Давай поиграем во взаимную любовь...

— Чего?! — Антон резко затыкает никому не нужную речь, вскакивает с дивана и подлетает к Диме. — Всех руководителей успешных компаний собрали сегодня на большом совещании для обмена опытом и возможного дальнейшего сотрудничества. — вслух читает Позов, будто сам не верит в происходящее. Антон же и не пытается читать, тупо смотрит в текст и на ужасные кадры с места происшествия, находясь около друга и опираясь о спинку кресла — только слушает. — Был собран весь штат сотрудников. Во время совещания произошел пожар на верхнем этаже здания, где и происходило совещания. Спастись не удалось никому. — наступает резкая тишина.       Антон замирает, а Дима продолжает водить пальцем по экрану, хмурясь. — Новость была опубликована пару дней назад, а пожар случился пять дней назад около двенадцати утра. — договаривает Позов.       Шестеренки в голове Антона крутится со скоростью света, а потом встают, замирая, как и их хозяин.       Все сходится.       Руки сами начинают трястись, вцепляясь мертвой хваткой в спинку кресла, чтобы никто не заметил, от этого понимания губы дергаются в нервной, явно не здоровой усмешке, а глаза щипает так, что приходится зажмуриться до белых пятен, а когда Антон их открывает, видит только мутную пелену перед собой и чувствует влажные дорожки слёз на щеках. — Антон, ты же не хочешь сказать, что… — Дима отрывается от экрана, прекращая искать дополнительную информацию, и поворачивается к Шастуну, смотря на его лицо. — Антон?       Глаза продолжают болеть и щипать.       Да лучше бы бросил, пожалуйста, бросил.       Как же, блять, хреново!       От одной только мысли о том, что Арсения больше нет во всех смыслах тело пронзает крупной дрожью, бросая и в озноб. Руки становятся окаменелыми и ледяными, голова тяжелеет, а ноги немеют. Его сводит судорога, мурашки бегут по телу и даже Дима, поднимаясь с кресла, смотрит как никогда взволнованно.       Антона трясет.       Когда понимаешь, что тебя бросили — больно. Сердце колит, голова всё время припоминает человека, хорошего и плохого, а грудная клетка поддакивает, потому что осознает, что ты любишь, а тебя — нет. Это неприятно, и ты готов даже ненавидеть или наоборот — любить ещё сильнее, чтобы постараться вернуть человека. Вернуть, чтобы он снова тебя любил, тебя, а не кого-то ещё, чтобы чувствовал тот же жар внутри каждый раз, когда смотрит на тебя. И чтобы смотрел влюблённо.       Когда понимаешь, что человек мёртв — отключается всё. Тело, мозг, органы, руки, ноги и ты уже не подвластен ничему. Эмоции владеют тобой и ты зачастую даже не помнишь, не понимаешь, что произошло. Картинка в глазах размывается и становится максимально нечеткой, в голове, как на проекторе, появляются моменты его жизни. Вот человек. Он красивый. Вы знакомитесь, вы общаетесь, ты его любишь. Вы проживаете вместе ссоры, скандалы, темные ночи, повседневную жизнь. Мы миритесь и гуляете, сидите дома и молчите о много, целуетесь, обнимаетесь, встречаете друг друга после работы. В голове проносятся все моменты, где вы вместе. Все те моменты, которые в любых ситуациях вызывают приятные воспоминания, греющие душу, но не боль. Когда понимаешь, что человек мёртв и такого с ним больше не будет никогда — появляется боль. Боль, ломающая все кости и разрушающая изнутри.       Вот почему люди долго не могут оправиться после смерти близкого человека. Воспоминания, проносящиеся раз за разом в голове не дают.       Ведь несколько дней назад он был, пускай и не с тобой, а теперь его нет.       Совсем.       Ни плохого, ни доброго, ни злого, ни милого, никакого нет. Нет.       И эта огромная разница — человека нет рядом и человека нет совсем. Не дай Бог кому-либо такое понять и почувствовать. Не дай Бог. Никому.       Антон думает об этом. Чувствует боль и врагу не желает чего-то подобного. Впрочем, сосредотачивается на чем угодно, кроме моментов с Арсением перед глазами. — Антон, Антон! Шаст! — Дима щелкает пальцами перед лицом сидящего в кресле друга и пытается оторвать все ещё мертвую хватку трясущихся рук от подлокотника, в который он вцепился ещё минут пять назад. — Да мы же не знаем, был ли он там! Может, это вообще другая компания. Вот, вот! Это вообще бизнес-центр! — тыкает в горящий светом экран телефона Поз, размахивая руками и привлекая внимания, но взгляд Антона расфокусирован. Антон расфокусирован полностью. Он больше не работает. Он больше не хочет жить.       Дима отбегает от друга на несколько секунд, вешает табличку «Закрыто» на входную дверь и прибегает обратно. Больше они работать сегодня не смогут, и лишних зевак на «поглазеть» не жалуют. Позу Антона вытаскивать ещё из этого состояния нужно. — Антон… — Ты сказал все. — произносит Шастун тихо и медленно, не своим голосом. Даже страшно. — Послушай… — Я в порядке. — снова перебивая, выдавливает он, берет себя в руки и промаргивается, пытаясь избавиться от пелены перед глазами. Получается из рук вон плохо, но он не сдается, наоборот, сосредотачивается, фокусируется. Ему нужно жить.       Руки подрагивают, но вымеренными движениями отпускают подлокотники кресла. Парень сосредоточенно следит за всеми движениями. — Ты уверен? — недоверчиво спрашивает Позов, наблюдая за ним. Да, теперь он видит мир вокруг и его самого, дыхание выровнялось и слеза прекратились, руки спокойно лежат на коленях, но он не уверен, что это надолго. — Да. Сколько время? — Семь вечера. На пол часа всего раньше закрыли, с нас не убудет, не переживай. — ободряюще произносит друг, даже пытается улыбнуться, поддерживая. Антон тоже пытается улыбнуться в ответ, но ничего не выходит и он бросает эти попытки самоиздевательства.       Голова немного кружится, ноги ватные. Он старается не думать ни о чём, но в душе понимает, что всё равно страшно.       Страшно и больно. — Ты… завтра справишься сам? — осторожно спрашивает Позов, собираясь домой и помогая собраться Антону. хотя тот довольно успешно справляется сам. Может, отпустило? — Да, да. Не переживай за меня. — Антон ещё раз делает попытку улыбнуться — и у него получается. Правда, она приносит коже лица и губам саднящую, физическую боль, но зато, кажется, друг ему поверил.       Не нужно, чтобы за него переживали.

***

      Руки с силой сжимают плечи, впиваясь в тонкую кожу ногтями. Боль должна помочь. Точно должна.       Перед глазами снова пелена, но не много другая — неизвестная. Слёзы текут, а у самого на душе одни вопросы и сомнения, парень запрещает себе быть уверенным хоть в чем-то. Вопросы, сомнения, вопросы, сомнения… Нельзя думать о плохом, если нет доказательств, если всё это может оказаться неправдой, но мысли мучают его и, кажется, он сходит с ума. Завтра на работу, а в медикаментах как некстати завалялось несильно действующие снотворное. Уж что-что, а таблетки Антон не любил. Но прибегнуть к ним сегодня придётся.       Он не хочет мучаться до глубокой ночи. Антон не хочет чувствовать из этой смеси времени, неизвестности и догадок ничего. Поэтому он принимает несколько таблеток и ложится в кровать.       При расставании чувствуешь к человеку либо равнодушие, либо ненависть. Сильную такую злобу, плохую эмоцию. А… …. Само слово страшное. Говорить его сейчас не хочется, и так словно засыпаешь с ним в обнимку, будто оно витает здесь, в квартире, вместо любимого человека.       И не знаешь ты, что чувствовать. Обиду на весь мир, жестокую судьбу или винить самого себя. Бесполезно. Бесполезно это все. Человека нет. Его не вернуть.       И только тепло хочется почувствовать рядом и легкие случайные касания чужих рук.       Блять.       Как же сильно привязался.