Йокогама у его ног.

      Кабинет Дазая после их возвращения из доков сильно переменился: у дальней стены теперь стояла трехстворчатая белая ширма, а за ней мигали и пищали мониторы, отслеживая пульс, дыхание, температуру и другие показатели тела на больничной кровати. На кипенно-белой наволочке лежала рыжая голова. Тонкие веки подергивались, заставляя медные ресница трепетать. Несмотря на безмятежный вид, мужчина в больничной сорочке был в тяжелом состоянии: все тело покрыто в мелкими ссадинами и ранками, а на лбу цветет пышным цветом синяк.       Осаму то и дело поглядывал на ширму, не отвлекаясь при этом от диалога. Напротив него в кресле за сервированным низким столиком сидела изящная фигурка с черными, собранными в пучок волосами и серыми глазами. На шее болталась спущенная маска, а худые руки нервно сжимали белую фарфоровую чашку, полную дымящегося чая.       — Гин, то есть ты хочешь сказать, что господин Накахара был назначен командующим операцией в доках? — Дазай отвернулся от белого пятна, которое приковывало все его внимание и отпил из своей чашки.       — Господин Д-дазай, я правда ничего не знаю, когда Черные Ящерицы собирались на задание, пришел господин Чуя и отчитал нас, что мы выдвигаемся без него.       — А вы должны были выдвинуться с ним?       — Нет… Не знаю. У меня не было этих данных, я только выполняю ваши приказы, господин Дазай.       — Да? Какая преданность… И какой же мой приказ ты выполняла, когда пошла в доки с Чуей?       — Босс, господин Дазай, я просто следовала указаниям… вы же знаете, что я верна организации. Я и не думала идти против вашей воли.       — Моей ли?       — Г-господин Д-да… Да…за… — девушка старалась сохранять спокойствие, но у нее это явно не выходило.       — Ладно-ладно, это риторический вопрос. Я знаю, что приказы Чуи ты исполняешь, как мои. Это хорошо. Чуя ваш генерал. У тебя не было причин усомниться в его словах, раз я доверяю ему. Ты надежный человек, я не сомневаюсь в твоей преданности. Но мне надо задать тебе еще несколько вопросов. Хорошо? — не то чтобы ему был нужен ответ, но он не хотел нагонять на девушку еще больше жути, поэтому старался быть обходительным.       — К-конечно, г-го…       — Да-да, спасибо за терпение. У тебя или у Рьюро остался план на эту встречу?       — Простите, Босс. Нет. Господин Накахара сказал сжечь бумагу, а в электронном виде у меня их никогда и не было.       — Хм… Господин Накахара, как всегда, сама предусмотрительность, — его губы искривились в подобии улыбки. — Но ты, как истинный ребенок мафии, конечно, помнишь все, что там написано?       — Д-да. Да, Босс, — тихий голос девушки стал тверже, когда она поняла, что отвечает правильно.       — Я слушаю. — Осаму переключил свое внимание на чайник, заново наполняя их чашки.       Дверь распахнулась так резко, что ручки оставили на стенах неприглядные вмятины.       — НЕ СМЕЙ ЕЕ ТРОГАТЬ! — крик опередил ворвавшегося.       «Надо укрепить дверь и установить защитный замок: мой кабинет превращается в проходной двор», — вздохнул про себя Дазай, даже не оглянувшись.       Черно-красная стена выросла между ним и Гин.       — Успокойся, Акутагава, — спокойно сказал Дазай.       Но влетевшая черная тень будто не слышала. Она мгновенно приблизилась к креслу девушки и только тогда остановилась, на деле оказавшись симпатичным молодым человеком с бледной кожей, острыми чертами лица и пепельными концами черных, как смоль волос. Он присел на корточки перед напуганной девушкой и взял ее лицо в дрожащие руки.              — Сестра, ты в порядке? Что он сделал тебе?       На лице Гин замерло выражение безмерного ужаса. Она старалась разглядеть Босса сквозь черный щит, который воздвиг ее братец. Но даже от ее внимательного взгляда укрылось легкое движение, предшествующее голубой вспышке.       — Акутагава Рюноске, я сказал, успокойся! — отрезал Дазай, с силой сжимая худое плечо, укрытое черной тканью. — Сядь и осмотрись. Выполнять!       Темные глаза на автомате начали выполнять приказ: пробежали по окружающей обстановке, выцепили две фарфоровые чашки, чайник из того же сервиза, небольшое блюдо с разномастным печеньем, пару скомканных салфеток, крошки…       — Братец, я в порядке, — аккуратная рука гладила черные волосы. Тихий родной голос и мягкие прикосновения успокаивали гнев молодого эспера.       — Акутагава, сядь. — Дазай сильнее сжал острое плечо, поднимая парня и направляя к третьему креслу.       — Я… я… Простите, Босс, — Рюноске склонился в коротком поклоне и обессилено рухнул в предложенное кресло, плечи опустились, руки безвольно повисли, почти касаясь пола.       — Ну и какие же ужасные картины ты нарисовал у себя в голове? Кровавые пытки? Или может сразу зверское убийство? Я что, по-твоему, монстр? — тон, хоть и насмешливый, но таящий угрозу и явно не подразумевающий ответа. — Я просто веду разговор с одной из лучших сотрудниц организации, а ты врываешься и пугаешь ее? Где твоя совесть, Акутагава-кун? — не дожидаясь ответа Дазай схватил его за жабо и притянул так, что их лбы почти соприкоснулись. — Или ты так ослеплен завистью, Акутагава? Не можешь позволить своей сестре отличиться? Не можешь принять, что она даже без способности оказывается полезнее тебе? Может быть вместо того, чтобы мешать мне, ты потратишь время на тренировки?! — зло прошипел Дазай прямо в лицо Рюноске, впечатывая его в спинку кресла так, что голова безвольно качнулась на шее, а парень зашелся в приступе кашля, прикрывая рот дрожащей рукой.       — Брат, — младшая Акутагава дернулась в попытке вскочить и помочь парню, но холодный взгляд пригвоздил ее к креслу.       — Гин, мы закончили. Ступай.       — Да, Босс, — Гин осторожно поднялась, склонилась в глубоком поклоне, натянула маску и, с беспокойством оглядываясь, вышла, наконец закрывая створки несчастной двери.       Рюноске дернулся от хлопка, а его голова — от сильной пощечины. На болезненно бледной щеке расцветал яркий розовый след.       — Акутагава! — взревел Дазай, — да что ты себе позволяешь! Я подобрал вас с сестрой на улице, вырастил, дал работу, крышу над головой! Дал тебе смысл жить! А ты смеешь врываться ко мне без капли уважения?!       Дазай был так взбешен, что совсем позабыл о своей драгоценности, которая лежала в полузабытье за тонкой ширмой в окружении размеренного писка прикроватного монитора. А тем временем драгоценность приоткрыла голубые глаза и недовольно щурилась на свет. Взгляд драгоценности был затуманен, как и сознание.       — Босс, прошу, примите мои извинения, я слышал, что случилось с пятой оборонной группой и испугался за сестру. Этого не повторится! — немного придя в себя сдавлено протараторил Рюноске.       — Конечно не повторится! Ты больше не зайдешь в эти двери!       — Дазай-сан, вы не можете… — Акутагава вскинул испуганные глаза на своего Босса.       — О! Я могу! Я могу выгнать тебя с позором! Выкинуть на свалку, с которой подобрал! — хотя раздражение Осаму сходило на нет, оставлять проступок воспитанника просто так он не собирался.             — Босс, пожалуйста! — степень отчаяния в его голосе наконец удовлетворяла Дазая.       — Но я не буду. Ты еще нужен мафии. И ты пока нужен мне, но если провалишь задание, то я забуду обо всех усилиях, что я приложил, воспитывая тебя, и без сожалений вышвырну из организации! Ты понял?       — Да, Босс.       — Тогда слушай внимательно. Я не знаю кто и зачем провоцирует господина Накахару на все эти подвиги, но мне не нужны такие жертвы. Теперь все, что ты будешь делать, это таскаться на любые мало-мальски серьезные миссии и единственное, что ты там будешь делать — это наблюдать. Наблюдать, чтобы там не оказалось господина Накахары. А если вдруг ты заметишь хотя бы отсвет его рыжей головы, то сразу же сообщишь мне. Ясно? — на каждое слово Осаму глаза Рюноске все сильнее округлялись, а рот будто приоткрывался. «Ему? Просто наблюдать… стоп, за кем?»       — Да, Босс. Дазай-сан, позвольте спросить, раньше вы с Чуей участвовали в самых опасных и ответственных операциях. Неужели вы за него… переживаете? — прошептал Рюноске, позабывший от изумления про страх.       — Ох… — Дазай откинулся на спинку и прикрыл глаза рукой. — Не спрашивай… Чуя… Чуя, он… Конечно, я переживаю. Я обещал положить Йокогаму к его ногам, а в итоге он каждый день рискует умереть, стараясь положить ее к моим. Это несправедливо, Акутагава-кун, несправедливо. Он шикарный и умелый боец, лучший среди нас, но его способность… она убивает его… убивает, понимаешь?.. Даже если я вовремя успеваю… А что будет, если не успею? — он тяжело вздохнул и задрал голову к потолку. — Мне снятся кошмары, в которых он активирует Порчу, а я не успеваю его остановить. Что если он опять сделает это, а меня не будет рядом… что, если я не успею… Я же потеряю его, Акутагава-кун! — его голос звучал так отчаянно, что Рюноске боялся даже вздохнуть, не то что перебить. — Я боюсь его потерять… Я не смогу без него… Я хочу, чтобы он был счастлив. Чтобы жил в мире и покое… Жил в мире и покое со мной…       В своих откровениях, выливая горечь, скопившуюся в сердце, Дазай не видел и не слышал ничего вокруг, а Рюноске, который, конечно, заметил шорохи и вздохи за ширмой, не решался сказать ни слова, боясь прервать столь редкий момент близости с наставником, лишь следил взглядом за хрупкой тенью, которая села на больничной койке и дрожащими руками вынимала капельницу и снимала датчики.       —… чтобы сидел в шикарном мягком кресле, пил изысканное вино из хрусталя, который бы держал в изящной руке без единой царапины, желательно с парой безумно дорогих колец на тонких пальцах. Я хочу приходить домой и видеть там его улыбающееся лицо без единого синяка. Хочу ужинать с ним, хочу, чтобы он танцевал мне при свете луны, хочу, чтобы эта луна над морем Йокогамы танцевала в его счастливых глазах. Хочу… — резкий писк прервал увлекшегося Дазая.              Опираясь на ширму, на них уставилась пара глубоких синих глаз.       — ДАЗАЙ! Я что, теперь твоя шлюха? Ты всей чертовой Портовой Мафии решил это объявить? А может сразу всей ебаной Йокогаме? Ты хоть во что-то меня ставишь, сукин ты сын?! — вокруг Накахары загорелось алое свечение, глаза пылали гневом. Мебель в кабинете начала дрожать, медленно сдвигаясь в сторону эспера. Посуда на столике начала противно дребезжать.       — Чуя, ты очнулся! — Осаму будто не слышал упреки в свой адрес, поглощенный счастьем и облегчением.       — Ты, похотливый мудак, думаешь, что я теперь твоя кукла?! Танцевать тебе? Носить кольца?! Да ты в край охуел?!       — Чуя, успокойся, ты не так все понял! — избитые фразочки не смогли бы потушить разбушевавшееся в кабинете пламя. Дазай попытался подойти и дотронуться до рыжего, но в него тут же полетел чайник, расплескивая по ковру горячее темное содержимое. Уворачиваясь, Осаму заметил черное свечение, метнувшееся к его драгоценности.       — Я не так все понял? Я все так понял! Это ты не так понял, Дазай! Я не буду твоей шлюхой только потому, что ты теперь большой босс! Думаешь, я гожусь только в подстилки главы мафии?! Вот так ты, блять, ценишь меня?       — АКУТАГАВА! НЕ СМЕЙ! — крик Осаму отвлек Чую от его гнева, он затих и, пытаясь увернуться от летящих к нему черных лап Расёмона, угодил в бледные лапы Дазая.              Голубая вспышка — мебель успокоилась, звон фарфора перестал раздражать уши.       — Убери. От. Него. Свои. Руки, — прочеканил Дазай. — Не прикасайся к нему своей грязной способностью!       — Я… я хотел помочь! — если бы можно было стать еще бледнее, то Акутагава бы это сделал, но сейчас просто хватал ртом воздух.       Глава мафии даже не посмотрел на него. Он сидел на полу прижав к себе свое сокровище, грудью прислоняясь к хрупкой спине, оставляя легкие поцелуи на макушке и висках.       — ВОН! Убирайся! — Осаму редко повышал голос, да и мало кто мог пошатнуть каменное спокойствие того, кто давно решил, что у его жизни нет цены. Тем ярче звучал его крик в ушах Рюноске.       Черный плащ тенью выскользнул из кабинета. Створка бесшумно захлопнулась. Рюноске осел по внешней стороне массивной двери, тяжело дыша и еле сдерживая кашель. «Что это было?..». Лишь через пару минут, он понял, что в приемной на него уставилась пара спокойных глаз, резко вскочил, отряхнулся и зашагал к выходу не смотря на секретаршу. Его гордость, итак, была надломлена — сочувствия он сейчас не выдержал бы.       — Дазай, ублюдок, отпусти меня, блять, или попрощаешься с жизнью, мать твою! — Накахара змеей извивался в объятьях, не переставая осыпать Осаму проклятиями. Благо, что сил у него почти не осталось.       — Чуя, милый…       — Не смей так меня называть! Не смей! Не смей! НЕ! СМЕЙ! — пуще прежнего распалился Накахара.       Все его существо вопило от унижения, от того, что про него думает, кем видит партнер. С трудом склеенный мир снова рассыпался осколками перед голубыми глазами, больно впиваясь в надежно остерегаемое нежное сердце.       — Хорошо-хорошо, не кричи, я не буду, не буду, прости, прости меня, Чуя. — тараторил Дазай, поглаживая приоткрытые больничным халатом плечи.       — Да? Простить тебя? А себя я смогу простить за то, что я теперь просто твоя подстилка? — ослабленное тело и разум не выдержали, и парень разрыдался. — Ты обещал мне, Дазай, ты обещал… ты мерзкий, подлый обманщик, Дазай…       — Чуя, не говори так, я не считаю тебя подстилкой… ты лучший боец из…       — Заткнись! Заткнись, ублюдок! Заткнись! Слышать не хочу твоих обещаний и пустых комплиментов! Скажешь хоть слово и больше меня не увидишь! Не увидишь никогда! Никогда, слышишь?! — голос уже срывался на хрипы.       Дазай молча разжал хватку одной руки на плечах Чуи, незаметно достал из кармана наполненный шприц и, не колеблясь, воткнул его в тонкую шею в редких веснушках.       — Да… зай… ты на…качал… ме… ня… уб… лю… док… — тело медленно расслаблялось в забинтованных руках.       — Ох, Чуя, Чуя… Любишь же ты устроить скандал не разобравшись…       Осаму поднял обмякшее тело и уложил обратно на кровать. Прикрыл одеялом, взбил подушку и начал крепить датчики. Распахнув больничный халат на легко вздымающейся груди, не удержался и провел кончиками длинных пальцев по прохладной коже. Водил ими, вырисовывая замысловатые узоры, изредка задевая бледные соски, прислонился губами к бьющейся жилке на шее, провел языком и не сам не заметил, как сжал зубы, одновременно полоснув ногтями по груди. Опомнившись, резко поднялся, но укус уже синел на шее, а полосы на груди налились красным.       — Дорого же мне это обойдется, — усмехнулся Дазай. — нам было бы так весело, Чуя, если бы ты только мог меня услышать. Ты бы уже грел свою великолепную задницу где-нибудь на Карибах, на моих коленях, естественно.       С трудом оторвавшись от такого соблазнительно не сопротивляющегося тела: Дазай, конечно, извращенец, но не подлец — он оглядел легкую разруху кабинета и отдал в интерком короткий приказ: «Ко мне уборку и медиков», немного подумав, снова нажал на кнопку: «и Господина Хироцу.»