дворцовый мост разводился медленно.       — Завтра на учебу, не проспишь? — усмехается Эмиль, безумно счастливый, что может снова общаться со своей лучшей подругой. В этот момент ему кажется, что жизнь начинает налаживаться.       — Надеюсь, нет, — неопределенно отвечает девушка, — Спасибо, Эмиль. За то, что согласился погулять со мной ночью. И за всё остальное тоже.       Иманов усмехается, притягивая девчонку в объятья.       — Дурочка такая. Не за что благодарить. Это тебе спасибо, что даешь мне шанс, — улыбается он, поглаживая девушку по волосам. Они мягкие, кудрявые слегка и сейчас развиваются на несильном ветру.       — Ты всегда будешь мне очень дорог, — говорит она ему в плечо, крепко сжимая его спину в своих руках.       Эмиль не заметит слетевшую слезу с её глаз, как и то, что Аля отчаянно долго держала его, не давая отстраниться.       Потом всё станет очевидным, сложившись воедино, но на данный момент парень просто обнимает свою подругу, не заботясь о том, что будет дальше.

***

      Весь следующий день для Эмиля прошел в приподнятом настроении — вот, что делает с людьми возвращение практически единственного друга.       Ему казалось, что Аля пережила свои чувства к нему, и теперь их ждет дружба, о которой она и говорила. Это давало надежду на то, что и Егор вновь вернется к ним, позабыв глупую обиду на слова, сказанные не всерьез. Ведь Иманов уже тысячу раз извинился и пожалел о них. Он верил, что Булаткин скоро растает.       На парах в этот день Эмиль вел себя заведенней обычного, пусть и проспал всего пару часов и чувствовал себя устало. Он честно отсидел все четыре пары, даже дополнительный час с заменяющим преподом, чтобы сделать некоторые правки в дипломе, и со спокойной душой вышел из университета к четырем часам дня.       Сегодня не было смен, не было планов у Димы, поэтому Эмиль решил, что можно набрать Алю и вновь прогуляться, сходить, возможно, в Эрмитаж, а может выпить вместе где-нибудь, поговорить обо всём, погулять по летнему саду и насладиться теплой весной. Совсем скоро начнут цвести деревья и газон, наступит май, закончится меланхолия…       Выйдя из университета, парень набирает номер подруги, которая не была в сети с момента, когда они разошлись, и допустив мысль о том, что Аля решила не идти на пары и отоспаться, звонит ей.       Он слушает гудки около двадцати секунд, прежде чем телефон поднимают.       — Алло, Аль? Выспалась? Так и знал, что не проснешься сегодня, — усмехается он в трубку.       — Эмиль, это ты? — но на другой стороне не её голос. И даже не женский. Иманов хмурится.       — Э-э… — он быстро проверяет, не ошибся ли номером, а после кивает в пустоту, — Да, я… А это?..       — Это отец Али. Ты, наверное, не помнишь, — голос тихий и загнанный, — И ты не знаешь… Алю утром нашли… Она упала с крыши, умерла.       Эмиля прошибает холодный пот.       — Извини, мальчик, я сейчас не могу говорить…       И он сбрасывает.       А в голове ни одной мысли, кроме кромешной и всепоглощающей:       Аля умерла. Упала с крыши.       Убила себя.