Taming the street racer

Руки скользили по моему телу, его тонкие, проворные пальцы взбирались по изгибу моего позвоночника, достигали затылка и снова спускались вниз, туда, где я жаждала их прикосновений. Его ладони были шершавыми, и мурашки бежали по моей коже, когда он прижимался ко мне. Мои ноги покоились по обе стороны его крепкого тела, и я ощущала, как что-то пульсирует между ними. Каждый дюйм моей кожи соприкасался с его, и я не чувствовала ткани между нами. И я не сопротивлялась. Я закрыла глаза и вздохнула ему в плечо, когда его рука наконец нашла то место, куда я просила ее направиться. Другая рука скользнула вверх по моей шее, зарываясь в спутанные волосы, захватывая пряди и выгибая мою шею навстречу ему. Я издала странный, тихий звук, руки продолжали ласкать меня. Нежнейшие губы покрывали легкими поцелуями изгиб моего плеча, мою изогнутую шею и поднимались к моему лицу. Последние поцелуи коснулись уголка моих приоткрытых губ, а затем все прекратилось. Мои волосы рассыпались, и я выпрямилась, его губы прижались к моему уху, и он попросил меня открыть глаза. Увидеть его таким, какой он есть на самом деле. Когда я сделала это, я увидела кровь, покрывавшую его грудь и шею, но в моем поле зрения не было никаких ран. На уровне моих глаз полные губы растянулись в злобной усмешке. Я подняла взгляд выше, мимо кривого носа, и наконец увидела их. Серые глаза, полные зла, о котором я даже не подозревала. Я уже видела этот взгляд раньше, в коридоре, когда эти глаза были устремлены на бездыханного парня. Те же глаза, тот же взгляд, теперь направленный на меня. Он убрал руку с моих волос и снова положил ее мне на шею, прежде чем я успела что-либо предпринять, заменив нежные кончики пальцев крепкой хваткой. Его темнеющие глаза не отрывались от моего лица. Мое сердце выпрыгнуло из груди, и я не могла дышать. Я закричала. Я села, сразу же ощутив головокружение и растерянность. На мгновение я лихорадочно огляделась, ища его, его руки и его безумные глаза. Мое бешено колотящееся сердце постепенно вернулось к нормальному ритму, и я выругалась, ложась обратно. Прекрасно. Самый ненавистный мне человек в мире теперь преследует меня во сне. Я пытаюсь стереть из памяти его нежные прикосновения и дразнящие губы, а также ужас, последовавший за этим. Но последствия его поступков, будь то его ласки или попытка убить меня, до сих пор терзают меня. Моя кожа лоснится от пота, а простыни беспорядочно обмотаны вокруг моих ног. Я чувствую себя уязвимой и обнаженной, все еще представляя его взгляд, скользящий по моей разгоряченной коже. Я не могу позволить себе думать о возможных причинах, по которым я представляю его рядом со мной. С тех пор как я встретилась с ним вчера, он не выходит у меня из головы. Его леденяще холодный голос продолжает звенеть в моих ушах. Угрозы, резкие слова, которые он бросал в меня. Но также и его искренняя улыбка, обращенная к его младшей сестре, забавный поцелуй, который он оставил на ее пухлой щеке. То, как смягчился его голос, когда он произнес ее имя, Грейси. Я не знаю, что мне с ним делать, и мне не следует даже пытаться. Я даже не знаю его. Не говоря уже о том, что он вел себя со мной как полный идиот, когда все, чего я хотела, — это убедиться, что Грейс заберут вовремя. Но даже когда я твержу себе это снова и снова, вопрос остается: почему я не могу выбросить его из головы? Я тщетно пытаюсь забыть о нем, собираясь в школу. Я на автопилоте выполняю все действия по уходу за собой в ванной, одеваюсь и спускаюсь вниз. Его глаза вспыхивают в моей памяти. Когда я сажусь напротив своих родителей в нашем уголке для завтрака, они, кажется, ведут какой-то глубокий, интимный разговор. Вероятно, о том, сколько секса у них будет сегодня вечером или как сильно они любят друг друга. Они безумно влюблены. Они настолько увлечены беседой, что не замечают отсутствующего взгляда в моих глазах, когда я ем хлопья. Судя по тому, насколько они отвратительно близки, можно подумать, что у меня есть братья и сестры. Но они обрекли меня на одиночество, сделав единственным ребенком в семье. Место рядом со мной всегда пустует. Иногда я задаюсь вопросом, замечает ли меня вообще кто-нибудь в этом доме. Интересует ли моих родителей что-то, кроме них самих и того, как окружающие воспринимают нашу «идеальную» семью. «Привет, папа, можно мне одолжить твою кредитную карту сегодня?» Я делаю паузу в ожидании ответа, которого не последовало. «Нам нужно купить вещи для футбольной команды, которую я тренирую. Тебе вернут деньги, как только мы соберем родительские взносы, но нам вроде как нужно все заказать сегодня днем». Долгая пауза. Я смотрю на его лицо сбоку. «Хорошо, спасибо, папа, отличная беседа». Темные кудри моей мамы подпрыгивают, когда она хихикает в ответ на что-то, что шепчет ей мой папа. Какая взрослая женщина хихикает? Я встаю и высыпаю остатки хлопьев в мусор. Я беру свой рюкзак и шнурок с ключами. «Пока, ребята». Они не поднимают глаз, и на секунду повисает неловкое молчание, прежде чем мой папа отвечает, вероятно, только сейчас заметив, что я больше не сижу напротив них. «Ммм, да, милая». Я недоверчиво усмехаюсь из-за их невнимания и открываю дверь, не потрудившись отреагировать на его роботизированный ответ. Закрывая дверь, я улыбаюсь про себя, мысленно прикидывая, сколько времени потребуется моему отцу, чтобы заметить пропажу его кредитной карты с кухонного стола. Я имею в виду, я спросила его, и он в конце концов сказал «ммм». И он был прямо там, когда я вытаскивала деньги из его бумажника, так что это не похоже на то, что я ворую. «Знаешь, как говорят: когда тебе кто-то снится, это означает, что в этот самый момент он на тебя мастурбирует», — говорит Вайолет с полным ртом арахисового масла и крекеров. Она рассматривает свой облупившийся лак на ногтях. Мы столпились вокруг шкафчика Пейтон рядом с нашим общим первым уроком, и Вайолет взяла на себя смелость запихнуть в рот столько крекеров с арахисовым маслом, сколько в человеческих силах, прежде чем прозвенит первый звонок. Крошки усеивают ее кружевную майку. Пейтон вздыхает и спрашивает: «Ви, кто когда-либо говорил это в истории человечества?» Ви указывает на свою грудь для пущей выразительности и отвечает: «Я, я это сказала. Я только что это сказала. Боже, вы все меня когда-нибудь слушаете?» Я бормочу в ответ, одаривая ее фальшивой усталой улыбкой: «Жаль, что я не могу. И Грейсон Мэддокс определенно не мастурбирует на меня. Он, вероятно, мастурбирует, глядя на свои мускулы. Этот парень полон самомнения». — Если бы я была на него похожа, то тоже не могла бы отвести от себя взгляд, — подначивает Пейтон. — И ты лжешь, если отрицаешь, что с ним все в порядке. — Да уж, сначала он вторгается в твое личное пространство после вчерашней тренировки, а теперь ты видишь с ним эротические сны, — смеется Вайолет. — У вас, что, есть какой-то секрет, о котором мы не знаем? «Мы совершенно не знакомы! Вчера он не только вторгся в мое личное пространство, но и накричал на меня за то, что я беспокоюсь о его младшей сестре», — призналась я. «И это был не эротический сон, Вайолет. Это была случайная активация нейронов, которая сгенерировала сексуальный сценарий между мной и самым высокомерным мужчиной, которого я когда-либо встречала». «Ладно, Стивен, черт возьми, Хокинг, не оправдывайся. Я не осуждаю. Мне нравится его дерзкий образ. Помнишь, как в прошлом году он избил того парня до полусмерти и его отчислили? Плохой мальчик. Очаровательный негодяй», — сказала Пейтон. Вайолет кивнула в знак согласия и засунула в рот еще один крекер с арахисовым маслом. Я даже не пыталась объяснить Пейтон недоразумение со Стивеном Хокингом. Я покачала головой, все еще пытаясь выбросить из головы образ глаз Грейсона. «Неважно. Если я больше никогда его не увижу, это будет слишком…» Меня прервал нежный хлопок по плечу. Прежде чем я успела обернуться, я увидела, как Вайолет закатила глаза, и сразу поняла, кто стоит у меня за спиной. Пейтон пыталась скрыть ухмылку за ладонью, и мне было жаль, что я не могу исчезнуть. «Привет, Тревор», — сказала я, натянув на лицо дружелюбную улыбку. Я была уверена, что это больше похоже на гримасу, и надеялась, что он не заметит. «Привет, Рив. Можно я буду называть тебя Рив? Просто я знаю, что твои друзья называют тебя Рив, и мне хотелось бы думать, что мы близки», — запинаясь, произнес Тревор, краснея. Моя улыбка превратилась в сочувственный взгляд, и я почувствовала, как мое сердце сжимается от жалости. Вайолет и Пейтон притворились, что не замечают этого взаимодействия, повернулись друг к другу и сделали вид, что обсуждают «Холостяка». Пейтон презирала «Холостяка». Тревор взял себя в руки и продолжил. «Ладно, извини за запинки. Мне просто интересно, сделала ли ты домашнее задание? Я забыл и только сейчас вспомнил, что ты брала мои записи, и можно я просто быстро сфотографирую?» Я кивнула и поспешно открыла свой рюкзак, благодарная за повод прервать зрительный контакт с ним. В глубине души я знала, что это просто уловка, чтобы поговорить со мной; Тревор делал всю домашнюю работу за неделю до того, как ее зададут. Но я не хотела ставить его в неловкое положение. За те пять лет, что он лелеял свою влюбленность, у меня не хватило духу разбить ему сердце, и я так и не придумала, как легко его отшить. Я не хотела вводить его в заблуждение, но и не хотела его расстраивать. Я оказалась на распутье. Он выглядел таким милым передо мной, похожим на ребенка рождественским утром, когда я протянула ему лист с домашним заданием. Его рука коснулась моей, когда он взял домашнее задание и быстро сделал снимок. Его щеки тревожно покраснели. «Хорошо, спасибо, Ривер. Ты не ответила на мой вопрос о том, должен ли я называть тебя «Рив», поэтому я решил за нас. Я имею в виду, ты. Мы, конечно, не «мы». Не думай, что я придумываю воображаемые сценарии о том, как мы будем вместе. Знаешь, это было бы странно. Ха-ха-ха». «Не за что, Тревор. И спасибо, что однажды позволил мне списать твое домашнее задание», — я одарила его еще одной доброй улыбкой. Он понял намек и повернулся, чтобы уйти, несколько раз оглядываясь, пока пробирался сквозь толпу детей в коридоре. «Не нужно. Скажи. Что угодно», — сказала я, уже представляя удивленные взгляды на лицах Вайолет и Пейтон еще до того, как обернулась. Пейтон фыркнула, когда я повернулась к ним лицом. «О, мы не собирались ничего говорить, Рив. Или нам следует называть тебя «Ривер»? Ты на самом деле не определила нашу дружбу, так что, может быть, тебе удобно, что мы зовем тебя Р…» Я шлепнула ее по левой груди, и она притворилась, что серьезно ранена. «Для тебя это «Ривер», прямо сейчас. Сука». «Оууи. Это больно. У меня теперь болит сосок, благодаря тебе», — сказала Пейтон, совершенно очевидно потирая ушибленную грудь посреди коридора. Вайолет замолчала. «Этот парень хочет тебя… сильно. Я чувствую исходящую от него сексуальную неудовлетворенность. «Возможно, это и есть истинная причина твоей боли в соске, Пей. Признайся в этом», — насмешливо произнесла Ви. «Ви, прекрати», — отрезала Пей. «Нет, это ты прекрати. Ты влюблена в Тревора Лейна», — не унималась Ви. «Это неправда», — запротестовала Пей. «Да, похоже, это так», — поддразнила Ви. Они продолжали препираться, пока шли к первому уроку, но Пей почти не слышала их слов. В ее голове крутился образ глаз, который всплыл в ее сознании, когда Вайолет упомянула о сексуальной неудовлетворенности. День обещал быть долгим и томительным.