Повышение градуса

***

Уэнсдей и Ксавье молниеносно обернулись по сторонам, стараясь в толпе чудом различить анонима. Хоть это и было чем-то немыслимым, они просто попытались, ведь это лучше, чем ничего. Аддамс едва успела добавить в свой список подозреваемых Торпа, как он опроверг все ее предположения. Неизвестность пугала; пугало и то, что под маской явно скрывался парень довольно крепкого телосложения, а значит, Бьянку Барклай подавно следовало вычеркнуть. Аякс — клоун, но так шутить над ребятами, в том числе над лучшим другом и девушкой, точно не стал бы. Йоко Танака сейчас будто бы стала намного бледнее, чем обычно; она была хороша в мире технологий, но сейчас по-настоящему была таком в ужасе, какой не изобразить даже самому искусному актеру. В голове всех троих стали мелькать бесчисленные варианты, строиться цепи событий и причинно-следственные связи; каждый старался зреть в корень всего. Все пытались сложить пазл и мигом раскусить загадочного анонима. Единственное, что напрягало Уэнсдей и Йоко — Ксавье подошел к ним со спины ровно в тот момент, когда они уже досмотрели видео, следовательно, чисто в теории, он мог сначала написать, а потом сделать вид, будто совершенно не понимает, о чем речь. И, как показалось девушкам, он совершенно не удивился представшей перед ним картине, словно ему не раз доводилось видеть Петрополуса таким. Еще и отправлено из Невермора, может, и из кафетерия. Вещь, которую не озвучить было буквально непозволительно с их стороны. — А ты как тут оказался? Может, сначала прислал мне это видео, а потом пришел, чтобы на тебя ничего не подумали? Не так ли, Торп? Медленно, вальяжно поворачиваясь на стуле под удивленные взгляды Энид, Кента и Дивины, азиатка растягивала каждое слово, будто стараясь вдолбить их в голову художника так, чтобы он во всем сознался сам. Думать так, с одной стороны, было безосновательно, но проверить первый попавшийся из вариантов было необходимо. Безусловно, он вполне мог сначала запугать девушек, а потом сделать вид, будто он к этому не причастен. Ксавье выдал какой-то нервный смешок и скрестил руки на груди. Если бы он и правда был замешан в почти убийстве своего лучшего друга Аякса — он определенно держался бы в стороне до последнего, пока совсем не загрызла бы совесть, если таковая у него, конечно, в принципе имелась. Он вообще сейчас шел к Аддамс, чтобы выдавить из себя нечто похожее на извинения или, как минимум, очень постараться это сделать, потому что ему совершенно не хотелось стелиться под нее. Разумеется, он был виноват, но ощущение этой вины располагалось намного ниже, чем ощущение собственного превосходства над мрачной девчонкой, в последнее время все больше и больше проникавшей в его мысли. — Ты в своем уме? Я же стоял за тобой, Йоко! Дружба с Фриками явно не идет тебе на пользу. Выслушав оправдания Торпа, вампирша быстро показала ему клыки и потянулась за бутылкой, наполненной кровью. Жажда все еще не была утолена, поэтому на плотной трубочке отпечаталась темная помада, раздался негромкий характерный звук. Кажется, она попала в яблочко, обеспечив себе персональное представление на ближайшие пять минут, пока невиновный Ксавье будет оправдываться, то и дело откидывая от лица русые волосы и проводя руками по вискам. Танака даже не сказала ни слова, а из его рта уже вырвался очередной поток возмущения. Она чуть толкнула Уэнсдей, призывая вместе с ней окунуться в увеселительное шапито. Художник отличался весьма дурным навыком актерского мастерства, а Аддамс — блестящис навыком отличать правду от лжи, если, конечно, опустить пару моментов. И сейчас он был максимально честным. В случившемся с Аяксом нет ни кали его вины, — такой вывод сделали Йоко и Уэнсдей, пока Ксавье продолжал распинаться на виду у всех, привлекая к себе внимание с соседних столиков. — Да расслабься, Торп, а то сейчас все узнают. Танака пожала плечами и взглянула на экран ноутбука, продолжая потягивать алую кровь. Весь ее план по сокрытию внезапно всплывшей информации с минуты на минуту мог разрушиться. Рано или поздно, конечно, все бы все узнали. Сейчас слишком рано, чтобы делиться с кем-то, кто не был в курсе, а уж тем более лишний раз морочить им голову, пока они сами во всем не разобрались. devil_anonim.666: «Моя кровососочка, убери отсюда Аддамс и Торпа». devil_anonim.666: «С твоей готкой у меня свои счеты, а это наше с тобой дело». Йоко быстро протараторила то, что попросил у нее загадочный человек по ту сторону экрана или же по ту сторону столовой — на данный момент никто не знал точно. Уэнсдей медленно кивнула и вернулась на свое место. Был странным и поразительным тот факт, что Хакерша стала уже второй его жертвой, — может, их было и больше, — и, значит, если он знал про их близкое общение, то и знал их самих лично. Аддамс никогда не верила в судьбу и случайности, видимо, не зря. Пока ей осталось только наблюдать издалека и в случае чего не допустить такого же исхода, как с Аяксом, и не увидеть на его месте Танаку. Но хоть бы видео не дошло до Энид, черт бы побрал этого анонима. — Аддамс, ты что, общаешься с ним? Не думал, что на твой вид трупа мог кто-то позариться. Все присутствующие, включая саму Уэнсдей, одарили его презрительным взглядом. Они хоть и были свидетелями их ежедневных перепалок, но в данный момент каждый для себя сделал вывод, что это не те обстоятельства, в которых стоит начинать друг друга оскорблять. В воздухе словно повисло еле уловимое напряжение, каждый задумался о своем. Аддамс, например, о том, что эта фраза — первое, что адресовал ей Торп после долгого перерыва в их до конца не сложившемся общении. Вероятно, и хорошо, что не соожившемся — заставлять себя переписываться с ним только потому, что нужно помогать ему с поисками Петрополуса — та еще пытка, однако не в ее вкусе. Заметив, что ему никто не собирается ничего отвечать, Ксавье просто молча вернулся на свое место. Йоко же заметила появившееся на экране ноутбука пару секунд назад сообщение от Неизвестного. devil_anonim.666: «Хорошая девочка:)». otanako: «Какая мерзость». devil_anonim.666: «Когда ты узнаешь меня поближе, то перестанешь так рассуждать». otanako: «Я не собираюсь узнавать тебя поближе». devil_anonim.666: «Но ты же хочешь, чтобы змееголовый выжил? Я спокойно сейчас могу разбить ему голову». otanako: «Чего ты хочешь?». Стоит начать с того, что ее сердце уже было занято. Стоит закончить тем, что, даже если если бы оно было таким же свободным, как сердце Уэнсдей Аддамс на ее взгляд, его точно не заполучил бы двинутый недоумок по ту сторону экрана, еще и по совместительству поехавший маньяк, по которому плакала тюремная камера или лечебница для душевнобольных. Этот тип был слишком самоуверенным, а таких вампирша никогда не признавала. Уж если и парни, то только такие, которые будут с ухмылкой смотреть на тебя во время того, как ты им что-то выговариваешь, и просто кивать, зная, что это неправда. А этот Неизвестный, по всей видимости, был каким-то клоном Торпа. Мерзкий типаж парней, надо признать. Кент и Аякс — вообще другое дело. Но у нее уже был любимый человек, с которым они сейчас разошлись, поэтому оценивать чужих кавалеров не входило в ее планы и интересы. devil_anonim.666: «Во-первых, чтобы ты меня слушалась, я люблю покорность со стороны девушек. Во-вторых, опубликуй видео в своем канале. И в-третьих, ты должна сходить со мной на свидание». Танака хихикнула в кулачок и переслала сообщение Уэнсдей, подкрепив всю комичность текста смеющимися смайликами. Ее забавляли приказы этого неадекватного человека, который и правда мог на что-то надеяться. После той жестокости, которую он ей показал на видео, она не подошла бы к нему на пушечный выстрел, не говоря уж о романтической встрече. Одновременно на ее устройство пришло два сообщения: wednesday_addams: «Не отправляй эти картинки, пародирующие смех, потому что ситуация ужасная, а не смешная. Он может тебя убить». devil_anonim.666: «В-четвертых, ты никому не должна говорить о том, что мы общаемся и видимся, рассказывать, кто я такой, а уж тем более, ни слова Аддамс. Это правило, пожалуй, ключевое. И его надо соблюдать, если еще хочешь, чтобы твоя подружка Синклер не рыдала над гробом змееголового». Скорее всего, поняла вампирша, он за ней следил. Или находился в паре шагов от нее, — что было маловероятно, ведь рядом только друзья, в руках которых не было телефонов — или и вовсе получил доступ к системе ее компьютера: микрофон, камера и, что самое печальное для нее, демонстрация экрана. Он был каким-то двинутым психом, которому захотелось треснуть по его самодовольной (а она была уверена, что у него та еще искривленная морда) роже. Может, таким образом дошло бы, как нужно вести себя с людьми. Однако выбора у нее не было, и поплясать под дудку анонима пришлось бы ради Энид и ее эмоционального состояния, которое после расставания явно ставляло желать лучшего. otanako: «Хорошо». otanako: «Я сделаю, что ты просил». otanako: «Я выложу видео, но гулять я с тобой не готова. У меня уже есть любимый человек». Раз он уже имел доступ буквально ко всему, что находилось в ее переписках и не только, то лгать не было смысла. При желании он спокойно мог завладеть и телефоном, который хранил намного больше, чем ноутбук. devil_anonim.666: «Ты не должна врать мне, я все узнаю. Сделаем это нашим пятым правилом. Вы расстались в прошлую пятницу, у тебя больше нет любимого человека». devil_anonim.666: «И не озирайся постоянно по сторонам, это выглядит подозрительно, клычок». devil_anonim.666: «Шестое:)». Несносный сталкер начинал действовать Йоко на нервы. Она хотела заблокировать его и забыть весь диалог. Все-таки, Аякс не ее парень, с чего бы ей за него переживать? Но все-таки, они общались, он не делал в ее отношении ничего дурного, поэтому вот так закрыть глаза на это она не могла. Танака открыла канал, загрузила видео и сопроводила его подписью: "Этот ужас мне прислали в инстаграме во время ланча... чертов придурок, сделавший это с нашим другом, гори в аду!". Видео загрузилось быстро.

***

Когда Торп отправился на вечернюю пробежку, Аддамс пробралась в его комнату. В отличие от Танаки, она до сих пор не была уверена в том, что никакой вины на нем нет. Или, может, была. Она пока не могла сложить пазл, было слишком малое количество объективных данных и излишнее — субъективных, а это только мешало ее расследовнию. Уэнсдей хоть и ошиблась один раз, обвинив его серии убийств и посадив за решетку, но что-то ей подсказывало, что Ксавье не так прост и, как и все остальные, имеет свои скелеты в шкафу. Осматривать приходилось быстро и аккуратно, но ничего неестественного ей не попалось. Идея повторной вылазки в его комнату начала уже казаться до отвращения бредовой и бессмысленной, но взгляд зацепился за раскрытую тетрадку, где карандашом был нарисован Неизвестный, так резко и торопливо, но до боли похоже. Из-за его плеча выглядывал какой-то силуэт, и Уэнсдей сразу проследила связь с видео. Если сделать раскадровку, то это примерно середина тринадцатой секунды, когда аноним начинает отходить, открывая для зрителя чудовищную картину. Взглянув на настенные часы, она заметила, что время они показывают на полчаса позже, чем у нее, соответственно, до возвращения Торпа оставалось всего ничего. Пришлось использовать Вещь. — Прошу тебя, найди хоть что-то подозрительное. Что может быть связано с нашим делом. Я верю в тебя. И она выпустила его из рук, опустив на письменный стол. Сама Уэнсдей принялась осматривать кровать и шкафы с одеждой. Вряд ли бы Торп был настолько глуп, чтобы прятать что-либо именно там, но действовать надо было незамедлительно, так как снова находиться лежа на пыльном полу в новом платье у нее совершенно не возникало желания. Прошла лишь пара минут от начала поисков; Вещь застрял в ящике стола, пытаясь выбраться из него. Наружу выглядывал уголок бумажного листа. Уэнсдей медленно подошла и плавным движением выпустила своего друга, усаживая его на плечо и принимая от него бумажку. То, что было изображено на ней, вызвало смешанные чувства — это был ее портрет. Вещь отстучал что-то указательным пальцем по ее шее, от его внезапных движений Аддамс слегка дернулась. Она просмотрела бумагу на наличие водяных знаков, скрытых строчек и посланий, иероглифов и прочего, но перед ней оказался всего лишь обыкновенный тетрадный лист в клетку. Линии были идеально выточенными, будто Торп потратил несколько часов, чтобы запечатлеть ее лицо, обрамленное расправленной на разные стороны челкой и длинными распущенными волосами. Она медленно провела руками по черным косам, убеждаясь, что в ее руках сейчас не зеркало, а рисунок — до того было похоже. Стоило признать, что выглядело весьма недурно, определенно прослеживались общие черты между графичным портретом, скорее всего наброском, и настоящей Уэнсдей. — Нет, Вещь. Он нарисовал это, чтобы в дальнейшем смастерить куклу вуду с моим лицом и начать пытать меня, наконец, должным образом, а не его нелепыми каламьурами. Признаться, ее напрягал тот факт, что Ксавье Торп нарисовал ее. Напрягло еще сильнее то, что это выглядело до жути реалистично. Она никогда прежде не замечала за ним подобных наклонностей. Ей казалось, что его комната и мастерская заполнены рисунками, изображающими его видения или же портретами Бьянки, но никак не ее видом с распущенными волосами. Это же просто абсурд: он не просто сохранил ее будто отрезанную голову вместе с шеей на листе бумаги, но и сложил так, что без Вещи ей найти бы ничего не удалось. Уэнсдей раздумывала, стоит ли забрать рисунок с собой и избавиться от него. Или же стоит дождаться Торпа и потребовать от него разумных объяснений, потому что все, что крутилось у нее в голове, близко приближенным к адекватности назвать было категорически нельзя. В тот раз художник уже понял, что не только проникла в его комнату без разрешения, но и подслушала их с Барклай разговор. За дверью раздались медленные шаги. Видимо, Ксавье возвращался с тренировки довольно уставшим. Аддамс подумала, что во второй раз скрываться нет никакого смысла, пачкаться тоже не хотелось. Он, по ее наблюдению, не очень любил мыть полы в комнате, а она не переносила грязь и запустение, предпочитая не хаос, а структурированность. Уэнсдей присела на аккуратно заправленную кровать с однотонным темно-синим постельным бельем, уперевшись обеими руками в одеяло, приподнимая голову и немного откидывая ее назад. Так она пыталась придать себе более уверенный вид, хотя где-то внутри сердце стало биться чуть чаще обычного, а лицо приобрело более живой оттенок. Торп попробовал вставить в дверной замок ключ и не понял, почему он не сработал. Несколько заторможенно пришло осознание, что или он не запер комнату, или в нее кто-то смог пробраться, воспользовавшись шпилькой и спицей. Первым он подумал на анонима и уже представил, как будет выглядеть помещение: всюда разброснная бумага, выпотрошенне шкафы с одеждой, разодранная в пух и прах подушка, разбитый ноутбук, порванные его гадкими руками наброски и картины и много чего другого. Ксавье медленно повернул ручку и просунул ладонь, чтобы включить свет; этого не потребовалось — он уже горел. Стало немного по себе, но и он был не из трусливых, поэтому просто на полную распахнул дверь комнаты и замер. Он не сразу поверил своим глазам: на его кровати расселась сама Уэнсдей Аддамс, а на ее коленях расположился ее портрет. Он так и знал, что надо было спрятать лучше или вовсе выбросить. — Как ты... Черт, ладно. Ты можешь. Зачем ты сюда вошла? Он развел руками, проходя в помещение и закрывая за собой дверь. Это был не первый раз, когда она нарушала личные границы, то и дело прокрадываясь в его уютные, комфортные уголки — в спальню или мастерскую. Впрочем, скрывать ему было нечего, поэтому с каждой секундой все больно интересовало, что же Аддамс сюда привело. Ее портрет он еще мог объяснить тем, что ему приснился Мартовский бал, на котором он увидел ее — давняя традиция Невермора. Его совесть и руки, ровно как и в прошлом семестре, были чисты. — У меня было предположение, что к исчезновению и дальнейшему жестокому издевательству над Аяксом Петрополусом причастен именно ты. Уэнсдей, договорив, медленно задрала голову вверх и чуть сощурила глаза. В таком положении Торп возвышался над ней едва ли не на четыре головы и оттого выглядел еще крупнее, несмотря на его не самое мускулистое телосложение. От взгляда не укрылось, как он собирался что-то сказать, но передумал. Вместо голоса раздался звук запертой щеколды — стало некомфортно. Она уже успела пожалеть о том, что снова себе напридумывала какой-то безосновательной, но во время ланча казавшейся чертовский убедительной, почти правдоподобной ерунды. Ее теория, безусловно, уже опроверглась. Теперь ее занимало нечто иное — бумага с ее изображением, которую она расположила на коленях, задев подол платья и открыв ногу больше положенного уровня. — И что ты собиралась сделать? Снова позвать папочку Шерифа? Ксавье немного переусердствовал с сарказмом в голосе. Его целью было припугнуть Аддамс, а не вызвать ее кривую улыбку, как это произошло. На его портрете она тоже улыбалась, но по-другому, с большей степенью искренности, если она, конечно, была на такое способна в реальной жизни. Он и сам, если честно, не понимал, с какой целью подорвался посреди ночи, зачем вырвал из тетради по изучению сновидений листок и, схватив первый попавшийся карандаш, начал набрасывать нечто, сформировавшее в дальнейшем лицо, волосы и шею девочки-готки. Скорее всего,в последнее время так прочно поселилась в его голове, вот и начала являться к нему в самых страшных кошмарах, захватив даже то время, когда ему полагался отдых от нее и окружающего мира в целом. Объяснить все Бьянке, с которой он забывался каждый вечер, сформировав такую привычку. Это помогало ему хоть немного отвлечься от Аддамс, но чувствовал после этого себя он паршиво. Ему, на удивление, стали неприятны ее поцелуи, объятия и любые касания, но Барклай уже не первый месяц хотелось чего-то большего, а пересилить он себя не мог. Он был натурой творческой, с тонкой душевной организацией и считал интимную близость высочайшим проявлением любви. Это совершенно не вязалось с его образом плохого парня, лидера академии. Такие нехорошие мальчики к семнадцати годам в классическом понимании должны были затащить в постель хотя бы треть школы, а он же не позволял даже своей девушке, с которой вместе был уже достаточно долго долго, зайти в их отношениях дальше багряных засосов, оставленных на его шее, и влажных, но таких сухих поцелуев в ее губы. Тяжело далось признание самому себе, что он ничего не чувствует к Бьянке и не хочет чувствовать. Он мерзко поступал с ней, ежедневно обманывая, приглашая на свидания или к себе, но бросить не мог. Сейчас требовался рядом кто-то, чтобы окончательно не сойти с ума, и Барклай на это, если бы знала, все равно согласилась бы охотно. — Отнюдь. Я собиралась поинтересоваться у тебя, зачем ты нарисовал меня. Еще и спрятал в дальний угол самого труднодоступного ящика. Я едва вытащила оттуда Вещь. Аддамс осторожно погладила руку со шрамами, все еще сидевшую на плече хозяйки. Ей было приятно такое небольшое внимание со стороны Ксавье, но окончательно давать себе даже крошечную надежду она не позволяла. Возможно, это всего навсего очередное видение, а ей уже резко захочется выйти за него замуж, создать семью и стать домохозяйкой. Уэнсдей пришлось запрятать все чуть вспыхнувшие сейчас чувства вглубь ящика в голове, как и Торпу два дня назад — ее портрет вглубь ящика в комнате. — Я оценил твою прямолинейность. Теперь уходи. Я не обязан тебе ничего объяснять. В ответ на его слова Уэнсдей пронзила его взглядом снизу вверх. Надо признать, что Торпу было приятно, когда она смотрела на него именно так — он мог ощущать свое превосходство над ней в полной мере, плечи расправлялись, прибавлялась уверенность. Только и всего. Такая маленькая и такая грубая, токсичная, зловещая, мерзкая Аддамс сейчас сидела перед ним абсолютно без какой-либо защиты. Он мог задушить ее прямо сейчас и решить большую часть своих проблем, а у нее не вышло бы убежать: он догадался запереть дверь на замок. Однако ее близкий контакт с шерифом останавливал его, да и на убийство даже такой заносчивой стервы он не решился бы никогда, ни за какие деньги, включая самые большие. Чертовка и так начала ему по ночам сниться, не хватало еще наблюдать ее призрак рядом с собой до конца жизни. Уэнсдей, к слову, даже не шевельнулась, а он начал наступать, сокращая расстояние между ними. — Я никуда не уйду, пока ты не объяснишь происхождение этой картинки. Она вскинула в воздух руку с зажатой в кулаке бумагой. Разумеется, Аддамс уже поняла, при каких обстоятельствах и с какой целью это было запечатлено, но уходить отчего-то не хотелось. Хотелось лишь вывести Ксавье из себя, и, если получится, на чистую воду. Она также отметила, что в то время, когда он злился, у него вздувались и без того выпирающие вены на руках и шее. С анатомической точки, с которой это и рассматривала Уэнсдей, выглядело довольно красиво. И сейчас произошло то же самое, а она, пользуясь возможностью, перевела взгляд на его руки, представляя, с какой скоростью станет сочиться вишневая кровь, если Торп, например, решит покончить с собой, используя лезвие. Определенно, быстро. — А если я не считаю нужным тебе, Аддамс, что-то объяснять? Или твое дьяволическое эго настолько хрупкое, что может рассыпаться даже при мысли о том, что всем на тебя наплевать? Художник перешел на повышенный тон. Такой, что, вероятно, было слышно двумя этажами выше. А затем попросту выхватил из ее рук рисунок и, сложив его несколько раз трясущимися от приступа агрессии руками, засунул в карман спортивных брюк. Из-за этого они оба не услышали стук в дверь и резкое движение ручки. Кто-то явно пытался войти. Уэнсдей отметила, как от него было забавно такое слышать, учитывая, что он сам бесцеремонно заявился в ее комнату несколько раз и отказывался уходить. — А если я не считаю нужным уходить, пока не получу ответы на интересующие меня вопросы? Она медленно встала, припоминая, что в последний месяц их тела слишком часто оказываются так близко друг к другу. Вот Аддамс снова слышит его прерывистое дыхание, которое еще не восстановилось после перехода на крик. Еще пара секунд, и Торп услышит стук ее сердца, которое, на удивление, у нее есть, и причем отнюдь не черное и не черствое — живое, горячее. И глупый орган будто нарочно начинал ускорять и учащать свои сокращения, стоило им оказаться непозволительно близко. Оба думали о том, что пора заканчивать такую игру в дистанцию. Для Ксавье, как он считал, это не значило ничего. Для Уэнсдей, как она старалась внушить себе, это было лишь очередной ребяческой забавой, ведь у нее никогда не было такого, что она высматривала чье-то расписание, чтобы подольше во время перемены пощеголять перед аудиторией, в которой сидел этот человек. И поэтому сейчас, когда, оставаясь наедине, кто-то из них с каждой такой ситуацией оказывался к другому ближе, чем в прошлый раз, она начинала ощущать что-то похожее на волнение при первой влюбленности. Разумеется, за маской холода и безразличия ее лицо этого не показывало. Зато могло показать сердце, которое забилось чуть чаще обычного именно в данный момент. Оба замерли, но вздрогнули с новым стуком в дверь, раздавшимся на все помещение. К Торпу пришла Бьянка, чтобы пойти на очередное ночное свидание. Он мысленно чертыхнулся, подумав, что она явилась очень не вовремя. — Ксавье, черт возьми, кто у тебя там? Аддамс? Открой мне дверь!