Крошечное порождает

Кейске вваливается домой, вбивая пол в фундамент тяжёлыми ботинками. Отмахивается от матери, предлагающей поесть. День паршивый. Настроения нет вообще ни на что, за исключением, пожалуй, одной единственной вещи. Зайдя в комнату, он обессиленно падает на кровать. Смотрит в потолок минуту, две, в который раз рассуждая о том, как это всё неправильно. Но перед глазами вновь и вновь всплывает образ Манджиро. Манящий до невозможности образ чёртовой Сано Манджиро. Навязчивый и прилипчивый, как будто в мире вообще больше никого кроме неё не существует. Майки была красивой, более чем, но нужного слова для её описания Баджи не знал. Потрясающая, восхитительная, невероятная? Уже ближе, но всё ещё не то. И она, к сожалению, не только прекрасно знала об этом, но и охотно пользовалась данным от природы приемуществом. Сано трахнуло полшколы, если не вся. И, естественно, за исключением Кейске. Злило ли его это? Пиздец как. А то, как постоянно хвастается ёблей с ней Казутора — выводило из себя напрочь. Чёрт бы их побрал. Он, пожалуй, действительно ненавидел тот день, когда застал их в какой-то подсобке в школе. Пусть он и не слышал ранее её стоны, что удивительно с её-то любовью дразниться прилюдно, но узнал их мгновенно. Он бы узнал их даже из тысячи. К собственному сожалению. Ну почему Тора, а не он? Кейске устал задаваться вопросом. Девушки слишком сложные создания, а Сано — уровень повышенной сложности без какого-либо намёка на присутствие логики. Вот она ведёт себя как недотрога, потом её имеет каждый, кого не спросишь, здесь она милая наивная девочка, а там уже встречает свою свиту в неглиже. Действительно стерва. Сколько раз он думал о том, что нахер Майки? Не сосчитать. И столько же раз он возвращался к ней, как самый верный пёс. Столько же раз думал, что пора заканчивать заниматься всякого рода извращениями. И всё это работало до того момента, пока перед глазами случайно не всплывал знакомый образ. Как будто все, блять, пути ведут к дрочке на Сано Манджиро. Баджи зажмуривается и слегка мотает головой в попытке отогнать очередное похотливое наваждние. Жаль только, что передёрнуть на неё после школы уже стало своего рода традицией. Порой он сам не понимает, является ли стояк следствием фантазий о Манджиро или в штанах становитя тесно по привычке, а мысли о ней — побочка. Он бы правда предпочёл учиться так же замечательно, как замечательно у него встаёт при малейшем упоминании о ней. Изнемождённый ворчливый гул расплывается по комнате, и Кейске зарывается пальцами в волосы, оттягивая их у корней — наглядный пример постепенного смирения с тем, что дневная рутина никак не изменится. О чём ещё жалеет Кейске? О том, что плюхнулся в кровать в одежде. Впрочем, это не надолго. Школьные брюки, так паршиво надавлювающие на чувствтельне место, летят на пол, за ними следом отправляются и боксёры. Пальцами он тянется к тумбочке, нащупывая свой самый позорный маленький атрибут. Крутит в руках, перебирает осторожно эти маленькие розовые трусики, даже с долей неловкости, о которой, в прочем, пора бы забыть с такими-то наклонностями. Когда-то Манджиро незаметно просунула их ему в карман и подмигнула, шепнув ему на ушко что-то вроде «это в знак моей благодарности». Знала ли она, что таким образом обеспечит Кейске материалом для дрочки на несколько месяцев вперёд? И ежу понятно, что прекрасно знала. Он втягивает носом воздух глубоко в себя. Они до сих пор пахнут ею. Это ощущается так, словно он каждый раз возвращается в тот самый вечер. Тонкая хлопковая ткань, некогда пропитанная девичьими соками, трётся об уже порядком возбужденный пенис. И Баджи, пожалуй, многим бы пожертвовал, ради того, чтобы в руках у него была не эта тряпка, а сама Сано и касался бы он тоже её. Но, увы. В голове мелькают картинки с Майки одна за другой: что-то Кейске действительно видел в реальности, что-то является исключительно плодом его подростково-озабоченного воображения. Украшенные кружевом вскоре падают просто куда-то рядом, потому что натирают нежную кожу равносильно любым другим. Вместо них вокруг головки обвиваются узловатые пальцы. Они проскальзывают вниз до самого основания, как и проскальзывают на первый план разума картинки с бёдрами Сано. Кейске мог бы сжимать, зацеловывать внутреннюю часть, постепено приближась к её более чувствительным местам и… Нет, правда, её бёдра как буто созданы, чтобы за них хватались чужие лапы, чтобы на них вырисовывались искусные узоры из синяков и чтобы меж них, таких мягких и пышных, скользил член. Даже без проникновения это уже ощущалось бы как искусство. Следующий крупный план — её грудь, мягка и упругая. Рука ускоряется без ведома хозяина, разнося по комнате тихий хлюпающий звук. Она бы идеально помещалась в его ладони. Баджи уверен, что сминать её приятно до безумия, ещё что у Майки чувствительные соски и что её можно без труда дразнить, играя с ними. Он был бы нежен. Определённо нежен, точно она первый поднявшийся к солнцу подснежник. Если бы у Кейске спросили, о его главной сексуальной фантазии, то он бы без раздумий ответил, что это мечта о том, как Манджиро дрочит ему сиськами. Есть что-то в том, как она бы двигалась вверх и вниз, увлекая его глубоко в омут её угольных глаз. У него перехваывает дыхание на секуду от всего этого. Голова почти кружится от перенапряжения, но он лишь сильнее сжимает свой ствол, продолжая стимулировать его всё быстрее. Баджи чувствует, насколько он близок, и в мыслях проносится очередная вереница чудесных картинок. У Сано такое милое личико, плавные черты, всё такое словно кукольное. Большие глазки, щёчки и сочные губы. Поцеловать её было бы здорово, прикусить, чтобы она недовольно, почти обиженно застонала. И если бы её губы однажды сомкнулись вокруг его члена — он бы кончил сразу же. А пока, одного лишь представления этого хватает, чтобы заставить его кусать собственные губы, сдерживая стон. Его тело в моменте словно замирает от удовольствия, импульсами высвобождая накопившуюся энергию. Сперма сочится от головки, стекает по пальцам струйками. Всё ещё вслепую, механически Кейске тянется за салфетками. Ещё полминуты, и он наконец, тяжело дыша, позволяет каждой мышце расслабиться и голове утонуть в подушке. А может, действительно нахер Майки?