Крошечное порождает

— Красиво так… Бормочет Эмма, пока взгляд Баджи путешествует по ней, стараясь захватит каждую деталь её образа в этот момент. Она такая красивая. Последние лучи уходящего на покой солнца купаются в её золотистых локонах, а блеск светила отражается в её восторженных глазах, напоминая Кейске о её умении находить красивое даже в самых обычных вещах и радоваться им, словно это подарок на Рождество. — Ага… — его голос в ответ звучит зачарованно, но это определённо из-за неё рядом, а не из-за вида, на котором она сфокусировалась. Наконец он поворачивается, чтобы взглянуть в ту же сторону. Солнце уже почти спряталось в ветвях высоких лесных деревьев, покинув пудровый розовый, но теперь уже стремительно темнеющий небосвод. В пустующей голове Баджи не может не проскользнуть мысль о том, как ему просто нравится быть здесь с ней. Эмма всегда казалась недосягаемой, словно картина в галерее. Настоящее произведение искусства от кончиков пальцев и заканчивая макушкой. На неё он всегда мог только смотреть, а сейчас… Сейчас, он думает о том, как хочет хотя бы взять её за руку. Наверное, не просто хочет, а может. И она, наверное, даже не будет против. Наверное. Он протягивает руку, опуская взгляд, когда вдруг понимает, что место рядом с ним уже пустует, а кроссовки Эммы уже прячутся среди высоких колосьев, сопровождаясь тихим шуршанием. Ему кажется, что он был так близок. Инстинктивно Баджи делает шаг за ней, недоумевая. — Э-Эмма! Ты куда? Выражение его лица принимает обеспокоенный вид, как будто он ребёнок, которого вот-вот покинет собственная мать. То, как вскидываются его брови, а губы слегка подрагивают, создают в сумерках нежный, словно звон маленького колокольчика, смех. Тот быстро затихает, стоит ей только понять, что волнение, что исходит от парня напротив, настоящее. Он правда думает, что она может вот так просто уйти. Скрыться в высокой траве, развеяться по ветру, спрятаться в лесу, как закатное солнце, которым так восхищалась. — Маленький… — обнадёживающе звучал её тон, переходящий почти в шёпот, каким обычно вещают самые сокровенные секреты и посвящают в самые загадочные таинства, отчего сердце Баджи замирает, — Пойдём ловить солнце? На этот раз усмехается уже он. — Ловить солнце? — он качает головой недоверчиво, — Это невозможно, ты же знаешь. Но Эмма не двигалась с места и с каждой секундой становилась всё более серьёзной. Он понятия не имел, что у неё в голове. Она была как супер-сложная головоломка, которую может решить лишь одна сотая процента людей, а у Кейске вдобавок всегда туго с этим было. Она делает шаг назад, затем второй, чувствуя его скорое согласие. Баджи даже не понимает: это у него галлюцинации или у неё действительно в глазах черти пляшут, выбивая копытцами искры озорства. А ведь Эмма была чистейшим человеком! В его мыслях — почти святой. И вот, едва он вздыхает растерянно, да готовится поравняться с ней, снова руку протягивает, как Сано уходит прочь, вновь выскальзывая у него прямо из-под носа. — Подожди! — его берцы тяжело ударяются о землю. — Не отставай, маленький! — Эмма кружится вокруг своей оси, разводя руки в стороны. Вдали от городской суматохи и душных концертных залов она наконец может вдохнуть полной грудью, — В догонялки давно последний раз играл, а? — хихиканье срывается с её губ. — Чего?.. Хорош, Эмма, с ума сведёшь… — бормочет он, прекрасно зная, что с ума она свела его давным-давно, ускоряет шаг, подминая тяжёлыми ботинками тоненькие стебельки. Ему кажется, что когда-то Эмма точно так же примяла его сердце. Вот поэтому он и готов теперь как блаженный следовать за ней куда угодно, даже если придётся обойти полмира. Или вовсе весь мир. Даже несколько раз. — Давай, лови! — раздаётся спереди её задорный голос, оживляющий безмолвную вечернюю тишь. — Эмма! — когда она убегает от него прочь, улыбаясь лучезарно, смеясь над его недоумением, Баджи может лишь покачать головой. Спорить с Эммой для него грех. Портить ей настроение — смертный грех. Ноги сами ведут его следом за хрупкой фигуркой. Белое платье её исчезает в молочном тумане, что словно одеяло постепенно укрывает поле. Кейске тянется за тонким шлейфом сладких духов, диву даваясь от того, насколько проворной была их обладательница. Наконец шорох травы спереди стихает. Топот, который издавал Баджи, теперь кажется почти варварским, а потому шаги его становятся аккуратными, какими были бы, шагай он по тончайшему льду, и едва слышимыми. Он как котёнок на охоте. Сано была похожа на фарфоровую куклу. И больше всего на свете Кейске боялся её сломать или разбить. Она почти замирает, в попытке отдышаться и устремляя взгляд в усыпанное звёздами тёмное небо, а затем живое тепло окутывает её тело. Баджи обнимает её со спины так аккуратно, едва касаясь, словно она действительно может рассыпаться от любого прикосновения. Его ладони ложатся на её плечи. — Поймал… — шёпот звучит прямо у её уха, заставляя Эмму замереть. — Солнце? — теперь она звучит совсем иначе, как в сказке. Он зарывается носом в её шею, опаляя дыханием: — Именно. Она ощущается как нежнейшее создание на свете. Часть Баджи хочет застыть в этом положении навечно, но не отрицает, что пара минут в тишине для него будут даром небес. Он не хочет её отпускать ни за что и никогда, а Эмма… Эмма снова всё делает по-своему, проворачиваясь в его объятиях на сто восемьдесят. Мёд её глаз переплетается с его бронзой, отчего Кейске в считанные секунды румян становится как маков цвет, пока взгляд её тягуче не стекает вниз к его губам, словно случайно вовсе. Он готов поспорить, что сердце его не бьётся совсем уже минуту как. — Маленький… — Эмма словно становится к нему ещё ближе, а затем на секунду смотрит в небо, — Ой, смотри, звёздочка упала. Закрывай глаза, загадывай желание! — беззаботно восклицает она, а Кейске только и может глупо поморгать в ответ. Он слишком слаб перед ней. Веки его опускаются, слегка подрагивают, пока он делает глубокий вдох, вторя про себя: «Хочу остаться с ней навеки», и чувствует вдруг, как тельце в его руках становится на пару сантиметров выше, претворяя в жизнь чудо, для него поистине великое. Её губы, мягкие и на зефир похожие, как он всегда и представлял, касаются его невесомо и мимолётно, будто это и не реальность вовсе, а наваждение. И так же мимолётно всё становится на свои места, едва он открывает глаза. Лишь Эмма к нему прижимается немного сильнее, кладя голову на его плечо, а он только и может, что дрожащей рукой провести по шёлку её волос, не веря в отсутствие Рая на Земле. Стоит ли ему что-то сказать? Может быть, есть смысл что-то сделать? Но как, если сейчас для него смысл всего таится лишь в ней? Он так и стоит, как вкопанный, обещая мысленно никогда-никогда её не отпускать. Стоит до тех пор, пока плечи Эммы не начинают подрагивать. Поехали домой, пока дедушка не потерял тебя и не надумал… всякого, — он бормочет, нехотя отстраняясь, и переплетает наконец их пальцы, застенчиво улыбаясь, — Солнце…