Sleepwalking

Я падаю, Я увядаю, Я тону, Помоги мне дышать. bôa — Duvet

Чувства хоть и медленно, но понемногу возвращались. Наруто испытывал вину за то, что не уследил за языком. В тот момент думать не получалось совсем — голова была настолько тяжёлой и одновременно пустой, что мысли как появлялись, так внезапно и исчезали, не дав возможности ухватиться за них и как-то выразить. Он понимал, отчего Саске так резко переменился и ушёл. Мог понять и то, что его слова были слишком жестокими для человека, который не просто попытался спасти его, а спас. Прыгнул в реку. А потом ещё и разрешил остаться, предоставив все возможные блага в виде сухой одежды и еды в холодильнике. А он повёл себя худшим образом из всех возможных. Да, нужно извиниться и поблагодарить. А затем и вовсе убраться отсюда куда-подальше, чтобы забыть и больше не пересекаться. Саске и так не легко жилось. По одному только его виду можно с точностью сказать, что настрадаться он успел и до его появления. Наруто поднялся, мысленно настраиваясь на разговор и подбирая правильные слова. Строить из себя жертву было уже не к месту — он и так делал это половину своей жизни, что, очевидно, не привело к позитивным исходам. Нужно было взять себя в руки, настроиться и поговорить. Не по душам, нет. На это нужно слишком много энергии, которой априори никогда не было. Наруто остановился в проходе, улавливая взглядом Саске, что сидел к нему спиной и курил — это стало понятно, как только в нос ударил горький запах сигарет. Наруто не любил сигареты — из-за них голова начинала болеть сильнее и становилась ещё тяжелее. Но делать замечание он попросту не вправе. Саске слышал тихие шаги сзади, как его гость остановился в проходе и с точностью слышал, как тот дышал. Но оборачиваться не стал. Видеть Наруто он тоже не хотел, и уж тем более снова заводить эту шарманку. Разговаривать правда больше не о чём, ведь что тот мог ещё добавить? Напомнить об абсурдности поступка? Ещё раз обвинить в том, что кинулся на помощь? Сказать, что он, Саске, выбрал херовую роль спасителя? Спасибо, проходили. Даже когда сигарета истлела, Саске не обернулся. Он упрямо игнорировал чужое присутствие и наблюдал за Питоном до тех пор, пока обзор не закрыло чужое тело. Наруто сел на стул напротив, сложив руки в замок, и стойко смотрел на глаза перед собой. Саске не поднимал на него взгляд, не пытался больше заговорить и, казалось, совсем прикинулся статуей. Быстро всё сказать и уйти. Это ведь не сложно. — Извини, — выпалил Наруто, чувствуя, как ритм своего сердца был громче собственного голоса. Саске всё же поднял взгляд и посмотрел в лицо напротив. Там всё ещё не было ни капли намёка на какую-нибудь эмоцию: брови были расслаблены, уголки губ — опущены. Да, Саске знал, что его обиды глупы. И поступки тоже. Но контролировать чувства, кипящие внутри, было до сумасшествия тяжело. И он совершенно не хотел больше видеть этого человека у себя дома. Тот и так сделал предостаточно. — Прости меня, и спасибо за заботу и… Наруто договаривать не планировал. Саске же ждал продолжение слишком сильно. — Да уйди ты уже. Тело невольно вздрогнуло от этих слов. Глаза напротив смотрели строго, пытливо и… с разочарованием. Наруто узнал этот взгляд. Отвечать было лишним, и он молча поднялся. Всё вполне справедливо: и то что видеть его не хотели, и то, что прогоняли. Это была его заслуга, ведь он приложил всех усилий, чтобы в итоге всё так и случилось. Потому жаловаться теперь не было смысла. Помнилось, что одежду повесили на балконе. Отметив, что она уже достаточно подсохла, Наруто начал наспех переодеваться, пытаясь избавиться от заевшего голоса в голове. «Да уйди ты уже». Вновь его прогнали. И вновь он никому не нужен. Куда стоило деть одежду Саске, он не знал, поэтому, пытаясь аккуратно сложить её, оставил на кровати. Постель всё ещё отдавала влажностью и, наверное, надо бы её поменять: хоть какая-то польза будет по его уходу. Говорить было нечего. «Извини», «прощай» уже были не уместны, нарушать ими тишину казалось глупым. Наруто тихо вышел с квартиры, подавляя желание исчезнуть прямо в ту же секунду. Прямо за дверью. Лучше бы его не спасли.

***

Хлопок двери заставил невольно дёрнуться. Саске с облегчением выдохнул, когда остался в квартире один. Теперь дело оставалось за малым: забыть и больше никогда не вспоминать. Он ведь сможет, правда? Ответ Саске не имел, но очень надеялся, что тот будет положительным. Уже был случай, который на протяжении двух лет он не мог забыть и видел его каждый раз, когда удавалось уснуть хотя бы на каких-то пятнадцать минут. Во всех красках и деталях. Со всеми чувствами, эмоциями, страданиями. И кто бы что ни говорил, а время совсем не лечило. И с Наруто так случилось. Он всегда был из тех людей, которые не отличались особым оптимизмом и жизнерадостью. Он, напротив, с каждым разом всё больше удивлял своим негативным настроем и верой в хорошее, которой, к слову, не обладал. Забавно ведь всегда получается. Живёшь и надеешься, что скоро эта чёрная полоса пройдёт, веришь, что всё плохое заканчивается и обязательно наступает рассвет. Думаешь, что со временем станет легче, но это время только добивает. И чем дальше, тем становится лишь хуже. Думаешь, что хуже уже некуда, но, как потом оказывается, есть. И хочешь вернуть то, что было. Саске медленно перемещал взгляд с одного угла кухни к другому, потом к третьему. Казалось, из раздумий его совсем ничто не могло вывести. А как испортило время его собственную жизнь? Сначала страх отца. Фугаку был любящим. Он очень глубоко чувствовал и испытывал слишком сильные эмоции, что и превратило его любовь в жуткое чувство. Всё было хорошо до тех пор, пока не сделаешь малейшую деталь не так, как следовало. Тогда тебя накрывало волной чужого гнева, агрессии и — иногда казалось — нечеловеческой ненависти. Придёшь на пять минут позже, получишь в школе оценку чуть хуже, скажешь не то слово и не с той интонацией и можешь готовиться к новым синим отметинам на теле. Захочешь заступиться за брата, доказать, что тот не виновен, — аналогично. Потом был Итачи и то, что он оставил после себя, когда ушёл. А если говорить чуть точнее, два года страданий и два года у психотерапевта. И наконец — Наруто. Наруто. Саске резко поднялся со стула, обернувшись на входящую дверь. Наруто ведь ушёл. Точнее, он сам его прогнал, сказал убираться и всей душой не хотел видеть перед собой того, кто испоганил своим появлением весь день, начиная с раннего утра. Не хотел дышать одним воздухом с ним, жить в одной стране и даже на одной планете. А теперь опять сердце разгонялось, потому что начинал понимать, что он сделал. Это ведь Наруто. Человек, который никогда не видел радости и не чувствовал счастья; который несколькими часами ранее пытался умереть. Наверняка он чувствовал себя виноватым, бесполезным и ненужным. И кто знал, что за эти несколько минут, как он ушёл, могло произойти. Саске наспех одел старые, потёпанные временем шлёпки и выбежал с квартиры так быстро, насколько смог. Он пронёсся по ступенькам, раз споткнувшись из-за больших шлёпок — они когда-то принадлежали Итачи — и вылетел на улицу, остановившись и перестав дышать. И куда теперь? — Ты меня и отсюда выгнать решил? — послышалось сбоку, и Саске обернулся. Наруто сидел на лавочке, забравшись туда с ногами, и смотрел на него так, будто всё это время, каждую секунду ждал, пока по него придут. Саске чувствовал, как внутри начинал зарождаться маленький огонёк истерики. — Ты что здесь делаешь? — спросил он тихо, сжав кулаки. — Сижу, — пожимание плечами. — Почему домой не пошёл? — Отец выгнал. «Мы поругались с отцом, и он меня выгнал из дому». Наруто некуда идти. А он его выгнал. Уголки губ дрогнули. То ли он сдерживал смех, то ли слёзы — понять не мог ни он, ни Наруто, пристально наблюдавший за каждым его движением. Горечь опустилась на плечи так резко, что Саске казалось, будто его сейчас задавит. И он не понимал почему. То ли злоба, то ли обида, то ли вина — всё перемешалось и норовило разорвать уставший после долгого рабочего дня организм. Хотелось рассмеяться. Хотелось заплакать. Поговорить и высказать всё, что крутилось на языке. Закрыться в квартире и никого не видеть. Саске схватился за волосы на затылке, больно оттягивая их и жмурясь. Он не хотел падать в глубокую бездну истерии, выход из которой будет искать долго, блуждая запутанным лабиринтом. Но его чувства, эмоции никогда не слушали, делали своё, не считаясь с его мнением, и всегда приводили к одной лишь катастрофе. — С тобой всё в порядке? Саске так и замер: с рукой в волосах, с полным страданий выражением лица. Конечно. Конечно с ним всё в порядке. — Пошли, — кинул он Наруто, выпрямившись, и уставился в ожидании. — Будешь жить у меня. Наруто не скрывал удивление от столь резкой перемены, но комментировать не стал. Он размышлял долго. Слишком долго для того, чтобы Саске успел подумать, что можно готовиться к отказу, но пытался всеми силами отогнать ненужные мысли. Нужно было загладить вину за то, что поддался эмоциям и выгнал, а предложить пожить у себя — это единственное, чем он способен помочь. Тем более, они когда-то были довольно близкими людьми. Или же так ему казалось. Не выдержав тяжкого ожидания, Саске схватил Наруто за запястье, заставил подняться и повёл в квартиру. Тот, на удивление, даже не пытался выпутаться с хватки — наверняка уже смирился со своим положением. Войдя в квартиру, Саске нервно передёрнулся, вспоминая все события, что прошли здесь всего несколько минут назад. Хотелось их выбросить с головы и забыть, будто самый обычный сон, не имеющий никакой ценности, чтобы чужие слова, всё ещё отдающие эхом, больше не делали тех порезов на дне души. Но на это нужно было время, которого у него практически не было. Не было возможности ждать, прятаться от окружающего мира, ограждаться толстой стеной от всего, что там происходило, и наслаждаться собственной маленькой Вселенной. — Будем ужинать, — безапелляционно заявил Саске и умчался на кухню, звеня разной посудой. Наруто прошёл следом, сел за стол и молча, не проронив ни слова, наблюдал за тем, как Саске готовил. Взгляд приковали к себе татуировки на руке. Он заметил их ещё утром, когда тот распинался, чтобы он, Наруто, не прыгал со второго этажа, но особой возможности рассмотреть не было. А сейчас, как оказалось, там был изображён космос: созвездия, планеты… Красиво. Когда-то, будучи ещё ребёнком, Наруто любил ездить к бабушке в деревню, где поздним вечером рассматривал с матерью небо. Кушина научила его различать некоторые созвездия. А ещё она много чего знала о космосе и любила, когда её рассказы кто-то слушал. Кто бы мог подумать, что не один Сатурн имел кольца вокруг себя, а Большое Красное Пятно на Юпитере больше, чем вся наша планета. В школе никто не рассказывал о том, что самый большой каньон Солнечной системы находится именно на Марсе, и на нём же — самая высокая гора. А Кушина рассказывала. И хотела поделиться всеми своими познаниями с маленьким Наруто. — Наруто? Нависшие мысли улетучились. Наруто вопросительно зыркнул на Саске. — Тебе солить? Уже третий раз спрашиваю, а ты завис. — Нет, не надо. Он только сейчас учуял запах жареной картошки, и его желудок требовательно заурчал в ожидании. Осталось надеяться, что его не скрутит после первой же попытки протолкнуть в себя хоть что-то. — Ты давно сделал татуировку? Саске отвечать, казалось, не спешил. Выключил духовку, насыпал две тарелки картошки, одну с которых поставил перед Наруто. Он уже утратил всякую надежду на ответ, но вдруг Саске подал голос: — Год назад. Можешь не искать смысл в ней, его здесь нет. Просто эскиз понравился. — В космосе всегда есть смысл. Выдержав чужой внимательный взгляд, Саске поинтересовался: — И какой же смысл космос имеет для тебя? Наруто ненадолго застыл, обдумывая услышанный вопрос. Не спешил отвечать он не потому, что не знал, что именно стоило поведать. Он отчётливо знал свой ответ, но не хотел делиться им с кем-то посторонним. Это казалось чем-то личным, тем, что не могло принадлежать никому, кроме его самого. Но, выждав ещё несколько мгновений, всё же нехотя он ответил: — Космос — это что-то глубокое, очень большое, — задумчиво протянул он. — Возможно, какие-то сильные чувства или привязанность. Несколько лет назад, когда был ещё подростком, ночью, стоя на берегу реки, Наруто разглядывал звёздное небо. Оно было безоблачным, чистым и невероятно красивым. Звёзды переплетались между собой в разных созвездиях и почему-то тогда внушали страх. Это был первый раз, когда он боялся смотреть в чёрную бездну, усеянную маленькими фонариками. Боялся почти до паники, ведь, казалось, ещё немного и это огромное пространство поглотит всё вокруг и уничтожит. И именно тогда он понял, что космос — это что-то слишком сильное, слишком чувственное. Космос — это всегда что-то слишком… Саске так и не ответил. Остаток ужина они провели молча, иногда бросая мимолётные взгляды друг на друга. Каждый думал о своём, а молчание, настигшее их, ласково успокаивало. Больше не было той напряжённости, которая была вечером, и Саске был уверен, что этому способствовал маленький, но глубокий разговор. Он тихо поднялся, поставил тарелку около раковины и вышел с кухни, оставив Наруто одного — спать хотелось безумно, и усталость настойчиво напоминала о себе. Он хоть и принял предложение Суйгецу оставить всю работу ему, а самому уйти домой, но к концу смены, поразмыслив, всё же предложил остаться вдвоём, отмечая, что так они справятся быстрее. Пришлось задержаться ещё на два часа, и теперь даже ядерный взрыв не заставит его и шевельнуться. Наруто сидел молча на кухне, обернувшись к экзотическому питомцу. Странные вкусы у Саске, а впрочем, они у него такими были всегда. Всё то, что нравилось другим, он отрицал, а сам любил то, что вряд-ли кому-то могло прийтись по вкусу. Он даже исполнителей слушал тех, фанатов которых встретить можно крайне редко (не считая «Bring Me The Horizon»). И, наверное, именно это и цепляло в нём. Ведь соврёт, если скажет, что общался с ним ради какой-то выгоды или потому, что просто больше не было с кем. Нет, Учиха Саске всегда имел что-то, что манило к себе. Почесав затылок, Наруто поднялся. Стоило бы помыть посуду — хоть чем-то помочь. Чувствовал он себя побитым псом, по которому несколько раз проехался грузовик нарочно медленно, чтобы он прочувствовал, как хрустела и ломалась каждая кость. Хотелось лечь, отвернуться к стене, никого не видеть и не слышать. Перестать существовать. Исчезнуть, будто никогда и не было.

***

Разложив диван и поправив постель, Саске мысленно улыбнулся. Теперь он не один. С этого момента он не позволит себе упасть в каньон одиночества, что бы ни случилось. Отныне он живёт с человеком. И пусть тот тоже сломан и видит мир лишь в серых тонах, давно забыв о красках, но вдвоём всегда проще. Когда кто-то есть рядом, мысли не так подступают, ведь боятся. Боятся, что чужой голос, чужая улыбка, смех, взгляд уничтожат их. Застывший силуэт в проходе заставил губы растянуться уже в настоящей улыбке. Он и правда теперь не один. Наруто, увидев разложенный диван, похмурел. — Я на полу лягу, — буркнул он. «И так много неудобств тебе доставил», — так и осталось неозвученным. — Не переживай, — плюхнулся на диван Саске, — места хватит. — Почему ты не набил что-то связанное с музыкой? — спросил Наруто, подходя ближе и садясь рядом. Наверное, это был именно тот вопрос, который не стоило задавать — Саске поменялся моментально: улыбка спала с лица, взгляд потускнел, а тело заметно напряглось. Казалось, он и дышать стал через раз. — Я больше не играю на гитаре, — ответил он так тихо, будто не хотел, чтобы услышали. Сказать, что услышанное привело в потрясение — не сказать ничего. Музыка — это то, чем Саске когда-то дышал. Жил. Что такого могло случиться, что он отказался от части себя? Наруто не стал спрашивать — понимал, что это не та тема, которую стоило затрагивать. Хотя бы сейчас. Поддавшись секундному порыву, он прикоснулся к руке Саске. Саске словил мелкий испуг, когда чужие холодные, словно лёд, пальцы прикоснулись к коже и, еле касаясь, прошлись по татуировке. От этого движения хотелось закрыться, отстраниться, чтобы больше не чувствовать, но он так и сидел, продолжая терпеть. Саске не соврал, когда говорил, что в этой татуировке не было смысла. Ему и правда всего лишь понравился дизайн, и он захотел её сделать, но она стала для него чем-то родным и особенным. И чтобы вот так кто-то мог прикасаться к ней… Он не знал, почему не останавливал. — Это созвездие «Орион», — тихо заговорил Наруто, останавливая пальцы на одном из созвездий. — А то, которое левее, — «Единорог», — осмотрев третий рисунок, он добавил: — А это «Близнецы». Эти три созвездия можно увидеть зимой. Они находятся рядом. — Ого, — только и смог выдавить из себя Саске, осматривая свою руку. До этого он не знал и в принципе не интересовался тем, что было набито, а теперь будто взглянул и начал воспринимать рисунок по новому. — А ты фанат космоса, — по-доброму улыбнулся. — Мама мне много чего рассказывала, — ответил Наруто и убрал руку с чужой. — Поэтому и знаю что-то. — Расскажи что-то интересное. Подняв взгляд на Саске, Наруто удивился тому, с каким ожиданием тот смотрел на него. Он был похож на ребёнка и на секунду напомнил ему того улыбающегося студента, который учился на втором курсе. Который подошёл к нему и начал говорить, как ни в чём не бывало, о том, какой крутой ливень пошёл. Наруто всё ещё помнил, с каким восторгом он рассказывал ему о «Bring Me The Horizon» и их песне «Sleepwalking», которая была, по его словам, «самая красивая, самая прекрасная, лучшая песня и вообще лучше нет и не будет». Это была любимая песня Саске, которую тот постоянно напевал и играл на гитаре. И которую Наруто полюбил с такой же силой, как и его друг. — Спой «Sleepwalking». — Что? — в удивлении поднял брови Саске. — Это была когда-то твоя любимая песня, — настала очередь поменяться ролями; теперь Наруто смотрел на собеседника в ожидании, скрестив ноги по-турецки. — Я больше не занимаюсь музыкой, я же говорил, — тихо. Почти неслышно. — Почему? Зря он это спросил. Очень зря. Не надо было. — Не могу больше играть. Меня играть учил Итачи, а Итачи… — тяжёлый вздох и дрогнувший голос: — умер. Последнее слово, хоть и звучало тихо, но показалось настолько громким, словно прогремевший выстрел возле уха. Волна вины снова нахлынула, потому что потревожил чужие, ещё не зажившие раны. — Как? — спросил Наруто на грани слышимости.

***

Два года назад С коридора донёсся негромкий грохот и чужой голос: — Я дома! Саске, до этого сидевший в гостиной и читавший книгу, отложил «Убийство в Восточном экспрессе», вышел в коридор и облокотился о стену плечом. — Мама пирог испекла, — сообщил он с нотками веселья в голосе. Сколько бы лет ни прошло, а младший, казалось, никогда не перестанет чувствовать детскую радость при виде Итачи и встречать того с работы, чтобы потом вместе смотреть фильмы. — Я не буду ужинать сегодня, — выпрямился он, скинув с ног обувь. Вид его был неизменно уставшим, а взгляд — практически пустым. — У нашего с Шисуи сотрудника день рождения сегодня, так что мы поедем к нему. Там и поедим, — попытался улыбнуться старший. Саске поджал губы. Ему не хотелось отпускать Итачи, как бы по-детски это ни звучало. Он уже выбрал, что они будут смотреть на сегодняшнем марафоне фильмов, даже купил всяких сладостей, которые терпеть не мог, но которые любил брат. Но ещё больше ему не хотелось поддаваться внутреннему эгоизму, который всё больше усиливал огорчение и обиду. Ничего ведь не случится, если одну пятницу они пропустят марафон. — Проведите хорошо время, — выдавил из себя улыбку Саске, пытаясь сделать её максимально правдоподобной. Как бы там ни было, он не имел никакого права запрещать Итачи проводить время со своими друзьями. — Спасибо, — кивнул старший и прошёл вглубь квартиры, поворачивая на кухню. Почесав затылок, Саске вернулся обратно к гостиную, где на одном из кресел его ждала книга. Желание читать пропало совсем, от чего он развернулся и ушёл в свою комнату. Игра на гитаре всегда успокаивала. А игра песен «Bring Me The Horizon» успокаивала с тройной силой.

***

— Итачи, ты уверен, что в состоянии повести машину? — обеспокоенно спросил Шисуи, следя за медленно отдаляющейся фигурой. Итачи, содрогнувшись, остановился. Он медленно обернулся к двоюродному брату, осмотрев того с ног до головы, покачав головой, на грани слышимости ответил: — Я не пил. — Я не о том: пил ты или нет. Ты уже не первый месяц выглядишь так, словно живой мертвец. Я беспокоюсь… — Не стоит беспокоиться. Идём, уже поздно. Шисуи выдохнул, прикрыв глаза, и пошёл следом. Он пытался выбросить с головы непонятное, неприятно трепочущее внутри, предчувствие, которое пыталось достучаться к нему и оповестить о чём-то очень нехорошем. Они молчали долго, пока проезжали мимо деревьев, что в ночной мгле выглядели чёрными и бесформенными. Шисуи видел крепко сжатые пальцы на руле, которые совсем не сочетались с измучившимся видом Итачи. Он замечал, что в последнее время взгляд брата утратил всякий блеск, на месте которого образовалось большое, бескрайнее ничто. Пустота. — Расскажи мне, что с тобой происходит. В последние месяцы ты сам не свой. Не получив ответ, Шисуи продолжил: — Может, тебе к врачу сходить? — К какому врачу? — сквозь зубы зашипел Итачи, сильнее сжав пальцы на руле. — К психиатру. На лице у того заиграли желваки. И дураку стало бы понятно, что продолжать этот разговор равно не дорожить своей жизнью, ведь с каждым последующим словом туча над Итачи будет становиться всё чернее и опаснее. Но Шисуи это не останавливало. — Ходить к психиатру это не плохо, Итачи, — как можно спокойнее говорил он, пытаясь настоять на своём. — Здесь нет ничего постыдного, это ведь забота о своём здоровье. — Со мной. Всё. В порядке! — не выдержав, крикнул брат, машинально отпустив руль. — Не лезь мне в голову! Машину занесло. Никто с них даже осознать произошедшее не успел, как автомобиль врезался во что-то с громким грохотом. Шисуи инстинктивно прикрыл голову руками и зажмурился, уже приготовившись к возможной боли, но её не последовало. Машина въехала в столб, и это, к счастью, не смертельно. Обернувшись, Шисуи оглядел Итачи, взглядом выискивая раны, но тот оказался цел и невредим — будто ничего и вовсе не случилось. Произошедшее выдавало лишь выражение лица, на котором плескался дьявольский ужас и неверие. Шисуи опустил руку на плечо брата, похлопал, пытаясь вернуть в этот мир. — Эй, Итачи? Но Итачи не отвечал. Он и вовсе не слышал, что к нему говорили, что его трясли и пытались привести в чувства. В голове повторялась всё время одни и те же слова: «мне конец». — Да что ж такое! — срывался на крик Шисуи, совсем не представляя, что в таких случаях следовало делать. Судя по всему, брат был в состоянии самого настоящего, который только может быть, шока. Шисуи вышел с салона, обошёл машину и открыл дверь, что была со стороны Итачи. Он начал вытаскивать того за руку, надеясь, что прохладный ночной воздух хоть как-то сможет заставить чужой мозг заработать. — Мне конец… — Что? — Мне конец… — Итачи, это не конец света… — Ты не понимаешь! — сорвался младший на крик. — Отец убьёт меня!.. — Не мели ерунды. Такое бывает, в этом нет ничего страшного… Итачи выхватился с хватки и отошёл в сторону, лишь бы не видеть того, что натворил. Теперь не было смысла возвращаться домой, ведь там его будет ждать Ад. Самая настоящая Преисподня, во всех смыслах этого слова. Взгляд наткнулся на заброшенный — судя по зарослях — парк. Лучше убежать туда, в темноту, но не домой. Настал именно тот момент, когда неизвестность начала пугать меньше всего, ведь в ней не будет отца-дьявола, готового перегрызть за любой малейший промах глотку. — Шисуи, — уверенным, успокоившимся голосом позвал он брата, обернувшись к тому. — Я пойду пройдусь в этом парке. Недолго. Мне нужно подышать и обдумать то, что случилось, — он еле заметно кивнул на разбитый капот автомобиля и прикрыл глаза. Пусть лучше неизвестность, чем домой. — Хорошо, только недолго. Младший улыбнулся краешком губ и перешёл пустую дорогу, скрываясь за деревьями и высокой травой. — Только попробуй мне заблудиться, — скорее к себе пробубнил Шисуи, ведь Итачи уже точно не мог слышать его. Оставалось только подождать немного, а потом всё будет хорошо. Определённо.

***

Итачи не было уже полчаса. Шисуи всей душой надеялся, что ничего серьёзного не произошло и что тот не потерялся где-нибудь в зарослях. Прождав ещё несколько минут, он потянулся к телефону, набирая на память изученный номер. Где-то с салона донеслась забавная мелодия, и именно в этот момент он осознал, насколько сильным было то нехорошее чувство, на которое он упорно старался не обращать внимание. А теперь, когда любые концы связи с братом остаточно оборваны, игнорировать тревогу, разрастающуюся внутри, становилось намного тяжелее. Сделав несколько глубоких вдохов, которые совсем не успокоили, Шисуи направился в сторону, куда ранее ушёл Итачи, подсвечивая дорогу фонариком телефона. — Только не говори мне, что ты решил свалить, — возмущался парень, попутно матерясь, когда ноги путались о высокую траву. Впереди не было ничего, кроме черноты, в котору глазам было больно смотреть. Шисуи направил фонарик в одну из сторон, чтобы получше рассмотреть местность, и прищурился. Сердце пропустило удар, а затем вовсе остановилось. Ужас прокатился резкой волной по организму, заставляя его сильно задрожать. Он сделал шаг назад, неверяще глядя перед собой. Посиневшее лицо Итачи, вывалившийся изо рта язык, тело, подвешенное ремнём на крупной ветке, безжизненно высящее. — Нет… — качал головой из стороны в сторону Шисуи. — Нет, Итачи! Парень, кое-как переборов нарастающий страх, бросился к брату. Тело ещё было тёплое, только кончики пальцев прохладные. У Итачи всегда сильно мёрзли руки, независимо от погоды и времени года — это Шисуи помнил слишком хорошо. — Нет…

***

Настоящее — У нас был очень эмоциональный отец. Настолько, что мне иногда казалось, будто он нездоров. Он мог побить нас с братом за любую мелочь, а потом, на следующий день, всё было так, будто ничего и не произошло. Саске замолчал, пытаясь остановить появляющуюся дрожь. Сколько бы времени ни прошло, он никогда не сможет говорить о произошедшем спокойно: так, будто это осталось в прошлом, а он принял и отпустил, лишь иногда вспоминая со скорбью и тоской. Саске никогда не примет то, что случилось тогда, никогда не привыкнет к отсутствию самого родного когда-то человека и никогда не простит отца. А себя — в первую очередь. — Я видел, что Итачи в последние месяцы был сам не свой. Ему было плохо, а я уверял себя, что всё нормально, — горько усмехнулся Саске, пряча взгляд за чёлкой. — Я мог поговорить с ним, выслушать. Но не сделал этого, потому что боялся услышать то, чего не хотел. Это я виноват в его смерти. Если бы не я… — В этом нет твоей вины… — начал было Наруто, но его перебили. — Я мог не пустить его на ту вечеринку, — еле слышно выдавил из себя Саске, зажмурившись, чтобы собеседник не увидел его слабости, стекающей тёплыми дорожками по щекам. — Ты не мог знать… — Я чувствовал, что произойдёт что-то плохое! Я… я… — задыхался Саске в собственных эмоциях. Сделав несколько глубоких вдохов, он продолжил, также не смотря на Наруто: — С того момента я не живу с родителями. Я не могу их видеть: отец вызывает у меня такую сильную ненависть, что я готов разорвать его в клочья, а мать… Саске не продолжил, испуганно глядя перед собой и не видя ничего. Всё пережитое враз накрыло сильнейшей волной, которая смыла весь здравый рассудок и оставила после себя только неконтролируемые эмоции. Он всё ещё помнил, как Шисуи позвонил ему, как несвязанными словами пытался объяснить, что случилось, а Саске ничего не понимал. Помнил то, как выбежал на кухню, где сидели родители и беззаботно о чём-то говорили, как вдохнул побольше воздуха, чтобы передать все слова, что ещё недавно говорил ему Шисуи, а потом этого воздуха резко не стало. Он не мог ничего сделать, не мог пошевелиться, сказать хотя бы что-то. Глаза не видели ничего, уши лишились слуха, а кожа не чувствовала, как мать пыталась привести его в чувства, громко выкрикивая его имя. «Шисуи… Итачи…» — только и смог он выдавить перед тем, как сознание померкло. Потерев лоб ладонью, Саске поднял заслезившиеся глаза на Наруто, который всё это время преданно ждал продолжения. Слова застряли где-то в горле жгучим комом. Он больше не говорил. Он давился слезами и горечью, вновь окутавшую его, повторял одни и те же слова, которые не удавалось выбить с головы уже два года. «Это я во всём виноват».