кофейная гуща.

Halley's Comet

(Комета Галлея)

Comes around more than I do.

(Появляется чаще, чем я.)

But you're all it takes for me to break a promise,

(Но, чтобы я нарушила обещание, хватит одного тебя,)

Silly me to fall in love with you!

(Какая же я дура, что в тебя влюбилась!)

Halley's Comet, Billie Eilish.

***

Фэн Синь встал по будильнику и осознал, что сегодня его не мучал кошмар. Это не могло не радовать. Он собрался и отправился на улицу. Перед этим, краем глаза, он взглянул на спящего Му Цина, который обнимал акулу. На улице было свежо, и уже начинало светать. Хотелось подумать, пока он бегал, поэтому сегодня не было его привычного плейлиста. Был он. Улица. Бег. Учащённое дыхание. Мысли. Рассвет. Пустота. Он не понимал, зачем пустил человека в своё личное пространство. Отношения в любом контексте для него были на 'Вы'. С Ши Цинсюанем он познакомился по воле случая. С Хуа Чэном из-за Се Ляня и после работы. С Се Лянем они были знакомы со школы. С Му Цином они более лично познакомились за сигаретой на улице. Складывалось ощущение, что каждый человек, который появлялся в жизни Фэн Синя появлялся крайне случайно. И всех их было бы больно терять. Когда Ши Цинсюань забыл про Фэн Синя и стал всё время уделять Хэ Сюаню, то тогда у младшего бариста пропали друзья-однокурсники; в университете остались лишь какие-то знакомые. Похожая ситуация была и с Се Лянем. Ситуация различалась лишь в том, что Се Лянь оставался всё ещё с Фэн Синем. А когда исчез, то из жизни обоих парней. Хуа Чэна он не признал, когда попал к нему на стажировку. Лишь по её окончанию он понял, что это – человек из прошлого. Прошлого его и Се Ляня. Му Цин – это что-то новое. Что-то не совсем понятное. Он слишком странно ворвался в жизнь Фэн Синя и будто начал играть какую-то роль в жизни бариста. Роль далеко не последнюю. Как относиться к Му Цину – он не знал. Не понимал. Порой, глядя на пианиста, хотелось его обнять и никогда не выпускать. Однажды он поймал себя на мысли, что давно никого не целовал. Фраза в голове должна была испариться быстро, но что-то пошло не так. Они слишком мало знакомы. Так не должно быть. Он начал задыхаться. Пришлось сбавить бег на ходьбу. Всего двадцать минут. Интересно: курение влияло на это или недостаток, а порой и игнорирование тренировок? Фэн Синь не знал ответа. Как и не знал того, что было тем вечером, когда они пили. А пока что ему надо было вернуться и разбудить Му Цина.

***

– Му Цин, пора вставать. Семь утра время. – Иди нахуй. Я спать хочу. – В семь хотел встать. Му Цин пробормотал что-то нечленораздельное, уткнулся ещё сильнее лицом в плюшевую акулу, сжав её. 'Будто ребенок', – подумал Фэн Синь. Он залез к пианисту на диван, сев около него, положил руку ему на голову, играя с волосами. Они и правда были какими-то другими. Но их было забавно закручивать, а после теряться пальцами рук в волосах. Му Цин всё ещё не просыпался или успешно делал вид, что спит. Бариста тормошил того за плечи, игрался с волосами, звал по имени – всё бесполезно. 'Как же сложно будить студентов', – сделал вывод бариста, – 'Интересно, меня также сложно будить?' – Всё, я встаю, – резко сказал Му Цин и принял тоже сидячее положение. – Сколько времени? – Двадцать минут. – А поточнее можно сказать? – зевая, спросил Му Цин. – Семь утра. – Ты меня так долго будил. – Тебя было легче скинуть с дивана, чтобы ты проснулся, но думаю, и это не помогло бы. – Ещё какие варварские методы для моего подъезд придумаешь? – Врагам планы не говорят. – Теперь я ещё и враг. Шикарно. Я умываться, чао, – подняв левую руку и ей махнув, сказал пианист, уходя в ванную комнату. Фэн Синь пошёл в прихожую, надев рюкзак, он собирался уже уходить, как вышел Му Цин из ванны и недоуменно посмотрел на студента. – Ты ел? – Нет, потом. – Иди сюда. Хоть бутерброды сделаю. Уже что-то. А покупать такие дорого. Пять минут опоздания переживёшь. Му Цин умчался к холодильнику на кухню, доставая огурец, помидор, сыр и колбасу. Хлеб уже был порезанным, так что оставалось нарезать начинку и закинуть всё в контейнер. Практика в готовке у парня может и не была на высоте, но управился он быстро. Через пять минут Фэн Синь держал контейнер с бутербродами. – Неожиданно быстро. Спасибо, и я побежал. Ключи на подоконнике, возьмёшь их, – сказал бариста, выходя из дома, – Пока. Он захлопнул дверь и зашёл в лифт. Раскрыв рюкзак с учебными принадлежностями и формой для работы, он положил туда контейнер с бутербродами. Лишними и правда не будут. Фэн Синь не опоздал в университет, и, придя в аудиторию, он вновь не увидел там Ши Цинсюаня, который в очередной раз прогуливал пары и проводил время с Хэ Сюанем. 'А потом такие люди занимают высокие должности', – подумал Фэн Синь напоследок, прежде чем начать конспектировать записи преподавателя.

***

Му Цин заварил себе что-то, похожее на кофе, и отправился курить на балкон. После американо, что готовил ему Фэн Синь, то, что он обычно пил – сложно было назвать кофе. Скорее кофейная гуща. Но пианист не был требователен. Доза бодрящего напитка все равно не будет лишней, с учётом того, сколько всего на него навалилось в колледже. Сезон сессии или умри-или-сдохни можно было объявлять открытым. Надо было суметь остаться на стипендии, закрыть достойно все экзамены.. Сложно. И сил работать уже не было. Экзамены ожидались сложными. Как и времяпровождение на парах. В теории, Му Цин мог не ходить также, как это делала добрая половина его однокурсников, но чем он тогда будет лучше их? А учитывая его сложное положение в колледже.. Му Цин не был перспективным пианистом. Или даже близко к этому. Его бы устроило быть и средним по уровню среди ровесников. Только. Он считался одним из слабейших пианистов своего курса. На это повлияло очень многое. Му Цин не раз обдумывал это. И вновь возвращался к этому. Сначала проблема была в педагоге, который работал с ним на первом и втором курсе. Занятия вечно пропадали; отпускали на двадцать, порой тридцать минут раньше положенного времени. С учётом того, что урок должен был идти час. С ним не прорабатывали места в произведениях, которые он играл. С ним обращались, как со студентом высшего учебного заведения – консерватории. Но явно не как со студентом колледжа. Это сыграло значимую роль в том, почему Му Цин так сильно отставал от сверстников. Проблема была и в психологических заболеваниях самого пианиста. Сначала это были суицидальные наклонности в перемешку с депрессией. В памяти Му Цина до сих пор остался момент, как весь декабрь он ходил в чёрных брюках и водолазке, сверху накидывая единственное худи или кофту. Очень часто он и засыпал в этой одежде не переодеваясь. Не было сил. Не хотелось вылазить из этой одежды, заношенной со временем и грязной. Одиночество, что встретил Му Цин, переехав в другой город, его и убило. Это вылилось в селфхарм. Многочисленные порезы на руках и ногах были расположены по телу пианиста на первом курсе. Места живого на нём тогда не было. Сейчас, держа кружку с кофе, парень думал, что можно было не так драматизировать это всё. Только он забывал одну вещь. Ему тогда было правда плохо. Признать в себе это – он не находил сил до сих пор. Тогда же начались проблемы с питанием. Истоком стала депрессия, а после навязчивое желание похудеть, которое переросло в расстройство пищевого поведения. Если первую половину первого курса Му Цин хотя бы ел и пытался заниматься на инструменте, то во втором семестре того же курса, был месяц, когда он вовсе не подходил к фортепиано. Он не хотел тогда играть. У него не было сил. Тогда же он начал очищать свой организм от еды. Пальцы в рот, таблетки, голодовки, тренировки. Этот ад ему мерещился до сих пор. Виноват был и сам Му Цин в том, что он не занимался на первом курсе. Но его ли вина была в том, что у него помимо физического здоровья есть психическое, которое не выдержало буллинга со стороны колледжа, однокурсников и матери? Ответа на этот вопрос он не мог найти до сих пор. А винить себя в таких ситуациях Му Цин любил. Своеобразным способом он брал на себя ответственность за всё происходящее. В моменты, когда пианист вспоминал события минувших дней, ему всегда было интересно одно: если бы этого всего тогда не было, то мог бы он получить шанс выбраться в жизнь иную? Ответа вновь не нашлось. И на этот вопрос – уже не найдётся. Когда слишком много утеряно, то возвращать уже нечего. А теперь ему надо было пережить ещё один день. И экзамен по сольфеджио.

***

Придя на работу, Фэн Синь встретил Хуа Чэна, и, похлопав того по плечу, пошёл переодеваться в рабочую форму. Надо было опять варить кофе, считать товар, подвергать утилизации просроченные продукты, мыть полы – работы много. – Ты как? – поинтересовался старший бариста. – Не знаю, – честно ответил Фэн Синь. – Вау, мы вышли на новый уровень разговора о своих чувствах, – начал едко Хуа Чэн, – но это прогресс, ты осознал, что с тобой не всё окей. – Меня заставили. – Фэн Синя можно заставить.. – сказал Хуа Чэн, обдумывая слова, – неужели кто-то смог оказать на тебя влияние иного плана чем я или Се Лянь? – Может быть. Клиент на тебе, – ответил младший бариста, уходя от вопроса. Он не хотел говорить с Хуа о Му Цине. Пока Фэн Синь сам не узнает о связи Му Цина и Се Ляня, о нём опасно что-то говорить. Для спокойствия Му Цина лучше будет пытаться скрывать это. И для спокойствия младшего бариста. Как говорила ему мама в детстве: 'Мы в ответе за тех, кого приручили', и даже если он не приручил Му Цина, он предложил ему делить с ним одну квартиру. Не просто так. Фэн Синь хотел забрать пианиста их того клоповника. Будто это казалось правильным. Хотелось также с ним вновь уснуть и проснуться в обнимку, но может когда-то потом. А может никогда. Ответственность за спокойную жизнь и прошлое Му Цина лежала на Фэн Сине, как он думал. Может в его словах была доля правды. Ведь стоит Хуа узнать о связи тех двоих, то пока на пианиста не соберут досье о нём на все 120%, пока не допросят несколько миллионов раз, не проследят за ним ещё столько же за раз – не успокоится Хуа. Фэн Синь не хотел так подставлять Му Цина. Смена прошла не заметно и уже надо было уходить домой. В понедельник редко бывал большой поток клиентов и это радовало: платят ведь за часы работы, а не за клиентов. Попрощавшись с Хуа, парень написал Му Цину. бриз: привет, в колледже или дома? цветки ландыша: собирался в квартиру. бриз: подожди меня, минут через пятнадцать тебя встречу. цветки ландыша: жду тебя. Ещё одна причина улыбнуться. Как же странно было Фэн Синю наблюдать за собой, спустя столько лет, заинтересованность в человеке. У колледжа он увидел человека с сигаретой, смотрящего на ночное небо. – Куришь? – Зажигалка сломалась. Фэн Синь достал свою зажигалку и передал Му Цину, задевая пальцы его руки в обоих действиях. После парень поджёг и себе сигарету. На улице был лёгкий ветерок, присущий ночному времени суток. Дорога была пустой. Машины ездили редко, а люди попадались ещё реже. – Так спокойно, – в такт лёгкому ветру сказал тихо Му Цин, не прерывая тишину. – Дай руку. Идти до дома будем так. У тебя руки тёплые. Фэн Синь не стал говорить ничего. Он был не против идти, держась за руки с Му Цином, вторая рука которого держала сигарету. Это ситуация добавляла какой-то особенности такому обычному моменту, как путь до квартиры бариста. – Почему кофе, который варишь ты, более вкусный, чем то, что делаю я? – Я не просто так работаю в кофейне, к слову, одной из самых лучших в городе, – ответил Фэн Синь. – И то, что делаешь ты – кофейная гуща. Я же варю кофе. Кофе вредный напиток. Не под тем градусом сваришь, не такое молоко нальешь, остынет или размякнет, если это айс-кофе. Нюансы. – А американо сложно самому научиться делать? – поинтересовался Му Цин. – Я тебе на что? – В будущем ведь тебя может не быть. – Когда не будет, тогда и научу варить американо. Диалог закончился на разговоре о будущем, которое не любил никто из парней. Фэн Синь не понимал, что будет в будущем. Нынешняя жизнь ему тоже не нравилась. Устраиваться по профессии и делать что-то, чтобы не быть одному? Учитывая то, что ему нравится проводить время лишь с одним человеком, а это парень. Это его не тревожило. Отец бы со временем принял бы. Страшнее было то, что этот парень играл роль в жизни Се Ляня. Му Цину надо было уже через год поступать в консерваторию и начинать искать подработку, а ещё не сойти с ума. Нывшие порезы на предплечье давали о себе знать. Больше себя и своей музыкальной карьеры он ненавидел лишь одиночество. После Се Ляня и того, что он с ним сделал, он всё ещё не восстановился. Парень всё также боялся прикосновений, не такого взгляда на него, поднятой руки, которая могла бы в теории его ударить. С Фэн Синем ему было спокойно. Но мысль о том, что им вновь воспользуются и выкинут, как старую и не нужную игрушку на помойку, буквально текла по его венам. Людям Му Цин не доверял. Из принципа. Но все порой наступают на грабли? Одни и те же? Легче от этого не было. Оба парня не понимали, как жить в той стране, где они находятся. Их обоих могли в любой момент забрать на службу, если им не повезёт. Конечно, всегда можно пробовать спасаться через связи, но тогда вместо себя придется отдать на пушечное мясо другого человека. А вдруг у него, того другого человека есть семья, которая его любит и ждёт? Девушка или парень? Дети? Жизнь порой несправедливо жестока. За их любовь по голове не погладят. Любить свой пол запрещено. Демократия, да? Как говорилось в одном фильме: – У нас же демократия, свобода слова.. – Свобода слова есть. И слово это моё. Если внимательно изучать школьные предметы, то можно было увидеть очень много несостыковок в том, что должно быть и что есть. Никакой демократии нет. Лишь тоталитаризм или авторитаризм. А второе устройство власти в стране – прикрытие на время, чтобы позже возвращаться к тоталитаризму. Свобода? Естественные права? Ещё чем насмешите? Будущее не обещало быть светлым. Порой казалось, что его и не могло быть в стране, где жили два парня. Когда они подошли к многоэтажному дому, то на улице совсем стемнело. Поднявшись на нужный этаж, они зашли в квартиру, в которой было пусто и безжизненно. – Хоть кота заводить, который нас встречать будет, – прокомментировал Фэн Синь. – У меня аллергия на котов. Если собаку только. – А их выгуливать. И растить надо. – А кота не надо? – С котами просто проще. – Может быть, но всё ещё не соглашусь с тобой, любое животное – ответственность и проблемы, – ответил Му Цин и ушёл переодеваться в домашнюю одежду. Фэн Синь в своей комнате смотрел на руку, которой он держал Му Цина, когда они шли домой, и он приложил её к сердцу, которое билось более учащенно, чем обычно. Неужели. Спустя столько лет? В любом случае пока ещё рано говорить о чём-то. Может быть позже.

***

Парни жили вместе довольно неплохо. Фэн Синь будил утром Му Цина, иногда просыпался и заставал его курящим и пьющим кофе на балконе – это значило, что пианист не смог уснуть. В такие дни Фэн Синь подходил к Му Цину, и музыкант клал свою голову маркетологу на плечо. Му Цин также готовил различные блюда, рассказывал, что в их составе и как он их готовил, часто критиковал свой труд, но Фэн Синь всегда любил есть еду, приготовленную Му Цином. Фэн Синя порой раздражала гитара, на которой играл пианист. Иногда Му Цин как брал инструмент в руки, так это затягивалось на несколько часов, и обязательно ночью. Соседям из других квартир не было слышно, иначе бы они уже к ним пришли бы жаловаться, но в соседней комнате слышимость была прекрасной. Он играл то аккорды песен, то какие-то мелодии, какие-то Фэн Синь знал, какие-то вовсе и в первый раз слышал. Однако спустя время он даже привык засыпать под звуки гитары. В квартире исчезала та тишина, которая была, когда парень жил один. Появление пианиста вдохнуло ощущение жизни и еë саму в это пространство. Му Цину нравилось расположение квартиры, нравилось тут жить. Здесь не было тех ужасных соседей и вечного шума от людей. Было спокойно. Комфорт с кухней, ванной и тишиной за такую же цену. Можно ли было ещё о чём-то мечтать? Только что о его музыкальном росте, которого уже явно не будет. Конечно, пока он будет заниматься на фортепиано, он продолжит прибавлять в скорости выучивания текста наизусть, в скорости игры виртуозных произведений, в умении издавать различную громкость, извлекать разные оттенки эмоций из рояля – сверстников он не догонит. Никогда. Он слишком от них отстал. Он может расти для себя, соревноваться с прошлым собой, но уже никогда с тем, с кем он учится. Ему нравилось лежать на плече Фэн Синя, порой совершенно случайно задевать его руку или любую другую часть тела. Атмосфера студенчества начинала ощущаться иначе. Му Цин всё также много времени проводил в мыслях о прошлом, о Се Ляне, о том, что и как он сделал, что делать с Фэн Синем. Парень был бы не против попробовать с ним пообщаться, но было слишком много 'но'. Му Цин сломал каждого человека, с которым он общался. Лишь с Се Лянем они сумели сломать друг друга, будучи в прекрасном и подвешенном состоянии, называемым 'передружба-недоотношения'. Узнав о проблемах Се Ляня с веществами, надо было уходить сразу же, но Му Цин этого не сделал. Ему было интересно наблюдать за Се Лянем, за ходом уже полностью нездоровых мыслей. Порой он даже был не против, чтобы Се Лянь прикасался к нему, но каждый раз после тактильности хотелось содрать кожу и исчезнуть. Травма о домогательствах давала о себе знать. Ориентация асексуала также играла роль, но Му Цин думал, что дело не в ней. Дело в нём самом. Пианист не привык, что к нему могут прикасаться не только для того, чтобы навредить. Он привык быть мишенью для остальных в этом плане. И даже когда это были простые объятия, поцелуи или попытка дотронуться до открытого участка кожи Му Цина, то в процессе ещё было терпимо. После – нет. Хотелось вымыть рот с мылом, сменить кожу, имя, пол, возраст, город, страну, планету – всë, лишь бы не быть тем, чем он был. Се Лянь никогда не спрашивал о таком. Он просто делал, потому что мог. А Му Цин терпел и язвил в ответ. Почему? Он знал, что Се Лянь не привык получать отказ. А здесь были только они. Это сводило недо-бывшего с ума. Это имело последствия, которые как раз и сломали Му Цина, а уже его уход убил Се Ляня.. Но вспомнить бы всех тех, кто был до Се Ляня. Многие не выдержали этой преданности и помешанности на музыке, бесконечную учёбу, апатию и пропадания Му Цина. Он часто не отвечал людям в телефоне. Причины были вечно разные: времени не было, сил, устройство разрядилось, а блока с проводом с собой не было.. Когда-то он специально не отвечал. Не хотел. Тому также был повод: человек не слышал его ранее, а отвественность за свои действия брать не хотел. Но всё же Му Цин считал, что факт того, что он ни с кем не общается в городе, где живёт уже третий год, заключается как раз в отсутствии умения поддерживать здоровые отношения с людьми. И в том, что люди никогда не были для пианиста приоритетом, лишь вариантом. Пианист был искренне благодарен Фэн Синю за помощь и жест с жильём. Наверное, поэтому, он и не хотел начинать общение, Му Цин не хотел всё испортить. Время летит незаметно и прошло две недели, как парни жили вместе. У Му Цина продолжались экзамены, и он вовсе перестал спать. Ему надо было сдать историю и психологию. Два экзамена к каждому из которых надо было подготовить тридцать тем. – Это какая банка энергетика по счету? – спросил Фэн Синь, смотря на Му Цина, говорящего себе что-то под нос, иногда замолкая, чтобы влить в себя напиток. – Третья, наверное. Да, третья. – Поспи хотя бы час, Му Цин, помрёшь ведь. И нельзя так сердце травить. – У меня завтра экзамен. У меня остаются считанные часы, у меня остаётся ещё пять тем и повторение, а если остаётся время, то надо начинать писать псих.. – парень не успел перечислить миллионный список дел, потом что Фэн Синь подошёл к нему сзади и взял его на руки. – Ещё что сделаешь? Поцелуешь меня? – Только если ты не против, – ответил Фэн Синь, подмигивая. Но чего стоило парню ответить на это с иронией, а несерьёзно. Му Цин поднял левую руку и, положив ладонь на щеку Фэн Синя, пододвинул его лицо к себе, утянув в поцелуй. Пианист не знал, зачем это сделал. У Фэн Синя перевернулся мир от этого поцелуя. Отпустив лицо парня, Му Цин посмотрел ему прямо в глаза, изучая их. Сейчас они были карими, такими похожими на глаза Се Ляня. Только Се Лянь его не держал на руках, не приглашал к себе жить. А Фэн Синь.. – И всё же мне надо учить историю, – прервав тишину, сказал Му Цин. – Пошли покурим. Потом историю доучишь. И уверен, тебе не попадутся те пять тем. – Хотелось бы надеяться, так не хочется рассказывать про.. – Му Цин углубился в историю, повторяя и рассказывая различные темы, которые могли бы ему завтра выпасть, а Фэн Синь слушал и не представлял, как он будет готовиться к сессии в этот раз. В прошлые разы парень не особо старался: договаривался со старшекурсниками, брал у них билеты, одногруппники, интернет.. Рвение Му Цина выучить все темы его удивляла. Отпустив парня, они все же вышли на балкон, чтобы покурить. Складывалось ощущение, что этот балкон уже навсегда останется с лёгким запахом сигарет, что они здесь курили. Фэн Синь понимал, что не хотел бы, чтобы Му Цин съезжал. Слишком много будет напоминать о нём в этой квартире. Кухня, стол, диван, кровать, балкон, сигареты, музыка, колонка.. Много. Порой люди врываются в нашу жизнь, а исчезая, не могут уйти навсегда. Так было бы и с Му Цином, если бы он решил съехать. Но Фэн Синь полагал, что пианисту это не нужно. Он был близок к истине. – Куда планируешь отправиться после сдачи сессии? – Не знаю. Обычно находился в общежитии или ездил домой к матери. Если не выгонишь, у тебя останусь, пару раз уеду к маме только. – Оставайся. Не смогу это место воспринимать без тебя. – Какие фразы пошли, Фэн Синь, – рассмеялся Му Цин, уловив краем взгляда выражение лица маркетолога. – Ты правда не смог бы жить так, как раньше в этой квартире, если бы я уехал? – Ты стал воздухом в коробке, которая стала домом. – Я.. Удивлён. Сигарета дотлела, а в воздухе вновь повисла тишина. Уходя с балкона, Му Цин оставил лёгкий поцелуй на щеке Фэн Синя, прежде чем отправиться учить билеты. Сердце маркетолога и так ощутило выстрел навылет от первого поцелуя, а сейчас, после этого, и вторую пулю. Хотелось бы ему сейчас сидеть рядом с Му Цином, учить с ним его дурацкую историю, а после целовать. Фэн Синь понимал, что парень, живущий в его квартире, ему не безразличен. Было не понятно лишь, что у Му Цина внутри. Парень был замкнутым и узнать о нём что-то было почти что невозможно. Даже через связи, что были у Хуа Чэна, Фэн Синь выяснил немного. Возможно, какая-то странная связь с Се Лянем тут играла роль. – Иди сюда, замерзнешь на балконе, – позвал Му Цин Фэн Синя. – Сейчас ты будешь слушать про романтического императора Павла Первого. – Романтический значит, – ехидно сменяясь, прокомментировал Фэн Синь тему. – Я виноват, что ему такую кличку историки дали? – Это всё равно смешно. Из твоих уст. – Так вот.. Павел первый правил пять лет, и жуть он ненавидел реформы Екатерины Великой, так что он их всех отменил. И представляешь, он запретил танцевать вальсы, пить шампанское, девушкам носить декольте, запретил учиться за границей и ввозить зарубежную литературу.. Тварь в общем. И женщинам запретил править. А потом сынок его, Александр Первый чутка убил. Не он, но он согласился. – Подожди, запрет на шампанское? – недоуменно уточнил Фэн Синь. – Ага. Якобы следование французами и Европе, что делала Екатерина, а он её не переваривал. – А что он переваривал? – Авторитарный режим. – По нему и заметно. Он был фанатиком авторитаризма. – И не говори. Му Цин ещё три часа сидел и рассказывал Фэн Синь различные темы по истории, до тех пор, пока на часах не перевалило за четыре утра. Пианист зевал и очень хотел спать: три дня без сна до этого давали о себе знать. – Му Цин, давай поспишь. Я тебя в семь разбужу. Кофе выпьешь и пойдёшь на свою историю. Я не лягу, подготовлю тебе темы по психологии какие-то, – Фэн Синь положил руки на плечи Му Цина, смотря на его сонное лицо и синяки под глазами цвета грязного океана в перемешку с космосом. – Тебе нужно поспать. – И тебе. – Не посплю один день – не умру. А ты можешь. Решено. Фэн Синь подошёл к Му Цину, снова взял его на руки и перенёс на диван. – Скинь темы по психологии, начну составлять тебе конспекты аналогично тем, что были по истории. Я буду тут рядом лежать, окей? – Спасибо. Сейчас отправлю, – Му Цин потянулся за телефоном, который лежал со стороны Фэн Синя, и, ухватившись за гаджет, пианист почувствовал, как его держат за руку. – Отпусти. Не комфортно. – А целоваться? – Фэн Синь. Потом. Отпусти. – Хорошо. Му Цин вернулся в свой угол, отправив темы Фэн Синю, лёг на бок, обняв акулу и закинув на неё ногу, закрыл глаза, провалившись в сон. Фэн Синь составлял билеты по психологии, используя по несколько различных сайтов, а после отправлял их Му Цину. Пока пианист спал, он один раз наклонился к нему, поцеловав того в лоб, пожелав мысленно успехов на экзамене, который должен был начаться через считанные часы. На кухне уже светало.