Taming the street racer

Мой палец неуверенно зависает над кнопкой вызова. Я закрываю глаза и расслабляюсь на сиденье, тяжело дыша. Я считаю до трех: 1… Какого черта я делаю? 2… Он, наверное, посмеется и повесит трубку. 3… Ты можешь, черт возьми, сделать это, Рив! Мой палец нажимает кнопку вызова, и мое сердце останавливается, когда телефон начинает звонить. Поднеся телефон к уху, я грызу ногти в ожидании, когда он ответит. Я никогда не грызу ногти, но это кажется уместным, учитывая, что все мое тело, кажется, подергивается от беспокойства. Гудки прекращаются после четвертого, и я задерживаю дыхание, слыша, как бьется мое собственное сердце в груди. «Алло?» Он звучит запыхавшимся, нетерпеливым. На самом деле, он звучит невероятно горячо, и мое сердце замирает. Мне трудно произнести слова, и мое лицо горит. «Алло?» — говорит он снова, его голос еще более раздраженный и прерывистый. «Привет, это Ривер», — говорю я, останавливаясь, чтобы услышать, как он что-то говорит. Он молчит на другом конце. Боже, помоги мне. «Так что я просто… мои родители… могу я зайти или что-нибудь? Мне просто нужно быть где угодно, кроме моего дома прямо сейчас». Мой голос звучит высоко и неуверенно, далеко от моего обычного тона. Он молчит некоторое время, и я собираюсь отступить и сказать, что на самом деле иду к Вайолет и что сожалею, что побеспокоила его. Затем он смеется, но это не звучит искренне. «Ты хочешь зайти ко мне?» «Э-э, да. Если тебя это устраивает. Я действительно не хочу навязываться или что-то в этом роде», — бормочу я, внутренне стоная от того, как я бормочу слова. Звук его голоса что-то со мной делает. Мне трудно чувствовать или вести себя как обычно. Что со мной происходит? Он снова замолкает, но на этот раз тишину прерывает пронзительный визг на заднем плане. Я могу сказать, что Грейсон отводит телефон от уха по тому, насколько далеко слышен его голос. «Да, тебе лучше спрятаться, Грейси. Я тебя найду». Грейси снова радостно кричит, прежде чем Грейсон прижимает телефон обратно к уху. «Думаю, да. Я буду с Грейси весь вечер». Его голос напряжен, как будто он не хочет, чтобы я там была. Я отгоняю боль, которая приходит вместе с этим осознанием. «Если тебя это устраивает…» Его голос стихает, как будто он хочет, чтобы я что-то сказала. «Это идеально», — быстро говорю я, немного задетая тем, что он, похоже, совсем не в восторге от моего прихода. Я снова размышляю об отмене, сомневаясь в себе, но уверенно решаю не делать этого. «Просто отправь мне свой адрес. Я уже в машине». «Да, конечно. Эй, Ривер, мне сейчас нужно идти», — говорит он, перекрывая крики Грейси на заднем плане. Я слышу слабый грохот. «Я скажу швейцару, чтобы он пропустил тебя. Увидимся». Затем он торопливо вешает трубку. Я замираю, держа телефон у уха несколько секунд, размышляя о том, что я только что сделала. Когда я наконец беру себя в руки, я смотрю на сообщение, которое Грейсон только что отправил со своим адресом, и ввожу его в свой GPS. Сделав глубокий вдох, я начинаю ехать к дому Грейсона Мэддокса. Под звуки джемов 2010-х, доносящихся из моего радио, и с головой, полной волнения, я едва замечаю, что мой навигатор уводит меня далеко от дома. Когда я сворачиваю на улицу, которую никогда раньше не видела, застроенную глянцевыми современными домами середины прошлого века и высокими таунхаусами с толстыми белыми колоннами, у меня перехватывает дыхание. Это часть города, в которой мои родители могли только мечтать жить. По мере приближения к центру города величественные односемейные дома сменяются гладкими стеклянными небоскребами. У этих многоквартирных домов есть такие названия, как «Авалон», «НьюСтар» и «Обители», и я удивляюсь, как, черт возьми, Грейсон может позволить себе жить здесь. Затем я вспоминаю его толстую пачку стодолларовых купюр, и все становится на свои места. Я подъезжаю к зданию среднего размера, солидному среди других зданий. Меня направляют в подземный паркинг, и я несколько минут ищу место для парковки, паникуя с каждой минутой. Выйдя из машины, я смотрю на свои босые ноги и откровенную майку-борцовку и чувствую себя странно неуютно. Швейцар, одетый именно так, как я и ожидала от шикарного швейцара, смерил меня взглядом с головы до ног, в его глазах было осуждение. Я тепло улыбаюсь и складываю руки на груди, пытаясь прикрыть очевидное отсутствие бюстгальтера. Он спрашивает мое имя, и я называю его. Он пропускает меня через большие стеклянные двери, говоря, что Грейсон находится на верхнем этаже. Он ведет меня к специальному лифту, поворачивает ключ в лифте, а затем прощается со мной. Странно. В лифте у меня начинает кружиться голова, я сосредотачиваюсь на меняющихся цифрах надо мной. 76, 77, 78. Стоп. Двери открываются не в коридор, а в пентхаус, занимающий весь верхний этаж. Я замираю, ошеломленная, глядя прямо в пентхаус. Его пентхаус. Я стараюсь не думать о том, сколько это, должно быть, стоило, но семь цифр кажутся примерно правильными. Затем он появляется, выходя из коридора с мокрыми волосами и только полотенцем, прикрывающим нижнюю половину тела. Его кожа слегка влажная от душа, который он, должно быть, принял, и его мышцы выглядят более рельефными, чем когда-либо. Полотенце опасно низко свисает на его бедрах, оставляя мало места для воображения, хотя я не могу не представлять, что под белым полотенцем. Внезапно я забываю, из-за чего так нервничала. Я забываю вообще все мысли. Он подходит, переступая через кукол, одеяла и подушки Грейси, разбросанные по всему полу. Его руки и пресс выглядят невероятно, когда он наклоняет голову вперед и ерошит волосы меньшим полотенцем, вытирая их. Клок волос на его голове растрепанно трясется, и я чувствую, как меня обдает жаром. «Эй, я не думал, что ты действительно придешь, Ривер». Ох. Я скрываю боль с лица и вежливо улыбаюсь, жалея, что пришла. Я чувствую себя вне зоны комфорта, на крутом обрыве, и холодность его голоса говорит мне, что земля уходит из-под ног. Он не смотрит в глаза. «Извини за беспорядок, Грейси сегодня немного разбушевалась», — говорит он, глядя на меня бесстрастными глазами, которых я не узнаю. Его взгляд медленно скользит по мне, останавливается на моей груди и быстро отводит взгляд. Я чувствую, как будто все вчерашнее повторяется снова. Я скрещиваю руки на груди, заставляя себя успокоиться. «Не беспокойся об этом. Я действительно позвонила в самый последний момент». Он ничего не говорит, уже заскучав от разговора. Мы неловко стоим несколько секунд, оба притворяясь, что это нормально. По телевизору идет «Холодное сердце», и я благодарна за то, что голос Эльзы заполняет широкую тишину. «Я пойду… быстро переоденусь. Чувствуй себя свободно и наслаждайся кинематографическим шедевром, который я приготовил», — говорит он, быстро поворачиваясь, чтобы уйти. В этот раз его попытка пошутить не согревает мне душу. Я чувствую себя странно и… холодно в этом пентхаусе, с человеком, который, кажется, не хочет, чтобы я здесь была. Я сажусь на гладкий кожаный диван, подтягиваю ноги под себя и выключаю «Отпусти и забудь». Вокруг меня я вижу современную серую, черную и белую мебель, современный стиль распространяется по всему дому. Яркие розовые, зеленые и фиолетовые игрушки Грейси добавляют везде брызги цвета, и я не могу не усмехнуться такому контрасту. Идеальное отражение личностей Грейсона и Грейси. Затем я приглядываюсь и вижу редкие фоторамки, на некоторых из них только Грейс и Грейсон, улыбающиеся и смеющиеся. Но на некоторых изображен мужчина, женщина или оба. Я смотрю на знакомые красивые густые волосы женщины и светлые глаза мужчины, обрамленные темными ресницами. Их родители. Я чувствую, что увидела очень интимную часть Грейсона, гораздо более личную, чем то, что я видела его почти обнаженным. Я продолжаю смотреть на фотографии в рамках, на грусть в глазах женщины и несколько безэмоциональную улыбку мужчины. Я думаю об отсутствии эмоций, которое я увидела в глазах Грейсона секундой ранее, о стене, воздвигнутой между ним и миром. Что-то изменилось с тех пор, как я видела его в последний раз, и осознание этого тяжелым узлом сжимает мою грудь. Грейсон возвращается в темно-синей футболке и мягких серых пижамных шортах. Он проводит рукой по своим высыхающим волосам и выглядит несколько нервным, это первая эмоция, которую я видела у него сегодня. Его серые глаза впервые выглядят неуверенными в том, что делать. В руке у него скомкан какой-то синий сверток. «Грейси очень хотела, чтобы ты увидела ее комнату, поэтому я сказал ей прибраться в ней до твоего прихода. Она там усердно трудится, думая, что я не знаю, что она просто запихивает все под кровать», — говорит он, подходя ко мне на диване. Несмотря на шутку, его голос холоден и натянут, как будто он чувствует себя обязанным развлекать меня. Я вижу, что он закрылся. И его стены кажутся несокрушимыми. Я коротко вежливо смеюсь и освобождаю место для него рядом со мной, хотя он может сесть в метре от меня. Мои эмоции кажутся противоречивыми, они тянут меня к Грейсону с яркими глазами, которого я знаю, но в то же время отталкивают меня от этого другого человека, стоящего передо мной. Я вспоминаю ту ночь, когда он потерял контроль и устроил сцену на уличных гонках. Пустота в его взгляде. Это похоже на оболочку опыта, оболочку Грейсона, который сейчас разговаривает со мной. «У меня есть кое-что для тебя», — тихо говорит он, садясь рядом со мной. Его нога касается моего бедра, и даже сквозь ткань моих спортивных леггинсов я чувствую, как дрожь поднимается от этого места. Даже так, он все еще вызывает у меня физическую реакцию. «Я собирался отдать тебе это на тренировке Грейси в понедельник, но… Его голос смягчается, и я понимаю, почему он так неловок. На долю секунды я вижу сквозь твердость в его взгляде и понимаю, что он на самом деле нервничает из-за того, что дарит мне подарок. Мое сердце трепещет, и я беру у него сверток, осторожно кладя его себе на колени. У меня отвисает челюсть, когда я вижу логотип толстовки. Я быстро вытаскиваю ее и поднимаю толстовку бренда Off White, светло-голубую с черными полосками на рукавах. Цену на бирке поспешно закрасили синим маркером, но я знаю, сколько стоят эти толстовки. «Офигеть, Грейсон». Он чешет голову, пытаясь скрыть свою явную радость от того, что мне понравился подарок. И тут же эмоция исчезает, скрываясь под равнодушием. «Я не знал, какая у тебя была толстовка раньше, но Грейси сказала, что ты всегда носишь светло-голубую толстовку. Я допрашивал ее о бренде, но она не могла вспомнить». Он кладет руку на спинку сиденья, опасно близко ко мне. «Так что я угадал». «Она идеальная. Мне очень нравится». Я смотрю на него сияющими глазами. Не задумываясь, я сокращаю небольшое расстояние между нами и обнимаю его. Я говорю себе, что он просто устал после долгого дня, проведенного с Грейс, что я просто воображаю перемену в его настроении. Я хочу, чтобы он хотел меня. Я хочу его. Мое тело прижимается к нему, и тонкая ткань между нами не мешает мне чувствовать жар и пульс его твердого тела. Он напрягается, не зная, что делать, а затем обнимает меня за талию своими сильными руками и притягивает ближе. Я надеюсь, что он вышел из того состояния, в котором был. Что настоящий Грейсон вернулся. Моя голова находится в изгибе его шеи, и я чувствую мужественный пряный запах его геля для душа. «Спасибо», — шепчу я ему на ухо, и мое сердце выпрыгивает из груди. Его руки крепче обнимают меня, и его лицо у меня на шее, его губы случайно касаются чувствительной кожи. Я вздрагиваю от прикосновения и отстраняюсь. Несмотря на то, что мы больше не обнимаемся, наши тела все еще невероятно близко друг к другу. В этот момент я практически сижу у него на коленях, и наши лица находятся в нескольких дюймах друг от друга. Его нос касается кончика моего. Его рука, все еще теплая после душа, медленно поднимается по моему плечу к затылку, нежно держа меня. Ощущение его руки сводит меня с ума, и я наклоняюсь ближе. Его губы нависают над моими, почти сводя меня с ума. Я хочу, чтобы он поцеловал меня. Мне нужно знать, что он хочет этой глубины со мной. Он смотрит на меня сквозь тяжелые веки, словно задавая мне безмолвный вопрос. Я игнорирую отсутствие тепла в его взгляде, таю в нем и закрываю глаза. Обвивая руками его шею, я чувствую тепло его кожи. Мы так же близки, как и вчера вечером, и я говорю себе, что это правильно. Но его губы так и не встречаются с моими. Вместо этого его рука на затылке скользит в спутанные локоны моих волнистых волос, нежно тянет и выгибает мою шею к нему. Наши губы, так близкие к поцелую, разрываются. Его мягкие губы прижимаются к моей шее, чувственно целуя кожу вверх к моему рту. Его другая рука находится на моей пояснице, проникая вверх и под ткань моей майки и лаская мою горячую кожу. Он весь надо мной, касается, целует, чувствует, но я не чувствую с ним связи. Кажется, мы следуем по течению, пропускаем шаги, и я чувствую себя не так. Но мое тело реагирует на его, прижимаясь к его рукам и хватаясь за его волосы. Он издает стон и снова целует мою кожу, так и не дотрагиваясь до моих губ. Избегая моих губ, но исследуя каждую другую часть меня. Его сдержанность исчезает, и твердость между его ног с ожиданием давит на меня. Я внезапно понимаю, что это слишком много, слишком быстро для меня. Это не мы. Мои губы все еще покалывают от поцелуя, которого так и не было, и я хочу, чтобы он слез с меня. Я думала, он хочет от меня большего. Я думала, мы больше, чем просто сексуальное влечение. Я чувствую себя глупо, что даже подумала, что это возможно. Я говорю «стоп», и он тут же отскакивает от меня, пятясь назад на диване. Я смотрю на него дикими, растерянными глазами, встречаясь с его взглядом. Он смотрит на меня в ответ с чистым сексуальным желанием, и ничего больше. Я вспоминаю слова Пейтон и думаю, не слишком ли я доверяла ему и его потенциалу. Разве он не хочет чего-то настоящего со мной? Мне кажется, он только что ответил на этот вопрос, используя меня только для быстрой разрядки. Я борюсь с голосами в моей голове, которые говорят мне, что он просто напуган, боится впустить меня и приблизить к себе. Я просто чувствую себя грязной, глупой, что ожидала от него большего. Я чувствую себя использованной. Грейсон выглядит так, как будто хочет что-то сказать, и его глаза смягчаются на долю секунды, прежде чем снова возвести стены. «Я думал, ты знаешь, что это все, чего я хочу», — это все, что он говорит. Мое сердце разбивается в груди. Я смотрю на него с отвращением, понимая цель того, что он не целует меня. Он держит меня на расстоянии, сохраняя это безличным и чисто сексуальным. И это работает. Я борюсь с жжением в горле и встаю с дивана, не утруждая себя тем, чтобы дать ему удовлетворение от ответа. Он знает, что делает, молча отталкивая меня и заставляя меня чувствовать себя никем. Заставляя меня чувствовать себя сумасшедшей, как это делают мои родители. Я выбегаю из двери, оставляя толстовку позади, как безмолвное «отвали» ему. Когда я выхожу из пентхауса в ожидающий лифт, я оглядываюсь и вижу, что он все еще сидит на диване. Нейтральное выражение лица, как будто ему все равно. Но когда двери лифта начинают закрываться и мои глаза затуманиваются, я вижу необъяснимую смесь боли, вспыхивающую в его глазах, умоляющую быть увиденной, быть выраженной. Печаль, сожаление, страх. Я хочу вернуться, вытащить из него боль и сказать, что я рядом с ним. Я хочу так многого от него, вещей, на которые, как я знаю, он способен. Но тут двери лифта закрываются, и он исчезает. И все, что я чувствую, это холод его рук на моей коже.