Last of a Dying Breed

       — Спасение собак? — переспросил Йен, скептически сдвинув брови. Его новый инспектор, Ларри какой-то там, одарил его извиняющейся, но обнадеживающей улыбкой. — Это самое близкое, что вы могли бы предложить, похожее на скорую помощь?       — Ну, видите ли, мистер Галлагер…       — Йен.       Ларри кивнул, тяжело сглотнув.       — Йен, конечно. Дело в том, что после убийства Полы и всей этой истории со страховым мошенничеством нашему департаменту придется провести тщательное расследование, прежде чем они даже подумают о том, чтобы снова брать условно-досрочно освобожденных. Я уверен, ты понимаешь.       Он понимал это, но также и нет.       — И у них действительно больше ничего нет? Ничего в клинике, или в спортзале, или в качестве врача для мафии? — Йен невинно улыбнулся, когда Ларри посмотрел на него настолько свирепо, насколько это было возможно для Ларри. — Просто шучу.       Ларри вздохнул и вернулся к экрану компьютера, нажимая на несколько клавиш двумя короткими указательными пальцами, пока принтер рядом с ним не ожил.       — XK9 — отличное место для работы условно освобожденных, и мне пришлось потянуть за кое-какие ниточки, чтобы получить тебе место здесь, учитывая то, что ты не участвовал в каких-либо программах для животных во время твоего заключения, но ты сказал, что любишь собак, и Милкович у меня в долгу.       — Милкович? — внимание Йена удвоилось. — Милковичи занимаются спасением животных?       Все в Саут-сайд знали о семье Милкович, и десять лет назад Йен столкнулся с этой семьей очень близко, когда Мэнди Милкович притворялась его девушкой некоторое время в старшей школе. Мэнди была славной. Она была жесткой и немного пугающей, но в то же время милой и отличной лучшей подругой, с которой вполне можно было провести часть своей юности. Он почти не видел ни ее братьев, ни ее отца, ни семейного пса — устрашающего вида белого питбуля по кличке Каспер. Они всегда торчали в колонии для несовершеннолетних или на работе, и дом Милковичей был в основном холодным, захламленным и пустым. Это заставляло Йена чувствовать жалость к Мэнди, пока он не испытал всю жестокость этой семьи, и ему не пришлось помочь Мэнди выйти из ситуации, которая заставила его понять, почему она была так довольна, когда их дом пустовал.       Йен сожалел о потере связи с Мэнди. После того, как ему поставили диагноз, он не прилагал никаких усилий к созданию каких-либо отношений за пределами своей семьи. Последнее, что он слышал, что Мэнди сбежала с каким-то мудаком на Средний Запад, ее братья были в тюрьме, а отец мертв — вероятно, убит одним из многочисленных врагов, которых он нажил за эти годы, или в перестрелке с полицией. Йену было все равно. Он мало что знал о Терри Милковиче, но из того немногого, что он знал, он был уверен, что мир стал без него только лучше.       — Мгм, — кивнул Ларри, придержав лоток для бумаги в ожидании распечатки. — Ну, один из них.        — Мэнди? — с надеждой спросил Йен. Несмотря на то, что Каспер был больше собакой ее брата, Мэнди всегда любила это демоническое, покрытое белой шерстью мускулистое животное. Возможно, она вернулась.       — Микки, — поправил Ларри, когда плечи Йена опустились от разочарования. — Он — одна из моих величайших историй успеха.       — История успеха?       Йену пришлось бороться с недоверием, представляя Микки Милковича — гомофоба с грязным лицом, привыкшим воровать дерьмо из «Кэш энд Грабс» — как историю успеха. Ларри с энтузиазмом кивнул, вытаскивая бумаги из принтера, прежде чем сложить их на столе, постукивая по каждому краю так, что Йен стиснул зубы.       — О, да. Абсолютно! Он провел практически весь свой срок, работая с программой дрессировки собак для заключенных. Он даже управлял ею в последний год. Благотворительные организации остались под таким впечатлением, что помогли ему организовать службу спасения в Саут-сайд. Он работает уже несколько лет, спасая и пристраивая собак со всего города, работая с контролем за животными и полицией Чикаго.       Йен моргнул, впитывая шквал информации, пытаясь рационализировать и соотнести ее с грязным бандитом из Саут-сайд из своей юности. Он взглянул на бумаги, которые Ларри подал ему, но не мог сосредоточиться на словах.       — Хм, — протянул он, и Ларри указал на пачку бумаги.       — Здесь все, что тебе нужно знать об этом месте. Есть небольшая команда сотрудников, которые являются условно освобожденными, а также волонтёры. Я думаю, тебе здесь действительно понравится, и ты сможешь многому научиться. Кто знает? Ты можешь даже стать врачом скорой помощи для животных, — Ларри ухмыльнулся, игнорируя то, как Йен скривился.       — Неужели больше ничего нет? — спросил Йен, делая последнюю жалкую попытку, но Ларри просто вздохнул и попрощался.       — Убедись, что все твои прививки сделаны вовремя! — крикнул Ларри, как только Йен подошёл к двери.       Йен подождал, пока дверь полностью закроется, прежде чем показать неприличный жест.

***

      Взорвать фургон, вероятно, было не самым умным решением, которое когда-либо принимал Йен, но тюрьма, терапия и куча дерьмовых размышлений о себе дали ему чувство покоя по поводу всего этого испытания. Ему удалось принять то, что в то время было вне его контроля: происшествия, люди и моменты, где не было его собственной вины. Но также пришлось принять и то, что было действительно на его совести — другие инциденты, другие случаи, где вина действительно лежала на его собственных плечах.       Тюрьма заставила Йена дать себе пинка под зад, в котором он давно нуждался. Сейчас Йен чувствовал себя совершенно новой душой, окутанной всё тем же старым коконом, — сидя в доме своего детства с документами о работе в одной руке, в то время как другой он ковырял свои кутикулы. Он сильно потянул кожу на большом пальце, сдирая её, что не оставило ничего, кроме тупого жжения.       Слова на странице отвлекали его от дискомфорта. Он был слишком поглощен краткой историей XK9, чтобы понять, что повреждённый палец теперь кровоточил.       Йен не мог поверить, что Микки Милкович стоял за этим местом, потому что, черт возьми, все это действительно впечатляло! Приют уже принял более двухсот собак, получил дополнительное финансирование от мэра и в настоящее время являлся единственным в Иллинойсе, работающим напрямую с местными полицейскими управлениями по обучению животных с поведенческими проблемами, которые были конфискованы у преступников; включая банды, наркобаронов, организаторов собачьих боёв и любых других отморозков, которые издевались и обучали четвероногих быть агрессивными.       Он все еще пытался совместить образы Микки Милковича из далекого прошлого и Микки Милковича, который спасает собак и работает с полицейскими, но кусочки просто не складывались вместе, как будто они были взяты из двух совершенно разных головоломок. У Йена от этого разболелась голова, поэтому он бросил бумаги, плюхнувшись обратно на матрас.       «Почему бы тебе не воровать в районе, в котором ты не живешь? Не проявить гражданскую солидарность?»       Воспоминания крутились в голове Йена, пока он лежал, делая медленные вдохи. Было время, когда он был немного неравнодушен к Микки, и это было ужасно, учитывая, что он знал только половину того, чем занимались Милковичи. Он должен был ненавидеть злобного хулигана с грязным лицом, но он никогда этого не делал. Микки был единственным Милковичем, которого он когда-либо видел обнимающим Мэнди или даже присматривающим за ней, до и после собственных побегов или пребывания в колонии. В глазах Микки - в этих ледяных голубых омутах - всегда было что-то, какой-то слабый отблеск боли, который, как казалось Йену, он узнавал.       Но опять же, Йен был пятнадцатилетним подростком, чокнутым на армии, который трахал своего тридцатипятилетнего босса всякий раз, когда его жена не смотрела — так что его суждения в то время, вероятно, были не самыми адекватными. Не то чтобы они с тех пор стали лучше. За последнее десятилетие он трахался с бесчисленным количеством парней, и время, когда Йен чувствовал наибольший покой в своем сердце, было временем его заключения, когда ему приходилось придерживаться помощи своей правой руки.       Йен на мгновение опустил взгляд на бумаги, разбросанные по полу, прежде чем глубоко вздохнуть, раздувая щеки, и повернулся лицом к стене, пытаясь игнорировать беспокойство, которое сжимало его грудь.       Перемены раньше всегда его успокаивали. В разгар его мании хаос был его миром, а рутина — его кошмаром. Стабильность вызывала у него зуд, раздражительность и тревогу. Поэтому он делал все возможное, чтобы избежать этого, в том числе сокращал свой сон до минимума, пока не превращался в измотанный провод под напряжением — непредсказуемый и опасный.       Тюрьма научила его быть уравновешенным. Тюрьма научила его спокойствию и размышлениям, а также тому, что пакеты с лапшой Рамэн были настоящей валютой осужденных.       Теперь единственная проблема тоски по стабильности заключалась в том, что перемены вызывали у него тошноту, и хотя Пола была дьяволом в костюме из полиэстера, эти два месяца постоянного ада были именно такими — стабильными. Йену нравились люди, с которыми он работал, и ему нравилось работать медбратом скорой помощи. Это давало ему как раз то количество контроля над хаосом, в котором он нуждался.       И теперь все изменилось.       Он знал, что это должно было произойти. Знал, что, черт возьми, нужно было измениться. И хотя он все еще не был уверен, заслуживала ли Пола быть убитой или нет, он понимал, что ее нужно было остановить. Однако это никак не помогало облегчить покалывание в пальцах или внезапную сухость во рту, когда он думал о том, что теперь находился в совершенно новой обстановке, незнакомый с рутиной этого места и людьми в нем.       Должно быть, поэтому его мозг продолжал зацикливаться на мысли увидеть Микки Милковича, зацепившись за один смутный кусочек отдаленного знакомства.       Да.       Должно быть, всё так и было.

***

      Йен проснулся следующим утром до звонка своего будильника, в шесть. Он посмотрел, как минуты сменяются на экране его телефона, отключая будильник в ту же секунду, когда тот начал визжать.       На мгновение закрыв глаза, он просто продолжал дышать, медленно, вдыхая животом и сдуваясь на выдохе, как его научил тюремный психиатр. Он делал это почти каждое утро, чтобы сосредоточиться как можно лучше, прокрутить в голове трудности предстоящего дня и напомнить себе, что он способен, востребован и уверен в себе без своей мании. Что он может прожить день, просто будучи Йеном Галлагером.       Скатившись с кровати, Йен направился в ванную. С тех пор как Лип переехал в фургон с Тами и Фредом, а мексиканцы уехали, в доме царила благословенная тишина. До тех пор, пока все остальные не начинали просыпаться. Это означало, что Йен мог спокойно принимать утренние лекарства и душ, не беспокоясь о раздраженных людях за дверью.       Спускаясь по кухонной лестнице, он с удивлением увидел Липа, сидящего за столом с сигаретой и чашкой кофе.       — Дерьмово выглядишь, — поделился Йен, подходя к буфету, чтобы достать чистую кружку.       Лип хмыкнул и кивнул.       — Отцовство отнимает много гребаной энергии.       — Да, наверное, поэтому у Фрэнка энергия тридцатилетнего. Ну, это и наркотики.       Лип согласно усмехнулся, наливая своему брату свежую чашку кофе, прежде чем налить себе. Йен сделал тосты для них обоих, не спрашивая, и поставил между ними на стол тарелку с пережаренным и намазанным маслом хлебом.       — Итак, ты начинаешь свою новую работу сегодня, да? — поинтересовался Лип, потянувшись за ломтиком тоста и откусывая уголок.       Йен обхватил длинными пальцами теплую кружку и прижал ее к груди.       — Ага. Приют для собак.       — Тот, которым управляет Микки Милкович?       Йен удивлённо поднял глаза на брата.       — Откуда ты знаешь?       — Слышал об этом, — пожал плечами Лип. — Прочитал пару статей в Vice.       — Ты никогда не говорил.       Лип наклонил голову.       — Не знал, что ты хочешь знать.       Йен не ответил, просто тупо глядя в свою кружку, задаваясь тем же вопросом.       — Ты в порядке, чувак? — спросил Лип.       — Да, — Йен покачал головой с, как он надеялся, убедительной улыбкой. — Я так думаю. Просто не знаю, чего ожидать.       — Ну, ты выгребешь немного дерьма и погладишь собак. Это только твой первый день. Проведешь большую его часть, читая всякую чушь о здоровье и безопасности, пообедаешь и окажешься дома раньше, чем успеешь оглянуться.       Йен прижал ладони тыльной стороной к усталым глазам, прежде чем запустить пальцы в волосы. Беспокойная ночь делала его немного вялым.       — Боже, я надеюсь на это, — пробормотал он, сделав большой глоток кофе, пока Лип откусил еще один кусочек подгоревшего тоста.       — Хочешь прокатиться? — предложил Лип, но Йен быстро покачал головой.       — Нет, я думаю, мне нужен воздух. Но все равно спасибо.       Лип кивнул, помолчав несколько мгновений, прежде чем заговорить снова.       — Эй, хочешь пиццу на ужин? Я угощаю. Если сегодня все пойдет хорошо, мы можем отпраздновать, что у тебя есть работа, которая не связана со страховым мошенничеством.       — Звучит неплохо, — усмехнулся Йен. — Мне, наверное, пора идти.        Он поднялся на ноги, снимая куртку со спинки стула.       — Хорошего первого дня, чувак.       — Спасибо.       — Помни, не бойся просить учителя о помощи и пинать злых мальчишек по голеням, — поддразнил Лип.       Направляясь к двери, Йен показал ему средний палец через плечо.

***

      Выросший на Саут-сайд, он научился принимать удары в живот или в лицо довольно рано, и тюрьма хорошо поработала над его рефлексами. Тем не менее Йен все равно не заметил блестящий предмет, который летел ему в голову, как только он прошёл через высокие ворота XK9 Rescue.       Очевидно, прогулка, воздух и короткая поездка на метро сделали не так много, как он надеялся.       — О, черт! Чувак, мне так жаль, — воскликнул кто-то, подбегая к Йену, когда он обескуражено схватился за лоб.       — Черт, — простонал Йен, отдергивая руку и обнаруживая пятно крови на пальцах.       Перед ним стоял тощий парень, весь в татуировках и пирсинге. Его каштановые волосы были намазаны гелем, как будто он был эмо-фанатом группы N'SYNC. Парень слабо улыбнулся, явно удивленный, но по крайней мере он имел совесть выглядеть так, как будто ему было немного не по себе.       — Ты в порядке? Прости, чувак, это чертова Белла. Она сидит на специальной диете и очень злится из-за этого.       И тут Йен заметил объект, причинивший ему боль, примерно в футе от себя. Это была металлическая собачья миска, теперь слегка помятая от удара либо о землю, либо о лоб Йена.       — И в чём здесь моя вина? — поинтересовался он, снова касаясь разбитого лба, который всё ещё кровоточил.       Это был небольшой порез, больше похожий на ссадину, но он ужасно ныл.       Парень не успел ответить, когда к нему подошёл чернокожий мужчина средних лет с короткой седой бородой.       — Что, черт возьми, произошло, Брайан?       Брайан обнажил зубы в виноватой улыбке.       — Белла. Она снова протестует из-за своей еды.       Здоровяк фыркнул и покачал головой.       — Я говорил тебе не кормить ее вне ее вольера, чувак. Пойди и проследи, чтобы она что-нибудь съела, а потом выведи ее на прогулку, чтобы она немного остыла.       Брайан кивнул и убежал, крикнув в ответ: «Еще раз извини, новичок!»       — Ты Галлагер?       Йен вытер струйку крови, прежде чем она достигла его бровей.       — Да, это я.       — Я Эрл, — сообщил мужчина, протягивая Йену руку для рукопожатия, на что тот осторожно ответил. — Я вместо Микки, когда Микки здесь нет.       — Микки здесь нет? — переспросил Йен, когда странные волны облегчения и разочарования стали плескаться в его животе.       — Он хотел быть здесь, но его вызвали на спасение, так что он познакомится с тобой позже. Но я собираюсь показать тебе все вокруг. Ну, после того, как мы разберёмся с этим, — объяснил Эрл, указывая на ссадину Йена.       Когда Эрл провёл их в большой склад, шум поразил Йена почти так же сильно, как летающая собачья миска.       Собачьи вольеры глубиной не менее десяти-двенадцати метров стояли в несколько рядов, и в каждом из них сидела перевозбужденная собака. Вольеры были одинаковыми, широкими и прочными на вид, с собачьими домиками, приподнятыми кроватями, одеялами и мисками внутри. Однако собаки, которые их занимали, были всех форм, размеров и пород.       Йен остановился и осмотрелся. Это было, мягко говоря, немного ошеломляюще. Боже, это место было действительно более шумным, чем тюрьма, а голодный пес уже ударил Йена в лицо.       Эрл заметил, как Йен поморщился от шума, и рассмеялся.       — Не волнуйся, — громко сказал он, — они немного буйные по утрам, но в конце концов успокаиваются. Ты привыкнешь к этому.       Йен сильно в этом сомневался.       Он проследовал за Эрлом в небольшой кабинет, каждая поверхность которого была заполнена кипами документов, папок и собачьих поводков. Эрл потянулся, чтобы взять аптечку первой помощи с верхней полки, и поставил ее на одну из стопок.       Когда он открыл коробку, брови Йена сошлись вместе от удивления.       Аптечка первой помощи состояла из пинцета, упаковки детских салфеток, рулона бинта, коробки пластырей с Губкой Бобом и миниатюрной бутылки водки.       — Это ваша аптечка первой помощи? — спросил Йен.       — Да, это стрёмно, я знаю, — рассмеялся Эрл. — Раньше в ней было полно нужных вещей, но как только она израсходовалась, никто и не подумал пополнять её запасы. Большинство вещей здесь фиксируются клейкой лентой, включая людей.       — На самом деле это не вселяет в меня уверенности, Эрл, — поморщился Йен.       Эрл взял детские салфетки и бинты.       — Я думаю, ты сможешь помочь нам с этим прямо сейчас. Ты ведь вроде как врач, верно?       — Медбрат, — поправил Йен, уставившись на яркую сине-желтую коробку с детскими пластырями.       — Круто. Итак, ты хочешь Губку Боба или Патрика? Я сам всегда предпочитал Патрика.

***

      Йен не был в восторге от дурацкого ярко-желтого пластыря, наклеенного ему на лоб, но по крайней мере остальные работники оказались достаточно тактичны, чтобы не дать ему чувствовать себя слишком дерьмово по этому поводу.       Эрл представил небольшую команду одного за другим. С Брайаном они уже встречались, и у него все еще хватало порядочности выглядеть извиняющимся, когда он посмотрел на пластырь. У Эрнеза была впечатляющая козлиная бородка и стандартные бандитские татуировки, Кенни было девятнадцать, но выглядел он на двенадцать, а Сти был высоким и худым чуваком с метамфетаминовыми зубами и заразительным смехом.       — У нас отличная команда, — с энтузиазмом сказал Кенни, когда они вдвоем стали укладывать огромные пакеты с сухим кормом для собак на упаковочную тележку.       — Как долго ты здесь? — полюбопытствовал Йен, пытаясь не обращать внимания на то, как пот на его лбу обжигал ссадину.       — Три месяца, примерно. Отсидел девять месяцев за мошенничество с кредитными картами. Не самый умный мой ход, но колледж стоит чертовски дорого.       Йену стало вроде как жаль этого парня. Бог знает, как он выжил в тюрьме, выглядя так, будто весит едва ли сто фунтов. Это заставило его подумать о Карле, хотя, если этот парень был хотя бы наполовину такой же жизнерадостный и хитрый, как младший Галлагер, он, вероятно, отсидел свой срок нетронутым.       Кенни отвечал за последний ряд из двенадцати собак, тех, что пробыли здесь дольше всех. Очевидно, он хорошо с ними справлялся, поскольку животные терпеливо сидели в своих питомниках, стуча хвостами по земле как эхо аплодисментов.       Первая собака, к которой они добрались, была дворнягой коричневого цвета. У нее была милая мордочка с счастливо высунутым язычком, и Йен обнаружил, что впервые за сегодня улыбается.       Кенни вытащил штырь из калитки ворот и придержал её открытой, чтобы Йен мог занести чашку с кормом внутрь.       — Это Эсмеральда, — рассмеялся Кенни, когда собака подбежала к ним, как только дверца открылась.       Сначала она поприветствовала Кенни радостным тявканьем и тычком головой, прежде чем развернуться и прыгнуть на Йена. Она набросилась на него в ту же секунду, не обращая внимания на еду, которую Йен, наклонившись, насыпал в ее миску, и постоянно облизывала его щеку и ухо. Он не мог удержаться от смеха.       — Привет, девочка, — поздоровался он, быстро потирая и похлопывая собаку по бокам, зарываясь кончиками пальцев в ее короткую шерсть и почесывая ее, когда она радостно колотила хвостом по его голени. — Я тоже рад с тобой познакомиться, — сказал Йен, ухмыляясь.       Кенни вытащил подстилки из вольера, запихивая их под мышку.       — Грязные одеяла отправляются в тележку для стирки, которую катит Брайан. Затем он доставит чистые, — объяснил Кенни. — Мы дадим ей позавтракать, пока будем кормить остальных, а потом она пойдет гулять, пока ее вольер чистят.       Йен кивнул.       — Значит, мы просто продвигаемся по линии и делаем одно и то же?       Кенни наставил на него пистолет из пальцев и щелкнул.       — Ты всё верно понял.       К тому времени, как они вернулись в питомник Эсмеральды, Йен познакомился со всеми остальными собаками в их ряду и находился в значительно более приподнятом настроении, чем раньше. Они все были так рады его видеть, каждая прыгала на него с поцелуями и мягкими лапами, приветствуя его в своем пространстве.        Это было необычно.       — Честно говоря, я немного удивлен, — сказал Йен, когда они передали последнюю партию грязных одеял несчастному Брайану (которого, как подозревал Йен, отправили в прачечную в наказание за инцидент с неопознанной летающей собачьей миской).       — Да? Почему бы это? — спросил Кенни, махнув Брайану на прощание, и повёл их в один из огромных складов.       — Я думал, что здесь полно собак с проблемами поведения, но все эти ребята довольно милые.       Кенни уложил на тележку ведра для швабр, веники и моток шлангов.       — Ах, эти парни всегда были собаками Микки. У него есть вся эта подготовка, квалификация и прочее дерьмо. Я не знаю, что в нем такого, но животные его просто обожают, чувак. Даже самые сломанные.       Что-то печальное сжало грудь Йена. С его собственным пониманием того, как росли дети Милковичей, нетрудно было понять, как такие восприимчивые существа могли чувствовать связь выживания с ребенком Терри Милковича.       — Он хорош с ними, да? — спросил Йен, обнаружив, что тепло улыбается при этой мысли.       — Да, Микки самый лучший! — воскликнул Кенни, потянув тележку в сторону склада. — Он также позволял мне помогать с социальными сетями, но это, вероятно, потому, что сам он безнадежен в этом.       — Дело не в технологии, — перебил Брайан, проезжая мимо тележки с бельем. — Дело в том, что он не может разговаривать с широкой публикой без того, чтобы каждое второе слово не было словом «блять».       Теперь это определенно было похоже на Микки Милковича, которого знал Йен.       Возникли шум и суматоха, когда группа из примерно десяти человек в одинаковых футболках XK9 Rescue и с собачьими поводками спустилась на склад, рассеиваясь вдоль рядов питомника.       — Это волонтеры, — объяснил Кенни. — Приходят двумя группами два раза в день, чтобы помочь выгулять четвероногих. К сожалению для тебя, тебе придется подождать оценки Микки, прежде чем ты сможешь справиться с собаками один на один, так что пока ты застрял на уборке со мной.       Все оказалось не так уж и плохо — просто наводить порядок в питомнике. Не так ужасно, как изначально опасался Йен. Это действительно было свидетельством того, насколько хорошо работала служба спасения. Плавный и хорошо отлаженный процесс удаления отходов, полива питомника из шланга и чистки пола жесткой проволочной щеткой, прежде чем убрать лишнюю воду и заменить подстилки в собачьих будках и на лежанке.       К тому времени, как они закончили, Йен понял порядок вещей и, на самом деле, был совсем не против него.       Кенни был настоящим любимчиком у местных работников: разговорчивый, жизнерадостный и такой милый, немного раздражающий, как будто младший брат для всех и каждого. Он бесцельно, но с энтузиазмом болтал во время уборки, рассказывая в основном о том, чем бы он занимался в колледже, если б его не поймали, и Йен подумал: «как жаль, что в мире не хватает хитрого маленького бизнесмена из Саут-сайд, за которого нельзя не болеть».       Брайан и Сти — шумные и забавные — постоянно бросали дружеские оскорбления друг другу, когда не рассказывали какую-нибудь веселую историю из своего тюремного заключения. Эрнез был довольно тихим, держался в основном с Эрлом или сам по себе. Они оба были примерно одного возраста, старшие в группе, едва достигшие средних лет.       Все это было приятным разнообразием, но Йен все же болезненно ощущал себя новичком, особенно когда Эрл объявил перерыв на обед, он неловко переступал с ноги на ногу, не зная, куда себя деть.       Брайан хлопнул Йена по плечу.       — Не волнуйся, чувак. Я позабочусь о том, чтобы на этот раз тебе в голову ничего не полетело.       Йен слабо рассмеялся и позволил отвести себя в зону отдыха на открытом воздухе, которая состояла из скамейки для пикника и небольшого набора мебели для патио. На столе стояла, накрытая крышкой, полная тарелка сэндвичей, и ящик бутилированной воды.       — За углом отсюда есть отличная маленькая закусочная, — начал объяснять Кенни. — Владелец влюблен в Микки, поэтому мы получаем неограниченное количество бесплатных сэндвичей на обед.       Сти снял прозрачную крышку и достал половину сэндвича с курицей.       — Нет, это «пожертвования», не путай, — ухмыльнулся он с набитым ртом. — И не более того.       — Как будто Микки действительно думал, что мы на это купимся, — развеселился Брайан, схватив один сэндвич для себя.       Йен представил себе какую-нибудь стереотипную симпатичную официантку в фартуке и короткой юбке, держащую дымящийся горячий пирог и поджимающую свои красные губы. Он нахмурился и выбирал себе сэндвич из оставшихся, объясняя голодом странное урчание в животе.

***

      — Эй, Галлагер, — позвал Эрл, пока Йен помогал Брайану (или это Сти? Черт, Йену нужно было скорее подружиться с именами) убираться после обеда. — Босс вернулся, он хочет тебя видеть.       Эрл показал большим пальцем на пожарную лестницу, которая поднималась вверх по стене здания к небольшому балкону и зеленой двери.       — Удачи, чувак, — сказал Кенни. — Будь осторожен со Свитти — эта собака задаст тебе одним только взглядом!       Йен сглотнул и посмотрел на дверь.       — Он держит при себе опасных собак?       — Нет, конечно, нет, — рассмеялся Кенни. — Они содержатся в отдельной части здания, это личные собаки Микки, которых по какой-то причине не получилось пристроить.       — Угу, — выдохнул Йен, нисколько не убеждённый словами Кенни.       Эрл высунул голову из-за угла.       — Ты все еще здесь, Галлагер? Шевелись!       Кенни ухмыльнулся и подтолкнул Йена к лестнице, прежде чем снова отмахнуться от Эрла.       — С тобой все будет в порядке. Микки — потрясающий парень, — пообещал он и еще раз кивнул в сторону лестницы, перед тем как исчезнуть за тем же углом, что и Эрл.       Йен стал подниматься, перепрыгивая через две ступеньки, не желая затягивать тревожное чувство, ползущее от ступней к коленям. Он был благодарен за все тюремные тренировки, когда с легкостью забрался по лестнице, но стал менее благодарен, когда через несколько секунд оказался перед зеленой дверью.       Черт.       Йен едва поднял руку, чтобы постучать по матовому стеклу, как изнутри донеслось глубокое рычание. Он сделал паузу, его кулак застыл в воздухе.       — Входи, — позвал голос, который Йен мгновенно узнал, и, черт возьми, Микки звучал точно так же.       Сделав глубокий вдох, Йен толкнул дверь и вошёл внутрь.       Рычание стало громче, и взгляд Йена метнулся от фигуры за столом к потрепанному дивану вдоль боковой стены, на котором развалились четыре собаки. Две - помесь питбулей (одна серая и одна подпалая), черная - метис лабрадора и маленькая темная - помесь терьера — все с любопытством уставились на него, но именно маленький терьер угрожающе рычал, бросая на него недобрый взгляд.       — Прекрати, Свитти, — вздохнул Микки. Было похоже, что он скорее разговаривал с ребенком, чем отдавал команду животному. Свитти поворчала ещё немного, прежде чем опустить голову обратно на свои маленькие лапки. — Извини за нее, она немного засранка, — ухмыльнулся Микки, оглядывая Йена с ног до головы. — Она не продукт жестокого обращения или чего-то еще, просто не любит людей.       Микки положил руки на свой захламленный стол, продолжая рассматривать Йена со странной веселой улыбкой. Наверное, все дело было в ярко-желтом пластыре.       — Как ты, Галлагер, черт возьми? Сколько же времени прошло, а?       И тут Йен понял, что еще не сказал этому человеку ни слова, стоя молча, пока его мозг пытался перезагрузиться.       Микки Милкович был чертовски красив, мать его. Его темные волосы были зачесаны назад таким образом, что Йен с трудом мог вспомнить, какими они были раньше, как будто он действительно сушил их феном или что-то в этом роде, не похожее на Милковича. Его одежда больше не состояла из грязных порезанных футболок и слишком больших джинсов. Это был опрятный, хорошо сидящий костюм темно-синего цвета, отчего глаза Микки казались еще ярче.       Черт, как же он хорош, и Йен только сейчас осознал, насколько сильно был влюблен в Микки тогда. Однако он не был готов к тому, что тот будет выглядеть так сейчас. Пятнадцатилетнему Йену хотелось плакать от радости из-за того, насколько хорош был этот конкретный Милкович. Двадцатипятилетний Йен облажался.       — Да. Я в порядке, да, — наконец выдавил Йен, заставляя себя подойти и сесть на свободный стул. — Как, э—э-э, как ты?       — Не жалуюсь, — кивнул Микки, быстро откидываясь на спинку сиденья. — Итак, слышал, ты сошел с ума или что-то в этом роде. Ларри сказал, что ты превратился в какого-то Иисуса-гея. Должен сказать, чувак, я был удивлен!       — Удивлен насчет гея или Иисуса? — поинтересовался Йен, снова ковыряя свой ноготь.       — О, определенно, насчёт Иисуса! Я вроде как понял, что ты гей, когда в десятый раз пришел домой и застал вас с Мэнди за просмотром гребаных фильмов Ван Дамма.       — Может быть, мне просто очень нравились его роли, — пожал плечами Йен, подняв глаза и обнаружив, что Микки странно на него смотрит.       Когда Микки рассмеялся, Йен сделал то же самое, и нервное напряжение наконец рассеялось.       Это был уже не тот жестокий маленький гомофоб, который приставал к нему в «Кэш энд Грабс».       — Ты полон дерьма, Галлагер, — хихикнул Микки, когда улыбка осветила все его лицо, обнажая зубы. Смеялся он точно так же, как помнил Йен, хотя он и не привык к этой ухмылке. Когда звуки смеха стихли, они продолжали улыбаться друг другу в течение нескольких тихих мгновений, прежде чем Микки вздохнул и сказал:       — Рад тебя видеть, чувак.       Йен слегка наклонил голову.       — Да?       — Да, черт возьми. Вы, Галлагеры, всегда доводили меня до белого каления. Слышал, что вы, ребята, варили мет. Это было безумие!       Йен слабо улыбнулся, когда на него навалились воспоминания.       — Да, я думаю, так оно и было.       — Мне жаль твою маму, — добавил Микки, немного мягче.       — Дерьмо случается, — ответил Йен. — Сожалею о твоем отце.       В глазах Микки тут же появилась жесткость, которая заставила Йена захотеть взять свои слова обратно. Он собрался сказать что-то еще, но Микки опередил его.       — Дерьмо случается, — отозвался он, быстро пожимая плечами. — Ларри сказал, ты хорошо ладишь с собаками?       — Да, чувак. Собаки — это здорово! Кенни познакомил меня со всеми старожилами, они потрясающие.       — Да, так и есть, — нежно улыбнулся Микки. — Познакомься и с моими ребятами.       Он открыл верхний ящик своего стола и достал пакет с собачьими лакомствами, и внезапно Йен почувствовал, как четыре пары глаз сверлят его затылок. Микки встал и обошёл стол. Йен сразу поднялся, чтобы присоединиться к нему.       Собаки быстро слезли с дивана и сели кучкой, ожидая так же терпеливо, как те, которым Йен подавал завтрак несколько часов назад.       Микки оторвал кусочек лакомства и бросил его к ногам Свитти, которая тут же его проглотила.       — Это Свитти. Она была первой бездомной, которую я спас, когда вышел на свободу. Она прекрасно ладит с другими собаками, но на самом деле не любит людей.       — Я заметил, — фыркнул Йен. Микки передал ему угощение, и Йен взял его, улыбаясь одними губами и смущенно глядя на мини-куджо, прежде чем бросить угощение на землю. — Хорошая девочка, — мягко произнёс он. Когда он обернулся к Микки, то обнаружил, что тот внимательно наблюдает за ним.       — Это Купер, — наконец сказал Микки, кивая в сторону лабрадора. — Он боится твердых поверхностей.       Йен несколько раз моргнул.       — Прости, что?       — Да, — хихикнул Микки, — он любит ходить только по ковру, траве или чему-то мягкому. Мы понятия не имеем, почему, но все еще работаем над этим. Я не позволю ему скакать из дома в дом, пока мы не выясним причину, так что ему просто придется тусоваться со мной до конца своей жизни.       Казалось, он был вполне рад этому, и когда бросил лакомство, а Купер смёл его словно пылесос, выглядел довольным.       Микки протянул Йену угощение, чтобы тот бросил его, приветствуя собаку.       — Привет, Купер! — поздоровался он. Купер тявкнул в ответ, съев свою вкусняшку.       — А эти два негодяя — Раф и Дон, — представил Микки, и два питбуля немедленно застучали хвостами по полу. — Наши близнецы. Отлично ладят с людьми и другими собаками, но они безумно шумные и их невозможно разделить. Достаточно сложно убедить людей взять одного питбуля, не говоря уже о двух.       Он бросил лакомство, и собаки поймали его до того, как оно коснулось пола.       Йен взял протянутое ему угощение и кинул собакам, смеясь с детским восторгом, когда те схватили его прямо в воздухе.       Когда яство закончилось, Свити вернулась на свое место на диване, в то время как остальные стали тыкаться мордами в пустые руки Йена. Йен чесал их за ушами, приговаривая при этом «хороший мальчик». Когда он обернулся к Микки, тот облокотился на стол (выглядя чертовски привлекательным) и улыбался.       — Эти ребята великолепны, и это место тоже. Я действительно впечатлен, Микки, — признался Йен, и Микки опустил голову, как будто он не заслуживал комплимента. — Как ты попал во все эти собачьи программы?       Микки одарил Йена тем же отстраненным взглядом, что и раньше, при упоминании его отца. Он засунул руки в карманы и тихо покачал головой.       — Это история для другого раза, чувак.       — Конечно, — неловко кивнул Йен.       Хотя черты лица и характер Микки, казалось, смягчились с годами, было ясно, что некоторые его части по-прежнему строго охранялись, как и раньше.