Одна кровь

      Что ж, ночная прогулка в одной пижаме по сырому лесу в начале февраля и сон посреди кладбища, как можно было ожидать, оказали не лучшее воздействие на мое здоровье. На следующее утро я проснулась с дикой головной болью и ломотой во всем теле. Больно было даже оторваться от подушки. Хорошо, что хоть проснулась в своей постели, а не рядом с очередным надгробием.       Разумеется, когда я пришла на первый урок, и учитель увидел мое состояние, меня отправили в медпункт. Там, осмотрев меня и послушав мое дыхание, фельдшер велела мне соблюдать постельный режим и пить больше жидкостей, а так же освободила от занятий на четверо суток.       Конечно, следовать предписаниям врача я не собиралась. Мне выделили четыре дня, которые я могла бы потратить с пользой, найти ещё какой-то информации про странные события, происходящие в этой академии, пусть головная боль и не самый лучший компаньон для этого. Ко всему прочему, на мое везение, мою соседку попросили пару суток переночевать у своей подруги в другой комнате.       Однако моим планам не суждено было сбыться. Во второй половине дня дверь в мою комнату открылась, пропуская внутрь одного прилипчивого парня с длинными русыми волосами и зелёными наглыми глазами. Заметив меня, сидящую за столом с книгами, он недовольно цокнул языком, скидывая с плеча портфель и, подойдя ближе, стал вытаскивать разные коробочки из сумки. — Что ты тут делаешь, Торп? — не скрывая возмущения, фыркнула я, буравя его взглядом. Нежданный нарушитель моего спокойствия, казалось, совсем этого не замечал. — Узнав, что ты заболела, я забеспокоился и, после уроков, отправился в медпункт. Выяснил, какие тебе стоит пить лекарства, чтобы быстрее выздороветь, а ещё что ты отказалась от медикаментов. Кстати, почему? — наконец-то посмотрев на меня с нескрываемым укором, спросил художник. Я повела плечом, про себя судорожно думая о том, как его выпроводить. — Они мне ни к чему, так вылечусь, — в итоге протянула я. — Дура, — покачал головой Ксавьер, ставя мне неутешительный диагноз. От возмущения у меня даже перехватило дыхание. — Чего, прости? Ты часом не перепутал? — парень на это усмехнулся, захлопывая книгу, которую я читала, и сжимая мои плечи ладонями, заставляя повернуться к нему. — Зато я привлек твое внимание. А теперь в кровать, у тебя вообще-то постельный режим, — сверкая очаровательной улыбкой и зеленью глаз, заметил художник. Я скрестила руки на груди, вскинув бровь. — И почему я должна тебя слушаться? — Могу пойти и сказать директору, чтобы тебя отослали домой, так как ты не следуешь предписаниям фельдшера, — его улыбка стала ещё шире, из-за чего на впалых щеках появились ямочки. — Ты же не хочешь этого, так? — И зачем тебе все это? — спорить с ним, кажется было бесполезно, но упрямства мне было не занимать, и потому я продолжала сидеть за столом. — Я хочу с тобой подружиться, а друзья друг о друге заботятся, разве нет? — внезапно захотелось сильно ударить его по лицу. Или ещё куда. А потом выставить за дверь и подпереть ее чем-нибудь тяжёлым. Однако он мог ещё оказаться мне полезным, а потому портить с ним отношения было неразумно. — Верно, — недовольно буркнула я, послушно вставая со стула и пересаживаясь на край кровати. Он же просто даст мне таблеток, а потом уйдет, двадцать минут погоды не сделают… — Так, вот, — он набрал в стакан воды, открыл одну из коробок, доставая лекарство, и, бегло пробежавшись глазами по инструкции, выдавил две пилюли мне в руку. Вскоре на моей ладони собрался целый коктейль из пилюль, их было, наверное, штук семь, точно не считала. — Пей.       Я послушно закинула все таблетки разом на корень языка, стараясь не давиться ими и не морщиться от горечи, и сделала несколько глубоких глотков. Ксавьер довольно улыбнулся, оставляя стакан чуть в сторону: — А теперь ложись спать, — а сам уселся за стол, доставая учебники и тетради из своей сумки и, судя по всему, даже не собираясь уходить. — А тебе не кажется, что тебе пора? — хмыкнула я, все ещё сидя на краю кровати. — Ты напичкал меня таблетками, теперь можешь идти. — Я уйду, когда ты уснёшь, — спокойно помотал головой парень, отчего его хвостик забавно закачался. — Чем скорее ты ляжешь спать, тем скорее меня здесь не будет. Все просто.       Ну нет, такую наглость терпеть — себя не уважать! И что он о себе возомнил?       Встав с кровати и стараясь не морщиться от головной боли, я стала скидывать его вещи обратно в сумку. Торп молча и с усмешкой следил за моими действиями, чуть откинувшись на спинку стула, а после, когда собрав всё, я впихнула его портфель ему в руки, расхохотался. — Что смешного? — недовольно фыркнула я. — Ты можешь идти. — Я же сказал — не уйду, пока ты не ляжешь спать, — вставая со стула протянул он. — А я не лягу, — глядя на него снизу-вверх, фыркнула я, скрещивая руки на груди. — И что дальше? Привяжешь меня к кровати? — Если понадобится, — парень повел плечом, делая вид будто задумался, потирая пальцами подбородок. Зелень глаз горела какой-то детской непосредственностью, ребячеством и злобным весельем. — Жаль только, у меня нет с собой веревки… — Действительно, какая досада, — глядя на него, невозможно было сдержать улыбки. — Ну, ничего, думаю, я и так справлюсь. Он стал идти на меня, вынуждая пятиться назад к кровати. Вскоре отступать мне было некуда. Столкнувшись ногами с постелью, я стала заваливаться вниз и, чтобы удержаться, схватилась за галстук Торпа. Как итог, мы упали вместе, а мой затылок ещё и впечатался в стену так, что у меня аж в ушах зазвенело. — Ауч, — потирая ушибленное место и жмурясь от боли, протянула я. — Молодец, доктор! Решил меня совсем добить?! А Ксавьер лежал на мне, не сдерживая смеха и невинно так сверкал глазами. — Не надо было упрямиться, Ленор, сама виновата, — беззлобно фыркнул он, приподнимаясь на локтях и нависая надо мной, опаляя горячим дыханием мои щеки. — Вставай давай с меня, ты тяжёлый, как слон, — наигранно прохрипела я, упираясь ладонями в грудь парня и стараясь оттолкнуть его, однако из-за ужасной слабости во всем теле у меня это, что вполне ожидаемо, не вышло. — Не встану, — его улыбка стала шире, а на щеках, кажется, появился лёгкий румянец. — Я же говорил тебе ложится спать. По-хорошему надо было, а ты упрямилась. Вот теперь будешь спать так, — и снова засмеялся. Я вновь попыталась отпихнуть его, в этот раз даже более удачно, но парень, приподнявшись, лишь скинул обувь, чтобы вновь завалиться на мою кровать. — Отстань, Торп, серьезно! — стараясь подавить желание улыбнуться, протянула я. — А вдруг ты тоже заразишься? М? — Ну, у меня хороший иммунитет, так что твоим бактериям придется сильно постараться, чтобы одолеть меня, — не переставая тихо посмеиваться, он стянул с волос резинку, позволяя им рассыпаться по плечам и подушке, укутал меня в одеяло почти до самых ушей, сжимая мои руки и ноги своими, видимо, чтобы я не пыталась вырваться, и прикрыл глаза. Запах масляной краски, крепкого чая и хвои наполнил лёгкие. Размеренное дыхание и тепло успокаивали, и вскоре к общей слабости добавилась ещё и противная сонливость. Но сдаваться и слушаться Ксавьера я не собиралась. — У тебя у самого часом нет температуры, — фыркнула я, равнодушным взглядом сверля стену. — Нет, я всегда такой горячий, — и снова шутки… Точно клоун. — Спи. — Не хочу. — Все равно спи, — я попыталась выкрутиться из нежеланных «объятий», но парень лишь крепче сжал меня руками, прижимая к себе. Даже сквозь одеяло и одежду было слышно, как у него стучит сердце. — Торп, чёрт тебя дери! — все это начинало раздражать. Сильно раздражать. И в то же время вырваться у меня нет получалось, как бы я не пыталась. Даже попытка ударить ниже пояса провалилась с треском — Ксавьер просто не дал мне повернуться. Он был тяжелее меня, а мое тело из-за чертовой температуры отказывалось подчиняться. — Прекрати называть меня по фамилии. У меня имя вообще-то есть, — едва слышно хмыкнул он куда-то в одеяло. — Плевать мне. — Вредина, — дальше, что бы я ни пыталась у него спрашивать, как бы ни старалась разговорить его, парень молчал, лишь иногда тихо хихикая в кулак. В итоге слабость и сонливость одолели, и я, сама не заметила как, уснула. И, пусть я никогда не признаю это вслух, сон действительно прошел мне на пользу. Да и спать так было тепло и уютно. Но вот Ксавьеру об этом знать совершенно не обязательно. Ни к чему тешить его самолюбие…