взгляни в глаза смерти

Томас так и окаменел, в ужасе глядя на мертвую девушку. В воздухе стоял тяжелый железный запах крови, казалось, пропитывающий всю одежду насквозь и липнущий к коже. — Черт, — Ньют вытер кровь с губ, лишь сильнее размазав ее, и поморщился. — Черт. — Что ты натворил?! — наконец очнулся Томас, упал на колени от накатившей слабости и прижал трясущуюся ладонь ко рту, сдерживая тошноту. — Что это?! — его голос сорвался на отчаянный крик. — Завтрак, — флегматично отозвался тот и придирчиво осмотрел свою одежду: на черной ткани капель крови не виднелось, но Томас был уверен, что они там есть. — Не думал, что ты увидишь... Только не кричи, — он в мгновение ока оказался рядом с Томасом, обхватил его лицо ладонями, из-за чего на коже появились красноватые разводы, и прошептал: — Т-ш-ш. Томас слабо дернулся, чуть не начиная рыдать от затопившей с головой паники. Рядом лежала девушка, под головой которой расплывалась красная лужа, а Ньют сидел перед ним с окровавленными руками и губами и старался поймать его до смерти напуганный взгляд. — Я вампир, — помолчав, признался он с абсолютно серьезным видом. — Немного сорвавшийся вампир. Не думал, что случайно убью ее, — он кивнул в сторону трупа. — Надо убраться. В голове не укладывались его слова, и Томас глухо застонал, сгибаясь пополам. Что за идиотская выдумка? — Какой вампир? — еле выдавил из себя он дрожащим голосом. — Что ты несешь? Он в отчаянии схватился за голову и прохрипел что-то невразумительное. Казалось, все происходящее — лишь страшная галлюцинация. Но, господи-господи, здесь труп! Самый настоящий труп! — Ты просто ее убил! — взвыл он, озвучивая свои мысли, и тотчас, осознав, что рядом с ним хладнокровный убийца, вскочил на ноги и распластался по стене, хрипло дыша. — Не подходи! — рявкнул он, судорожно ища телефон в кармане штанов, чтобы позвонить в полицию. — Ты сумасшедший! Ньют обиженно скривился и возвел глаза к потолку. — Я вампир! — напомнил он, вновь подходя к Томасу, который готов был упасть в обморок от душившего его страха. — Стой, я все объясню, только спрячем тело, — он сделал резкий рывок вперед, уставился на Томаса в упор, и тот сразу же ощутил, как пустеет голова. — Отлично. Томас хотел было убежать, но тело упорно не хотело двигаться. Наоборот, он, будто бы его контролировали, подошел к мертвой девушке и ухватил ее за лодыжки, когда Ньют взялся за плечи. Разум орал, кричал и пинался, приказывая немедленно прекратить творить этот ужас, однако у него ничего не получалось. По щеке невольно скатилась слеза, но Томас не мог отпустить труп, а потому продолжал держать ее за ноги и плакать. Было настолько плохо, настолько мерзко, что он не мог сдерживать рыдания, стоя около лужи крови. — Ты под внушением, — снисходительно пояснил Ньют, глянул на кровь, и она исчезла, будто ее и не было; пол стал абсолютно чистым. — А теперь держись — нужно переместиться подальше отсюда. Сразу же после его слов все слилось в мутную картинку, а затем Томас обнаружил, что они каким-то образом оказались на крыше заброшенного здания на окраине города. Вокруг были лишь сосны, разлапистые ели и груда так и не пригодившихся кирпичей. — Отлично, а теперь бросай, — четко приказал Ньют, подойдя к самому краю крыши. Томас разжал пальцы. Девушка полетела вниз, с тошнотворным хрустом ударяясь о землю и превращаясь в сплошное кровавое месиво. Организм такого зрелища не выдержал, и Томаса вырвало под ноги Ньюту, который отскочил в сторону с брезгливым видом. Вытерев рот, Томас так и остался стоять на коленях, не в силах поверить в произошедшее. Его все еще мутило, а перед глазами стояла картинка: тело внизу, ставшее одним огромным кровавым пятном. — Надо же, какой нежный, — фыркнул Ньют, но все же ободряюще погладил его по плечу. — Ну не переживай, все бывает в первый раз. — Это убийство, — еле слышно просипел Томас, чуть не падая ничком и вовремя выставляя руки вперед. — Ты... Мы ее убили. Мозг отказывался обрабатывать эту информацию, и мысли метались внутри черепной коробки, не понимая, куда им приткнуться. От такого кошмара кровь стыла в жилах, и Томас ощутил, как вся кожа покрывается мелкими мурашками. Через секунду его опять вырвало. Отплевываясь, он все-таки заставил себя взглянуть на Ньюта и ужаснулся, обнаружив, что тот с равнодушным видом смотрит в сторону леса, вытирая испачканные руки об толстовку. — Иди ко мне, — он присел на край крыши, свесив ноги вниз, и поманил Томаса к себе. Соображать Томас не мог, поэтому покорно встал с колен и поплелся к Ньюту, падая рядом. Все тело затопила невыносимая слабость, словно он целый день таскал тяжелые камни, и он мог лишь смахивать слезы с ресниц, часто-часто моргая. — Итак, — Ньют замолчал, порылся в карманах джинсов и вытянул на свет зажигалку и пачку сигарет. Прикурив, он протянул сигарету Томасу, и тот принял ее, не переставая дрожать. — Давай, станет полегче. Дым, проникающий в легкие, никак не помогал стереть отвратительные картины из памяти, но почему-то успокаивал. Затянувшись еще раз, Томас жалко всхлипнул, выронил сигарету из пальцев и закрыл лицо ладонями. — Я не могу, не могу, не могу, — заскулил он, опасно раскачиваясь на месте. — Мы только что ее убили, я не могу, не могу... Ньют стремительно повернул его к себе и заткнул ему рот крепким поцелуем. — Молчи, — хрипло произнес он, касаясь губ Томаса кончиками пальцев. — Тш-ш-ш, — он порывисто обнял его и выдохнул в самое ухо: — Все хорошо, Томми. Эта нежность так не вязалась с его обычным образом, что Томас невольно подался вперед, пряча лицо на его плече и содрогаясь от рыданий. Он не мог объяснить, откуда взялось столько слез, но они лились и лились без остановки, пропитывая ткань толстовки Ньюта, пахнущей кровью и вишневыми сигаретами. — Все хорошо, — продолжал увещевать его Ньют таким ласковым голосом, что он невольно начал верить в его слова, цепляясь за них как за последнюю надежду. Наверное, это и правда была последняя надежда. Сердце постепенно переставало биться так быстро и загнанно, а дыхание восстановилось, вновь став глубоким и спокойным. Ньют продолжал укачивать его в своих объятиях, и Томасу было так хорошо, что он не хотел отстраняться. Эти объятия защищали его от чудовищной реальности, помогали забыть, что он виновен в сокрытии убийства. И если произошедшее травмировало, поломало его, то Ньют по кусочкам собрал обратно и склеил раз и навсегда одним своим «Томми». — Смотри, я вампир, — зашептал Ньют, не прекращая пальцами гладить Томаса по спине. — Обычно я питаюсь людьми так, чтобы не причинить им вреда, но сейчас я немного сорвался... Но это ничего страшного, — заверил он его, прижимая к себе еще крепче. — И ты таким не будешь... Для этого нужна моя кровь, ты останешься человеком. Все хорошо, Томми. Почему-то эту новость Томас воспринял, как нечто обычное. После произошедшего он был готов поверить во что угодно. Лишь бы Ньют был рядом, лишь бы продолжал обнимать его... — Теперь у нас все будет чудесно, да? — Ньют обхватил его подбородок пальцами и поднял к себе. — Да? — с напором повторил он, аккуратно целуя Томаса в уголок трясущихся губ. Его глаза гипнотизировали, дурманили, кружили голову посильнее алкоголя, и вся сущность Томаса тянулась к нему, поэтому он, зажмурившись, прошептал: — Да. Ньют улыбнулся. — Спасибо, Томми. Они просидели на крыше еще долгие часы, пока Ньют тихим голосом рассказывал о себе, а Томас слушал, обессиленно уронив голову ему на плечо. С тех пор он хранил эту страшную тайну, а по вечерам целовался с Ньютом в своей комнате. Он понимал, что по сути этот парень — безжалостный убийца, но чужие черные глаза загоняли страх и угрызения совести в дальний угол. Место оставалось лишь безумному желанию и слепой привязанности, что сформировалась буквально за пару дней. Ньют был его зависимостью, его наркотиком, без которого он не мог жить. Ньют стал необходимостью. Как воздух, только еще сильнее. Минхо пытался узнать у него, что же случилось в тот день, но Томас лишь равнодушно пожимал плечами и просил друга не лезть. — Постой, — как-то раз притормозил он Ньюта, когда они неторопливо целовались в его комнате на кровати. — А ты и правда бессмертен? — Мне уже больше четырех сотен лет, Томми, — приподнял бровь тот. — Разумеется, я бессмертен. Меня можно убить, но лучше я не буду говорить тебе, как, — беззаботно хихикнул он и потянулся за очередным глубоким поцелуем. Девушку так и не нашли: по всей школе висели листовки, и Томас наконец узнал, что ее звали Эмили. Теперь ее мертвое тело, изуродованное до неузнаваемости, гнило на земле у заброшенного здания на окраине. С Ньютом было весело. Они проводили время вместе часами, целуясь и болтая обо всем на свете, и Томас постепенно забывал все, что они натворили. Пару раз он сам выискивал новых жертв для своего вампира, заманивая их в пустые кабинеты, а в его голове в это время крутилась одна и та же назойливая мысль, которую он никак не мог высказать. Но в один день он собрал волю в кулак и робко, негромко спросил: — Почему ты не пьешь мою кровь? Ньют, лежащий рядом с ним на кровати, сонно заморгал: кажется, он уже успел задремать. — Я был бы только рад, Томми, — помолчав, промолвил он и рукой потянулся к его лицу, мягко касаясь щеки. — Но не уверен, что ты согласишься на такое, — он затрепетал ресницами. — Я согласен. — Да-а-а? — вкрадчиво промурлыкал Ньют и, приподнявшись на локте, провел языком по его шее, заставляя издать тонкий вздох. — Да-а-а, — в тон ему откликнулся Томас, растягиваясь в лукавой усмешке. Дыхание Ньюта участилось, когда он носом провел по его кадыку в незатейливой ласке, а затем его начало аж потряхивать от предвкушения. Когда клыки Ньюта вонзились в его кожу, Томас ощутил лишь слабое головокружение. — Это... приятно, — прошептал он, задирая голову, чтобы Ньюту было удобнее. Тот приглушенно застонал, сильнее вжимаясь в него, а ладонью скользнул по груди, опускаясь ниже, к животу и бедрам. Томас такой прыти не ожидал, но ему определенно нравилось, куда вел Ньют, поэтому он ненавязчиво проник рукой под чужую черную футболку, поглаживая прохладную кожу кончиками пальцев. Ньют вообще всегда был холодным, в отличие от Томаса с его теплыми ладонями. Ньют оторвался от его шеи; его рот, зубы и щеки были вымазаны кровью. Взглянул на Томаса, и в глазах его было столько пленительного, счастливого сияния, что тот задохнулся и подавился вздохом. А затем Ньют, пораздумав секунду, прижался губами к его губам, позволяя почувствовать сладкий вкус крови. О, Господи, — подумал Томас, пробуя собственную кровь. — О, Господи. Тонкие пальцы подцепили его футболку, принуждая снять ненужную вещь и прижаться обнаженной кожей к коже Ньюта, который тоже успел избавиться от своей толстовки и теперь сидел на Томасе, растрепанный и невыносимо прекрасный, и часто хватал ртом воздух. Он прижал ладонь к кровоточащей шее Томаса и провел красную дорожку от его груди до живота, и вниз, а потом слизнул ее, и Томас, выгнувшись, прерывисто застонал, руками зарываясь в светлые волосы Ньюта. Затем дернул его наверх, вновь поцеловал, а кровь уже испачкала не только их тела, но и простыни. Странным образом подобное лишь сильнее заводило Томаса, поэтому он подобрался к ширинке чужих джинсов и неторопливо, смакуя этот момент, расстегнул ее. Пальцы, мокрые и липкие, соскальзывали с железной молнии, но он даже не замечал этого, полностью поглощенный наблюдением за Ньютом, что мелодично постанывал, жмурясь и сводя брови к переносице, а руками продолжал сжимать его плечи, хватаясь за них так крепко, как за последнее, что было способно удержать его в этой реальности. Томас поймал себя на мысли, что не может дождаться момента, когда клыки Ньюта вновь вопьются в его кожу, поэтому подставил шею, всем своим видом показывая, что можно, что разрешается... И Ньют вновь приник к нему с восторженным стоном, а голова закружилась еще сильнее, и мир вокруг поплыл, превращаясь в цветное марево. Каждая клеточка тела горела от жара, ладони вспотели, и Томас, слушая чужие вздохи на ухо, сходил с ума все сильнее и сильнее. Разум отключался окончательно, уступая место истоме, скрутившейся внизу живота, а перед глазами взрывались звезды вселенской красоты, но даже они не могли затмить Ньюта, великолепного Ньюта, жадно кусавшего его шею. — Томми, — звонко простонал он, поднимая голову, и откинул прилипшую ко лбу челку; с его губ капала кровь. В ответ Томас вновь поцеловал его, пылко и требовательно, ощущая, как во рту разливается железный вкус крови. Это было настолько невероятно, невозможно, что он не мог поверить, что это действительно происходит. Казалось, с Ньютом ему можно абсолютно все, и именно это привлекало, это заставляло целовать еще жестче, пальцами царапая чужую нежную кожу, это заставляло касаться везде, куда только можно дотянуться. Это заставляло любить. Любить так сильно, что Томас не сомневался, что сможет убить любого ради Ньюта. Не было на свете чувства сильнее, чем то, что он сейчас испытывал — такое сильное, что сердце болело и колотилось с такой скоростью, что он опасался, как бы оно не остановилось, а Ньют считывал эти глухие удары и нетерпеливо поскуливал, пока Томас скользил ладонями по его бедрам и между ними, размазывая кровь по белоснежной коже, складывая капли в причудливый узор. Невыносимое, нестерпимое возбуждение вынуждало продвигаться дальше, а Ньют стонал все громче, прогибаясь в спине, втягивая живот, бормотал что-то себе под нос и то жмурился от наслаждения, то распахивал глаза, одаряя Томаса шальным, диким взглядом. Его словно молнией пронзало от каждого прикосновения, даже самого невинного и легкого, и Томас не мог поверить, что Ньют сейчас сидит на нем, такой податливый, открытый, отзывчивый, и хрипло стонет, запрокинув голову. Он был самым совершенным произведением искусства, самым красивым, самым драгоценным и самым желанным. Их стоны и вскрики переплетались, отталкивались от стен, сливались в один, а губы проходились по коже, даря ласку, настолько сладкую и мучительную, что она была больше похожа на пытку. Томас целовал и целовал Ньюта как человек, который потерялся, утонул в любви и который не собирался от нее избавляться. Эта любовь — самое ценное, что у него было, и он не мог ее потерять. Удовольствие планомерно накапливалось, балансировало на грани эйфории и боли, и Ньют напрягся всем телом, приоткрыл рот в беззвучном стоне и весь задрожал. Волна безумия накрыла и Томаса и унесла его в свои воды без возможности вернуться, заставляя судорожно глотать воздух и хвататься пальцами за простыни. Перед глазами мелькали яркие вспышки, и исчезло все, кроме Ньюта, обмякшего у него на груди с изможденным, но абсолютно счастливым видом. И это окончательно довело Томаса до грани. Лежа на окровавленном постельном белье, они лениво целовались. Ньют мягко прошелся языком по небольшому следу от укуса на шее Томаса и сыто улыбнулся. — Наверное, стоит найти пластырь, — он хотел было слезть с кровати, но Томас не позволил ему этого, придержав за плечо. — Стой, не уходи, — попросил он, и Ньют послушно улегся обратно, прижимаясь к нему и укладывая голову ему на плечо; волосы его слиплись от крови. Томасу хотелось вечность ощущать тяжесть его тела, хотелось вечность находиться рядом. Ньют заполонил все его мысли, проник под кожу и теперь бурлил в венах, стал его частью. — Я тебя люблю, — неожиданно для самого себя выдал он, поглаживая Ньюта по предплечью. Тот захлопал глазами, переваривая полученную информацию, облизнулся и громким шепотом промямлил: — Томми... Ты же понимаешь, что умрешь раньше меня? — он издал дрожащий вздох. — А я останусь в полном одиночестве. Томас понимал. И именно поэтому сказал эти слова. Ему было важно, чтобы Ньют знал об этих чувствах, затопивших его с головой. Чтобы знал о том, что его любят. Почему-то казалось, что ранее Ньют никогда не слышал такого от людей, поэтому и был таким жестким и грубоватым, и лишь с Томасом он становился мягче, нежнее. — Ньют, — он прижался губами к его виску, убрал со лба прилипшую прядь волос, — самое главное, что сейчас у нас есть время. Ньют покачал головой, мрачно улыбнулся. — Мне уже больше четырехсот лет, — с горечью пробормотал он, отводя напряженный взгляд, сглотнул. — Для меня время твоей жизни — ничто. Слишком мало, детка. От пронзившей сердце боли Томас весь сжался, давя рвущийся наружу стон. Как же тяжело, наверное, наблюдать за тем, как все люди, ставшие тебе близкими и родными, постепенно умирают, а ты остаешься в тяжком, унылом одиночестве и вынужден уехать... И ты всегда вынужден ехать и ехать, сбегая от призраков прошлого, ехать до бесконечности, пока все не останется позади, пока все не забудется, пока все не исчезнет, чтобы начать новую жизнь где-то там, далеко-далеко за горизонтом. — Я тоже тебя люблю, — наконец ответил на его невысказанный вопрос Ньют. — И поэтому, Томми, — он оперся на локоть, уставился на него в упор и на секунду зажмурился, испуганно и нервно, — я хочу, чтобы мы были вместе навсегда. И он, укусив свое запястье, стремительно приложил его к губам Томаса. А тот, улыбнувшись, прижался сильнее, ощущая, как в рот течет теплая и густая кровь.