Роман, о котором вы никогда не услышите.

С чего должно начинаться утро? Конечно же с охоты на уток. Ну, так по крайней мере считает мой отец, который видемо не знает, что такое похмелье, а жаль. На охоту эти два старых придурка вытащили своих сыновей. Конечно-же. Мы стоим по среди поля с пороховыми пушками и ждём уток. Зачем это? Без понятия, мы ведь их даже подбирать не будем. — Арс, — слышу я тихое у уха. Я оборачиваюсь на Антона.- Давай слиняем? — всё так же тихо говорит Антон кивая на отцов, которые стоят впереди. — Придурок? — почему-то тихо говорю я. — Ну, как знаешь. Я ухожу. — Ладно. Мы тихо удалились с поля в сторону леса. — И куда ты меня ведёшь? — спрашиваю я у Антона, который идёт чуть впереди. — Не знаю, — отзывается парень. На его спину падают лучи утреннего, лимонного солнца. Они скачут как зайчики, из-за полу плотной листвы в лесу.- Боишься? — вдруг останавливается Антон и разворачивается. — Нет. На это парень хмыкает и идёт дальше. Листья под ногами шуршат, привлекая к себе внимание. В небе летают белоснежные облака, которые как бы говорят о хорошей погоде на сегодня. Ночью явно был дождь, ведь кора деревьев пропиталась насквозь и теперь не приятно обмякла. Так же о погоде ночью говорил воздух. В атмосфере летал запах свежести вперемешку с запахом мокрой листвы и травы. Откуда-то сбоку слышались типичные звуки леса. Где-то то ли речушка, то ли ручей журчит. Под ногами издают звуки насекомые. Слева что-то шумит, наверное, заяц. И птицы поют. Звук выстрела разрезает тишину. Это отцы наконец начали то, зачем приехали. Юноша спереди никак не отреагировал на это. Было бы странно, если нас начали искать. Как я понял, у Антона та же история с отцом. Им просто плевать на своих сыновей. Вот только у меня есть мать, а у него… — Арс, слишком громко думаешь, — вырывает меня из мыслей голос парня. Антон вдруг остановился, когда откуда-то спереди послышалось кряхтение листьев. Это медведь. Огромное животное вышло из высоких кустов. Видимо мы попали на его территорию. Мы с Шастуном стоим как вкопанные. Стараемся не дышать. Да что там не дышать, стараемся остановить биение сердца. Юноша медленно подносит руку к карману брюк. Медведь подходит ближе, стоя до это в пятнадцати от нас. И вот между нами и медведем расстояние почти вытянутой руки. Я даже не успел понять, как звуки выстрелов, после падение медведя на землю. Антон убил его из револьвера. Бездыханное тело уже как минуту лежит на холодной земле, истекая кровью. Но ниодин из нас не может двинуться. Первым это делает Антон, разрывая тишину громким сглатыванием. — Это было близко, — говорю я, подходя к телу медведя, которое и так лежало слишком близко.- Я уже думал нам конец. — А-ага, — зачем-то добавляет Антон.- Пойдём дальше. — А ты всегда с собой револьвер носишь? — усмехаюсь. Антон уже, как в ничем не бывало, ведёт меня куда-то. — Да, привычка. Я полжизни занимался стрельбой, — Антон оборачивается ко мне, продолжая идти, — Даже пару-тройку дуэлей выиграл, — на это я хмыкаю, а Антон разворачивается.- Это здесь. Шастун резко останавливается. Подойдя к нему я вижу как заканчивается лес, а после выход на поляну. Поляну усеянную зелёной травой. Поляну, которая заканчивается обрывом. Это красиво. Я вышел на поляну, чуть ли не на самый край обрыва. Ветер тихонько теребит траву под ногами, а так же обдувает моё лицо. Лёгкие заполнены холодным и свежем воздухом. В голубом небе гуляют облака, которые было трудно разглядеть сквозь листву. Если посмотреть вниз, на обрыв, то можно увидеть густой, смешанный лес. — И как ты нашёл это место? — Антон подходит ближе к обрыву и садится на самый край, свешивая ноги. — Знаешь…- Антон смотрит на небо, начинает рассказывать, но запирается.- Да не важно. Видемо это что-то из *прошлого*. Что-то, о чем он не хочет говорить. Это его дело. У всех есть такие моменты, да и я не имею никакого отношения к нему. Но мне почему-то интересно, что случилось с этим парнем. Видемо это было до того, как он стал свободным. *** Сегодня я решил прогуляться по деревушке. Она не далеко, мне нечем заняться, да и я люблю рассматривать места, где я ещё не был. — Куда идёшь? — вдруг слышится голос, который я, кажется, запомнил на всю жизнь. Кому этот чёртов Шастун продал свою душу? Я шёл по коридору третьего этажа. Стены, пол, потолок–тут всё из дерева. На полу лежал длинный ковёр. А на одной из стен были о́кна, чуть ли не от пола до потолка. — Я решил посмотреть деревушку, — ответил я. — Тогда я с тобой. Давно не был в деревне, — сказал Антон. Я не против. В общем то мне всё равно. Я быстро окинул Шастуна взглядом. На нём кто бы сомневался белая рубашка с длинными рукавами, брюки и туфли. Перекинутый через одно плечо кожаный ранец. Кудрявая чёлка спадает на лоб. Губы слегка растянуты в почти невидимой улыбке. А зелёные глаза блестят. Они как-то по-особенному блестят. В них что-то не читаемое для меня, а так же… радость? Какая-то детская, искренняя радость, которую мне никогда не понять. *** Спустя пятнадцать минут ходьбы по «дороге», мы дошли до деревушки. В деревне было с пару десятков деревянных домов, церковь, колодец, который сразу бросается в глаза и несколько сараев. Идя по вытоптанным дорожкам на нас осматриваются каждый прохожий, при этом задерживая взгляд на Антоне. Оно и не удивительно, ведь его точно знает каждая собака. — Давно здесь не был–ничего не изменилось, — говорит Антон, вдыхая осенний воздух. — Пойдём в церковь? — спрашиваю я. — Ну, не знаю, — сказал Антон.- Я не очень люблю такие места, но если ты… Ладно не важно, пошли. Церковь вся из сосновых досок. Внутри много икон, крестов, свечей и конечно же жителей деревни. Я не верую в бога. Мой отец не верующий человек в отличие от матери. Папа всегда считал, что мы «выше» этого и что бог не сможет помочь нам в финансовом или каком-либо ещё плане. Он до сих пор так говорит. А мама? Ну, что мама? Она просто верит. Всегда говорит, что в её жизни она парой держится за веру в бога. Как я считаю, каждому своё. Для меня просто всегда был и будет примером отец, если бы он был верующим, то я, наверное тоже. — Ты часто в церкви ходишь? — вдруг спрашивает Антон. — Нет. Я не верующий. Хожу иногда в церкви, когда отец за мной не следит, как за трёх годовалым ребёнком. Он просто против этого. — Ясно, — только и отвечает Антон. — Что на счёт тебя? — зачем-то спрашиваю я. — Я не верю в бога, если ты об этом. Не нахожу этого для себя нужным, — странный ответ, но да ладно. Больше десяти минут мы там не простояли. Деревня оказалось куда меньше, чем казалось сначало. Поэтому Антон предложил пойти к реке. Опять он мне кажется другим. Совершенно другим. Как будто он даже мыслит не так, как все другие. Все не свободные. Речка оказалась не далеко от деревни. Антон уселся на траву берега и достал своей сумки блокнот, чернильницу и перо. Открыл чистый лист и начал черкать. Я уселся рядом. — Что рисуешь? — спросил я, заглядывая в зелёный сосредоточенные глаза. — Реку, — сказал он, усердно чёркая на листке.- Люблю рисовать водоёмы. — А меня нарисуешь? Звук от пера прекратился; Антон замер. А в глазах появилась растерянность. — Нет, прости. Не люблю рисовать людей. — Ничего страшного, — улыбнулся я. Может плохо получается. Может это связано с чем-то из прошлого. А может и вправду просто не хочет рисовать меня людей. Он же другой. *** Возвращаемся мы уже к закату. Просто сидели на берегу реки. Антон что-то рисовал, а я смотрел на него реку. Мы просто молчали. Но эта тишина была не давящая, а какая-то правильная. Будто мы решили послушать «возмущения» журчащей реки и остановиться во времени. Вот так просто. Я тоже почувствовал себя другим. Когда ты живёшь и наслаждаешься тем, что тебя окружает. Когда ты не слышишь не свои мысли, не чей-то голос. Когда есть только ты, река и Антон и сухая трава под тобою. Мы с Антоном больше не перекинулись ни одним словом, даже не попрощались. Потому что я хочу встретиться сегодня ещё раз и я надеюсь, что мы встретимся. И мы встретились.Точнее не так. Антон снова вышел поиграть на скрипке. Музыка, как и в прошлые разы, идеальна. Интересно узнать о чем он думает, когда изящно двигает пальцами. Когда изящно передвигается под многочисленные ноты. Когда вот так живёт. Как-то свободно, так как не бывает, так как я хочу жить.