Last of a Dying Breed

      Не успел Йен и глазом моргнуть, как его первая неделя уже подошла к концу. Его сон постепенно улучшался с каждой ночью, по мере того, как он все больше погружался в рутину, и установленный график нравился ему намного больше, чем он думал изначально.       Всё это шло ему на пользу. Каждое утро, когда Йен смотрел в зеркало перед приемом лекарств, он замечал, что выглядит гораздо более отдохнувшим. Красных пятен на его щеках и лбу стало меньше, а мешки под глазами постепенно исчезали. Оказывается, что отсутствие работы на психа, который заставляет вас совершать страховое мошенничество, творит чудеса с вашей кожей, и он снова чувствовал себя почти прежним.       Погода продолжала налаживаться, что всегда поднимало ему настроение. Когда он выходил на улицу каждое раннее утро и ощущал теплое солнце на своём отдохнувшем лице, Йен вспоминал, что лето не за горами. Возможно, он даже снова мог бы начать бегать и восстановить свою физическую форму, пробегая весь путь до спасательной станции, пока ещё было не слишком жарко.       Марафоны дрочки, которые Йен проводил каждую ночь перед сном, тоже могли сыграть определенную роль в легкости его шагов. Он заводился каждый вечер, снова и снова вспоминая ежедневное общение с новым боссом, быстро сдавшись в своем недолгом стремлении не находить последнего таким чертовски привлекательным. И теперь знание, ебучее знание, что они с Микки играли в одной команде, давало ему все виды (возможно) ложной надежды.       Вероятно, это была худшая и самая избитая идея в мире — влюбиться в своего начальника, но внимание Йена было приковано к Микки с пятнадцати лет, поэтому он считал, что мог позволить себе хотя бы немного расслабиться в этом плане. Кроме того, это была не совсем его вина. Микки был тем, у кого были проницательные глаза, кривая улыбка и пухлые губы, не говоря уже о том факте, что он вышел прямо из заключения и начал спасать гребаных щенков!       Ну же! Йен был всего лишь человеком, и его внутренний пятнадцатилетний ребенок мог не так много, прежде чем он начал бы рисовать имя Микки в своем блокноте и смешивать их фамилии вместе.       Он проводил некоторое время наедине с Микки, пока тот оценивал способности Йена контактировать с собаками разных темпераментов и характеров, и Йен обнаружил, что с нетерпением ждет этих коротких минут каждый день.       Микки был просто чертовски хорош в том, что он делал. Уважение и любовь, которые собаки испытывали к нему, были очевидны для любого, даже если вы ни хрена не знаете о поведении четвероногих. То, как они все время смотрели на него в поисках одобрения, ожидая даже малейшего кивка от Микки, которым тот демонстрировал, что он здесь и все в порядке. Было действительно приятно наблюдать всё это, и Йен приходил в восторг каждый раз, когда Микки общался с собаками, с которыми он его знакомил.       В среду Микки познакомил его с Таверном, самым эмоциональным кокер-спаниелем в мире, чей хвост-пропеллер вращался так быстро, что Йен боялся, как бы малыш не взлетел.       Он рассмеялся, когда Микки привел собаку во двор, ожидая, что с каждым днем будет иметь дело с более сложными (и, возможно, опасными) экземплярами. И когда он сказал об этом Микки, тот просто ухмыльнулся и спустил Таверна с поводка, чтобы пёс поиграл, а затем проинструктировал Йена, что он должен попытаться присмирить возбужденное животное.       Йен с любопытством смотрел на него, когда принимал от Микки поводок, гадая, в чем был подвох.       В течение двадцати минут Йен гонялся за псом по площади двора, отчаянно пытаясь сохранить свой голос светлым и радостным. Таверн явно думал, что все это просто игра. Он взволнованно тявкал, когда они носились по двору. В какой-то момент Йен был почти близок к успеху. Ему удалось тихо подкрасться к щенку, когда тот сидел, тяжело дыша и уставившись на стаю птиц, отдыхающих на соседней крыше. Как только Йен сделал выпад, Таверн радостно залаял и вскочил, прошмыгнув между ног Йена и заставив того растянуться на земле в вихре конечностей и меха.       Громкий смех Микки разнесся по округе, и Таверн снова взволнованно залаял, явно воодушевленный тем, что он и его новый рыжеволосый приятель по играм заставляли Микки выглядеть таким счастливым. Честно говоря, Йен тоже был очень доволен этим — несмотря на почти сокрушительное смущение.       Микки не дразнил его слишком долго, наконец продемонстрировав Йену искусство убеждения, когда дело доходит до того, чтобы заставить возбужденных собак подчиняться. Это поразительно напоминало способы усмирения его младших братьев и сестры — отвлечение вкусными взятками.       К счастью, на следующий день ему удалось восстановить часть своего достоинства со своим новым лучшим другом Хэнком — енотовидным псом. Хэнк повсюду следовал за Йеном, как его первый серьезный парень в старшей школе: те же глупые глаза и поцелуи с чрезмерно агрессивным языком. Микки тоже взял с собой Рокко, используя Хэнка, чтобы продемонстрировать, как уверенные в себе особи могут помочь нервным чувствовать себя более непринужденно.       Конечно же, Рокко держался рядом с Хэнком, пока Йен вел их по двору к двум конурам без дверей, которые Микки поставил там ранее. Хэнк сразу почувствовал запах вкусных угощений, спрятанных внутри, и поплелся прямо туда, чтобы схарчить их. Рокко настороженно подождал несколько мгновений, с любопытством разглядывая конуру, прежде чем наконец шагнул внутрь, последовав примеру Хэнка и получив ту же награду.       Йен счастливо улыбался, прижимая руку к собственной щеке. Именно тогда он увидел, как Микки изучает его боковым зрением. Он сказал себе, что это было чисто профессиональное наблюдение за новичком и не более того.       Возможно, так и было.

***

      Йен сидел в наушниках, когда ехал на поезде на работу. Наклонив голову, он смотрел на потрёпанную рекламу залоговых облигаций, слушая отвратительно обнадеживающие песни и намеренно не думая о голубых глазах. Вовсе нет.       🎵Раньше я не понимал, Я не знал, для чего существует любовь, Моё сердце разбилось, моё сердце заболело, Этим чувством под названием любовь. Увлечённый историей античности, Я не верил в судьбу. Но вдруг, подняв глаза, я увидел тебя рядом с собой… Какое же это чувство! 🎵       Черт. Он так невероятно облажался.

***

      — Ты должен мне помочь! — взмолился Кенни, хватая сэндвич за пятничным обедом. — Микки сегодня очень ворчливый, он меня не слушает. Я знаю, что это отличная идея! Это сработает, он просто слишком упрям, чтобы понять!       Кенни месяцами подталкивал Микки к проведению большего количества мероприятий, но презрение Микки к широкой (человеческой) публике делало его придирчивым к тому, какие акции по «усыновлению» они посещали. Два дня назад Кенни, переполненный вдохновением, предложил использовать некоторых собак, готовых к возвращению в общество, в качестве животных для чтения-терапии для детей из дерьмовых районов. Идея посетила его голову после того, как он увидел своего маленького племянника, читающего сказку на ночь своему лучшему другу-лабрадору.       Это была действительно отличная мысль, но Микки был явно с этим не согласен, независимо от того, насколько Кенни упорствовал (и, боже, он действительно упорствовал!).       Йен нахмурился.       — И что заставляет тебя думать, что я смогу убедить его, если ты не можешь?       Кенни испустил долгий и драматичный вздох.       — Потому что! Ты старше меня, ты из Саут-сайда, и твоё лицо вызывает доверие.       Йен скептически посмотрел на парня. Он на это не купился.       — Кроме того, он уже попросил всех нас поговорить с боссом, и мы сказали «нет», — фыркнул Брайан, передав Йену бутылку воды из рюкзака.       Бинго!       — Я приберёг лучшее напоследок, — поклялся Кенни.       Эрнез выхватил поднос с сэндвичами из рук Кенни и достал тарелку с сыром.       — Ты заблуждаешься, если думаешь, что Микки впустит сюда кучу детей, чувак.       — Их бы здесь и не было, — раздраженно огрызнулся Кенни. — Мы бы пошли к ним сами.       — О, ну в таком случае, — начал Эрнез, и Кенни мгновенно оживился. — Все еще нет.       Кенни нахмурился, скрестив руки, и в очередной раз раздраженно вздохнул. Он был похож на десятилетнего Карла, которому только что отказали в затяжке косяка, и это воспоминание заставило Йена ухмыльнуться.       — Что ж, извините меня за то, что я хочу приютить собак и помочь сообществу, — проворчал он.       В этот момент со склада появился Микки с инструментами в руках и выражением мрачной решимости на лице. Йен осторожно наблюдал за ним. Черт, он действительно выглядел так, как будто у него было плохое настроение.       Микки подошёл к ним по пути во двор, замечая, без сомнения, умоляющее выражение лица Кенни. Его хмурый взгляд стал еще мрачнее.       — Ты все еще ноешь об этой гребаной терапии, парень?       Кенни закатил глаза и пробормотал что-то, что звучало очень похоже на «осёл», но он знал, что лучше не оскорблять Микки Милковича вслух, когда тот был не в духе.       Йен сдержал ухмылку. Оказалось, были некоторые вещи, которые даже подобный энтузиазм не мог исправить.       — Что ты там промямлил? — Микки ткнул в него пальцем без реальной угрозы, просто с раздражением. Кенни молча отмахнулся от него, прежде чем вытащить телефон и притвориться, что занят. Микки не стал дожимать, просто посмотрел на Йена. — Сегодня никаких тренировок, рыжий. Нужно поставить укрытие в тени. Не стесняйся помогать, если хочешь быть полезным.       Договорив, Микки исчез на заднем дворе, прежде чем Йен успел ответить.       — Господи, что на него нашло? — пробубнил Йен, глядя ему вслед.       — Вероятно, получил еще один звонок от ОПЧ, — попытался объяснить Брайан.       — ОПЧ?       — Общество преобразования Чикаго, — услужливо подсказал Кенни. — Они скупают большую часть этого квартала для общественных проектов.       — А разве спасение животных не общественный проект? — Йен состроил гримасу.       — По-видимому, не на столько, — пожал плечами Кенни. — Последние несколько месяцев они доставали Микки из-за этого места, и он чертовски бесится каждый раз, когда они звонят.       Облагораживание не являлось чем-то новым для Саутсайда. За последние несколько лет оно медленно прорастало, как сорняки, в виде кофеен и комиссионок с ироничными названиями. Начинало казаться, что даже благотворительные организации и спасатели небезопасны.       Эрл подхватил две бутылки воды, набранной из кулера, и поставил их перед Йеном.       — Тебе лучше пойти и убедиться, что он не разрушит то, что построит.       — Да, — поморщился Кенни, — помнишь, как он голыми руками разломал ту деревянную конуру?       Все присутствующие кивнули и пробормотали что-то в знак солидарности.       Йен прижал бутылки к груди, разрываясь между стремлением и осторожностью при мысли о попытке вывести из себя взбешенного Микки Милковича.       — Отлично, спасибо, ребята.

***

      Когда он пробрался на задний двор примерно через десять минут, Йен услышал лязг молотка по металлу еще до того, как увидел Микки. Шум был дребезжащим и ожесточённым, угрожающим даже для чего-то такого, чем сами по себе являются удары молотком.       Микки сидел на корточках, спиной к Йену, пот уже собирался под его серой футболкой, когда он вбивал металлический колышек в основание стального столба. Его синие джинсы сидели достаточно низко, чтобы Йен залюбовался резинкой его боксеров. Он мог бы поклясться, что это выглядело как брифы. Если бы он подошёл ближе и обнаружил, что это Кельвин Кляйн, он точно должен был двинуть кони прямо на месте.       Йен сделал глубокий вдох и открыл ворота.       Как только звук металла, скребущего по гравию, эхом разнёсся по двору, Микки быстро обернулся, прежде чем Йен успел что-либо увидеть, и его лицо стало ещё более хмурым, чем было раньше.       Йен протянул одну из бутылок с прохладной водой в качестве предложения мира, приближаясь к Микки уверенными шагами, как будто собирался присмирить нервную собаку. Микки бросил свои инструменты и встал на ноги, принимая бутылку, когда она оказалась в пределах досягаемости.       Их пальцы соприкоснулись на мгновение в том месте, где кожа Йена была уже влажная от конденсата на холодном пластике. Галлагер отдернул руку, с трудом удерживая желание прижать ее к своему разгоряченному лицу в надежде успокоить румянец, расползающийся по щекам.       — Спасибо, — проворчал Микки, все еще немного недовольный, но теперь с более мягким, расслабленным выражением лица.       Он оттянул футболку и вылил на себя половину воды. Кадык гипнотизирующе дёрнулся, когда он сделал глубокий глоток.       Йен отвёл взгляд, прежде чем его могли поймать за разглядыванием, и неловко отхлебнул из своей бутылки.       Микки выглядел уже значительно менее раздраженным, когда с довольным выдохом опустил руку с водой.       — Я что, мудак? — внезапно спросил он, на что Йен приподнял бровь с саркастичной ухмылкой. Микки тут же закатил глаза и фыркнул. — Я не имел в виду в целом, — уточнил он.       — О, хорошо, — ответил Йен, все еще ухмыляясь. — Не хотел бы лгать боссу в первую неделю работы.       — Да пошел ты, — огрызнулся Микки без яда в голосе и с едва заметным подобием улыбки. — Ты знаешь, что я имел в виду.       Йен не мог отрицать волнение, которое вызывала у него просьба Микки высказать своё мнение. В его голове прокручивалась масса возможных ответов и опасений, что он мог ляпнуть что-то не то. Микки, которого помнил Йен, был ненавидящим всех самодовольным головорезом с южной стороны, так что способы общения этого Микки были просто восхитительными. Этого преобразившегося Микки. Однако… он был не уверен.       — Спрашивать о таком кого-то с психическим заболеванием, вероятно, не самая удачная мысль, — ответил он через несколько мгновений, и Микки быстро усмехнулся.       — Отвали. Это дерьмовая отговорка, Галлагер, и ты это знаешь.       Микки знал, что у Йена было биполярное расстройство. Черт возьми, да половина страны знала о биполярке Йена, благодаря освещению в новостях всех его закидонов в разгар мании! Ему больше не было стыдно, но он осознавал, что люди все еще осуждали его за произошедшее, и все еще оценивали всю его личность по одному говённому диагнозу.       Но Микки смотрел и видел сквозь это, и Йена радовало осознание того, что Микки ни разу не упомянул про болезнь, в то время как Пола вцепилась в это дерьмо в мгновение ока, используя его, чтобы заставить Йена чувствовать себя на всю жизнь облажавшимся.       — В таком случае, может быть, ты был немного мудаком по отношению к Кенни, — наконец признал он.       Микки глубоко вздохнул и поморщился, выглядя искренне разочарованным.       — Черт, я так и знал.       Йен прислонился спиной к забору, играя с крышкой своей бутылки.       — Он простит тебя. Кенни хороший парень.       — Да, он такой и есть. Он действительно хороший парень, и у него много отличных идей, он чертовски целеустремлённый. И у него эти глазищи побитого щенка. Блять! — Микки сделал короткую паузу, чтобы улыбнуться и перевести взгляд обратно на Йена, почесав пальцем переносицу. — На самом деле он напоминает мне тебя.       — Что? — Йен фыркнул от смеха.       — Тебя в старшей школе, с твоими гребаными веснушками и милым детским личиком, и… я не знаю, — быстро проговорил Микки, широко жестикулируя и немного запинаясь, как будто он (возможно) был немного взволнован.       Йен тоже мог бы быть взволнован, если б он не был так занят, пребывая в полном восторге от внезапной неловкой неуклюжести Микки. Даже если тот позволил этому ощущению длиться всего секунду, прежде чем покачал головой и, рассмеявшись, посоветовал Йену отвалить.       — Тебе нужна помощь? — спросил Йен, кивая в сторону единственного стоящего столба.       — Конечно, будешь держать или заколачивать?       Йен ухмыльнулся, не в силах удержать за зубами свой язык. Микки продолжал смотреть ему в глаза, без всякого намёка на смущение.       — Никогда не упускал возможности что-нибудь заколотить, — пожал плечами Йен, не упуская из виду, как Микки втянул нижнюю губу в рот и нахмурил брови.       Йен первым пришёл в движение, проходя мимо Микки, чтобы поднять молоток с земли. Он достал несколько металлических колышков и кинул их в руку Микки.       Они принялись за работу, чтобы установить оставшиеся три столба, и Йен был рад, что ему приходилось смотреть на землю, так как сильные, крепкие бедра Микки маячили на уровне его глаз, пока Йен вбивал колышки.       — Знаешь, я хожу на терапию раз в неделю, — произнёс Йен, когда они прервались, чтобы попить воды. Микки закурил сигарету, его глаза скользнули по лицу Йена за пламенем зажигалки. — Каждое субботнее утро, — продолжил Йен, несмотря на молчание Микки. — Сначала я решил, что всё это чушь собачья, чувствовал себя так чертовски неловко, знаешь? Я не хотел рассказывать обо всём этом дерьме даже своей семье, не говоря уже о каком-то незнакомце. Кабинет меня напугал. Я ненавидел, как чертовски по-больничному все это выглядело.       Микки предложил сигарету Йену и прислонился спиной к забору, изучая его с большим интересом.       — И как ты поступил?       Йен медленно затянулся, пытаясь не думать о том, как пухлые губы Микки только что изгибались вокруг фильтра.       — Я рассказал ему, — наконец произнёс он, выдыхая дым вместе со словами. — Сказал, что весь внешний вид этого помещения просто пугает меня, заставляет меня чувствовать себя обороняющимся. Он сказал, что это нормально, особенно для людей, которые выросли, как мы — имея дело с социальными службами и постоянно испытывая презрение со стороны властей. Он сказал, что это настораживает нас, — этот диван и кресла — делает нас недоверчивыми и несклонными обращаться за помощью, когда мы становимся ещё старше.       Микки фыркнул.       — Итак, он повел меня в бар, — продолжил Йен. Брови Микки мгновенно сошлись в озабоченном замешательстве, от чего Йен хрипло рассмеялся. — Не в том смысле, чувак. Парню за шестьдесят, и он женат на своей школьной любви.       Микки пожал плечами и забрал сигарету обратно.       — Тогда какого хрена он повел тебя в бар?       — Не просто в какой-то бар, он отвел меня в «Алиби», в наш местный бар. Мы сидели и пили пиво, и он попросил меня рассказать ему об этом месте, о воспоминаниях, которые у меня там были, хороших и плохих. Прежде чем я это понял, я открылся этому парню, как будто мы были боевыми приятелями.       Микки вздохнул, сделав еще одну затяжку, и снова протянул сигарету. Когда Йен взял её, их пальцы соприкоснулись.       — Зачем ты мне это рассказываешь, чувак?       — Потому что… быть в знакомом месте, просто пить пиво и делать что-то привычное — мне это помогло открыться, поговорить о том дерьме, в котором я нуждался. Я думаю, это то, что Кенни пытается сделать для этих детей, понимаешь? Пусть у них будет что-то такое, что ослабит их бдительность, когда они этого не осознают. Помочь им в долгосрочной перспективе, как никто никогда не помогал нам.       — Черт возьми, ты подлый ублюдок, Галлагер! — хихикнул Микки, откинув голову назад.       Йен вернул сигарету с улыбкой и пожал плечами.       Микки провёл рукой по лицу, прежде чем сделать еще одну затяжку, после чего затушил сигарету о забор.       — Давай, — драматично вздохнул он. — Давай закончим этот вольер, прежде чем сообщим Кенни новости. Если он обоссытся от радости, тебе придётся убрать.       Йен действительно блестяще справился.       — Договорились. Передай мне мой молоток.

***

      Проводить уикенд в одиночестве было для Йена непривычно. Раньше, на скорой, Пола всегда ставила его в смену на выходные, рассказывая какую-то чушь о том, что «каждый Спарки должен платить свои взносы». На самом деле, субботний вечер в одиночестве — это хорошо, действительно чертовски хорошо, как глубокое удовлетворение, когда он достал два пива из холодильника, вернувшись домой после терапии, и опустился на диван рядом с Карлом, протягивая ему одну из холодных бутылок.       Они дружно открыли бутылки и чокнулись горлышками, прежде чем расслабиться и пристроить ноги на кофейный столик. Йен скинул кроссовки, ссутулился и переставил свои длинные ноги, гудящие после трехмильной пробежки, которую ему действительно удалось совершить этим утром.       Сидящий в кресле Лиам передал пакет чипсов, который он уже наполовину съел, и Йен ощутил себя самым довольным за последние месяцы. Больше не было нелегальной и откровенно хреновой работы, из-за которой можно было бы переживать, не было сомнительного нового сокамерника или надвигающейся мании. Только комфорт и безопасность в компании его младших братьев и фильм «Ледниковый период», который они все тайно любили.       Пока они наслаждались фильмом, остальные члены клана Галлагеров вернулись домой, заняв свои места в гостиной, чтобы присоединиться к просмотру и поспорить, чья очередь нести перекус.       Йен улыбнулся сам себе по пути на кухню, открывая шкафы, чтобы наполнить свои руки закусками.

***

      В воскресенье днем Йен стирал белье, когда его телефон завибрировал на кухонном столе.       Неизвестный: Йен Галлагер, моя первая любовь собственной персоной!       Йен: Джастин Тимберлейк?       Неизвестный: Это ТВОЯ первая любовь, придурок!       — Мэнди!       Йен весело рассмеялся, роняя скомканные носки, которые он держал в руках, и запрыгнул на сушилку, нетерпеливо водя пальцами по экрану, чтобы сохранить номер.       Йен: Мэнди! Черт! Как дела? Давно тебя не слышал.       Мэнди: Могу сказать то же самое тебе, Галлагер. Что? Ни одного телефонного звонка, сообщения или открытки от вашей секты? Черт. Ты же знаешь, я люблю твой культ ☹️       Йен улыбнулся и мягко покачал головой. Прошло много времени с тех пор, как кто-то отпускал шутку о гей-Иисусе, которая не заставляла его чувствовать себя дерьмово. Черт, он скучал по разговорам с Мэнди. Он забыл, как легко было просто поболтать с ней.       Йен: Угостить тебя выпивкой, чтобы извиниться, когда ты в следующий раз будешь в городе?       Мэнди: Бесплатная выпивка и твоя хорошенькая мордашка? Отведите меня к своему лидеру!       Йен: Откуда ты знаешь, что она всё еще хорошенькая?       Мэнди: Я слежу за домашними новостями.       Йен: Тюрьма могла бы изменить меня. У меня могли бы быть отвратительные шрамы от заточки и татуировки на лице!       Мэнди: Меня заверили, что с твоим лицом все в порядке 😏       Что? Ноги Йена внезапно словно налились свинцом, став тяжелыми, как будто собирались с хрустом протащить его прямо сквозь сушилку. Конечно, она не могла иметь в виду… это невозможно…       Стоп.       Йен: Эй, откуда у тебя мой номер?       Мэнди: Что? Разве это не 1-800-горячий-Иисус?       Чертовы Милковичи…       Йен: Ха-ха. На самом деле это гей Иисус.       Йен: И я серьезно       Мэнди: Маленькая птичка напела, что ты спрашивал обо мне. Я сказала, что хочу знать, реальный ли это пресс на всех фотографиях гей-Иисуса. Тогда он подбросил мне номерок!       Йен быстро вздохнул, подавившись слюной, закашлялся, неуклюже сжимая телефон в попытке восстановить дыхание.       Йен: Скрффггггггг       — Черт, — выругался он, потирая горло и снова водя большим пальцем по экрану.       Мэнди: 😂 что это было, неуклюжие пальцы?       Йен мог бы прикинуться дурачком, но если Мэнди всё ещё была хоть немного похожа на ту, какой она была в старшей школе, ему всё равно не удалось бы ее одурачить.       Йен: Отвали 🖕🏻       Мэнди: Очень похоже на разговор с маленькой птичкой!       Йен: Как Нью-Йорк?       Мэнди: Плавный переход, Джинджер Иисус. Много народу, люди чертовски грубы, но пицца вкусная. Ты должен как-нибудь навестить меня! Знаешь, когда тебе снова разрешат покинуть штат, и ты будешь не слишком занят наблюдением за птичками 👀       Как она все еще так хорошо его чувствует?       Йен: Ненавижу тебя       Спустя тридцать минут, после непрерывной переписки с Мэнди, в которой они делились друг с другом новостями о своей жизни со времен средней школы, Йен получил еще одно сообщение.       Неизвестный: Привет, просто предупреждаю, Мэнди, вероятно, скоро отправит тебе сообщение. Дал ей твой номер, надеюсь, ты не против?       Неизвестный: Кстати, это Микки.       Ноги Йена снова потяжелели, когда он подумал о Микки, ожидающем ответа, задаваясь вопросом, нервничал ли тот так же сильно, как Йен.       Возможно. Просто, может быть.       В животе Йена что-то ёкнуло.       Вот черт.       Он так невероятно облажался.