Из дикого леса дикая тварь

      — Талана, ты должна заниматься, — Рейлсольд устало покачал головой и пододвинул ближе к девочке учебник. — Я бы очень хотел, чтобы ты была готова к поступлению в школу. К сожалению, ни я, ни ты не имеем права ошибаться.       Объяснить пятилетней дочери, что существует такая страшная вещь, как репутация, профессор Доугард, увы, пока еще не мог. Как и рассказать, чем чревата потеря репутации. В первую очередь для него самого. Сложно сделать так, чтобы ребенок вообще понял, что место среди старшего преподавательского состава в университете, где более девяноста процентов учащихся и педагогов занимают эльфы, для человека слишком ценно, а оплошность может этого места стоить.       Рейсольд осторожно поцеловал дочь в висок:       — Давай, стрекозка. Надо. Всего одну главу. А потом пойдешь со своей гувернанткой гулять.       Оплошность — это плохо, понимает семилетняя Талана. Она не может совершать ошибок. Не имеет на это право. Не на людях. Потому что ошибки стоят чужого мнения о тебе. Надо быть хорошей. Надо учиться. А еще надо быть приветливой, вежливой и послушной. Ей нельзя подвести папу, потому что папа ее любит, а каждая неудача заставляет папу грустить. И тогда становится грустно самой, а грустить тоже нельзя — это раздражает окружающих. У светила артефакторики не может и не должно быть дочери, способной бросить на него хотя бы малюсенькую тень. И Талана очень старается оправдывать ожидания. И в пять, и в семь, даже в двенадцать лет, когда немногие знакомые ровесники начинают чудить и вредничать. Она надеется, что папа ею гордится. В конце концов, у нее же есть целый день, когда она гостит у Кревана, чтобы не беспокоиться ни о чем и отвести душу. Феи редко на долгий срок запоминают чужие оплошности...

***

      — Я... я не могу.       Талана опускает руки, признавая поражение. От множества попыток у нее кружится голова, а вода в плошке не просто не приняла желаемой формы, она даже не шелохнулась. Хочется досадливо закусить губу, а еще больше разреветься от бессилия, но Таль сдерживается.       — Завтра попробуем еще раз, — ей кажется в клекоте, что наставник разочаровано вздыхает. — Иди отдыхай.       Она поднимается с деревянного настила перед порогом домика, подбирает аккуратно плошку, хотя едва ли ее видит за мокрой пеленой. И смаргивает, уже отвернувшись, чтобы не Орел не увидел.       — И Талана, — приходится чуть повернуть голову, чтобы показать, что она его услышала, — на сегодня действительно хватит. Не надо пробовать самостоятельно.       «У тебя все равно не получится, — дополняет чужие слова у себя в голове Таль, — у такой бестолочи, не способной освоить даже простенькое заклинание за весь урок, едва ли выйдет что-то путное, кроме как утопиться».       Что улетает наставник, она не слышит, но упрямо садится на пол возле поставленной мисочки и снова повторяет описанный в книге жест, уже отточенный, но все так же бесполезный. Раз за разом. Безрезультатно.       Если раньше она боялась разочаровать отца, то теперь, когда ей вот-вот стукнет восемнадцать, она подводит собственными неудачами Кревана. Уже. Он сделал так, чтобы она стала частью Круга, он дал ей возможность стать кем-то еще, кроме как послушной дочкой и без пяти минут ученицей сингорнской школы магии при университете. А она не оправдала доверия, срезавшись на элементарном заклинании.       — Ты позорно бесполезная, Талана.       Она поджимает губы, но снова пытается заставить воду хоть как-то отреагировать на магический жест. Водная гладь даже не идет рябью, и Таль бьет по плошке, отбрасывая от себя.       — Бесполезная!       От резкого шума вскакивает еще мгновение назад дремавшая куница. Шипит недовольно, прежде чем снова свернуться в клубок и уснуть. Талана наконец начинает плакать, отвратительно хлюпая носом.       За окном давно уже стемнело. Ночь вышла облачная, а потому даже исходившей вдоль и поперек тропинку до лесного маленького озера и хорошо видящей в темноте Талане приходится зажечь свет. Огонек на ладони вспыхивает сразу, в отличие от упрямой воды. И Талана злится еще больше на собственную неспособность сделать что-то чуть сложнее заговора.       В черную воду озерка у нее получается зайти почти без плеска. Язычок магического пламени обиженно шипит, пока не пропадает вовсе. Таль задерживает дыхание и ныряет, с головой скрываясь под водой, и уходит глубже, почти к самому дну. Руки привычно обхватывают небольшую корягу, покрытую скользким илом. И Таль, наконец зацепившись, садится на песок, не думая всплывать.       Держаться за толстое бревнышко удобно. Она не в первый раз это замечает, но не устает удивляться. Как и пытаться рассмотреть в взбаламученной воде хоть что-то интересное. В прошлый раз Талана нашла здесь маленький абсолютно круглый камешек красного цвета, покрытый точками слюды. Камешек, когда высох, переливался забавно на солнце. Потом, конечно, Талана отдала найденыша Аэлару. Ему всегда нравились необычные вещи, а ее находка явно не была совсем уж простенькой.       Сейчас же она едва ли что-то сможет найти. Что она вообще может найти? Таль поднимает голову, вглядываясь в толщу воды над собой.       Пока она ныряла, тучи успели разойтись, и выглянула одна из лун, чуть серебря все, а значит, придется подниматься и всплывать. Тем более что легкие уже печет от нехватки воздуха. Жаль, что нельзя остаться навсегда на дне.       — Ты точно по часам.       Голос Аэлара заставляет вновь уйти под воду, чтобы тихо укорить себя. Не вспомнила бы про него и камешек, может, и не появился так скоро. Теперь же выходит словно она сама позвала. Таль выныривает, чувствуя себя совсем разбитой, потому что нижняя рубашка некрасиво облепит фигуру, стоит только выйти на берег. А ей сейчас очень хотелось быть хоть немного симпатичной.       — Д-доброй ночи, — вежливость пересиливает желание узнать, что забыл здесь эльф. — Тебе не сложно будет... отвернуться? Пожалуйста.       Аэлар пожимает плечами, послушно отворачиваясь, и, словно определив по плеску, что она почти вышла из воды, щелкает пальцами, будто теряет терпение. Только после Таль понимает, что на деле он просто испарил воду с ее нижней рубашки, и чувствует благодарность, ныряя в платье.       — Я, кажется, все.       Эльф хмыкает, повернувшись.       — Скажи, ты и правда собиралась остаться в воде, если бы я отказался отвернуться?       Таль спотыкается, хотя казалось бы, не обо что, но, к счастью, сохраняет равновесие и не падает.       — Я... не думала об этом. Наверное, да, продолжила бы плавать, — краем глаза она замечает, как Аэлар качает головой. — А ты... ты решил прогуляться ночью? И как ты меня нашел?       — Почти. Ты недавно говорила, что собираешься разучивать новое заклинание. Хотел узнать, насколько успешно. А найти тебя несложно. Каждый раз, когда у тебя что-то не выходит, ты сперва упрямо пытаешься, потом злишься на саму себя, а после идешь сюда, чтобы освежить голову. И раз в твоей избушке меня ждал разгром, то ты определенно дошла до стадии, когда идешь к озеру.       От досады она чуть не стонет и бурчит под нос.       — То есть, я не только необучаемая, но еще и предсказуемая. Со всех сторон бесполезное создание.       Несмотря на то, что она говорит совсем тихо, Аэлар все же слышит. И смеется, заставляя Таль поднять наконец взгляд от земли.       — Ты неплохо завариваешь травы, а это более чем полезное умение.       — Да... наверное...       Она снова опускает взгляд и разворачивается, чтобы уйти. Обсуждать с Аэларом свои неудачи ей еще более неловко, потому что его разочарования она боится почти так же, как и Кревана, архидруида Круга или того же Орла.       — Таль, — он на секунду касается ее плеча, но тут же убирает руку. — Твоя проблема в том, что ты никак не можешь принять простую вещь — даже у величайших магов или могущественнейших архидруидов, если тебе так легче, не все выходит с первого раза. Никогда. А впереди тебя ждут заклинания, которые ты сперва выучишь, но научишься применять гораздо, гораздо позже.       Она замечает, как Аэлар проводит ладонью по воздуху в том же жесте, что сегодня они с наставником отрабатывали, и над его ладонью замирает сформированная из воды женская фигурка.       — А некоторые заклинания и вовсе хотят естественности, когда ты, наоборот, пытаешься все сделать слишком правильно. Разве тебе сегодня это не говорили?       — Говорили.       Водный силуэт рассыпается каплями и падет на землю.       — Дай руку.       Приходится сделать шаг, чтобы оказаться чуть ближе и не так сильно тянуться. Аэлар накрывает пальцами запястье, отчего Талана мелко вздрагивает.       — Кого ты пыталась сформировать?       — Рыбку, которая будет плыть по кругу.       — Представь свою рыбку.       Ладонь послушно следует за движением чужих пальцев, Таль отчетливо представляет себе рыбку, стараясь не смотреть, вышло ли, потому что еще одно разочарование стало бы для нее фатальным. Эльф разжимает пальцы, но прохлада, коснувшаяся в какое-то мгновение ладони, не пропадает. И Таль, все же бросившая короткий взгляд на результат, удивленно поднимает брови. Рядом с ее рукой действительно гоняется за собственным хвостом рыбешка.       — Попробуешь ее заморозить?       Она кивает. Взмаха с тем же отработанным жестом оказывается достаточно, чтобы на песок у кромки воды упал кусочек льда.       — И все же... — она не перестает заворожено смотреть на оплывающую льдинку, — и все же я не имею права на ошибки.       — Лучшее — враг хорошего, Талана.       Ей слышатся в этих словах те же интонации, что она слышит в разговорах с наставником, но придавать этому значения нет сил. Особенно сейчас, когда одновременно хочется скрыться от Аэлара и, наоборот, побыть еще немного рядом. И второе пересиливает, снова замаскированное под простую вежливость.       — Кажется, мне стоит тебя поблагодарить. Видимо, сегодня я сделаю то немногое, что делает меня менее бесполезной. Идем, в избушке остался новый травяной сбор, который, надеюсь, тебе понравится.