call me home and I'll build you a throne

      — И они держались за руки?       — Да.       — Ты серьезно?       — Врать запрещено.       — Кто тебе сказал?       — Как ты думаешь, кто? Он сказал, что они…       Лань Ванцзи откашливается позади двух младших учеников.       Увидев его, они оба вскидывают головы и распахивают глаза. Оба Ланя сразу же встают из-под дерева, у которого сидели, и почтительно кланяются.       — Х-Ханьгуан-цзюнь, мы просто… — Лань Линцзюнь запнулся и посмотрел на своего друга в надежде найти, что сказать.       Возможно, Лань Ванцзи не знал, о чем именно они говорили, но это очень походило на слухи и глупые сплетни. Ученики Лань не всегда хорошо себя ведут — подростки никогда не бывают полностью предсказуемыми, и он иногда закрывает глаза на то, что некоторые правила не воспринимаются слишком серьезно. Но легкомысленные разговоры о чужой жизни — это не то, на что стоит тратить время.       — Вы закончили тренировку на сегодня? — спрашивает он.       — Да, закончили, — отвечают они оба в унисон.       Лань Ванцзи смотрит на них, размышляя, стоит ли ему применить какое-нибудь наказание, но быстро решает, что не стоит. Он обещал Вэй Усяню встретиться с ним здесь для их первой совместной тренировки, так как с момента его приезда у них не было времени попробовать что-то серьезное, а тот уже опаздывал. Лань Ванцзи всегда был занят либо обязанностями Верховного Заклинателя, либо обучением молодых учеников, поэтому Вэй Усянь все это время тренировался один.       Но сегодня он освободил свое расписание. Кроме утреннего ответа на несколько длинных писем у него был свободен целый день, и он намеревался провести его рядом с Вэй Усянем.       Если бы только он смог его найти.       — Кто-нибудь из вас видел Вэй Усяня? — спрашивает он.       Ученики смотрят друг на друга, прежде чем тот, что пониже, отвечает:       — Учитель Вэй сказал… Он сказал…       — Он просил передать Ханьгуан-цзюню, что будет ждать его там, где они в последний раз музицировали вместе, — заканчивает Лань Миньчжэ, и лица обоих приобретают нежно-розовый оттенок.       Лань Ванцзи опускает взгляд, не в силах побороть нахлынувшее на него чувство привязанности. Он, естественно, помнит, что было в последний раз. Это было прямо перед отъездом Вэй Усяня, когда они еще решали вопросы перед прощанием.       Снова посмотрев на двух парнишек с широко раскрытыми глазами, Лань Ванцзи кивает в знак благодарности, ждет, пока они поклонятся, и уходит к водопаду.       — Это была улыбка? — слышит он за спиной шепот Лань Линцзюня. — Неужели Ханьгуан-цзюнь только что…       — Не будь дураком, Ханьгуан-цзюнь не улыбается. Скорее всего, это было просто подрагивание его губ.       Лань Ванцзи сделал вид, что ничего не услышал, и продолжил идти. Улыбался ли он? Он даже не заметил.       Ему кажется, что в последнее время он часто улыбается.

***

      Лань Ванцзи находит его лежащим на низкой ветке дерева, закинувшим руки за голову, скорее спящим, чем бодрствующим. Удивительно, что даже в таком состоянии на его губах все еще легкая улыбка, словно его лицо создано только для счастья. Какой жестокий поворот судьбы, что человек с самой яркой улыбкой, которого знал Лань Ванцзи, был также человеком с самой жестокой жизнью.       Он хотел бы смотреть или просто изучать его. Он не может сказать, что не делал этого, прямо в первый день, когда Вэй Усянь вернулся к нему и они спали на одной кровати. Вместе. Близко.       Раннее пробуждение имело свои преимущества, и впервые в жизни Лань Ванцзи нашел причину остаться в постели подольше.       Он подходит тихо, но Вэй Усянь все равно слышит его приближение. Быстрым движением он спрыгивает с дерева и мягко приземляется перед ним.       — Лань Чжань, почему ты так долго? — спрашивает он, зевая и прикрывая рот рукой.       Его глаза немного опухли. Мило. Лань Ванцзи никак не комментирует непослушность его волос. Это вызовет у него желание все исправить, и подобное безусловно станет трагедией в глазах Лань Ванцзи.       — Письма, — говорит он после небольшой паузы. Ему нужно напомнить себе, чтобы он перестал так много пялиться и забывать отвечать, когда Вэй Усянь задает ему вопрос.       Вэй Усянь закатывает глаза.       — Дай мне знать, если тебе понадобится помощь в их сжигании.       Лань Ванцзи не отвечает. Иначе у него возникло бы искушение принять это предложение, если бы это не было чем-то, через что ему абсолютно необходимо проходить. Он никогда не стремился стать Верховным Заклинателем, но кланы назначили на эту должность его брата, а поскольку Лань Сичэнь все еще находился в затворе, он с радостью занял его место. Его брат был рядом с ним, когда ему самому нужно было время на исцеление, а теперь настала очередь Лань Ванцзи сделать то же самое.       — Все в порядке? — спрашивает Вэй Усянь.       — Да, — отвечает он. Как все может быть не в порядке? Вэй Усянь здесь. — Может, нам стоит начать с тренировок с мечом?       — А, кстати об этом, — он почесал затылок. — Я подумал, что мы могли бы заняться… медитацией.       Лань Ванцзи не может не нахмуриться. Медитация для Вэй Усяня всегда была наименее любимой частью совершенствования золотого ядра.       — Не смотри на меня так! Я нашел книгу в вашей библиотеке… И там говорилось о важности медитации для развития ядра. Я знал, что это важно, но раньше, с моим старым ядром, мне никогда не требовалось много медитаций, поэтому я так и не научился делать это как подобает, — говорит он, выплескивая все слова быстро, как будто ему как-то неловко за них. — Я еще не пробовал серьезно заниматься с ядром Мо Сюаньюя. Я всегда просто засыпаю. Так что…       Он выжидающе смотрит на Лань Ванцзи. Конечно, в его словах есть смысл. Лань Ванцзи знал, что он провел некоторое время в библиотеке, но почему-то не думал, что причина была в этом.       Он кивает и кладет Бичэнь на близлежащее дерево.       — Хорошо. Давай…       — Но я не имею в виду сумасшедшие стойки на руках, которые ты иногда делаешь, — быстро говорит Вэй Усянь. — Просто тихая, сидячая медитация. Мы можем заняться этим?       — Нет, — говорит Лань Ванцзи, наполовину серьезно, а наполовину просто чтобы посмотреть на прекрасное выражение лица Вэй Усяня. — Ты заснешь.       — Но Лань Чжа-ань! — Он делает шаг вперед и дергает его за рукав. Лань Ванцзи почти наклоняется в его сторону. — Я не могу делать это так долго. Я так долго не занимался медитацией! Я новичок! Может быть, ты будешь полегче со мной?       Он уклончиво мычит. Как он может отказать Вэй Усяню в чем-то?       — Тогда медитируй стоя.       — Хорошо, — Вэй Усянь поднимает руки над головой и вытягивает талию из стороны в сторону. — Приступим.       Лань Ванцзи делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, и начинает инструктировать.       Теперь это дается ему легко. Он уже много лет обучает младших членов ордена Лань, и каждый из них сталкивается со своими трудностями. Кто-то слишком много шевелится, кто-то стоит совершенно неподвижно, но позволяет своим мыслям блуждать слишком далеко, а кто-то просто не может долго удерживать позу.       Вэй Усянь каким-то образом является всем этим одновременно. Лань Ванцзи учит его, подсказывая, как правильно принять позу, как согнуть колени, какие мышцы задействовать. Вэй Усянь закрывает глаза и делает то, что ему говорят… Целых пять минут подряд.       Он тоже пытается начать медитировать, когда понимает, что Вэй Усянь уже лучше знает, что делать. Но как только он пытается сосредоточиться, на его шее возникает странное покалывание, которое постоянно отвлекает его внимание.       Лань Ванцзи открывает глаза и видит, что Вэй Усянь подглядывает за ним, широко раскрыв один глаз.       Как только его ловят, тот снова закрывает оба глаза и делает вид, что ничего не произошло.       Лань Ванцзи чувствует, что его захлестывает волна привязанности. Из всего, что можно любить в Вэй Усяне, ему больше всего не хватало его игривости.       — Вэй Ин, — выговаривает он, поджав губы, чтобы не улыбнуться. Судя по дразнящей ухмылке, которую Вэй Усянь бросает на него, когда он оглядывается, ему не удается скрыть это.       — Ах, Лань Чжань, прости. Твое лицо во время медитации слишком забавное, чтобы не смотреть на него. Мне все время хочется поглядеть на тебя.       — Понятно, — говорит Лань Ванцзи, чувствуя, как горят кончики его ушей. — Тогда, возможно, лучше подойдет медитация вверх ногами.       — Хорошо! Я сосредоточусь, я сосредоточусь, — Вэй Усянь снова быстро закрывает глаза.       После этого становится немного легче. Вэй Усяню становится более комфортно, и он более быстро погружается в медитативное состояние.       Время от времени его спина сутулится, и Лань Ванцзи приходится шептать ему, чтобы он выпрямился. Осанка играет огромную роль, и тот не может позволить своему телу делать то, что оно хочет. Все нужно контролировать. Проблема в том, что каждый раз, когда он это делает, Вэй Усянь теряет концентрацию и ему приходится начинать все сначала.       В следующий раз, когда он ссутулился, Лань Ванцзи пробует другой подход. Он тихо подходит к Вэй Усяню и кладет одну руку ему на спину, а другую — на грудь, мягко меняя положение.       Вэй Усянь распахивает глаза и делает резкий шаг в сторону, поднимая руку между ними. Лань Ванцзи замирает, его руки все еще в воздухе удерживают остаточное присутствие тела.       — Я… приношу свои извинения, — говорит он, опуская руки.       — Нет, ты просто напугал меня! — Вэй Усянь кладет руку на свою грудь, как будто хочет остановить биение своего сердца. — Прости, я не был готов.       — Я хотел исправить твою позу. С этого момента я буду использовать только свой голос.       — Лань Чжань, все в порядке! Это был один раз. В следующий я буду готов.       Лань Ванцзи кивает.       Вэй Усяню удается вернуться в правильную позу и без всяких подсказок погрузиться в медитативное состояние. Впечатляет, как быстро он учится, стоит ему только приложить усилия. Лань Ванцзи думает, что никогда не перестанет удивляться способностям Вэй Усяня.       Он быстро вникает в дело, но через некоторое время его шея снова начинает немного клониться. Не желая на этот раз пугать его, Лань Ванцзи мягко кладет кончики пальцев ему на спину, прямо между лопаток.       Вэй Усянь тут же отшатывается от его прикосновения.       — Прости, прости, — говорит Вэй Усянь, неловко улыбаясь ему.       Лань Ванцзи старается не позволять своему сердцу упасть глубоко вниз. Он знает, каково это — быть настолько сосредоточенным на чем-то, что любое движение извне кажется тревожным. Он знает, что прервал поток энергии Вэй Усяня и поэтому тот отреагировал так.       Вот и все, говорит он себе. Вот и все.       Лань Ванцзи больше не касается его.

***

      За первые несколько месяцев пребывания здесь Вэй Усянь украл сердца всех младших учеников Лань, с которыми сталкивался.       Лань Ванцзи с самого начала знал, что так и будет. Вэй Усянь — самый обаятельный человек из всех, кого он знает; и каждый, кто узнаёт его поближе, видит его очарование, даже если некоторые и завидуют ему. Нет причин, по которым младшие не открыли бы ему свое сердце спустя некоторое время. Он просто не думал, что это произойдет так быстро.       Все начинается, конечно же, с нарушения правил.       До Лань Ванцзи начинают доходить слухи о Вэй Усяне, куда бы он ни пошел. Он знает, что ученики взолнованы присутствием Старейшины Илина в Облачных Глубинах, поэтому не ругает юношей, когда слышит, как они распространяют новости о нем. Они говорят громко и часто, почти обо всем, что делает Вэй Усянь: о его юньмэнском стиле боя на мечах, о талисманах, которые он делает для себя и которым обучает, о жутких историях, в которых он рассказывает о темном пути тем, у кого хватает духу их слушать.       Они говорят о нем с восхищением и страхом. Они шепчутся о том, как их впечатляет то, что он так быстро развивает свое новое золотое ядро. Они упоминают, что он часто заходит в их класс, наклоняется к окну, предлагает действительно неразрешимую дилемму, а затем оставляет их со смехом и без ответа.       Если Лань Ванцзи и позволяет шепоту продолжаться, то только потому, что это единственный способ узнать о местонахождении Вэй Усяня, даже когда они не вместе. Сказать ученикам, чтобы они прекратили, ему так и не приходит в голову. Он слишком поглощен эйфорией от того, что Вэй Усянь находится в его доме всегда поблизости и он слышит о нем каждый день.       Не прошло и четырех месяцев, как Вэй Усяня невозможно не увидеть без сопровождения двух учеников следом за ним.       Лань Ванцзи чувствует счастье и зависть. Счастье, потому что поскольку он занят, то он рад, что Вэй Усянь хотя бы не один целый день.       Зависть, потому что он хотел бы быть тем, кто идет следом.

***

      — Все не так! — слышит он голос Вэй Усяня, сидящего у письменного стола.       Лань Ванцзи заканчивает вытирать воду со своего тела в ванной и надевает штаны. Сегодня был крайне напряженный день после очень напряженной недели. Недалеко от Ланьлина находится город, страдающий от постоянных нападений, и план действий, который, как он решил, нужно было выполнить, чтобы справиться с ними, совершенно не выполнялся. После пятидневной поездки туда, чтобы убедиться, что все снова работает гладко, Лань Ванцзи наконец вернулся домой.       Он планировал сходить в цзинши, сменить грязные дорожные одежды, которые были на нем, а затем сразу же отправиться в покои Вэй Усяня и сообщить ему о своем прибытии.       Но когда он добрался до своего дома, Вэй Усянь уже лежал на ступеньках, скрестив ноги, и держал над головой книгу, проговаривая про себя слова, которые читал.       — Наконец-то, я умирал с голоду! — сказал он, как только увидел его. Как будто времени не прошло совсем. Как будто он все это время ждал его у двери.       При одном воспоминании об этом у Лань Ванцзи слабеют колени.       — Что «все не так»? — спрашивает он, выходя из-за ширмы и завязывая халат на талии.       Вэй Усянь поднимает на него голову и замирает.       Лань Ванцзи задерживает дыхание. На секунду он задумывается о том, чтобы замедлить движение, представляет, что взгляд Вэй Усяня на него не чист или просто восхищен.       Его смущает, как сильно он хочет… быть желанным. Чтобы о нем думали в менее невинном свете. Он давно уже не испытывает стыда за то, что раньше показывал свое тело. Нет ни одной части его тела, которые бы он не хотел дать увидеть Вэй Усяню. Даже клеймо на груди. Даже покрытую шрамами спину. Пусть смотрит на все, что хочет.       Пусть у него будет все.       — А… Я… — Вэй Усянь моргает, следя глазами за движением рук Лань Ванцзи, завязывающего узел на своем халате. — Что?       — Ты сказал, что «все не так», — говорит Лань Ванцзи, отгоняя от себя откровенные мысли. Его одежда слишком тонкая, чтобы скрыть последствия, если он будет себе потакать. — Что именно?       — О, — Вэй Усянь сглатывает, снова опускает взгляд. — Мои… Ух, мои растения.       Лань Ванцзи садится рядом с ним и начинает аккуратно распутывать свои волосы. На столе перед ними беспорядок из пролитых чернил и разбросанных бумаг.       — Они не растут? — спрашивает он. Он не видел сад Вэй Усяня. Каждый раз, когда он пытался, его прогоняли, оправдываясь тем, что тот еще не готов к показу.       — Растут. Но скоро наступит зима. Извини, я уберу это. — говорит он, бросая листок бумаги рядом с собой. — Скоро зима, и они все умрут. Гусу неумолим.       — Такова природа вещей.       — Я знаю, но… Должен же быть способ согреть растения, верно? Существуют талисманы для согревания еды. Так почему для растений их нет? А тот же самый не работает, я пробовал. Растения просто засыхают и умирают.       Вэй Усянь проводит рукой по волосам и вздыхает. Его глаза выглядят более впалыми, чем при последней встрече почти неделю назад.       — Ты устал, — замечает Лань Ванцзи.       — Да, я… — он смотрит на него и откладывает щетку. — Я плохо спал.       — Почему?       Вэй Усянь машет своей рукой.       — Обычные кошмары. Тревоги. Воспоминания. Ты знаешь, как это бывает, — он издал слабый смешок.       Лань Ванцзи просто смотрит на него. Он действительно знает, как это бывает. Очень, очень хорошо.       — Они были все это время?       — Не совсем. Хуже было в последнюю… неделю? Пять дней, может быть? Я не знаю почему. Может быть, я переживаю сильнее, чем думал, из-за того, что эти растения умирают, — он улыбается. Улыбка не доходит до его глаз.       Он выглядит усталым. Напряженным. Он сказал «тревоги» и «воспоминания», но у Лань Ванцзи есть сильное подозрение, что это больше относится к последнему.       Он не знает, что сказать. Он хочет как-то утешить его, но слова даются ему не так легко, как кому-то другому.       Лань Ванцзи нерешительно протягивает руку, чтобы коснуться руки Вэй Усяня. Возможно, физический контакт поможет передать то, что он хочет сказать, когда слова бессильны.       Как только их пальцы соприкасаются, Вэй Усянь вздрагивает.       Лань Ванцзи быстро отводит пальцы назад.       — Погоди, Лань Чжа…       — Прошу прощения, — говорит он, прежде чем Вэй Усянь успевает что-либо сказать. — Я не должен был прикасаться к тебе.       — Нет, — Вэй Усянь смотрит на него, а затем на его убранную руку. — Я не поэтому…       — Тебе это не нравится. Я понимаю, — говорит он, проклиная себя за уязвимость в голосе. Он снова перешел черту.       — Ты так думаешь?       Лань Ванцзи ничего не говорит. Как он может думать иначе? Он снова и снова пытался коснуться Вэй Усяня. Чтобы почувствовать… Что-то вроде контакта кожи к коже, пока они все еще рядом друг с другом. Но Вэй Усянь всегда реагировал на подобное резко, даже после его возвращения. Единственные случаи, когда он не дергается от прикосновений, это моменты, в которые одному из них угрожает опасность или чувствуется боль, например, когда он нес его и его нога была проклята или когда тот сам инициирует прикосновение: игривое соприкосновение локтей, случайное прикосновение к руке, сжатие его руки на крыше.       — Лань Чжань, посмотри на меня, — просит Вэй Усянь.       Лань Ванцзи поворачивает голову в его сторону, но опускает взгляд. Он не уверен, как поведут себя его глаза, если он посмотрит на него.       — Лань Чжань. Пожалуйста?       Вэй Усянь очень мягко касается кончиками пальцев его подбородка, поднимая его вверх.       — Мне… нравятся прикосновения. Пожалуйста, не пойми неправильно, — говорит он. Лань Ванцзи не может смотреть на него, поэтому он сосредотачивается на красном намеке на ленту, проглядывающую сквозь волосы и спускающуюся по плечу. — У меня просто странная реакция, когда люди иногда прикасаются ко мне. Просто… я…       Он останавливается, пытаясь подобрать нужные слова. Подбородок Лань Ванцзи все еще горит в том месте, где пальцы Вэй Усяня касаются его кожи. Он хочет большего. Он хочет, чтобы тот обнял его, обхватил за шею, коснулся губами его губ. Он такой жадный, когда дело касается Вэй Усяня. Такой голодный.       «Что это?» — спрашивает сам себя он, чтобы не дать себе закрутиться в этих мыслях. Он сосредотачивается на давлении ленты на лоб и старается не представлять, как Вэй Усянь прикасается не только к его подбородку, заставляя кожу покалывать в самых разных местах. Сдержанность, говорит он себе. А потом вслух:       — Я хочу понять.       Вэй Усянь отрывает от него взгляд, сухо сглатывая.       — Ну… Это неудивительно, я уверен, но… я не получал много нежных прикосновений, с тех пор как… — он прервался, уставившись вдаль. — С тех пор как я стал Старейшиной Илина. Я могу по пальцам одной руки пересчитать людей, которые все еще хотели иметь со мной что-то общее.       Лань Ванцзи кивает, сжимая руки в кулаки. Мир действительно был очень недобр к Вэй Усяню. Он заслуживает гораздо большего, чем получил. Лань Ванцзи жалеет, что не может дать ему все это.       Он жалеет, что не старался больше.       — И даже тем людям, ну, половине из них, я не мог просто позволить прикоснуться к себе, — он взглянул на Лань Ванцзи и слабо рассмеялся. — Мне не хватало чего-то очень важного в конце концов. Я не мог позволить теб… то есть им… заметить.       Наконец он встречается взглядом с Лань Ванцзи. Он не уверен, что показывает его лицо, но глаза Вэй Усяня слегка расширяются, а затем он улыбается.       — Не смотри на меня так, Ханьгуан-цзюнь, — говорит он. — Грустное выражение лица тебе не идет. Ты выглядишь гораздо красивее, когда думаешь о том, как бы меня убить.       — Вэй Ин, я… — начинает он, но в мире нет слов, чтобы описать, что он чувствует. — Если бы я остался… Если бы я знал…       — Ты не знал, — беззлобно говорит Вэй Усянь. — Я тоже не облегчил тебе задачу. У нас было просто много плохих разговоров.       Лань Ванцзи сглатывает. Он думает, что разговоры никогда не перестанут быть проблемой между ними. Не тогда, когда он не может набраться смелости, чтобы сказать, что он действительно чувствует. Вэй Усянь не может воспринимать его признание в преданности как признание в любви, которым оно и должно быть.       — Ты бы хотел это изменить? — спрашивает Лань Ванцзи, не успев додумать мысль до конца. Вэй Усянь выглядит озадаченным, поэтому он объясняет. — Твою неприязнь к прикосновениям.       Вэй Усянь издал слабый смешок.       — Кто бы хотел ко мне прикоснуться, Ханьгуан-цзюнь?       Лань Ванцзи снова тянется к его руке, на этот раз гораздо решительнее. Вэй Усянь почти задыхается, воздух застревает в легких. Прежде чем он успевает отстраниться, Лань Ванцзи переплетает их пальцы, как он хотел сделать уже много лет.       Вэй Усянь долго смотрит на их соединенные руки. Лань Ванцзи тоже смотрит, не в силах смотреть ему в лицо. Он сохраняет нейтральное выражение лица, но его сердце, кажется, выпрыгивает из груди.       Время вокруг них кажется неподвижным. А Лань Ванцзи — тем более.       А потом.       Большой палец Вэй Усяня движется по его ладони, медленно поглаживая ее. Лань Ванцзи вдыхает так тихо, как только может, сосредоточившись на ощущении пальцев Вэй Усяня между своими. Он подражает тому, что Вэй Усянь делает большим пальцем, и слышит тихий смех.       Когда он поднимает глаза, лицо Вэй Усяня приобретает восхитительный темно-розовый оттенок. Он хочет поцеловать его. Он хочет осторожно провести кончиками пальцев по щекам и почувствовать, как они становятся горячее под его кожей.       Но он не может сделать ничего подобного. И поэтому он остается очень, очень неподвижным.       — Я не думал, что тебе нравятся прикосновения, Лань Чжань, — говорит Вэй Усянь, игриво поглаживая его по руке. — Ты не против?       — Я не против, — отвечает он, краснея в ответ.       Это почти абсурдно, что простое прикосновение может заставить его кожу вспыхнуть, а чувства переполниться. После всего, что он изучил, увидел, представил, что хотел бы сделать с Вэй Усянем… Держаться за руки — это то, что ломает его, одолевает, заставляет подняться каждый волосок на его теле.       — Я даже не видел, чтобы твоя семья прикасалась к тебе, — говорит Вэй Усянь, словно разговаривает сам с собой, не замечая бури, бушующей в сердце Лань Ванцзи. — Разве нормально, если это делает друг всей жизни? — поддразнивает он.       — Не друг, — поправляет Лань Ванцзи, чувствуя легкое головокружение. Он никогда бы не позволил другу так прикасаться к нему. — Чжицзи.       — Лань Чжань, — произносит Вэй Усянь и вдруг наклоняется ближе, сгибая их локти и упираясь подбородком в их соединенные пальцы. — Значит ли это, что я могу прикасаться к тебе?       «Все, что ты захочешь», — думает он. — «Даже больше, чем тебе хотелось бы».       — Да, — отвечает он вместо этого. Это не ложь. Но это похоже на ложь. — Я тоже хочу привыкнуть к этому.       Вэй Усянь просто улыбается ему.       — Ах, Ханьгуан-цзюнь, не стоило тебе так говорить. Я тебе надоем раньше, чем ты заметишь.       Лань Ванцзи едва улавливает, что тот говорит. Так трудно сосредоточиться, когда он так близко. Его голову поддерживают обе переплетенные руки, его губы такие красивые, такие красные, такие близкие…       — Никогда, — говорит он, надеясь, что это правильный ответ. А затем, потому что его сердце вот-вот разорвется в груди и потому что он чувствует, что не может больше выдержать ни секунды, чтобы не сократить расстояние между ними, он добавляет: — Сейчас девять.       Вэй Усянь несколько раз моргает, его лицо тускнеет. Лань Ванцзи ненавидит это.       — Хорошо, — вздыхает Вэй Усянь, отпуская его руку. Холодный воздух кажется хуже, чем рана от меча.       Он собирает свои вещи и складывает их в кучу, сказав, что вернется за ними утром. Лань Ванцзи не обращает внимания на беспорядок. Его мысли заняты совсем другим.       Он хочет попросить Вэй Усяня остаться. Он еще не готов отпустить его, не так.       Это глупо. Он еще не уходит из Облачных Глубин. Лань Ванцзи увидит его завтра. Кроме того, нет никакой логической причины, почему они должны делить постель, когда у Вэй Усяня есть своя собственная кровать недалеко отсюда.       И все же…       — Вэй Ин, — шепчет Лань Ванцзи. Вэй Усянь открывает дверь наружу, но, прежде чем уйти, поворачивается к нему.       «Останься», — хочет сказать он. «Поспи здесь, хотя бы сегодня».       Он не может этого сказать. Не может.       — Слишком поздно возвращаться пешком, — слова вырываются прежде, чем он успевает их остановить. Они бессмысленны. Для него нет никакой возможной опасности в Облачных Глубинах. — Я лягу на край кровати.       Он поворачивается, не дождавшись ответа, и задувает свечу. Он должен это сделать, иначе ему придется смотреть на лицо Вэй Усяня, а он не думает, что сможет это сделать. Заставив сердце успокоиться, он ложится на кровать и скрещивает руки на груди.       Дверь закрывается. Он слышит шарканье одежды, а затем чувствует вес Вэй Усяня, который перелезает через него и ложится в другом углу. Пока он меняет свою позу, происходит какое-то движение, а затем наступает тишина.       От тела Вэй Усяня исходит тепло, от которого у Лань Ванцзи кружится голова. Прикоснется ли он к нему вот так после их разговора? Как следует отреагировать, если это произойдет?       Он думает о том, чтобы уткнуться лицом в грудь Вэй Усяня и вдыхать его запах — запах его кожи, грязи после дождя, специй. Ему хочется обнять его, прижаться к нему так близко, как только возможно.       Он жаждет множества других гораздо менее невинных вещей.       Нет, говорит он себе. Именно поэтому он не может позволить себе прикоснуться к Вэй Усяню прямо сейчас. Он не знает, сможет ли остановиться, если прикоснется. Внезапно он порадовался, что ленточка надежно завязана на лбу. Это напоминание о том, что нужно уважать его пространство и его решение. Это напоминание о необходимости держать себя в руках.       Сквозь темноту он слышит дыхание Вэй Усяня. Он слышит свое собственное сердце, громко бьющееся в его ушах.       Медленно Вэй Усянь кладет свою руку поверх скрещенных рук Лань Ванцзи, на его грудь.       — Это… нормально? — спрашивает он. Его голос звучит низко и хрипло для ушей Лань Ванцзи. Ему интересно, что это значит. Он знает, что это ничего не значит.       Лань Ванцзи не может дышать. Он боится, что Вэй Усянь почувствует, как сильно бьется его сердце даже в таком состоянии. Тогда ему не удастся скрыть это.       — Мн, — отвечает он. Медленно он раздвигает пальцы, и Вэй Усянь просовывает свои между ними.       Рядом с ним раздается долгий удовлетворенный выдох. Лань Ванцзи тоже делает глубокий вдох.       — Спокойной ночи, Лань Чжань, — говорит Вэй Усянь.       — Спокойной ночи, Вэй Ин.       Лань Ванцзи вынужден заставить себя заснуть.

***

      Он просыпается в пять часов, лежа на боку, с рукой Вэй Усяня, крепко обхватившей его за талию. Между лопатками — ровное горячее дыхание, а в голове — мягкое, смутное ощущение хорошо проведенной ночи.       Вэй Усянь дергается во сне, слегка меняя положение, и Лань Ванцзи понимает, что их ноги прижаты друг к другу, запутаны под простынями, которые он не помнит, как натянул.       Он долго лежит так, дыша так медленно, как только может, пытаясь успокоить внезапно бешено забившееся сердце. Впервые в жизни Вэй Усянь обнимает его, и он даже не осознает, что делает это.       Лань Ванцзи не должен придавать этому слишком большое значение. Он не должен наслаждаться чьими-то сонными порывами, он не должен наслаждаться близостью, на которую Вэй Усянь не решался сознательно.       Но ему так хорошо. Идеально. Гораздо лучше, чем он мог себе представить.       Только ненадолго, думает он, снова закрывая глаза и позволяя себе оценить теплоту того, что мужчина, которому он всегда принадлежал, держит его рядом. Он мечтает о мире, где каждое утро он просыпается именно так.       К тому времени, когда Лань Ванцзи встает с кровати и наконец начинает свой день, темень ночи уходит, освобождая место для совершенно нового дня.       Он оставляет позади сонного, теплого и уютного Вэй Усяня из своих снов и молча игнорирует мокрое пятно на подушке, где остались следы его слез.       Они высохнут. Они всегда высыхают.