As a lily among thorns

      4:34       Небо медленно светлело, и город всё ещё спал. Мягкий свет только начинал будить Лиюэ: деревья покачивались с тихим шелестом, пытаясь стряхнуть с листьев сон, глазурные лилии начинали прятаться от солнца, вода в гавани как будто тоже начинала шуметь всё громче.       Чжунли снова посмотрел на часы. 4:46       Слишком рано. Чайльд, скорее всего, всё ещё спит. Он, хотя и мог вставать экстремально рано по необходимости, пользовался любой возможностью подольше понежиться в кровати.       В те редкие разы, когда Чайльд соглашался остаться на ночь, Чжунли нравилось просыпаться чуть раньше предвестника, стоит, однако, отметить, что это не всегда удавалось. Хотя Чжунли физически не был зависим от сна как источника энергии и восстановления сил, сон рядом с Чайльдом всегда был таким тягучим и обволакивающим, что из него было трудно вырваться. Да и не хотелось.       Но каждый раз, когда Чжунли просыпается раньше Чайльда, он может застать момент, когда предвестник честен и с ним, и с самим собой. Он сквозь сон шепчет человеческое имя бывшего архонта ему на ухо. Он прижимает его к себе так крепко, что становится тяжело дышать. Когда Чжунли касается ладонями его лица, он не пытается отстраниться, уводя виноватый взгляд куда-то в сторону. Он может наслаждаться их близостью без игр и притворства, без лжи и отрицания.       Всегда ли их связь была ими омрачена? Да. И Чжунли не сразу осознал, насколько велика была его вина в этом.       Первое время иллюзия откровенной зарождающейся любви искажала реальность настолько сильно, что их едва можно было отличить. Но при их первом же серьёзном столкновении иллюзия мгновенно рухнула.       Бывший гео-архонт, к своему сожалению, не понял этого, как не понимал огромного количества вещей в своей новой человеческой жизни. Осознание пришло к нему позднее, когда он стал отчётливо ощущать раскол.       В какой-то момент, Чжунли заметил, что Чайльд старается избегать зрительного контакта всё чаще. Он редко целует его в губы. Он не позволяет себе лишних слов и лишних ласок.       Так было не всегда. До раскрытия обмана Чайльд краснел, каждый раз, когда брал его за руку. Весь вечер перед их первым поцелуем он нервничал как школьник перед контрольной. Его взгляд всегда был наполнен такой нежностью, теплотой и заботой, что всё тело рассыпалось в стаю трепещущих бабочек. Это ведь было по-настоящему?       Дом с фундаментом из лжи.       6:02       Чжунли запомнил, в какой момент всё окончательно рухнуло. Он помнит, как испуганно смотрели на него глаза предвестника. Момент, когда они оба поняли, насколько глубоко они забрались друг в друга. Насколько их разное слилось в одно общее. Настолько, что расставание грозило невозможной физической болью. Мысль о разлуке заставляла сердце изливаться кровью.       Этот момент осознания катастрофы отпечатался в его памяти ещё надолго.       Конечно, дом начал разрушаться ещё раньше. Но Чжунли понял это слишком поздно. Ему казалось, тогда, после беседы в Золотой палате они всё обсудили. Казалось, они поняли друг друга.       Казалось.       Чжунли знал, эта ложь была во благо. И, если бы у него был шанс сделать всё по-другому от начала и до конца, он бы не стал ничего менять.       Но, в конце концов, ложь во благо — всего лишь ложь. Обман, иллюзия, искажение, фальшь.       Всё накапливалось как снежный ком. Предательство, породившее сомнение, недоверие, неприятие.       Сейчас Чжунли понимал, что пытаться быть вместе после такого, было ошибкой. Но тогда он даже не осознавал, что его предательство значит для Чайльда. Что его божественность значит для Чайльда. Он не осознавал, а потому снежный ком всё рос.       Чжунли не спрашивал себя, как всё пришло к этому. Он точно знал.       Корил ли он себя за внезапное признание под нахлынувшими чувствами? Нет. Возможно, они смогли бы ещё какое-то время играть в какого-то рода романтическую связь, но та пропасть, которая росла между ними, становилась всё более мучительной с каждым словом и взглядом. И в попытке сократить, перепрыгнуть её, в пустоту обрушилось всё без остатка.       7:30       Чжунли долго смотрел на кружку с уже почти остывшим чаем.       Чайльд не придёт.       Чайльд не скажет о том, что уплывает в Снежную.       Но Чжунли решил, что позволит себе надеяться. Хотя и понимал, что это абсолютно бесполезно.       Он знает, что может попросить Чайльда остаться. И ему хочется, хочется быть эгоистичным, хочется принять эту жертву и наслаждаться ей.       Чайльд сделает всё, что угодно, только попроси. Чжунли знал, Чайльд вырвал бы своё сердце из груди, если бы его собственное остановилось, он разгромил бы целую армию в одиночку, если бы Чжунли сказал, что они заслуживают смерти. Он собрал бы все звёзды с неба, по одной, и каждую принёс бы ему. Если бы он только захотел, если бы он только попросил.       Если бы.       Но это кажется неправильным, нечестным. Лишать Чайльда его свободы, его молодости, заставлять отказываться от своей абсолютной верности Царице, ставить под удар его семью и карьеру. Обрекать на утомительно долгое, насколько позволила бы его короткая человеческая жизнь, общество древнего недо-бога и недо-человека.       Чжунли не очень много знал о мирской любви. Но в его мире одним из высших проявлений любви было отречение. Иногда любить значит держать на расстоянии, отрекаться, отпускать, желая лучшего.       Чжунли умел отрекаться, Чжунли умел жертвовать, Чжунли провёл тысячи лет, думая о других, заботясь о других, ставя других превыше себя.       Но как сильно ему хочется оставить хотя бы его одного, только для себя, никого больше.       8:17       За все прожитые века Чжунли стал непревзойденным мастером в искусстве ждать и наблюдать. Время всегда ощущалось по-другому. Богам не нужно есть, не нужно спать, не нужно думать о том, как поскорее выйти замуж, не нужно спешить, ведь впереди вся вечность.       Раньше Чжунли думал, что человеческая жизнь абсурдно короткая. Что можно успеть сделать за какие-то 70-80 лет? Но теперь, живя как обычный человек, разве что с некоторыми совершенно незначительными особенностями, он каждый день видел и чувствовал, насколько человеческая жизнь насыщена событиями. У людей нет времени ждать и наблюдать. Вместо вековых историй они вынуждены успеть наполнить смыслом жалкие несколько десятков лет.       Несколько десятков лет. Может быть, семьдесят. Может быть, восемьдесят. Принимая во внимание образ жизни и профессию Тартальи, речь идёт о гораздо меньших числах.       Чжунли привык провожать близких. Бесчисленное количество людей и других существ родились и умерли перед его глазами. Но мысли о смерти Чайльда были просто невыносимы. И неизбежны. Как неизбежна сама смерть в жизни человека. Единственная неизменная, единственная константа. Всё проходит, но смерть остаётся на своём месте. Чжунли встречал её слишком много раз, но этот единственный, ещё не случившийся, заставлял кровь холодеть.       Навязчивый голос в голове не унимался, и разум по спирали крутился только вокруг одного.       Я должен забрать его у Царицы.       Я должен защитить его. Я должен остановить его. Он должен остаться здесь, рядом со мной.       Но это неправильно. Чайльд несёт ответственность за себя и свои поступки. Он должен сам принимать такие решения без стороннего влияния.       Я знаю, что он чувствует то же самое. Я вижу это в его глазах. Я верю ему.       Каждый раз, когда я смотрю на него, я вижу, что это       любовь.       Но почему он не верит мне?       9:06       Чжунли был исключительно счастлив, что этот день не был для него выходным, в противном случае, он бы так и просидел большую часть дня на кухне, уставившись в противоположную стену.       Чайльд Чайльд Чайльд       Чайльд не придёт. Чайльд ничего не скажет.       И правильно. Рациональная мысль. Он поступит совершенно правильно и логично. Эта любовь не принесёт никому счастья. Её несбыточность и мучительность слишком тяжелы для того, чтобы серьёзно думать о вероятности счастья в этих отношениях, правда?       Правда?       Если он придёт, это только всё усложнит. На пороге последнего прощания люди срываются и делают глупости. Но что бы Чайльд ни сказал и ни сделал, это принесёт только бездонную непроходящую боль. Чжунли примкнул к человеческому обществу как равный не для того, чтобы снова переживать драмы и потери, расставания, разочарования. Его работа в качестве архонта закончена, он больше не заключает контракты, не слышит молитв, не достаёт до Селестии даже кончиками пальцев, это должен быть заслуженный отдых. Покой, стабильность, обычные мирские радости и трудности. Трагичный роман с одиннадцатым предвестником точно не входил в его планы.       10:54       В бюро пусто. Чжунли пытается занять себя подготовкой к погребальным церемониям, предстоящим в следующие несколько дней. Работы не так много, но брюнет притворяется, будто бы забыл некоторые детали для одних очень специфичных похорон, поэтому ему обязательно необходимо проверить несколько древних источников.       На лоб усопшего нужно положить определённый драгоценный камень, важно точно определить, какой именно подойдёт в этой ситуации. Возможно, это отличный повод пойти на пристань и посмотреть, не появилось ли у торговцев что-то новенькое.       С другой стороны, Чжунли уже дважды на этой неделе именно под этим предлогом спускался на пристань. В последний раз Ху Тао непрозрачно намекнула, что выделять бюджет на покупку ещё партии камней, которые и так используются редко, ей бы очень не хотелось.       Был бы Чайльд рядом, такой проблемы бы не было.       Чжунли обессиленно вздохнул. Оторвав взгляд от книги, он посмотрел вокруг. В его кабинете было много, даже слишком много, вещей, купленных ему Чайльдом. Вот эти свитки на верхней полке книжного шкафа он нашёл у одного торговца, прибывшего из Сумеру, в них — полная научная работа по выращиванию цветков-сахарков в пустыне. Удивительная находка.       Или вот эта фигурка горы Хулао и окрестностей на его рабочем столе, вырезанная из чистейшего кор-ляписа. Невероятное мастерство.       Или шкатулка из кости какого-то натланского зверя, которая стоит на нижней полке книжного шкафа. Уникальный экземпляр.       Есть ещё фарфоровая ваза, исписанная тонкими изящными линиями, объединяющимися в потрясающий пейзаж, изображающий постоялый двор Ваньшу.       Ещё веер работы лучших инадзумских мастеров.       И ещё вот это, и вон то, и… Кажется, Чайльд сильно приложил свою руку к декору кабинета Чжунли.       На какое-то время бывший гео-архонт задумался, стоит ли хранить все эти вещи, потому что сейчас, держа в своих руках роскошный гребень из красного нефрита, купленный ему Чайльдом совсем недавно, он, конечно, чувствовал благодарность и радость от обладания вещью такого уровня ценности и мастерства, но также — палящую боль, которая спазмами прокатывалась по телу.       О, он помнит, как это было. Он несколько дней подряд высматривал эту вещицу. Гребень стоил непомерно дорого, и даже Чжунли, который не испытывал никаких мук совести за все свои дорогостоящие покупки и подарки, постеснялся даже намекать Чайльду, что он хотя бы немного заинтересован в приобретении этого потрясающего, однозначно стоящего всех пяти миллионов моры, изделия. Поэтому в присутствии предвестника он только изредка позволял себе кинуть на него пару взглядов.       Но одним утром Чжунли обнаружил на своём рабочем столе резную деревянную коробку, в ней – красный бархатный мешочек, а уже в нём – тот самый, потрясающий, на сто процентов стоящий всей моры мира, роскошный гребень из красного нефрита. Длинные, ровные, идеально острые зубчики, на ручке – узор из переплетения цветов и листьев, цвет – удивительно яркий, удивительно чистый алый. Чжунли даже почувствовал дрожь в пальцах, когда впервые взял его в руки.       Когда уже позже, в обед, он пытался поблагодарить Чайльда, тот только отмахивался и шутил, но улыбался он так, как будто бы это его осчастливили таким подарком.       Чжунли понимал, что никак не смог бы избавиться от всех этих вещей, ведь Чайльд завтра уплывёт в Снежную, и тогда все эти важные реликвии и неважные безделушки будут единственным, что останется после него.       12:23       Чжунли смотрит на часы.       Его взгляд не мог сдвинуться дальше первой открытой страницы больше часа.       Тогда он подумал, что сходит к Ин Эр за составом для благовоний и специальными маслами, которые он заказывал пару дней назад. Ху Тао сама должна была всё забрать, но Чжунли решил, что она точно не должна быть против. В последнее время у неё была тенденция ни в чём не отказывать своему консультанту.       Но вдруг Чайльд придёт, а его не будет на месте?       Чжунли нахмурил брови, раздражаясь на самого себя. Он ведь точно знал, что этого не случится. Более того, признавать, что он настолько отчаянно ждёт его прихода… Абсолютно точно не ждёт, потому что они с Чайльдом уже всё выяснили, во-первых, а, во-вторых, минимум, на что он согласен, чтобы добровольно с ним встретиться – это подробные и искренние извинения.       В конце концов, он поборол эти и прочие нелепые мысли и вышел из кабинета.       15:08       Неужели ему показалось?       Нет, это точно он. Идёт в сторону банка. Или в сторону похоронного бюро. Может, он идёт в сторону похоронного бюро?       Чжунли хотел догнать его, но шаги предвестника были четкими и быстрыми. И, хотя он действительно мог бы успеть, если бы сорвался на бег и окликнул его, он не сделал этого. Ему показалось, что Чайльд ускорился именно потому, что заметил его. Возможно, это было не так, но Чжунли чувствовал, что устраивать сцену посреди улицы перед магазином Ин Эр в любом случае было не лучшей идеей.       Если он шёл в бюро, тогда мы через минуту там пересечёмся, а если нет, то... Это уже неважно.       Чжунли собирался немного прогуляться по городу после того, как заберёт у Ин Эр необходимые масла и благовония, но вместо этого он летящим шагом направился обратно в бюро, даже не поговорив с хозяйкой магазина по поводу своего заказа.       — Уже всё? Я думала… — Ху Тао подняла голову, отвлекаясь от очередного лёгкого романа, одолженного ей Синцю.       — Никто не заходил?       — Хо-хо! – её лицо расплылось в довольной улыбке, а брови игриво приподнялись, — А вы кого-то ждёте, Господин Чжунли?       — Нет, я... – брюнет на секунду замялся, — Просто один джентльмен собирался зайти задать пару вопросов.       Значит, Чайльда здесь не было.       Хотя его и не должно здесь быть. Это будний день, рабочее время, а Чжунли бежал сюда       совершенно зря.       Хм. Неловко. — Эх-х, я уже было надеялась, что вы и ваш кавалер помирились.       — Он не мой кавалер, — мгновенно ответил Чжунли, слишком быстро, чтобы это могло сойти за правду.       — Это жалость в вашем голосе? — засмеялась девушка и снова игриво подняла бровь. Насмешка исчезла с её лица, как только она увидела, что реакция Чжунли была даже не возмущением, смущением или усталым закатыванием глаз, а тихим разбитым:       — Ху Тао.       Ху Тао виновато вздохнула. Какое-то время они молчали.       — Ин Эр ещё не успела закончить? — наконец, Ху Тао заметила, что Чжунли вернулся с пустыми руками, и она могла перевести тему.       — Ин Эр? – неуверенно переспросил Чжунли, но через секунду тоже осознал, что даже не переступил порога «Весенних ароматов». Он посмотрел на начальницу в надежде, что она всё поймёт и не станет задавать ещё больше вопросов.       Его надежды оправдались. Ху Тао снова вернулась к своему роману, бормоча, что позже зайдёт к Ин Эр сама, Чжунли направился обратно в свой кабинет, но когда он уже потянулся к дверной ручке, за спиной послышалось:       — Хотите, я отправлю записку в банк и вызову его сюда для подтверждения личности солдата, который умер вчера?       — Он ведь миллелит.       — И что? — девушка непринуждённо пожала плечами, — Я просто потом скажу, что перепутала.       Она смотрела на него, ожидая, что он, может быть, скажет, что это глупая идея или вдруг даже согласится, но Чжунли даже не обернулся, только открыл дверь и шагнул внутрь.       — Спасибо, Ху Тао.       17:32       На часах уже половина шестого. Завтра утром Чайльд отправится домой. Он покинет земли Лиюэ и, возможно, никогда больше его нога не ступит на земли Властелина Камня.       Но он не расскажет об этом Чжунли.       Чайльд уплывёт на своём корабле в Снежную без прощаний и последних слов, а Чжунли останется в своей тихой, тёплой, вечной гавани.       Дома всё казалось чужим и холодным. Всё вокруг казалось чужим и холодным. На каждой вещи был его невидимый след. Когда он, наконец, исчезнет? Чтобы Чжунли мог смотреть на вещи прежними глазами.       Одни воспоминания вытесняют другие. Но воспоминаний слишком много, а у Чжунли слишком хорошая память. Чтобы стереть его следы со всего Лиюэ, его нужно разрушить, но бывший архонт сомневался, что даже это помогло бы ему забыть.       19:03       Чжунли пытался представить, как будет выглядеть его жизнь без Чайльда. Да, в последнее время они были в компании друг друга не так долго, но как представить, что его всерьёз нет? Нигде в Лиюэ, ни в своей съёмной квартире, ни в банке, ни в Народном выборе, ни в одном из лагерей Фатуи.       Если бы он хоть где-то был.       Но его не будет.       20:34       Чжунли решил, что больше не будет смотреть на часы.       20:47       20:58       Он не придёт. Он точно не придёт.       Чжунли подумал, что ему стоило больше внимания обращать на лицо Чайльда, его руки, его шрамы. Чтобы лучше запомнить. Он должен был внимательнее смотреть. Внимательнее слушать, чтобы сохранить в своей памяти все детали. Чтобы он мог закрыть глаза и ясно, совершенно четко представить его перед собой.       22:06       Чайльд аккуратно, дрожащими пальцами, берёт его за подбородок и притягивает чуть ближе. Чжунли слышит только биение своего сердца, человеческого, отдающегося мощными ударами во всём теле. Он закрывает глаза и через гул стуков слышит прерывистый вдох, а затем чувствует чужое тепло на своих губах.       Чайльд не двигается и, кажется, почти трясётся от волнения, поэтому Чжунли прижимается ближе и обвивает руки вокруг его шеи.       22:43       Чайльд держит его лицо в своих горячих ладонях. Между ними — короткий вдох. В его глазах — секунда уязвимости, через которую проскальзывает чувство настолько немыслимое и невероятное, что у Чжунли срывается дыхание в восхищении.       22:44       Чайльд неуверенно открывает коробку из темного блестящего дерева. "Дракон и феникс? Чжунли, тебе не жалко дарить такой роскошный подарок тому, кто даже не сможет оценить его по достоинству?". Предвестник пристально рассматривает каждую палочку и пытается свести своё смущение в шутку, что в глазах Чжунли выглядит абсолютно очаровательно.       Хорошо, что господин одиннадцатый предвестник не разбирается в древних традициях Лиюэ, чтобы догадаться о двойном смысле этого подарка. Он и не должен. Это просто маленькая, незаметная шалость, которую Чжунли оставил для себя.       Традиционный свадебный подарок молодожёнам? Именно так, среди прочих вещей. Никто не догадается, никто не узнает, эта древняя традиция, которая канула в веках, приобрела новые смыслы, новые значения. Проявление уважения, почтения, пожелание плодотворного сотрудничества... Но и ещё кое-что.       Что Чжунли оставил только для себя.       Но, всё-таки интересно, как бы Чайльд отреагировал, если бы узнал?       22:45       Если бы они встретились в другое время, в другом месте? Были бы другими, без титулов и божественных сил, без страхов и предрассудков, если бы Чайльд не был предвестником, а Чжунли — архонтом, если оголить их до нагой сущности, они смогли бы быть вместе?       22:46       Чжунли пытается успокоить горящие лёгкие, стучащее сердце. Он пытается медленно глубоко дышать, концентрируется на каждом вдохе и выдохе, но тонны воды сжимают его со всех сторон. Он чувствует, что голова начинает кружиться, а горло как будто бы сводит колючей проволокой. Дышать становится тяжелее, и это похоже на одно забытое чувство. На приближение слёз.       22:47       22:48       22:49       На часах почти полночь. Через несколько часов Чайльд ступит на корабль, отправляющийся в холодные земли крио-архонта.       Всё превратится в пыль. В смутные воспоминания. В прошлое без настоящего и будущего. В рассказ, который оборвался раньше желаемого. В книгу с вырванным с корнем концом. В песню с ненаписанным припевом. Брошенную на полпути дорогу. Ручей, не успевший превратиться в реку. В любовь, не сумевшую стать настоящей.