Оттенки

Игорь Гром Игорь может показаться чёрствым на первый взгляд. Да и на последующие тоже. Ты знаешь, что он многое терял. Смерть отца стала для него главным шоком, но вы тогда ещё не были знакомы, и в твоих силах было только быть рядом, когда Гром пересматривал старые альбомы. Но гибель дяди Феди была столь... неожиданной и страшной, что ты потерялась. Игорь травмирован, глубоко травмирован, и ты можешь его понять. Можешь понять, почему он вздумал так отомстить Разумовскому. Но не хочешь. Во время отпевания Гром сидит в стороне, почти не смотрит ни на кого. Только перед собой. Ты видишь, как он пересекается взглядом с Пчёлкиной. У неё виноватый взгляд. Ты её ненавидишь. Потому что, если бы не она, дядя Федя был бы жив. Потому что Пчёлкина – набитая дура, вечно лезущая куда не нужно. Но сейчас не время, потому что тётя Лена мелко дрожит, припав к крышке гроба, потому что Игорь встаёт и уходит куда-то. Ты можешь только ждать их и ждать, когда время залижет раны. Оно всегда помогает. Дима Дубин Дима очень нежный. Очень мягкий. Возможно, даже чересчур мягкий для сотрудника полиции, но в нём есть стержень, и ты его прекрасно видишь. Стержень ломается, когда Дубин возвращается домой. Ты встречаешь его в прихожей, как всегда, уже раскрываешь руки для приветственных объятий, но Дима снимает фуражку, опуская руки. Ты по его глазам видишь, что ему тяжело, поэтому помогаешь снять мокрое серое пальто, кидая его куда-то на вешалку. Вы проходите в зал, садитесь на диван. Дима смотрит на тебя ещё несколько секунд, не говоря ни слова, и внезапно всхлипывает, практически падая тебе на грудь. Поглаживая его по спине, ты покачиваешься из стороны в сторону, целуешь его в макушку. Ты сама хочешь плакать, не понимая, почему, но Дима, наконец, утирает слёзы с щёк и тихо произносит: — Дядя Федя погиб. Ты дёргаешься, но почти сразу прижимаешь его ближе, давая волю слезам. Всё пройдёт. Просто чуть позже. Сергей Разумовский За годы популярности Сергей создал себе образ гения – недостижимого идеала. Идеалы не могут показывать негативные эмоции. Однажды утром ты просыпаешься на пару минут раньше Разумовского. Вы лежите вдвоём в постели, когда Марго оповещает вас о прибытии какого-то гостя. Серёжа встаёт, накидывает халат и выходит. Ты слышишь голоса и встаёшь сама, прильнув к двери. — Т/и Волкова тут проживает? – незнакомый мужчина. — Да, тут. — Позвать можете? — Я за неё, – отрезает Разумовский. – Деверь. Что у вас там? Мужчина отвечает с задержкой. — Мы приносим свои соболезнования. Ты слышишь, что он уходит, и выглядываешь из комнаты. Серёжа дрожащими руками наспех вскрывает конверт и вытаскивает бумагу. Через три секунды вскидывает голову и тревожно оглядывается в твою сторону, надеясь, что ты не вышла. Ты подходишь уже ближе, боясь даже себе признаться, что понимаешь, что там, заглядываешь. На анкете Олега стоит огромная красная печать. «ПОГИБ». Разумовский падает на колени, и ты падаешь вместе с ним на холодный камень, обхватывая его голову руками и прижимая к обнажённой груди. Его бьёт дрожь, он открыто скулит, всхлипывает, и ты рыдаешь навзрыд вместе с ним, перебирая рыжие пряди. Олега больше нет. Он справится, вы обязательно справитесь. На это просто нужно время. Олег Волков За годы службы Олег стал неотделим от скорби. Глава отряда привык кого-то хоронить (и даже самого себя). Она стирается, Волков привыкает. Чтит память погибших сослуживцев минутой молчания и идёт дальше. Вспоминает родителей и бабушку, тихо вздыхает и идёт дальше. Олег помнит тебя и Серёжу. Выходка с дронами обошлась крайне дорогой ценой. Волков думал, что он сможет защитить вас, но ошибся. Об этом он услышал от сопровождавших его охранников – что-то выдернуло его в реальность. — Так он в итоге даже дружка своего грохнул. И его женщину. — Разумовский и Волкова мертвы? — В здании нашли тело Разумовского, а около здания «Вместе» обнаружили и его бывшую секретаршу... — М-да... Он смотрит на них бешеными глазами, отчего охранники невольно вцепляются в оружие, и злится, бесконечно злится на себя. Скорбь Олега заключается в том, что он помнит всех. Он видит их, когда смотрит в окно автозака, даже солнце, слепящее его сквозь прутья решётки, не помогает. Он знает, что в конце пути встретит всех. Убитых и убиенных. Он готов поплатиться за всё, что сделал. Кирилл Гречкин Со стороны кажется, что Кирилл не знает, что такое скорбь или слёзы. Гречкин на самом деле знаком с этими понятиями не понаслышке. Просто они выражаются иначе. Ты видишь это каждый раз. Каждый раз, когда ты приезжаешь забрать его, пьяного, обдолбанного, из клуба. Когда ты видишь белые частички на его карте. Когда ты чувствуешь, что недавно купленная пачка сигарет снова полегчала за раз. Гречкин ползёт в ванную сам. Его мутит. Ему крайне плохо. Он что-то мычит, пытается тебе объяснить, может, даже извиниться за своё состояние, но только утыкается лбом в батарею и тихо воет. Его трясёт от него самого, и ты можешь только принести ему стакан воды, накрыть плечи пледом и оставить его наедине с самим собой, потому что он вечно тебя прогоняет. И ты подсознательно понимаешь, что и ему самому осталось недолго. Юлия Пчёлкина Юлю грызёт чувство вины. Ты это чувствуешь. Ты хотела бы её не винить, но ты ничего не можешь с собой поделать. Она снова побежала за сенсацией, забыв о всех возможных последствиях. Игорю плохо, Диме плохо, всем плохо. Хуже всего тёте Лене, но чувство вины гнетёт именно Пчёлкину. Юле и её красным волосам шёл чёрный цвет. В какой-то степени ты пожалела, что Волков не взял вместо Фёдора Ивановича тебя или её. Вы Грому тоже не последние люди. Но время вспять обернуть нельзя. Остаётся только быть рядом с Юлей, хотя... Отношения неизбежно дали трещину. Саша Филипенко Она всегда называла тебя королевой. Историк, что с неё взять. Саша видела в тебе красивую, благородную девушку с аристократическими манерами даже тогда, когда ты ела пиццу, лёжа в вашей кровати. Саша не держит зла на Игоря, вовсе нет. Но она не понимает: неужели мат Разумовскому стоил твоей жизни? Зачем Сергей взял тебя королевой на своей шахматной доске? И почему он в таком случае проиграл?.. Саша уверена – взяв тебя своей королевой, Разумовский не имел права проиграть. Но он проиграл, а ты, как настоящая королева, поплатилась за безумство короля своей головой. Никто не думал, что страдать от этого будет вторая королева. Саша работает с психологом, пытается с этим справиться, но каждый раз, приходя домой, она не может сдержать слёз. Саша никогда не забудет тебя, хоть с течением лет твоё лицо будет стираться из памяти, а голос исчезнет. С фотографиями и видео сейчас это не так уж и страшно, но она не может пересматривать все флешки и карты памяти, потому что там ты. Саша лелеет воспоминания. Это последнее, что у неё осталось. Август ван дер Хольт Хольт был готов к тому, что уйдёт раньше тебя. К тому, что ты ускользнёшь туда раньше, он не был готов. Продажа дронов не должна была занять столько времени. Взрывы в Петербурге не должны были коснуться тебя. Программный сбой не должен был коснуться тебя. Это не помешало одному заблудшему дрону залететь в ваш номер в отеле через окно, поубивав охранников, и выстрелить в тебя. Август ничего не знал. Тебя нашли на следующий день, забеспокоившись, что Хольт вот-вот очнётся и затребует свою любимую женщину рядом, но... Помощникам, сообщавшим о твоей смерти Августу, нереально повезло, что он был истощён. С того времени прошло несколько месяцев. Хольт молча сидит в инвалидном кресле. Его туда-сюда катает Мико. Сегодня она привезла его на твою могилу. Август смотрит на надгробие, на котором выбито твоё имя и его фамилия. Он не успел дать её официально, но ты была бы не против – так рассудила его сестра, уговорив на это отца. Они стоят долго. Он слышит, как Мико, отвернувшись и прикрывая рот ладонью, пытается не всхлипывать, но это безуспешно. Он сам прикрывает глаза, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Август когда-то обещал на том свете дождаться тебя. Теперь он ждёт, когда сам придёт к тебе. Осталось лишь надеяться, что ты его дождёшься. Алтан Дагбаев Ты тихонько стучишься в палату к Алтану. Тот даже не обращает на тебя внимания, смотрит в потолок. Он не ходит, не встаёт. Садится только при врачах, только по их указанию. Всё остальное время лежит. Молчит, слушает твои попытки его разговорить, но не реагирует. Врач сказал, что от стресса Алтан временно потерял голос, но это было давно, и, кажется, сейчас он не говорит по собственной воле. Юма не пришла ни разу, Баатар заходил лишь единожды, умудрившись с ним поссориться. Ты садишься в халате на стул рядом с койкой, нерешительно опираешься рукой на матрас рядом с его ладонью, но не касаешься его. Ты боишься сделать что-то не так, но отчаянно хочешь ему помочь. Вы оба подростки, ничем особым похвастаться вы не можете, но ты делаешь всё, чтобы уменьшить его боль, хоть это и невозможно. Вы оба не произносите ни слова. Тишина стоит гробовая, даже дыхания не слышно. Ты сидишь рядом. Алтан понимает всё, что ты хочешь ему сказать: что ты стараешься заботиться о его растениях в его отсутствие, что ты рядом, что ты его не бросишь. Пускай сам и думает, что лучше бы бросила. Через полчаса ты встаёшь, разглаживаешь простынь в месте, на которое ты упиралась рукой, не сдержавшись, легко гладишь его руку и направляешься к выходу. Алтан молчит, пытаясь перевернуться на бок, но с гипсом на обеих ногах это сложно. Он просто отворачивается и зажмуривается, слыша, как закрывается за тобой дверь палаты. Проклятый камень. Вадим (Дракон) Непробиваемая маска Вадима. На лице его лишь два выражения: веселья, когда он снова лезет к Дагбаеву за рыженькой купюрой, и дьявольской ухмылки, когда цепкие когти Дракона впиваются в жертву. Ему незнакома скорбь. Даже по павшим товарищам. Он отдаёт им дань уважения, но делает это лишь по привычке, а не потому что он действительно сожалеет. Он не скорбит и по тебе. По крайней мере, так кажется окружающим, которые знают. Вадим всё так же весел. Дагбаев недовольно хмурится, когда Дракон снова над ним шутит. Блондин с той же ухмылкой на лице пытает неугодных Алтану людей, чтобы узнать у них новые подробности какой-то сделки. Но что-то в Вадиме неумолимо и неуловимо изменилось. Меж бровей легла тень. Он стал на вид старше. Как бы далеко Вадим ни пытался сбежать от скорби, скрипящие на зубах даже спустя столько лет сирийские пески, в которых была похоронена любимая женщина, не смыть петербургским дождём. Он это знает. Лера Макарова Лера не так часто сталкивалась со смертью, несмотря на то, что училась на врача. Шутки про смерть ходили в их обществе часто, но она относилась к этому, как все. С началом работы на Разумовского смерть стала маячить чаще. Своя потенциальная, других людей – это всё больше вгоняло Макарову в депрессию. Ей было страшно. Лера со временем поняла, что боится смерти. Она тревожно подскочила ночью от твоего звонка. Ты, захлёбываясь слезами, кое-как объяснила ей ситуацию, и Лера сорвалась с места и поехала к тебе. Твой нетранспортабельный пёсик наглотался чего-то на прогулке, а ты не успела вовремя обратиться к ветеринару – некая Дубина В.Е., которая на сайте значилась, как готовая выехать на дом, внезапно серьёзно заболела и не вышла на работу. Ему резко стало плохо, и Лера, осматривая его, в меру своих возможностей поняла, что дни твоего питомца сочтены, а счёт идёт буквально на часы. — Как он? – дрожащим голосом спросила ты. Макарова вздохнула, пряча глаза, и ты всхлипнула ещё громче, понимая, о чём она. Последнюю ночь вы провели вместе. Ты гладила дёргающегося пёсика по голове нежно, почти невесомо, пыталась что-то тихо напевать. Лера сидела с тобой на полу. В районе пяти часов утра ты встала, чтобы умыться, и уже стоя у раковины в ванной услышала хрип. Слёзы потекли ручьём, и ты зажала уши и зажмурилась, пока не стало совсем тихо. В комнату заходить ты побоялась, стыдя себя за малодушие. Лера вышла к тебе, повела тебя на кухню. — Я позвоню в клинику, когда начнётся рабочий день, – тихо сказала она, держа в руках стакан воды. – Узнаю, кремируют ли они животных. Ты невпопад кивнула, по щекам всё ещё текли горячие слёзы. — Лер, я так виновата... Она утирает твои слёзы ладонями, пальцами нежно гладит кожу. Где-то на фоне вспыхивает и гаснет экран её телефона – Разумовский давно пробил её локацию и прослушал всё происходящее вокруг устройства, так «заботливо»(?) предлагая варианты клиник с частной и общей кремацией. — Ему больше не больно. Макарова целует тебя в лоб. Вы поедете утром на такси молча. Коробка с телом будет на коленях у Леры. Ты у кассы в клинике назовёшь все данные дрожащим голосом, не видя ничего перед собой, трясущейся рукой сунешь купюры и заберёшь чек, а Макарова унесёт коробку ветеринару, о чём-то с ним переговорив. Вы уйдёте из клиники вместе, пока Лера будет обнимать тебя за плечи. Дома она будет целовать тебя и закроет все шторы, чтобы солнце, предательски выглянувшее именно сегодня, впервые за последние две недели, не попадало в квартиру. Лера будет рядом. Юма Дагбаева Если кто-то думал, что Юма далека от деда, то он ошибался. Но она не плакала ни на чьих похоронах. Ни матери, ни деда. Дагбаева сильная. Дагбаева справится. Но в своей – вашей, – спальне она сядет на пол у двери и обнимет колени. Ты сядешь рядом, положив голову ей на плечо. Вы будете сидеть молча час, два, три... Столько, сколько ей будет нужно. А утром она приставит к тебе и Алтану ещё больше охраны. Будет снова ругаться с братом, требуя, чтобы тот наконец-то повзрослел, потому что только взрослый человек сможет защитить себя в тех условиях, в которых они росли. Она боится, что что-то случится, потому что сейчас в семье из взрослых осталась только Юма. Константин Гром Тела видеть по работе Грому приходилось часто. Да и не совсем по работе – лихие девяностые не щадили никого, и многие не выдерживали. Хотя он надеялся, что тебя не тронут никакие группировки и бандиты. Но, блять, вот он стоит, а ты лежишь в гробу в трёх метрах под землёй. Если бы Костя мог, он бы лёг вместо тебя. Если бы Костя мог, но ему пришлось объяснять Игорю, что тебя больше нет. Федя и Юра ушли и увели Игорька, оставив его одного. Гром молчит. Закуривает. Впервые за долгое время не идёт дождь, но небо хмурится серыми тучами. Пахнет травой и ветром. Шуршат деревья неподалёку. На свежевскопанную землю падает слеза. Окурок он уносит с собой – не из-за каких-то правил, мол, ничего на кладбище оставлять нельзя, а потому что ему кажется неправильным мусорить в том месте, где нашла покой его любимая женщина. Когда его бывшая при разводе проклинала его всеми возможными словами, она оказалась чертовски права. С Костей никто не уживается. Кто-то обязательно должен будет умереть.