Все, как я люблю

Они перекинулись с Уэнсдей парой сообщений на общие и слишком отдаленные для приятелей темы, пока Ксавье пытался унять практически невидимую дрожь в пальцах, потому что ему было, черт возьми, страшно. Страшно, что все сново пойдёт по-кругу, что она снова начнёт к нему столь же холодно относится, а Уэнсдей отлично умела окутывать общение с другими чувством покалывания на красных от мороза щеках. Страшно, что все полетит в тартарары. Он даже практически убедил себя в факте того, что эта дурацкая улыбка была просто признаком хорошего настроения из-за тёплых осенних дней, и совсем не зависела от одного определённого человека. Нет. Точно нет. Тем более Уэнсдей Аддамс так не нравились чужие улыбки. Она бы предпочла увидеть его оскал или слёзы. «Она бы предпочла тебя совсем не видеть» — жужжал тихий голос в голове. — «Я жду нашей встречи» Он не знал, зачем отправил столь компрометирующие во всех смыслах сообщение, потому что легче было спрыгнуть с крыши дома, чем нажать на проклятую кнопку «отправить», словно сам чёрт сидел у него за спиной и напевал сладкие колыбельные о светлом будущем. В жизни Аддамс не было места для чего-то светлого. Видимо, этот чёрт носил тёмные вещи и всегда заплетал лишь одну прическу: аккуратные косички. Он не ждал столь быстрого ответа, практически молниеносного для Уэнсдей Аддамс, которая предпочтёт на целую жизнь оставить тебя в «непрочтенных», лишь бы не перекидываться с тобой парой банальных фраз. — «Я тоже жду нашей встречи» Сначала ему показалось, что он неправильно прочитал. Может, у него начала развиваться дислексия или что-то в этом роде, потому что нельзя было не таращиться на только что полученный текст. На миг ему даже показалось, что это писала не она, но он лишь отмахнулся от этой мысли и быстро напечатал ответ. Будто нежелание признавать некоторые очевидные факты было не защитной реакцией его талантливого разума. — «Тебя держат взаперти и заставляют наряжаться в вещи Инед, если ты не ответишь на мое сообщение? » Да. Это определенно был неплохой ответ.

***

— Помнишь, как мы играли в прятки с соседским мальчиком? Потом его искали целый день. — задумчиво произнёс мальчик, ковыряясь вилкой в своём пудинге — Предложить ему залезть в колодец было отличной идеей. — продолжил он с полным ртом десерта. Уэнсдей отлично помнила эту игру. Это был один из тех дней, особенных для неё, когда осенние тучи сгущались над холмами, предвещая скорую грозу, а под ногами хрустели сухие кленовые ветки, которые скоро будут перемешаны с грязью и гнилой листвой. В лесу пахло сыростью и чём-то прекрасным. Так пах их семейный склеп, подвал в бабушкином доме, который был одним из самых известных мест для общения с умершими, и их личная оранжерея, где каждый яркий цветок аккуратно срезался ее матерью, оставляя лишь голые стебли, которыми они любовались всей семьей. Мортиша особенно любила алые розы, ведь, ничто не может так искусно и точно передать цвет свежей крови. — Советую тебе не есть с открытым ртом. — с явным отвращением сказала она, пока брат чавкал непонятной жижей во рту. — Или делать это не в моей присутствий. Мне, конечно, нравятся пытки, но не до такой степени. С этими словами девушка аккуратно встала из-за стола и подошла к окну, через которое виднелся зловещий осенний пейзаж. Где-то вдалеке она должна была видеть их трехколёсный Мессершмитт 63 года, который, словно семейная реликвия, передавался от отца к сыну. Уэнсдей бы никогда не смогла представить Пагсли в строгом костюме с двумя детьми, но всем свойственно взрослеть. Когда-то взрослая жизнь придёт и за ним, держась за руку с обворожительной девушкой, наверное, похожей на ее мать, которая будет способна затмить любой бал и любого мужчины лишь своей походкой, а она ещё даже не открывала своих алых губ. Родители отправились в городскую оперу, наслаждаться словами Шекспира о том, что «Прекрасное ужасно, а ужасное прекрасно». Уэнсдей была удивлена, как такую чудесную фразу ещё не выгравировали на одной из могил их предков. — Тебе снова писал тот мальчик. Спрашивал, как дела. — пробубнил Пагсли, облизывая пальцы и прерывая мысли девушки. — Все никак не могу спросить его про отца. — удручённо продолжил он. Девушка посмотрела на брата и заметила выражение крайнего недовольства. Но недовольство может исходить только из стараний, которые были приложены тобой через пот и слёзы,потому что желаний всегда будет недостаточно. А у ее брата отсутствовало первое и слишком характерно выявлялось второе — признак беды, как бы их семья не любила это слово. Необоснованные мечты для дураков и неудачников, которыми движет лишь сердце, пока разум, словно пистолет, заряженный холостыми, бесполезен. — Потому что шпионаж тоже искусство, Пагсли. Все твои действия должны быть чёткими и аккуратными. Ты должен продумывать каждый свой ход наперёд, как в шахматах или фехтование. — объяснила ему сестра, отрываясь от окна и подходя к нему. — Нельзя получить все по одному щелчку пальцев. Хотя, Уэнсдей казалось, что Ксавье и вправду сможет сделать многое лишь по одному щелчку ее пальцев. Как жалко и низко. Она никогда не позволит чувствам полностью завладеть собой, быть столь импульсивной и слишком сильно доверяться своему сердцу, которое было слишком холодным для ее быстрого и любопытного ума. На столе засветился экран телефона, привлекая внимание девушка, пока брат ушёл за дополнительной порцией пудинга. Уэнсдей быстро оглянулась и подошла к столу, взяв телефон и читая переписку брата с сокурсником. Все было сухо и до банальности глупо. Ничего удивительного. «Тебе держат взаперти и заставляют наряжаться в вещи Инед, если ты не ответишь на мое сообщение? » Уэнсдей быстро просмотрела это сообщение и уголок ее губ слегка поднялся, пока она пыталась представь самый ужасающий вид пыток для семейки Аддамс. Да, это точно была американская мечта. Идеальная семья, где мать каждое утро готовит панкейки, пока ее чудесные дети делают уроки, а отец уезжает на работу на своём до скрипа начищенном Шевроле Импала. Но вот только у них был дворецкий, а единственной работой, которой мог заниматься отец — это разработка новых видов пыток вместе с ней и Пагсли. Инед бы лишь похолодела только от ее рассказа, что говорить о целом представление, которое они могли предоставить каждому из ее родственников. Было бы славно. Уэнсдей усмехнулась про себя, быстро напечатав ответ: — «Мне не хотелось бы такое представлять, насколько бы я не любила страдания, Ксавье. » Каждое слово она набирает медленно, щёлкая своими чёрными ногтями по экрану, ставит все знаки препинания, на которые многие подростки абсолютно не тратят своего времени, и бывает слишком серьёзней для такой простой переписки, но Уэнсдей только учится, и иногда ей даже нравится, как бы она не хотела кому-то это признавать.

***

Ксавье кажется, что Уэнсдей бы писала отличные письма. Письма, которые были бы настолько же сухи, насколько и полны живыми подробностями ее жизни. А он был уверен, в жизни Уэнсдей Аддамс было огромное количество событий, которыми она могла бы поделиться. Эти ее смешные обращения в конце предложений и столь официальный язык для такого текста вызывал в нем улыбку, от которой Аддамс бы только нахмурилась. Ему вдруг стало интересно, как написан ее детектив, про который когда-то говорила Инед, и насколько он отображает ее реальность. Может, то, что творится у нее в голове, теперь обретает особую форму и цвет на белых листах, пока длинные пальцы аккуратно печатают текст на машинке, а складка между бровей начинает виднеться слишком явно. Может, его образ есть на одной из страниц. Ему бы точно хотелось узнать. Он лишь надеялся, что он не появится на одной из страниц ее Некролога, который она пишет по ночам ради забавы, потому что он уверен — это ее вид веселья. А забавы дозволены всем, даже великим Богам. Разве не так? Он выходит на улицу и достаёт сигарету, которую нашёл в кармане старого отцовского пиджака. Все равно он не узнаёт. Его отец слишком занят своей жизнью, чтобы замечать. Ксавье курил всего пару раз, но иногда так хочется расслабить свои напряженные до каждого нерва мышцы, что пальцы сами тянутся к зажигалке, пока в голове возникает полная нега. Полное отсутствие мыслей и сладкий мёд, стекающий по стенкам черепа, пока ты кидаешь бычок куда-то на асфальт, быстро наступив на него ногой, где он останется лишь серым отпечатком на дороге. На улице было пасмурно, а голые деревья выглядела слишком зловеще для их особняка. Мать никогда не хотела ассоциировать себя с чём-то тёмным, отталкивающим, окружив всех членов семьи пастельными тонами и красивыми пейзажами море, у которых порой так сильно хотелось оказаться. Он думает, что мог бы написать парочке друзей из города, выйти в их любимую закусочную или пойти на университетскую вечеринку, потому что его внешность никогда не была проблемой, он был до чертиков в этом уверен. Просто порой характер обиженного ребёнка брал над тобой вверх, пока ночами ты мучался от стыда за своё поведение, но тебе это позволяли. Позволяли многие, кроме Аддамс. Ему бы хотелось сказать, что ее заботит его внешнее и внутреннее состояние, но он знал, что ей просто наплевать. Уэнсдей было все равно, будь ты хоть первой леди, она не будет тебя выделять, как бы ты не пытался. И ему так сильно нравилась в ней эта черта. Честность перед окружающими, отсутствие желания кому-либо угодить и эгоистичные черты характера, для которых Ксавье был слишком человечным, слишком живым, ведь это порой были его главные пороки. Так не мы ли должны восхищаться их отсутствием?

***

Музыка была слишком громкой, а некоторые из девушек слишком навязчивыми, поэтому желание вылезти из этого смрада было столь же сильным, как и желание напиться до полной потери сознания. Потому что всем дозволены маленькие слабости. — Это охуеная штука, только попробуй. — проговорил кучерявый парень, протягивая стакан с красной жидкостью, красиво переливавшийся на тусклом свету гостиной, превратившейся в импровизированный танцпол. Ксавье вопросительно на него взглянул, беря напиток в руки. — Гранатовый ликёр и водка, чувствуется не хуже, чем отыметь ту красотку у туалета. — продолжил парень, кивая головой в сторону барной стойки, у которой околачивались минимум десять девушек. И как Торп должен был понять, кто из них «красотка» ? Жидкость обожгла гортань, приятно покалывая в желудке, пока Ксавье облизывал свои сладкие от сиропа губы. — Я бы повторил. — пожав плечами, сказал он, направляясь к барной стойке. — Тебе взять ? Его новоиспечённый друг лишь хмыкнул в ответ, пока какая-то девушка не позвала его по-имени. Ксавье наконец-то узнал, что того зовут Джейкоб.

***

— Так, откуда, говоришь, ты приехал ? — заинтересованно спросил Джэйкоб, будто ему было до усрачки важно узнать ответ. — Частная академия в соседнем штате, ты все равно о ней не слышал. — в общих чертах ответил Ксавье, отводя взгляд куда-то в сторону. — Так ты ещё не в Колледже? — удивлено спросил тот, подмигивая какой-то девушка. — Нет… мне ещё нужно поучиться пару лет. — уклончиво продолжил Ксавье, почесав свой затылок. — Так ты, типо, будешь учиться до двадцати пяти лет и наличия трёх детей. — прыснул Джэйкоб, облокачиваясь на диван. — Типо того. — улыбнулся Ксавье, понимая, что сейчас парня будет интересовать любая херня, которая только взбредёт в его концентрированный алкоголем мозг. — Слушай, я пойду проветрюсь. — проговорил Ксавье, быстро встав с дивана. Парень его больше не слушал, его больше интересовала та блондинка в ковбойской шляпе, танцевавшая на барной стойке. Морозный воздух осенней ночи приятно обдал его лицо холодом, пока мозг начал остывать от духоты, которая создавалась в помещение из-за отсутсвие кондиционеров и слишком большого количество развязных тел. Из-за яркого света, который исходил из дома, не было видно звездного неба, а пялиться на темное ничего Ксавье совсем не любил, поэтому руки сами достали телефон из кармана. Ему не хотелось писать сообщение Аддамс. Нет, он был слишком пьян для таких мелочей, а мозг теперь был слишком расслаблен, чтобы считывать последствия своих действий, поэтому, набирая Уэнсдей, он просто разбавлял унылую атмосферу этой минуты. Он сбросит после пятого гудка. Дальше держать не будет. Торп и так слишком явно перед ней унижался, надо бы взять волю в кулак. Хотя, про какую волю можно говорить, пока ты пьяный звонишь ей и надеешься услышать самый безэмоциональный голос в твоей жизни. Со стороны казалось, что для радости ему нужно столь малая часть всего, но они просто не знали Уэнсдей Аддамс. В динамике послышалось легкое шуршание, будто кто-то взял трубку. И щеки Ксавье порозовели сильнее, чем от всего выпитого алкоголя и спертого воздуха этого душного помещения. — Уэнсдей, привет. Знаю, что обещал не звонить. — с улыбкой, которая не была ей видна, сказал Ксавье, ожидая ответа. — Я… Это не Уэнсдей. — тихо проговорил мальчишеский голос из-за плохой связи в поместье Адаммсов. — О, тогда… Прошу прощения? — с жалостью в голосе спросил Ксавье, уже собираясь сбрасывать. Неужели он перепутал номера, потому что Аддамс бы точно не ответила. — Ну, вообще, тебе отвечает Аддамс, просто не тот, о которым ты говорил. — продолжил мальчик, будто объясняя Ксавье примитивное математическое уравнение. Черт, неужели он проговорил свои мысли вслух. — Тогда я говорю с… — С Пагсли Аддамсом. Пагсли Уго Аддамс. — с явной бравадой в голосе проговорил мальчик. — Рад познакомится, Пагсли. А где твоя… — Уэнсдей сейчас занимается починкой нашего электрического стула. Она занята. У этого ребёнка явно не было красного знака стоп перед глазами, потому что Ксавье практически не смог докончить ни одной из своих фраз. — Ты всегда так много говоришь, Пагсли. — усмехнулся Торп, спрашивая мальчика. — Нет. Только с Ва.. тобой. Я знаю твоего отца, Уэнсдей разрешила мне с тобой пообщаться. — объяснил Пагсли. Видимо, он совсем не мог держать язык за зубами. Информация сама просачивалась сквозь его пальцы. — Да, мой отец… — выдохнул Ксавье. — Он известный человек. — закатив глаза, продолжил он. — Да, и поэтому я уже давно хотел спросит о нем у тебя, пока мы переписывались. — быстро проговорил мальчик, с явной заинтересованностью в голосе. — Прости, что ?! — удивлено воскликнул Ксавье. — То есть все это время я… — он даже не смог закончить предложение. И пока Пагсли бормотал что-то в трубку, Торп думал о том, каким идиотом надо быть, чтобы поверить, что с ним переписывалась Аддамс, которая никогда бы не растрачивала свою энергию на бессмысленные диалоги и пожелания доброго утра, но, Боже, как ему хотелось в это верить. Где-то рядом с лопатками опять что-то оборвалось, словно мышечные волокна, напряжённые до состояния гитарных струн, дали слабину. И как он мог поверить… — Слушай… Пагсли? Я бы с радостью с тобой поговорил, но сейчас не время, правда. — практически извиняющимся тоном проговорил Торп. — Давай в другой раз? — неловко спросил он. Не услышав ответа, Ксавье бросил трубку. Ну, он всегда хотел пообщаться с Аддамс, но, видимо, Богу нужны более очерченные просьбы, потому что вместо черноглазой девочки тебе могут подсунуть ее тучного брата. Ему так сильно захотелось выпить того ликера с водкой.

***

— Уэнсдей ? — спросил провинившейся голос брата. Она надеялась, что он не вызывал одного из их сумасшедших родственничков, которые покоятся на семейной кладбище. Ее особенно беспокоил троюродный дедушка, считавший себя бродячей собакой, потому что звуки воя отлично подходили только под одинокие безлунные ночи, точно не тогда, когда она работала. — Пагсли, что ты сделал? — спокойным голосом проговорила она, смотря на брата. И в этом взгляде было столько обещаний, что он говорил лучше любых слов. — Я нечаянно проговорился твоему однокласснику о том, что вместо тебя с ним переписывался я. — протараторил брат. Благо у Уэнсдей был слишком пытливый и быстрый ум, чтобы просить повторить его невнятную речь. — Я же говорила, что ты плохой шпион. — пожала плечами девушка и вернулась к работе над стулом. Но что-то внутри ее сознания подсказывало ей, что Торп будет обижен. И пусть. Чужие эмоции — это не ее проблема.