Хорошая борьба

Ария Мартелл Город замер точно в ожидании бури, что-то тревожное разливалось в воздухе. Отец стал звонить чаще — настаивал на личной охране. Ария отказывалась: она уже взрослая девочка, ее напрягают посторонние, да и создавать впечатление, что она чего-то или кого-то боится она не хотела. А потому неделей ранее в столицу прибыл ее единственный брат — не иначе как приглядывать за ней, словно она не тридцатичетырехлетняя женщина, работающая в органах. Она не думала, что скоро будет благодарить отца за его предусмотрительность. Мартелл определенно была женщиной с прошлым. Меньше всего она хотела тащить его в свою новую, тщательно отполированную жизнь, но оно как кроваво-красный шлейф ее выпускного платья летело за ней, куда бы она ни пошла. Ее прошлое застало ее за перебиранием бумажек в собственном кабинете — несмотря на недавнюю победу, она опасалась, что история попадет в таблоиды (не без участия одного одноглазого мужчины, разумеется), да и Старк велел затаиться, буквально завалив бумажной работой. — Здравствуй, моя крапива. У ее прошлого голос — что шепот змея-искусителя: низкий и соблазнительный. Мягкий, как лапы хищника, крадущегося к жертве. Ее прошлое смотрит с легким прищуром и вечной насмешкой, словно точно знает о том, что до недавних пор навещал ее сны. Но Ария знает, что это только иллюзия — он как всегда думает о чем-то своем, усмехается своим мыслям, пребывая в бесконечном внутреннем монологе и в этом действе нет места второму. "Что же, — думает она, — рано или поздно это должно было случиться". — Деймон. — Кто знает, чего ей стоило не дать охватившему ее напряжению отразится на лице или в теле. Мартелл оторвала взгляд от документов в идеально выверенное время. Не слишком рано, чтобы он не подумал, что она удивлена или — не дай боги — рада ему. И не слишком поздно, чтобы не создавать ложного впечатления, будто ему удалось застать ее врасплох. Она ровно встретила взгляд серых с янтарными вкраплениями глаз, придав лицу до приторности вежливое выражение. Подобное, если ей не изменяла память, его раздражало. Но и Порочный принц не был бы собой, если бы по-хозяйски не уселся напротив, наплевав на все правила приличия. — Ты постарел, — заметила она небрежно. В последний раз они виделись лет пятнадцать назад. Его тело, скрытое темной костюмной тканью казалось таким же поджарым, но время оставило свой отпечаток на его лице: в глазах, глубоких морщинах и в смягченной линии скул и подбородка. Резкость черт, как и буйный темперамент более приличествуют молодости. Кроме прочего, теперь он носил короткую стрижку. — А ты нисколько не изменилась, дорогуша. Слышал, расправилась со старым боровом? Мое восхищение. Я всегда знал — далеко пойдешь. Слишком правильная, чтобы наслаждаться беззаботной жизнью, вечеринками и наркотиками. И слишком амбициозная, чтобы выскочить за партнера отца и нарожать кучу сопливых детишек. Когда-то одобрение этого мужчины много значило для нее. Тогда еще совсем девчонка, она готова была отринуть себя, втоптать в грязь ради него. Взрослый, харизматичный ублюдок и юная неискушенная идеалистка. Разве могло что-то пойти не так? Сейчас это называется абьюзивными отношениями. Тогда она считала это любовью. — Чего ты хочешь, Деймон? — Если он думает, что перед ним все та же соплячка, которую можно дергать за ниточки и грубо иметь на заднем сидении авто прямо перед студенческим общежитием... ему же хуже. — Я просто вернулся домой, вот и все. Я скучал, моя крапива. Прокурор громко, почти театрально рассмеялась. — Думаешь, я поверю, что у тебя что-то может быть "просто"? Передавай привет Рейнире, к слову. — Усмешка слетела с его лица, обнажая звериный оскал, взгляд потяжелел, но подобное давно не пугает Мартелл. — Либо говори, зачем пришел, либо проваливай из моего офиса. — Как грубо, госпожа прокурор, — змей быстро вернул самообладание, раздвинув губы в очередной ухмылке. Мужчина встал и неспеша обошел стол, опустившись на его край. Теперь их разделяли какие-то сантиметры. — Ты нажила себе врагов, Ария. Я всего лишь зашел сказать, что не питаю к ним каких-либо светлых возвышенных чувств. И, если тебе понадобится помощь... — А может, помощь как раз таки нужна тебе самому? — иронично перебила женщина. Ей пришлось откинуться в кресле, чтобы не потерять зрительный контакт и... законно увеличить расстояние между ними. — И почему бы нам не помочь друг другу, м? — Не растерялся бывший любовник, осторожно заправляя выбившуюся прядь ей за ухо. Он позаботился о том, чтобы не коснуться ее кожи, тем не менее она почувствовала легкий зуд. — Враг моего врага... И потом у нас уже был опыт, — он особо выделил это слово, — тесного сотрудничества. — Вот только в этот раз я нужнее тебе, чем ты мне, — Дорнийка раздраженно повела плечом. Ее выводила реакция собственного тела на мужчину. Кожа помнила его ласки, будто это было вчера. — Поэтому почему бы тебе для разнообразия не побыть воспитанным мальчиком и попросить меня как следует? — Как? — Он резко толкнул ее кресло так, что она ударилась затылком о спинку и едва не прикусила язык. Колесики возмущенно прошуршали по паркету. — Вот так? — Он опустился на колени перед нею, бесцеремонно закидывая ее ногу себе на плечо. Это было остро. Ее левая нога лежала на спине мужчины, из-под края чуть задравшейся от новой позиции юбки выглядывал кружевной край чулка. Таргариен одной рукой опирался о сидение, второй — вызывающе сжимал ее правую ногу выше колена. Более он не предпринимал каких-либо действий и происходящее все больше напоминало Арии дешевую постановку. Но даже зная, что все это не более чем игра, прокурор ничего не могла поделать с собственным телом, чувствуя, как против воли потяжелела грудь и потянуло внизу. На секунду она представила, как усмехнется в его манере, с вызовом сдвинется вперед и приглашающе раскроет бедра... Как он привычным движением руки погрузит в нее пальцы (здесь она позволит себе ровно один несдержанный стон), инспектируя, вспоминая, дразня. Чтобы затем, не разрывая зрительного контакта, с задумчивым, почти отстраненным видом поочередно попробовать подушечки пальцев. Он, насколько она помнила, довольно умело пользовался языком. Секс вообще был единственной вещью в их недолгих отношениях, о которой она почти не жалела. Однако позволить фантазии воплотиться означало проиграть, даже не начав партию. Это значило бы, что ничего не изменилось, что она в его власти. На это ублюдок и рассчитывал — что по-прежнему может делать с ней все, что захочет. От этого становилось мерзко. — Используй язык, Деймон, — усмехнулась Мартелл в свойственной ему манере и этим сходство реальности с фантазией ограничилось, — по прямому его назначению. Скажи мне, что я получу, помогая тебе? Предложи мне что-то, пообещай поддержку на выборах, обольсти деньгами, связями. Неужели ты правда думаешь, что оральные ласки — достаточная плата за лояльность? Стесняюсь спросить, ты всех сторонников привлекаешь подобным образом? Порочный принц усмехнулся (ей показалось, одобрительно), словно не ожидал ничего другого, и вернулся в кресло для посетителей. Из его движений исчез всякий намек на чувственность и он впервые посмотрел на нее, как, пожалуй, смотрел на собеседников-мужчин. Насмешливо, но вместе с тем остро и внимательно. — Так как я могу купить лояльность госпожи федерального прокурора? — спросил он вполне серьезно, но затем повел подбородком и проговорил будто самому себе, — Раз уж она отказывается от самого потрясающего секса в своей серой скучной жизни. — Придется сильно постараться. Повторюсь, ты не нужен мне так, как я тебе. — И тебе это слишком нравится, чтобы я мог забыть, моя крапива. — Он снова посерьезнел. — Тебе кажется, что все это тебя не касается, но теперь, когда все выбирают сторону, тебе не удастся отсидеться под боком у папочки или Старка. Более того, ты уже втянута в игру. Угадай, в какой лагерь тебя записали? — То, что я прижала Баратеона, не означает, что я играю за команду черных. — Я тебя понял, теперь попробуй объясни это всем остальным. Если хотела покоя, не стоило так высоко забираться, а сейчас поздно, дорогуша. Расслабься и получай удовольствие, — Таргариен поднялся. — Подумай над тем, что бы хотела получить от нашего сотрудничества. Я еще зайду. — Не стоит. Я знаю, чего хочу, — процедила дорнийка, пребывая в холодной ярости. Потому что понимала резонность его слов. Потому что меньше всего хотела вновь оказаться в ловушке под названием "Деймон Таргариен". Она не хотела быть его, любовницей, сторонницей — неважно. Все, что угодно, только не кабала притяжательного местоимения. Потому что он поглощал все ее существование, был в ее теле и разуме, контролировал каждый вздох. Никогда больше — она себе обещала. — И что это? — в светлых глаз появилась легкая заинтересованность. С тем же выражением он смотрел на своих гончих сук, гадая, что те принесут в зубах после очередной охоты. — Я хочу голову Рейниры. — Мужчина застыл на месте, окаменело даже лицо. Надо же, почти страшно. — А что? Однажды она просила того же. Ария думала, что он скажет что-то вроде: "Это невозможно". Но он ответил иначе, бросая короткий нечитаемый взгляд исподлобья: — Насколько я помню, я оставил ее просьбу — что бывает довольно редко — невыполненной. — Я тебя поняла. Но тогда тебе нечего мне предложить, — с наигранным сочувствием развела руками Мартелл. — Осторожно, — подняв указательный палец, тихо предупредил он. — Несмотря на наше прошлое, ты не захочешь видеть меня в своих врагах, дорогая. — Но и быть твоей подстилкой я не согласна. — Импульсивна, как всегда, — Деймон возвел очи к небу — иначе этот утомленный, почти мученический жест она назвать не могла. — Есть судьба куда худшая, чем быть, как ты выразилась, моей подстилкой. — Он навис над ней, оперевшись руками о стол. — Подумай, Ария, подумай об отце, о Дорне без влияния моей семьи. Еще увидимся, моя крапива. И он ушел, насвистывая веселенький мотивчик. Почему у нее такое чувство, что как бы она не отращивала зубы, они никогда не будут на равных? Дорнийка в ярости смела все со стола. Одно она знала наверняка, Порочному принцу надо будет очень сильно постараться, чтобы заставить ее войти дважды в одну и ту же реку. — Прибери там все, — велела она помощнице, проносясь через приемную. Ей нужно выпить. Срочно.