Давай поиграем во взаимную любовь...

      Антон просыпается, и впервые за долгое время ему тепло. Он не знает, из-за чего и по какой причине это происходит. Возможно, дело в одеяле, которым его кто-то накрыл, потому что сам он точно не мог, или дело в запахе. Аромат едва уловимого дорогого парфюма витал в воздухе, согревая душу изнутри. Парень лежит на кровати не двигаясь и смотрит в потолок, наслаждаясь приятным моментом, смешанным с привычной болью в животе, аккурат до того, как воспоминания вчерашнего дня пулей от револьвера не прилетают ему в голову.       Блять.       БлятьБлятьБлятьБлятьБлять.       Да ну нахуй.       Он был здесь.       Антон не может поверить. Арсений правда вчера был в его квартире? Но такого просто не может быть, это же просто сон, ему приснилось всё то, что было вчера, да? Или нет? Блять. Вчерашние события вызывают бурю разных эмоций, которые словно борятся между собой внутри: от счастья до боли, от страха к любви и всё, всё, блять, по кругу.       Парень садится в кровати и залипает в одну точку на стене, — словно пациент психиотрической больницы, — и никто ведь даже подумать не может, что в это время в бедной, ещё очень молодой и явно не готовой для всего этого пиздеца голове происходит тысяча и один процесс, представление вариантов от «что будет дальше» до «что было бы если».       Шастун вспоминает чуть ли не каждую секунду, проведённую с мужчиной в его квартире. Это ж надо было догадаться: узнать адрес, приехать домой, накричать, но потом снова, сука, спасти! Вызвать какого-то «своего» врача и уйти, оставив с ним наедине. Доктор, — Павел, — показался Антону хорошим, но только в медицинском плане. Эта любопытная Варвара завела все мысли парня о своей причине воздыхания в тупик! Что он теперь должен думать? Что он особенный? Что он один такой нужный ему? А если Паша наврал? Вдруг это всё была шутка? Как он может ему верить? Он даже его как врача не знает, ощупал его, в живот потыкал, что-то умное себе под нос промычал, а потом как давай про Попова выведывать. Они же знакомы друг с другом, так у него пускай и спросит! Он даже диагноз Антону не сказал. Ещё что-то на бумажке черкал… Да, кстати, а где бумажка?       Только сейчас Антон приходит в себя, буквально выныривая из мыслей и заново начиная дышать. Почему-то легкие отказываются принимать воздух, а эмоции так и просятся вырваться наружу, образуя внутри ком энергии. Антон всё ещё в своей комнате на кровати, сидит перед стенкой, а в ушах что-то сильно звенит или, даже, трезвонит.       Стоп. Это не в ушах.       Звонок.       Чёртов звонок в дверь. Как Антон мог его не услышать? Долго он звонит? Господи, да хватит уже вопросов, голова так болеть никогда не перестанет!       Парень осторожно встает и идёт открывать, недоумевая, кому понадобился в такую рань. А впрочем, рань сейчас или нет, он не знает — в последнее время привычным ориентиром стало солнце за окном, но сейчас то было занавешано, да и Шаст реже начинал обращать на него внимание — ему становилось всё равно.       Какое-то секундное чувство дежавю охватывает его по пути, но Антон выбрасывает ненужные мысли из головы и дёргает ручку двери.       Блять.       Голова снова тяжелеет, а ноги заметно становятся слабее.       Это какой-то рефлекс? — Фух, я уже думал, что ты не откроешь, — выдохнув настолько глубоко, будто задерживал дыхание на пару минут говорит Попов, бесцеремонно проходя в квартиру, минуя стоявшего прямо на пороге Антона.       А кто ж его не пропустит? — Вы.? — давясь буквально всем на свете, теряя воздух и чувствуя полудохлых от голода бабочек в животе, прокашливается Антон. — Я, — перебивает брюнет, не дожидаясь связной речи от худощавого парня. — Пришёл лечить тебя и следить за твоим здоровьем. — произносит он, копошась с чем-то на месте. — Ты же вчера так и не поел, да? — уже хмурясь, спрашивает Арсений и смотрит на него, говоря так, будто уже знает ответ.       Антон краснеет, понимая, что да — не поел, да — влюбился, да — не может ничего поделать с собой, да — ему безумно приятна такая забота, но он искренне не понимает, от чего она. — Не надо, я бы мог и сам… — видя, как Арсений роется в привезенных им же пакетах, спешит неловко про мяукнуть Антон. — Ага, сам. Я давал тебе шанс, а теперь у тебя всё запущено, — не отрываясь от своих дел, брюнет проходит с пакетами на кухню (он уже и планировку квартиры его знает?) и Антон несмело шагает за ним. — Тем более, — он поднимает взгляд, с хищной улыбкой смотря на Шастуна, застывшего в проходе, — листочек с восстановлением твоего здоровья у меня. — Арсений достает бумажку из кармана джинс (он опять в джинсах, Боже) и показательно машет им, победно улыбаясь.       Что делать в такой ситуации, Антон не знает. Он смущён, ему ужасно неловко и неудобно находиться рядом с любимым человеком, который даже не догадывается, насколько сильно он любим парнем, стоящим в метре от него. Шастун ужасно боится сделать что-нибудь не то, поэтому просто стоит, облакатившись одни боком к стене и упорно игнорирует слабость в теле и нарастающее головокружение. — Антон? — парень валится на пол, не успев даже руки подставить для точки опоры.

***

      Шаст открывает чуть слипшиеся глаза, чувствуя, как болит нос и предплечье, рефлекторно потирает ушибленные места, пытаясь сфокусировать осознанный взгляд на предметах вокруг.       Он слабо мотает головой, пытаясь вспомнить отрывки дня. Так. Вот он просыпается. Вот слышит звонок и идёт открывать непрошеному гостю дверь. Вот видит Арсения (опять он?!). Вот тот бесцеремонно проходит в его квартиру, разбирает пакеты и…       Чёрт.       Я опять упал в обморок.       Дома такое происходило не часто, но Антон смог установить продолжительность своей отключки, это примерно пять-десять минут.       Ещё Шастун помнит, что падал на кухне, но сейчас он в своей комнате, лежит на мягкой кровати.       Это… Как?       Вопросов много, но вместо ответов в помещение проходит Попов, выглядящий усталым и вымученным. Он садится на кровать и только потом смотрит на Антона. Так глубоко, так пристально, прямо в душу смотрит. — Антон… — прерывая молчание, тяжело вздыхает он, не зная, как вразумить парня и уговорить не убивать себя. — Простите, я случайно, — перебивает шатен и тут же затыкается, понимая, что ляпнул какую-то глупость.       Вместо продолжения своих слов, Арсений встаёт и уходит на кухню, а после возвращается с таблеткой в руке, протягивая её Антону, который беспрекословно выпивает всё. Все действия происходят в звенящей тишине и это давит, заставляя чувствовать себя очень не комфортно. Мужчина ставит стакан с водой стол и вновь садится на кровать к Антону, поправляя покрывало рядом с ним. — У моего друга была сестра… — начинает он, расправляя края ткани. — Она мне очень нравилась. Нам было тогда лет по пятнадцать и я всё время бегал за ней. А потом я узнал, что она заболела анорексией. Я хотел спасти её, но не смог. — брюнет не поднимает голову, продолжая пальцами мучать бедную ткань. — Она влюбилась в какого-то мудака и довела себя до такого состояния, — он складывает руки в замок, опираясь локтями на свои же колени, а Антон замирает, переставая дышать. — Ты спрашивал, откуда я это знаю, вот, ответил. — Его голос звучит тихо, с хрипотцой. У Шастуна от такого тона мурашки побегают по телу, и он не переставая смотрит на профиль мужчины.       Арсений ещё раз вздыхает, затем резко, чтобы прийти в себя, поворачивается всем телом к Антону. Парень замечает, что голубые глаза стали чище, светлее и грустнее, но их обладатель оставался таким же серьёзным и уставшим. — Я не готов каждый раз вытаскивать тебя из этого состояния, — говорит он, на секунду отводя взгляд и переводя дыхание. — Вы и не должны, — тихо отвечает Шастун. Вот он от Попова взгляд не отводит. — Но ты ведь умрёшь без меня, — то ли в шутку, то ли всерьёз хмыкает тот, запуская пятерню в волосы. — И это правда, — добавляет Антон едва слышно и фраза, услышанная или нет, повисает в тишине.       Арсений поднимает недоверчивый взгляд голубых глаз и смотрит точно в зелёные напротив. Антон тоже смотрит в ответ и не смеет отворачиваться. Арсений пытается заглянуть внутрь парня через его глаза, пытаясь прочитать его, как книгу, пробить холодным льдом, давно замерзших глаз, но Антон не отрывается, наоборот — тонет в глазах напротив, позволяя читать всё, что в нём было написано.       Ну же, читай. Наша первая встреча, первый разговор. Как я помог тебе, как ты увидел во мне талант. Как я перестал питаться, как ты назвал меня красивым. Как я хочу поиграть с тобой во взаимную любовь, как я тону, задыхаясь в твоих глазах. Я всё это помню, каждую мелочь, каждую деталь. Ну же, читай. Я готов. Я не против.       Вот-вот и из глаз потекут слёзы. Даже, казалось бы, такие обычные воспоминания, которым шатен позволил пронестись одной картинкой в голове, дают трещину в сердце, отдаваясь болью в груди и заставляя тело отдаться на растерзание своим мыслям и слезам, чтобы отпустило из этого бесконечного круга, чтобы стало хоть чуточку легче. — Антон… — Арсений поддаётся гребаному порыву и подаётся вперед, протягивая руки и прижимая всхлипывающего мальчишку к себе, потому что больше не может.       Не может смотреть на слезящиеся, блестящие глаза, чуть подрагивающие ресницы и губы. Он может перетерпеть молчание, отказы говорить, голодание, обмороки и кровь из носа. Но на такого слабого в моральном плане Антона он даже смотреть не может.       Не может. Не хватает сил. Когда ты стал таким слабым, Попов? Что с тобой? Почему не можешь смотреть? Почему нет сил терпеть? Почему не можешь сдерживаться? Почему кричишь, пытаешься достучаться, почему прижимаешь сейчас к себе? Почему позволяешь сердцу плавиться и болеть при виде такого парня? Почему, Попов?       Когда ты успел? В какой момент это произошло?       Арсений сам не знает и знать не хочет. Ему впервые глубоко плевать, что будет потом, как он себя будет чувствовать или вести, как будет оправдываться в первую очередь перед самим собой. Плевать. Сейчас есть только он и светловолосый парень, которого он обнимает, прижимаясь ближе, потому что осознает, что это надо ему.       Нравится. Нужны эти касания. Скучал. Сердце не болит, когда Антон дышит ему в плечо. Рукам приятно гладить чужую спину. — Отпустите… Не надо… — просит Антон. Вот у него сердце просто разрывается сейчас. Так больно, так нужно, так необходимо, но это же всё неправда, обман, это всё закончится, не надо додумывать, что ты ещё кому-то нужен, делая себе ещё больней, прошу, нет. — Почему?.. — шепчет Арсений на ухо, спрашивая их обоих. — Я вам не нужен… Вы уйдёте… — слёзы стекают на чужую футболку, но никто из них не замечает ничего, кроме внутренних ощущений друг друга. — Нет, — мотает головой Арсений, потираясь носом о чужую шею, — нет, ты мне нужен. — Он шумно сглатывает, осознавая это вслух. Слишком близко. Слишком искренне. — Я не смогу уйти, — он в отчаяние прикрывает глаза. — Почему? — дрожащим голосом в звенящей тишине. — Я не знаю, Антон, я не знаю, — слишком честно.       Они долго сидят так, не смея разрывать то, что имеют сейчас, словно они друг для друга — запретный плод и им разрешено касаться его только эти секунды.       Арсений рад, что вовремя поставил мобильник на беззвучный, и ничего не сможет прервать их мысли, их действия, никто не сможет отвлечь их. Мужчине впервые за долгое время всё равно на дела и обязательства. Он наконец-то спокоен.       И плевал он, что будет дальше.