Йокогама у его ног.

      Чуя заходится надрывным кашлем, еле сумев расслышать тихие слова любовника. Голова раскалывается, нос заложен, глаза щиплет, а про состояния гортани не стоит и вспоминать. Влажными от пота ладонями проводит по своему телу, и лучше бы он не натыкался ими на каменный стояк.       — Блять, чертов Дазай! — Накахара остервенело двигает рукой по члену, ненавидя себя за то, что дрочит на вид Осаму, насилующего его горло, но оставить все так — выше его сил.       Душ явно не входил в планы лучшего бойца в Портовой мафии, преуспевшего во всех видах противостояний, кроме борьбы с самим собой. Он тяжело спрыгивает с кухонного острова, пинает голой пяткой чужое плечо, улыбается глухому звуку падения, хватает по пути пачку салфеток и на ходу вытирает свое тело от смеси спермы и вина, попутно хрипло матеря Дазая на все лады.       Неуверенной походкой он выходит в коридор, где заранее подготовил одежду и небольшой рюкзак, наспех одевается, путаясь непослушными ногами в узких штанах и вываливается из квартиры.       Бледной тенью мужчина плетется по улицам ночной Йокогамы, выбирая узкие улочки и безлюдные проулки. В голове стучит только: «Сейчас главное добраться до Котобуки, я смогу, я выдержу, там меня не смогут найти пару дней, там можно будет продумать план. Иди. Давай! Перебирай чертовыми ногами, слабак! Давай!!!».       О! План точно нуждался в проработке, потому что сейчас он состоял, буквально из одного слова «бежать!», ну и дополнялся парой эпитетов, например, «охуенно быстро», «охуенно далеко» или «охуенно незаметно».       Сейчас бы ни один безумец не поставил бы ни йены на то, что перед ним один из сильнейших эсперов в истории. Чуя тащил себя по темным улицам только силой собственного упрямства. И страха.       Когда он услышал разговор Дазая с ублюдочным Эйсом, он испугался. Действительно испугался. Неужели человек, которому он доверял свою жизнь в бессчетной плеяде битв, хочет предать его? Предать его именно так? Одеть этот сучий ошейник, лишить воли и свободы? Неужели любовник, с которым он делил постель бесконечное количество ночей, хочет превратить его в послушную куклу, имени которой он не вспомнит наутро? Чуя не верил своим мыслям, но не верить своим ушам не мог. Он слышал это. Он видел их мерзкие ухмылки. Он слышал хрипы бедного Кармы. Он видел блестящие глаза блондинистого ублюдка. Он слышал страсть в ответах Дазая. Сидел там парализованный болью предательства и страхом неволи… даже парню не помог. Он сам себя не узнавал. Он сам себя ненавидел. И он сам себя спасет.       Главное доползти до Котобуки. Он выпил всего пару глотков, он сильный, он сможет. Он путается в своих ногах и падает коленями на замызганный асфальт, сдирая ладони до противного жара, проникающего под кожу. Он пытается ползти, чувствует коленями каждый камушек на дороге, кажется он ревет, но голос сорван еще дома.       Нет.       Не дома.       В той квартире.       Мысли путаются, в висках набатом стучит собственный пульс. Думать больно физически. Никто не обращает на него внимания, вокруг смрад, грязь и безнадежность.       Он в Котобуки.       Не чувствуя уже даже облегчения, Чуя заваливается на бок, подтягивает острые коленки к груди, сворачивается в трогательный клубок, обнимая себя содранными в кровь руками, баюкает свое измученное тело, а не менее измученная душа проваливается в блаженную тьму.

***

      Из этой самой блаженной тьмы его вырывает ощутимый пинок по ребрам и чье-то щебетание. Как же бесит. Все тело ломит, его бьет озноб. Наверное, перетрудился на задании, а Дазай пытается его разбудить. Черта с два. Пусть на себе тащит. А значит можно еще поспать.       — Господин, простите, я не хотел, извините меня, — сквозь вату и адскую головную боль слышит Накахара, кто-то тянет его за локоть — господин, дайте я вам помогу, простите.       Так, блять.       Это точно не Дазай. Лучшего бойца Портовой мафии подбрасывает между двумя ударами сердца. Тело движется насилу, но куда отбросам из доя гай тягаться с ним в скорости и ловкости.       Чуя еще ничего не видит, но уже слышит хрипы прижатого предплечьем к стене парнишки.       — Ты что, мать твою, творишь? — голос хрипит так, будто это его держат за шею локтем.       — Я… Я… простите, — еле выдавливает из себя его жертва.       — Кто тебя послал? Из какого ты подразделения? Кто твой начальник? Из какой ты организации? Как вы меня выследили?       Парень перед ним не отвечает ни на один из вопросов, только открывает рот, в тщетных попытках ухватить хоть глоток затхлого воздуха трущоб.       — Сейчас я тебя отпущу, и ты расскажешь мне все, что знаешь и лучше тебе даже не думать съебаться, а то я тебе башку размозжу.              Накахара ослабляет хватку, и паренек медленно оседает на пол, проскальзывает под локтем, заносит ногу для побега, но обнаруживает себя вжатым в асфальт до скрипа в грудной клетке.       — Блять, охуенное утро, — ворчит себе под нос рыжий и медленно подходит к до немоты напуганному тельцу.       Перекидывает через него ногу и садится на корточки напротив побледневшего лица.       — Сейчас я расскажу тебе, как все будет происх… — Накахара осекается на полуслове. Чертов Дазай. Даже тут в его голове сидит со своими приемчиками допроса. Раньше Чуя думал, что вполне не плох в этом сам по себе. До того, как в его жизни появились непрощенные, но раздражающе рабочие советы мистера Я Могу Расколоть Любого. — Слушай внимательно, малец, у меня была хуевая ночь, а ты сделал хуевым еще и утро. У меня руки чешутся кого-нибудь убить, так что только дай повод. Сейчас ты или ответишь на мои вопросы или превратишься в кровавую кашу. Понял меня?       Мальчик слабо кивнул, находясь на грани истерики.       — Из какой ты организации? — Чуя слегка ослабил давление, позволяя парню свободнее дышать и говорить.       — П-простите меня, я не х-х-хотел, я п-правда не хотел, п-простите, он в рюкзаке, заберите, только отпустите меня, — затараторил высокий, захлебывающийся голос.       — Ты что, тупой? — рычит на него Накахара. Врезать пацаненку хочется до скрежета в зубах, но ответы сейчас важнее, а от истерящей лужи он ничего не добьется. Мужчина подбирает способность, оставляя только легкое давление на щиколотках и запястьях пленника. — Одно слово не по существу, и я тебя раздавлю. Как тебя зовут?       — Рэй…       — Кто тебя послал, Рэй?       — П-прос… Это все госпожа Кубо. Я не виноват, я не специально. Она обещала, что это личная просьба, простите, — парень опасливо взглянул наверх, но поняв, что его никто не плющит об асфальт, затараторил пуще прежнего. — Простите, я правда ничего не знаю, я только его забрал, я даже не открывал, я не знаю, что там. Госпожа Кубо сегодня неважно выглядела, и я предложил помочь, тем более мне было просто по дороге. Госпожа Кубо обещала, что ничего не случится, она сказала, что это просто вещи. Все в рюкзаке, заберите, только отпустите меня.       — Кто такая, мать твою, госпожа Кубо?! — измотанные нервы Чуи не выдерживали, а не менее измотанный, еще не отошедший от снотворного, мозг натурально скрипел, пытаясь собрать информацию по частям.       — Она… она… госпожа Кубо… я у нее просто комнату снимаю, я ничего не знаю о ваших делах, клянусь. Я ничего никому не скажу, только не убивайте меня, дядь!       ЧЕГО БЛЯТЬ?       Чуя вылупился на пацаненка: ростом ниже его самого, а весит раза в два меньше, глазищи огромные, испуганные, зрачки почти затопили радужку, острые бледные скулы. Навевает теплые воспоминания о бытности в Агнцах.       — Рыпнешься — ты труп, малец, — слезает с него Накахара, отпускает способность и прислоняется ноющей спиной к прохладной стене.       Он продрог, голоден, вымотан. Голова тяжелая, мысли тягучие и вязкие, как смола. У него саднит горло, ладони и колени, все тело деревянное от ночи на земле. Все внутренние резервы ушли на возню с этим парнишкой. Жестокий допрос ребенка, будь он хоть тысячу раз шпионом Дазая, он сейчас просто не потянет. Тем более ему ли не знать методов этого ублюдка? Он или промыл парню мозги, или напугал до потери рассудка. Причем, судя по его лепету, второе вероятнее.       — Малец, сядь и ответь мне нормально, а?       Парень аккуратно приподнимается и подползает к стене, садится даже слишком близко на вкус самого Накахары.       — Дядь, а у вас не будет закурить? — совсем наглеет пацан. Он уже не боится, грозный на первый взгляд бандит, при ближайшем рассмотрении напомнил ему соседского пса, что каждый раз очень свирепо рычал на него, но стоило подойти ближе и угостить, умолкал и подставлял голову под нежные детские ладошки.       — Завязывай дядькать, тебе сколько лет вообще?       — Восемнадцать… мне восемнадцать       — Кому ты пиздишь, малец? Я что, по-твоему, детей никогда не видел? — Чуя, увидев, как знакомо насупился этот самый честный восемнадцатилетний ребенок, решил, что цифры — не его дело. — Сигарет нет, а были бы, тебе бы не дал. Будешь курить — не вырастешь, — ощутимо, а на его языке — примирительно, пихает костлявый бок локтем. — Так что ты тут забыл?       — Я работу искал, только меня не берут никуда…       — Работу?       — Ну да, на стройке там, или иногда мафиози приходят с заданиями, говорят, что они хорошо платят, но в этот раз не пришли, а жаль, мне за аренду скоро платить…              Накахара почти не слышит причитания паренька за стуком своего сердца, кулаки сжимаются сами собой, а тело пусть и слабо, но окутывает красным. До идиотизма бесстрашный малец дергает его рукав.       — Дядь, не сердитесь, я вам правду сказал, клянусь, я там никого не знаю, видел только пару раз возле ёсэба здоровых мужиков в костюмах, вот и все. А госпоже Кубо я просто помог, правда. Я не вру.       — Я же сказал, хорош дядькать. Называй меня… Цугуро, — сердце кольнуло отравленной скорбью иглой, но сейчас ему нужна любая маскировка от ебаного господина Я Знаю О Тебе Все.       — Хорошо. Дядь Цугуро, а вы же из мафии, да? Возьмите меня на работу, пожалуйста!       — Я тебя слишком сильно головой об асфальт приложил, что ли?       Заебись… парень по ходу совсем съехавший. Тяжко ему тут будет без мозгов, ну да не его, Чуено, это дело. Надо выслушать все, что этот кретин может ему рассказать, съебаться отсюда, а потом уже пытаться весь этот бред по полочкам разложить.       — Простите, я зря спросил… Дядь Цугуро, а нормально, что вы со мной тут просто так сидите, вам не страшно, что вас поймают?       — Что ты сейчас сказал?       — Ну, вы же прячетесь от кого-то… Вы очень сильный, значит от кого-то страшного.       — С чего ты вообще взял, что я прячусь, Шерлок?       — На вас дорогая одежда, я такую только в журналах у сестричек видел, от вас пахнет хорошим вином и необычным парфюмом, — Чую передернуло, но юный детектив был слишком горд собой, чтобы это заметить, — у вас ладони в царапинах, а значит вы не привыкли руками работать. Вы не за мной сюда пришли, а такому человеку незачем сидеть в Котобуки просто так. У вас такая крутая способность, но вы не злой, хоть и ругаетесь, — кажется, дергаться от слов этого блаженного становится привычкой, — значит вы большой начальник. Вы быстрый, обычно меня так просто не ловят, значит умеете драться. Получается, что вы кто-то из верхушки мафии в бегах. Наверное, вы были против какого-то жестокого плана, или пощадили семью должников…       Чуя схватился руками за трещащую голову, фантазия у придурошного пацаненка работала слишком бурно, но нельзя было не заметить точность некоторых выводов. Не такой уж он и безмозглый, этот Рэй, только излишне мечтательный и романтичный, а для улиц это еще хуже тупости. А еще он спокойно говорит про способности… Накахара привык, что в мафии каждая собака знала кто он, но разве люди на улицах не разбегаются в ужасе от опасных, не таких как они, одаренных?       — Дядь Цугуро, может вы у меня пока поживете? Вас там искать не станут, а потом может оно само как-то уляжется, вы вернетесь домой и возьмете меня на работу? Ой… простите…       Хотя наивный болван совсем не похож ни на шпиона, ни на мафиозную шестерку, это все еще может быть ловушкой. Последней мыслью будущих трупов многих его врагов было то, что он тщедушный сопляк. Тем приятнее было вглядываться в их изумленные глаза, когда их беспомощные перед гравитацией тела ломало о землю. Но этот ребенок и правда слаб и до противного чист. Мысли о мягкой кровати и горячем душе понемногу заполняли уставший от постоянных подковерных интриг мозг.              Даже гениальный ум чертового Дазая не сможет просчитать случайную встречу на улице. На поиски вслепую уйдет немало времени. У него действительно может появиться пара дней на детальную проработку побега. Ну, а если пацан окажется повязан, значит Чуя прихлопнет его без лишних сожалений и продолжит прятаться на улицах, восстанавливая силы. Он ничего не потеряет.       — Ну веди, если не боишься, малец, — Накахара лениво поднимается на ноги, отряхивается от вековой пыли трущоб и вопросительно смотрит на наглого паренька, — мне тебе руку подать, как прекрасной даме, что ли? Шевелись!       — Не надо, я сам, —Рэй вскакивает как ошпаренный, густо краснея. — Дядь Цугуро, вы только не кричите, но я не думал, что вы так быстро согласитесь… Я, ну, понимаете, не совсем один живу…       — Не совсем? Это как?! Ты же что-то там мямлил про аренду! И часто ты в родительский дом оборванцев в улицы таскаешь, идиот?       — Нет-нет-нет, дядь Цугуро… я сам по себе, но не совсем…       — Прекрати уже меня так называть! Я не настолько старше тебя! — судьба явно мстит ему за все искренние и не очень прозвища для Коё, — Яйца свои найди и говори нормально!       — Простите, дя… Цугуро. В доме, где я снимаю комнату, еще живут сестрички, мы не родные, но они обо мне заботятся. Они работать уходят ближе к вечеру. Я думал, что пока я вас уговаривать буду, уже стемнеет… А сейчас… а сейчас они вас не пустят. Госпожа Кубо не сдает комнаты мужчинам. Если я вас приведу, они крик поднимут.       — Тц, они меня не заметят, пошли давай.       Накахара, такой свирепый от застенчивости, привык воевать и забирать свое силой, а не просить и убеждать, и уж тем более напрашиваться. Сама мысль о том, что кто-то делает ему одолжение, была ему противна. Не считая ранних лет, один лишь человек позволял себе такое к нему отношение, и от этого человека он сейчас бежал.       «Вы очень сильный, значит от кого-то страшного». Фраза этого на удивление проницательного ребенка стучала в висках при каждом шаге левой ногой. При каждом шаге правой звучал ответ: «ты даже не представляешь насколько». И даже его же неумолкающий щебет не мог остановить этот марш.       На очередном перекрестке мальчик замялся и Чуя понял, что они почти на месте. Окинув взглядом соседние улочки, он приметил довольно большой трехэтажный дом отвратительно желтого цвета с открытой галереей и выходящими на нее одинаковыми дверьми. На первом этаже видимо жила и вела бизнес та самая госпожа Кубо, а на втором и третьем обретались ее жильцы. Накахара не был сведущ в бытовых вещах: его детство и юность не располагали к получению таких навыков. А потом в его жизни появилась работа, деньги, обслуга и чертов Дазай с извращенной любовью побесить его заботой и, кажется, Чуя единственный раз в жизни пожалел о первых трех пунктах. Но достаточно понимал в шпионаже, чтобы подметить пару неутешительных деталей. Во-первых, дом вплотную примыкал к соседним, а значит нормального черного входа у него не было, лестницы на галерею тоже не наблюдалось, из дома слышались звонкие голоса, прорезая глухой шум города, но они не были различимы по отдельности.       Быть идиотом в глазах ребенка решительно не хотелось, поэтому нацепив на себя самое нахальное из всех своих выражений лица, он взял инициативу в свои руки:       — Ну и куда нам дальше?       — Вот этот дом, но с главного входа нам нельзя — заметят, — промямлил вмиг растерявший веселье парень.       Да что с ним не так? Его настроение что, амбассадор броуновского движения? Как что-то вообще может изменяться с такой скоростью?       — В твоей комнате есть окно, нытик?       — Да, есть, но я на третьем этаже живу.       — Не проблема. Показывай, — Чуя, конечно, покривил душой, потому что сам был не уверен, что у него хватит сил себя поднять хоть на сантиметр от пола, но не в его привычках распространятся о своих невзгодах.              Воодушевленный пуще прежнего мальчик уверенно повел Накахару в обход, прошмыгнул в неприметный проулок, и они оказались на задворках этой архитектурной катастрофы. Извинившись еще десяток раз, спотыкаясь о собственные ноги, Рэй побежал обратно. И вот уже он, свесившись из окна по пояс, машет Чуе.       Накахара с максимально непринужденным видом запрыгивает аккурат в открытое окно, резко отпихивает мешающегося парня, но все же заваливается на одно колено. Тяжело дышит, мысленно костеря то никчемного себя, то чертового Дазая под тихий извиняющийся шепот.       Рэй же все интерпретирует по-своему. Он наконец-то вздыхает с облегчением. Ему не терпится сбежать в свое секретное место и попробовать там новую, совсем пока не понятную, но точно очень сильную способность. О такой удаче он и не мечтал, но, страшась показаться неопытным или негостеприимным хозяином, все же бежит ставить чайник.