Семейная терапия

      Она не спрашивала, а требовала и ставила перед фактом.       Проведя рукой по волосам, Ксавье тяжело выдохнул и усмехнулся. Она безнадёжна, он тоже. Часы показывали пол второго ночи, усталость и сонливость словно ушли прочь вместе с Аддамс. Ему нужно подготовить вещи. А что вообще с собой брать? На сколько они туда идут? На день? Они там с ночёвкой?       Перемещаясь по особняку словно в бреду, он скидывал все предполагаемо нужные вещи для похода в ручную кладь. Резкая острая боль пронзала виски, обездвиживая. Мигрени стали частым гостем в его доме, они всегда были предвестником видений, а после — явлением их на холстах. Опираясь на стену, он дошёл до мастерской: если не начать рисовать сейчас, боль усилится.       Раньше у него был нейтрализатор любой боли, но, как говорят, от всего можно стать зависимым, даже от нейтрализатора.       С её уходом спал и блок, что не давал боли поглотить разум.       Она его — нейтрализатор.       С каждым движением боль всё больше растекалась по его телу, отключая сознание. Всё пропадало постепенно: сначала был писк в ушах будто от старого приемника, сменившийся на белый шум, а после тишина. Мгновение — и в глазах всё начинало двоиться, зажмурившись в новом приступе, Ксавье молился, чтобы мольберт был на своём месте.       Шум падающих предметов разлетался по комнате, злясь на самого себя за оставленные по всей мастерской принадлежности, Ксавье искал нужные краски. От чего-то рука потянулась к тем самым кистям, подаренным много лет назад, он использовал их крайне редко. Уже стоя напротив холста и нанося краску резкими движениями, его разум отключился, оставляя работу телу.       Открыв глаза и потерев шею, Ксавье остановил взгляд на экране смартфона: четыре тридцать. Проклятие.       До встречи полчаса. Уже стоя у двери, он замечает чёрную краску на руке —воспоминания бьют как обухом по голове. Сглатывая вязкий ком, он неуверенно и боязливо оборачивается. Он не хочет смотреть на холст, последний привёл к разводу. Опуская глаза в пол, Ксавье неуверенно ступает по полу, не рискуя поднимать взор.       Судя по пульсации в висках, пульс зашкаливает. Резко поднимая голову, цвета леса глаза цепко изучают холст, исследуя и запоминая каждый миллиметр. Зрачки сузились от шока, он попятился назад, споткнувшись об тюбик с краской, упал на пол. Переступая через себя, он оживил картину.

***

      Небо обволакивали серые тучи, слышалось завывание северного ветра, голые кроны деревьев пошатывались от его дуновения. В воздухе всё ещё присутствовал запах дождя. Угнетающие статуи горгулий стояли словно стражи. Высокий парень со смолянистыми волосами, одетый в классическую белую рубашку и чёрные брюки, смотрел из-под чёрных ресниц на приближающийся силуэт.       Уэнсдей.       Она застывает на мгновение на сырой земле, а после срывается к парню. Тонкие пальцы обхватывают его лицо, она стоит на носочках, вглядываясь в его глаза. На лице царят ужас и волнение, губы подрагивают. Немного наклонившись, он дает ей возможность оставить невесомый поцелуй на лбу. На фоне слышны раскаты грома — из-за него неслышно половины диалога. Парень осторожно сжимает руки в районе её локтей, с трепетом улыбаясь.       Руки Уэнсдей плавно перешли на шею, обвивая её. Из обсидиановых глаз текли слёзы. Её чёрные волосы растекались по телу и доходили до бёдер. На чёрное шёлковое платье начали капать капли дождя. Двое людей стояли в объятиях под проливным дождем, шепча что-то друг другу.

***

      На душе стало мерзко, ногти впивались в кожу, оставляя следы. Этот парень обнимал его Уэнс. Нет, он так просто не сдастся. Вылетая из комнаты, он со всей силы хлопает дверью. С потолка сыпется штукатурка.       Chevrolet Impala 1967 останавливается у перекрестка, первые лучи восхода солнца освещают дорогу. Чёрный тонированный внедорожник стоит у обочины, облокотившись на него, Уэнсдей изучает карту, что-то объясняя парню, который в свою очередь довольно улыбается. Ублюдок. Кулаки так и чесались заехать по этой улыбке.       Бес ринулся в сторону создателя, маленький чёрный комок смотрелся до жути забавно на их фоне. Но, если вспомнить, что это модифицированное суфле, обросшее шерстью и увеличившееся в пять раз, показывает признаки разума и, возможно, несёт опасность, по телу пройдёт дрожь.       Лишь взяв Беса на руки, Аддамс кивнула ему в знак приветствия. Неловкая пауза продлилась не более минуты. Воздух пропитан декабрьским морозом, изо рта вылетали лёгкие клубки пара. — В двадцати пяти километрах отсюда есть горы. Прямо на выступах растут редкие ядовитые растения, нам с Фаресом нужно взять их образцы. Внутри горы есть пещера, легенда гласит, что раньше там жил изгой-отшельник, что выращивал растения и оставлял рецепты на стенах пещеры. Твоя задача определить их век и попробовать их прочесть. Оплата будет после. — Мне не нужны деньги. Мы на долго? Я не брал с собой палатку. — Твоя безответственность меня поражает, — чеканит Аддамс словно ядовитая змея, плюющаяся ядом. — Сказала девушка, что вломилась в час ночи с сообщником с попыткой кражи в частную собственность.       Сарказм сегодня из него так и плещет.       Кинув на парня укоризненный взгляд, она отвернулась обратно к карте, поглаживая Беса. Она взволнованна. Ксавье усмехается и мотает головой. Чёрт бы её побрал, он слишком хорошо выучил её поведение. — Если не поторопимся, можем попасть в бурю.       Проклятие, Фарес, он забыл о его существовании, а теперь ему нужно провести неизвестно сколько времени в его компании. — Ты прав. Ксавье, я надеюсь, ты не собирался ехать в горы на импале? — брюнетка недовольно кривит губы.       Конечно собирался, но ей он не признается. Машину пришлось оставить у обочины и попросить водителя забрать её.       Атмосфера внутри внедорожника напряжённая, или это только ему так кажется. Фарес ведёт машину, поворачивая там, где говорит ему Уэнсдей, успевая перешёптываться меж собой. Бес спал на коленях.       По сути, он ехал не только ради него. Он питал надежду поговорить. По салону авто разнёсся звук вибрации, а после песня. О, он определённо знает, кто звонил и что сейчас будет. Недовольный вереск с ноткой отчаянья наполнил салон внедорожника, он слышал лишь обломки фраз и те слова, что говорила Аддамс. — Я не одна, со мной Фарес, Бес и… Ксавье, — на последнем имени девушка слегка замялась. — А он что с вами там делае…       Вызов оборвался.       Чёрный внедорожник плавно едет по склонам, объезжая ямы, прибывает в место назначения.       Лагерь раскинулся близ подножья, кое-где ещё пробивалась трава сквозь белый покров снега. Поёжившись от холода, Ксавье сильнее закутался в шарф. В воздухе летал запах свежести, свободы и костра. — Так и будешь стоять столбом или поможешь? — Уэнс ходила бесшумно, словно призрак.       Раздался грохот — это Фарес уронил снаряжение и палатку, стукнувшись при это о багажник. Криворукий. Ксавье зашагал в его сторону, думая, как он с такими руками дожил до двадцати пяти, этот парень явно будет его головной болью.       Ксавье одергивает руку и шипит, попутно дуя на место удара, Фарес что-то невнятно бормочет, — это шестой раз, когда некромант попадает молотком ему по пальцам, пытаясь вбить колышки в мёрзлую землю.       Парень уже подрывается в сторону супруги, как она кидает на него недовольный взгляд, говорящий "если подойдешь ближе, будешь гнить вместе с червями и кормить их своей плотью". Видимо, жизнь его ничему не учит, раз он осмеливается заговорить с ней. — Фарес в который раз стукает по моим пальцам молотком. Если он продолжит меня калечить, я не нарисую больше ни одной картины. — "Я не нарисую больше ни одной картины", — передразнивает брюнет его в ответ. — Ты как маленький, бежишь жаловаться. Что, не получал молотком по пальцам?       Сноб.       Надувшись наигранно, Фарес скривил губы и стал возить палкой по снегу. Ксавье замотал головой, смотря то на него, то на супругу, недовольно топнув ногой, он вопросительно смотрел на Аддамс.       Окинув их ещё одним тяжёлым взглядом, девушка поняла, что нужно брать всё в свои руки, иначе они не только палатку не поставят, а и разнесут лагерь к чертям собачьим. — Ксавье. Отойди с дороги и подай мне колышки, нет, стой, лучше не надо. — Твою язвительно довольную рожу с ухмылкой я через спину чувствую, — ворчит Ксавье, доставая из кармана телефон. — Ничего она не язвительная, просто наблюдаю, как ты сейчас грохнешься, запнувшись о кастрюлю. — О какую ещё кастрюлю…       Не успев договорить, Ксавье спотыкается о ту самую кастрюлю, он успевает утянуть с собой Фареса. Окончив с установкой палатки, Уэнсдей решает пойти к машине и достать дополнительные колышки. Что ж, они находятся здесь час сорок минут и тридцать семь секунд, а у неё уже едет крыша от их общества.       Ксавье лежит на снегу, распластавшись, в ногах кастрюля, меж его ног стоит колено Фареса, а его руки находятся у головы Ксавье. Их губы соприкасаются, а глаза расширяются от шока. Фарес, отпрянув от губ Ксавье, сел меж его ног, заторможенно хлопая глазами. Попятившись назад, Ксавье нащупывает бутылку с водой и начинает судорожно глотать воду и полоскать рот. Пожалуй, колышки она поставит на потом. — ТЫ, Ты… отойди от меня или я, — Ксавье заедает как старая пластинка. — После этого похода мой срок терапии у доктора Браун явно увеличится. — Боже, твои губы, ты что, абсент литрами жрешь?! — Фарес, пришедший в себя, трёт губы и кривится. — Геи тоже люди. Не буду мешать вашему уединению и пойду за хворостом, Бес, за мной. — НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ С НИМ!       Двойной вскрик раздался эхом по лагерю, разнося его так, что отдыхающие мимо воли начали оборачиваться на странных посетителей. Цокнув языком и закатив глаза, девушка направилась в сторону небольшой, но густой лесной местности, кинув напоследок: — Будете так орать — сойдёт лавина.       Под ногами хрустели опавшие ветки. В лесу было тихо, даже слишком, будто бы всё вымерло в радиусе километров. Лишь эхо от её шагов. — Дурни. Такое чувство, что через несколько месяцев у меня будет не первенец, а уже третий ребёнок. Бес, прекрати уничтожать куст брусники, нам нужно вернуться. Пошли скорее, эти идиоты без присмотра — это та ещё катастрофа. Лилит на них нет, скорее всего, опять громят всё вокруг или кто-то из них смертельно травмируется. Олухи.       Аддамс идёт, бурча под нос и не замечая ничего вокруг, по лицу ударяет ветка. От этих дней будет зависть их будущее и будущее ребёнка с Бесом. В районе живота стягивает тугой узел. Горы — суровые, опасные своими резкими обрывами и снежниками. Зайдя на территорию лагеря, её встречает вой ветра и треск костра, никто не орёт и не падает. Ветер слегка пошатывает палатку и пробирает до дрожи.       Чем ближе их палатка, тем сильнее слышно перешёптывание меж собой и тихие споры. Скинув рядом хворост, девушка сильнее укуталась в плед, сев рядом с костром и прикрыв глаза. Шёпот затих на какое-то время, на смену ему пришла возня и звон посуды. Из-за беременности её стало чаще клонить в сон, она сама и не заметила, как провалилась в цепкие объятия Морфея. — Ксавье. Ксавье, подай салфетку, я порезался. — Неужели ты не умеешь чистить картошку? Боже, Фарес, эти обрубки не будет есть даже Бес. — Душечка Ксавье, а давай ты её почистишь, — голос шептал и молил о помиловании для его рук. — Ты шутишь, ты мне все пальцы молотком отбил, — ворча, Ксавье достаёт из машины фольгу, — Запечём её в фольге. Фарес, ради бога, прекрати тыкать сырую картошку Бесу. ФАРЕС, НЕ ЕШЬ ЕЕ САМ! — Но. Я голодный… Ладно, дай фольгу. Да не буду я фольгу есть, не смотри так. Пробовал как-то, невкусная. Я шучу.       Возня у костра продолжалась, как и перепалка меж парнями. Мгла уже как пару часов поглотила всё вокруг, единственным источником света был костёр и керосиновая лампа. Чистый горный воздух освежал, его нельзя было сравнить с воздухом грязного мегаполиса, вдали была слышна горная река, в которой плескалась рыба.       Снег около костра давно растаял, обнажая зелёный покров. — Ксавье. Это правда, что говорят? — голос Фареса больше не был звонким и заливистым, а приобрёл неподходящую ему серьёзность. Он сам знал ответ, но хотел его слышать. — Ты об измене? Отчасти да, отчасти нет. Я такого натворил, мне нужно было слушать её с первых дней. Я думаю, ты всё знаешь. Уволить Дафину я сейчас не могу: контракт подписан на полгода. Ещё два месяца и там можно что-то сделать, надеюсь за это время накопать на неё компромат. Я нашёл уже кое-что, но этого недостаточно. Я люблю Уэнсдей больше жизни. Я дышу ею, без неё я задыхаюсь и сгораю. — Если из её глаз упадёт хоть ещё одна слеза, я отправлю тебя на тот свет. Я не сделал тебе ещё ничего, потому что дал ей обещание, она всё ещё дорожит тобой и любит. — Уж лучше бы сделал. Мне мерзко от самого себя. Любит… — грустно улыбнувшись, Ксавье подкинул пару дров в костер. — Так, что там с картошкой. Вроде бы готова, эй, лови.       Запустив картошку, удар пришёлся точно в висок Ксавье. — Фарес, криворукий ты мудень, она горячая. Сам лови. — Я питала надежду, что вы взрослые люди. Но нет: вы жонглируете едой, — девушка устало потёрла виски. — Мы взрослые и подружились. Правда, душечка Ксавье? — Фарес, ешь картошку, — говорит Ксавье приказывающим и раздражённым голосом. — Уэнс, тебе нужно поесть, ты совсем бледная, — встревоженные глаза бегали по белому как сахар лицу. — Я не хочу, — сглатывая ком тошноты, парирует девушка. — Мне нужно проверить экипировку, не хочу, чтобы на меня повесили твою смерть, Ксавьер. Мне достаточно слухов.       Уэнсдей скидывает с себя плед, напоследок бросая уставший и измученный взгляд. Обсидиановые потухшие глаза не показывали ничего кроме боли и пустоты. На миг ему показалось, что её губы дрогнули и углы губ потянулись немного вверх. Похоже, он настолько ей мерзок, что она уходит, лишь бы не быть рядом с ним. Её поведение, слова, действия полностью противоречат словам Фареса.       Щеки заалели, начиная гореть словно факел. У неё явно температура и тахикардия, да, определённо. Именно поэтому сердце грохочет в районе глотки. Медленно закрыв глаза, она начала тяжело дышать, сжимая руки в кулаки, мысленно ведя отсчёт от десяти до одного. Водоворот переживаний затягивал всё сильнее, а пульс усиливался. Тело пробила дрожь, резкие порывы ветра словно пытались сбить её с ног. Погода портилась, сквозь мглу нельзя было заметить, что облака словно стали свинцовыми.       В палатке было прохладно, выдыхая, изо рта шли клубки пара, острые словно лезвия зубы рвали подушку, разрывая её в клочья, быстро поняв, что это не добыча, маленькое чудовище что-то проплямкало и уставилось на своего создателя. Алые, точно реки крови, глаза сияли хищным голодным блеском, глядя в черноту обсидиановых. Брюнетка усмехнулась и достала кусок плоти с ещё не застывшей кровью из портфеля.       Бес — хищное отродье ночи, имеющее в себе днк жеводанского зверя и чупакабры. Пока он ещё не вырос до крупных размеров и не начал эволюционировать, но вскоре должен, именно поэтому ему нельзя оставаться с Ксавье. Аддамс сама себя спрашивала, как могла спутать ёмкости с настоящим суфле и сидящим в слизи Бесом и подать Ксавье, не посмотрев на содержимое металлической ёмкости. Воспоминания о том дне, а особенно об адских криках её супруга, грели холодное сердце.       Пальцы барабанили по столешнице переносного стола для ноутбука, изучая дело вдов, наводка прислала их сюда, в горы. Анализ из её домашней лаборатории указывал, что в мази, найденной на одном из трупов, был один странный препарат, который добывают из горного растения. Машинально достав цепь, висевшую на шее, она начала накручивать её на палец.       Висевшее на той самой цепи кольцо оторвалось и ударилось об пол.       Проклятье.       Её ведь предупреждали, что цепочка очень хрупкая и имеет проблемы с застёжкой. Отряхнув от грязи помолвочное кольцо, единственное, что оставалось — надеть его на палец. Помявшись минуту, девушка надела его на тонкий белый пальчик. — Ты носишь его.       Ксавье.       Немного вздрогнув от неожиданности, девушка повернула голову на помятого парня. Кое-где торчали волосы, выбившиеся из пучка, на щеке красовался чёрный след от угля, а пальцы и вовсе перемотаны и в пластырях, но это для художника норма, их руки — это их слабое место. Он выглядел измотанным, её мысли о недосыпах оправдались, стоило ему подойти ближе к свету лампы. Хоть лицо и выражало боль, он всё равно смотрел на неё с особым трепетом и нежностью. — Это вынужденная мера, — твёрдо заключает она. — Неужели? — его голос звучит язвительно с долей сарказма.       Есть две вещи, от которых она не сможет избавиться — это кольцо и воспоминания.       Отвернувшись от него, её взгляд снова оказался на мониторе. Поёжившись от холода, она посильнее засунула нос в ворот куртки, фокусируя своё внимание на досье, она поняла, что что-то не так, лишь тогда, когда заметила, что сидит больше не на спальном мешке. — Как давно ты осмелел до того, чтобы брать меня на руки? — Примерно в тот момент, когда сказал тебе "да" под вопли твоего дяди и попытки выстрелить в меня из револьвера. Он никак не хотел отпускать свою гадючку. Да и ты сидишь так уже пол часа. Меня беспокоит твоё состояние, ты снова объявила двухнедельную голодовку? — А ты снова начал совать свой нос, куда не нужно? Твои мигрени вернулись?       Сжав челюсти, парень одарил девушку тяжёлым взглядом. Единственное, что ему осталось — это сильнее притянуть её за талию к себе и укутать пледом, уткнувшись носом в её макушку.       В горах всегда холодно, даже в самые жаркие дни ночью температура опускалась низко. Для них нормальная практика сидеть в объятиях или спать так, чтобы согреться от холода.       Ксавье — изгой, относящийся к группе ясновидящих, бросившийся спасать её после того, как она упекла его за решётку. Прошедший через все степени принятия её любви, которые длились, надо заметить, не один месяц, забравшийся плотно под её кожу и выцарапавший свои инициалы на костях. Показавший ей всю феерию чувств и ощущений… Так же вырвавший её сердце, скормив его голодным падальщикам. Перед глазами снова стоит картина. Сквозь призрачную призму сна ей удалось слышать их диалог. Её и вправду поразило, что он сдвинулся с мёртвой точки. Через скрежет зубов она признаёт, что, возможно, он не так плох, как ей кажется, и при возможности надо бы выпытать всё подробнее.       Горячее дыхание обжигало кожу, невесомые касания губ к шее — и по телу пробегает дрожь. Катастрофически недопустимо близко она подпустила его на сей раз. Так не должно быть. Он предатель. Тело предательски поддаётся ласке, от очередного поглаживания по бедру сердце пропускает удар. Сквозь плотный материал одежды касания были не так сильно ощутимы. Он осторожно разворачивает её лицом к себе. Ксавье водил носом по её щеке, вырисовывая причудливые узоры, она позволяет себе взглянуть на него, а после закрыть налитые свинцом веки. Давая полный контроль над телом. Его руки скользят ниже, обхватывая бедра, он одним рывком прижимает её к себе. Ноги по инерции обвивают его талию. Тело словно бросает в лихорадочный жар.       Maldito sea, как она скучала.       Сухие губы оставляют багровые отметины на скулах и шее. Закусывая нижнюю губу до боли, она ощущает, как на ней проступают тёплые капельки крови. Пульс явно зашкаливает, давно перескочив черту с семидесяти пяти ударов и перевалив за хорошую сотню. Ощутив, что касания прекратились, она открывает глаза, встречаясь с ним взглядом, чёрные ресницы трепещут.       Малахитовые глаза смотрят сначала в черноту обсидиановых, после опускаясь на алые губы с каплями крови. Одно мгновение — и она обхватывает его лицо ладонями, утягивая в длинный поцелуй. В животе скручивается узел, переходя в приятный спазм, ей судорожно не хватает воздуха. Ксавье сминает губы, параллельно слизывая капли алой жидкости. Аддамс тянет его за воротник куртки назад, падая на спальный мешок. Он отрывается на долю секунды, шепча что-то сбивчиво. Нужно остановиться, но импульсы, что посылает её тело, приказывают наслаждаться.       Лишь когда в глазах темнеет от недостатка кислорода, они останавливаются. Ксавье тяжело дышит, нависая над ней, её растрёпанные косы хаотично лежат на спальнике. Где-то в дали слышны отголоски радио. Разум явно затуманен, а тело обездвижено.       Громкий крик с улицы заставляет дёрнуться обоих, но, прислушавшись к нему, единственное, что остаётся сделать — это закатить глаза и тихо посмеиваться. — Отдай! Уэнсдей, Ксавье, Бес сожрал мою картошкууу, — протягивая последнюю букву, истерично вопит Фарес со стороны костра.       Maldito sea…       Единственное, на что хватает её сил — это на то, чтобы перекатиться на бок, выключить ноутбук и закрыть глаза. Она слышала его тяжёлое дыхание над собой, сейчас он подобен зверю, взирающему на глупые попытки бегства жертвы. Его руки затряслись от непривычки, безмолвной куклой он упал на спальник. — Могу ли я рассчитывать после этого на что-то…? — он говорил словно в никуда, и никто ему не ответит. — Уэнсдей, я… — Нужно проверить, где Бес и все ли конечности на месте у нашего гида, буду откровенна, если они на месте, я буду разочарованна, — своим ответом девушка ясно дала понять, что не собирается продолжать диалог.       Шаги с каждым мгновением отдалялись в сторону костра и с каждым шагом она понимала, что падает в бездну. Пришедшая с беременностью сонливость быстро погружала Аддамс в стояние полусна.       Тихое шуршание спального мешка, мягкий белый свет лампы наполняли маленькое пространство палатки чем-то особенным. Ксавье думал именно так. Оно ощущается так, будто бы тебе десять и ты с отцом в первый раз пошёл в поход. Откуда ему знать, было не ясно, ведь отец никогда не водил его в походы или рыбалку, не ходил на праздники в школе. Но… Ксавье уверен, будь у него сын или дочь, ему не столь важно, он бы водил ребёнка везде. Поддерживал бы во всех начинаниях, даже безумных. После сегодняшних событий он смотрел на супругу, понимая, что будет делать всё возможное ради неё.       Она сама его поцеловала. Он был готов получить удар кинжалом в печень. Кстати о кинжале, стоило вытащить его из кармана её штанов, хоть Аддамс всегда просыпается в позе покойника, это не значит, что кинжал не мог её ранить. Фарес всё ещё крутился у костра, ведя интеллектуальную беседу с Бесом. Возможно, их диапазон развития на одном уровне. Если бы Уэнсдей слышала его мысли, она бы скорее всего сказала, что Бес среди них двоих явно обладает большим количеством серого вещества.       Позади раздался глухой удар, а после звук раскрывающейся молнии на спальнике. Медленно повернув голову, пред Ксавье предстал Фарес во всей красе. Лежащий рядом с Уэнсдей на его месте, довольно улыбаясь с закрытыми глазами. Гнев бурлил тот час словно лава. — Душечка Ксавье, благодарю за нагретое спальное место. — Это мое место, — процедив сквозь зубы, Ксавье сжал в руке карту, а хотелось шею некроманта. — Ты же не думал, что я подпущу тебя к ней? — голос звучал нахально и самоуверенно.       Открывая и закрывая рот от переполняющих возмущений, единственное, что ему оставалось — это лечь с другого бока рядом с Фаресом, прижав Беса поближе к себе.

***

      Ранний подъем — это всегда тяжело, особенно, если вы не спали нормально всю ночь. И проспали от силы пару часов. Особенно, если ваш сосед по кровати Фарес. Спать с итальянцем, у которого по ощущениям в жилах закипает кровь, и ему всё время жарко. Даже в горах. Стоя в очереди к душевым и умывальникам, Ксавье и Уэнсдей пытались не заснуть, хотя соблазн Морфея был велик. — Вы чего такие… никакие. Я так хорошо выспался и готов покорять вершины, — голос звучал очень звонко и бодро, сам же брюнет буквально вприпрыжку шагал к умывальникам.       Долбанный энерджайзер. — Мы очень рады за тебя, Фарес. Если бы кто-то ночью не крутился как виниловая пластинка в проигрывателе, мы, возможно, были бы полны энергии. — Ох, узнаю Аддамс: брызги твоего яда летят с самого утра. — Может полететь ещё топор, — голос Ксавье отдавал утренней хрипотой с долей угрозы и сарказма.       Чем чёрт не шутит. Похоже, муж и жена — одна сатана, в каких бы отношениях они не были. Хмыкнув про себя, Фарес удалился прочь, дабы уберечь свои конечности, перспектива стать второй вещью его не устраивала.       Низкорослый полноватый инструктор объяснял нормы поведения в горах, то и дело отпуская некомпетентно извращённые шутки с долей сексизма, превознося мужчин. — Можно я кину в него картошку? Бес не всю успел доесть. — Нет. Едой нельзя бросаться, — по голосу Ксавье было слышно, что ему это всё тоже начинает надоедать. — Кинь нож, вам двоим стоит научиться работать в паре, — выплёвывая слова словно яд, Аддамс сверлила мужчину убивающим взглядом до самого подъёма в гору. — Ты готов работать со мной в паре и подставить мне своё хрупкое плечо помощи в нужный момент, душечка? — брюнет играл бровями, саркастично улыбаясь, обнажая дёсны. — Только в том случае, если ты будешь находиться в ста километрах от меня со связанными руками и в смирительной рубашке. Или, если над тобой будет стоять могильная плита.       Природа в горах далека от привычной нам земной. Восходя на вершины, с каждым километром ты обретаешь новую выносливость. Вдыхая чистый горный воздух, тебе становиться легче, словно ты оставил свои переживания где-то там внизу, у подножья. Горы показывают истинное нутро человека в разных ситуациях. В экстренных ситуациях мы видим поступки человека: его доброту и щедрость, когда он делится с тобой последней пищей. Самоотверженность и смелость, когда твой напарник держит тебя из последних сил над пропастью, не давая упасть тебе туда, в пучину объятий смерти.       Снежные вершины, объятые белой мглой и холодными ветрами, спокойно спят в объятиях, давай людями покорять их белые рельефы. Но не советую тебе будить их, странник, ведь жизнь оставишь ты здесь впредь навек.       На одном из камней сидит парень, всматриваясь в даль, пытаясь рассмотреть что-то сквозь мглу. Щёки и нос покраснели от холода, а глаза отливают тоской и болью. Будь у него возможность — он бы явно предпочёл провести это время в объятиях с бутылкой виски и сигарой. Где-то за спиной сидит его жизнь и смысл существования, попивая горячий шоколад. В мыслях крутится недавний диалог: — То, что было ночью, я не хотел этого делать. Мне не стоило брать тебя на руки и уж тем более заходить дальше. Я не желал причинить тебе боль снова. Я знаю, как омерзителен тебе. — Да не стоило. Я ощутила себя грязной дешёвкой. Словно я одна из тех ослеплённых любовью девушек, чьи мужья спят с другими, а после, как ни в чём не бывало, целуют их.       От собственной тупости и безысходности хотелось рвать волосы на голове. Опустившийся рядом брюнет молча протянул термос с кофе и поджёг сигарету, всё так же смотря в даль, как и его напарник. Что-то в его взгляде показалось Ксавье не так, не было... искры, что ли? Отпивая горький обжигающий кофе, он скривился. Ну и дрянь. — На вкус как земля с гравием, но чтобы согреться — самое то, — говоря хриплым голосом, брюнет затушил сигарету о снег. — На вкус как безысходность и разочарование в самом себе, — кривая усмешка сияла на лице Ксавье. — То, что нужно. — Вы снова поссорились? — Мы и не мирились. Я опять напортачил. — Так попробовал бы нарвать ей хищных растений, вон у обрыва этих тварей сколько. — Зачем они ей нужны, — кривая усмешка всё еще сияет на лице, но от чего-то до боли мучительная. — Они завянут и засохнут с раскрытыми бутонами, из которых будут торчать острые, словно сталь, зубы. — Ты их уже дарил, не так ли? Она тебя ими побила — вот откуда эта царапина на щеке, — брюнет прыскает себе в кулак, пытаясь не смеяться.       Даже спрашивать не стоило: всё на лице Ксавье видно. — Раскрыла бутоны, обнажая их зубы, и нанесла точный удар по щеке, — парень провёл рукой по скуле и поморщился. — Скажи честно, между вами что-то есть? Она тебе нравится?       Перестав смеяться, Фарес на миг задумался и нахмурил брови: — Она просто подруга, не более. Я люблю её как сестру. — Для меня она тоже была просто подругой, и что из этого вышло. — Нам пора выдвигаться, гид и группа пошли по своему маршруту, мы по своему, скоро начнётся буря. Надеюсь, я не помешала вашей увлекательной беседе.       Как она может стоять так ровно даже в этой ситуации. Порой Ксавье задумывался, не стоит ли внутри неё железная жердина. И вправду, стоит ровно, как кукла из фарфора, так же хрупка.       Кривая тонкая дорога над пропастью не внушала никакого доверия и уверенности в безопасности. Из-за угла уже виднелись очертания пещеры. Нога девушки резко поехала вниз, в пропасть посыпались камни, а сердце Ксавье на миг остановилось, пропуская один удар. Трясущимися руками парень держал супругу за руку, не давая упасть и притягивая обратно к себе. Он уже в сотый раз проклял этот чёртов поход. На удивление девушка не отпрянула от него, а лишь сильнее вжалась. Пара шагов — и они уверенно стоят на твёрдой земле у пещеры. Подниматься всем троим, а если считать Беса четвёртым, было рискованно.       Они пошли первые.       Сжимая бутылку с водой, Аддамс судорожно глотала воду, руки всё ещё трусились. Резкое понимание того, что, если бы не Ксавье, она и ребёнок были бы уже мертвы. Энид была права, крича в трубку о её безответственности. Она вообще не думает. А если ей станет плохо? Таблеток почти нет, да и сквозь мглу ничего не видно — вертолёт попросту не доберётся. А вдруг выкидыш? Или что-то случиться с Ксавье...       На душе было тревожно. Необъяснимая паника охватывала с каждой секундой всё сильнее. И ещё у неё уже давно не было видений — это подозрительно. Щелчок в районе лица заставил её вздрогнуть и сфокусировать внимание на источнике звука. Взволнованный, нет, перепуганный Ксавье смотрел на неё, сжимая её плечи. — Я, — в горле словно стоял ком, не дающий вымолвить слова. — Я в порядке. — Чёрт подери, Аддамс, я не верю ни одному твоему слову о твоём состоянии, — парень сжал её плечи чуть сильнее и будто прорычал. — Я просто испугалась, когда нога соскользнула, не более, ты успел меня поймать, спасибо, — последнее слово далось тяжело. — Разве я могу по-другому? Разве я могу бездействовать, глядя на то, как за тобой по пятам ходит смерть? Stai cercando di farmi diventar matta? — Sarebbe bello. — уголки губ чуть дрогнули, на миг показывая лёгкое подобие улыбки.       Встав на ноги, девушка всё ещё немного пошатывалась, но ступала твёрдо, попутно зажигая керосиновую лампу. Они на месте, у цели, почти пришедшие к разгадке, осталось лишь взять образцы из пещеры и отправить их в лабораторию. Ксавье хмурился, с каждым мгновением его брови всё больше становились домиком, а на лбу проступали складки. — Что-то не так? — Фрески, они... примерно прошлого века, точно сказать не могу. Тут инструкция и предостережение, связанное с тем, что у тебя в руках. Здесь что-то о безумии, я сфотографирую и, если ты не против, дома изучу детальнее.       Аддамс лишь кивнула. — Я пойду посмотрю, не видно ли Фареса и Беса.       Непонятный шум заставил парня прислушаться. Будто бы что-то движется что-то тяжёлое. Звук становился сильнее ближе к выходу. Мгновение — и глаза расшились от понимания, рывок. — Уэнсдей, стой! — крик, как раскат грома, прошёлся по пещере.       Замерев на месте, девушка удивлённо подняла одну бровь. Словно в замедленной сьёмке, Ксавье подбегает к ней, сбивая её с ног подальше от выхода. Громкий грохот и резко наступивший мрак.       Обвал.       Их замуровало в пещере...