As a lily among thorns

      Это место выглядело знакомо.       Нет. Чайльд точно знал, что это за место. Он мог найти его на карте с закрытыми глазами, дойти до него во сне, он мог сказать, сколько вокруг было деревьев и под каким углом лунный свет падал на землю.       Именно здесь в возрасте четырнадцати лет он упал в бездну.       Чайльд привык видеть это во сне. Но чаще он оказывался там внизу, на огромной глубине, куда не достаёт свет солнца, куда не ступает нога человека, если только он не пришёл искать свою смерть.       Предвестника окутали смутные чувства. Всё это не выглядело как обычный кошмар, всё казалось слишком реальным.       Воздух был пропитан страхом и морозом. Прямо как в тот день.       Густая снежная буря слепила глаза. Прямо как тогда.       Ветер вихрем поднимал снег, и он, извиваясь бушующей метелью, отрезал все пути к спасению. Даже волки выли так же надломлено, как и в ту самую ночь.       Вой становился всё громче, и Чайльду показалось, что сквозь ревущую бурю и разрывающихся от голода волков он слышит ещё какой-то звук.       — Помогите!!       Истошный детский крик.       Он мгновенно ринулся туда, откуда, как ему казалось, раздавался голос. Кровь бросилась в голову, сердце стучало быстро, но тяжело, болезненно. Предвестник знал, чей это был голос, и потому бежал изо всех сил.       Чайльд бежал, пока, наконец, не увидел перед собой голубые глаза полные смертельного, абсолютно неизмеримого страха. И когда он уже хотел прекратить погоню, достать оружие, отогнать всех зверей, спасти самого себя из этого кошмара, маленький Аякс просто пробежал сквозь него, преследуемый стаей голодных лесных хищников.       — Стой! Остановись, прошу! — Чайльд ринулся вслед за мальчиком, в отчаянии крича, что он не причинит ему вреда, что он защитит его.       Но маленький Аякс не слышал. Он пытался спасти свою жизнь и звал на помощь так громко, как только мог. Никто не слышал его в тёмном, ревущем лесу.       Чайльд пытался догнать мальчика, распугать волков, но мир не видел его, не позволял вмешаться, заставляя наблюдать за воспоминанием, которое он и так помнил до мельчайших деталей.       Сейчас Аякс обернется, чтобы оценить, насколько близко к смерти находится, и наткнётся на корягу, скрывающуюся в снегу. Он споткнётся, покачнётся и только тогда заметит эту тёмную проклятую дыру. Но будет уже слишком поздно.       Не оставляя попыток сделать хоть что-нибудь, он кричал "Осторожно!", он хватал его за одежду, но его пальцы проходили сквозь любую ткань и материю. Он тянул руки, пытаясь поймать его, но мог только смотреть, как маленький Аякс исчезает во мраке, смотря сквозь него этими глазами полными невыразимого страха и отчаяния.       Чайльд не чувствовал своего тела, только леденящий ужас, но знал, что плачет. В бездну вместе со снегом падали прозрачные капли слёз. Он подумал, что даже смерть, возможно, лучше того, что ждёт этого мальчика там внизу.       Предвестник резко открыл глаза. Всё его тело тряслось в приступе страха и паники, он хватал воздух короткими судорожными вдохами, убеждая себя, что это был всего лишь сон, всё случилось слишком давно и уже не имело значения, он всё пережил, всё вытерпел, всё преодолел.       Постепенно он приходил в себя, смотря в потолок и восстанавливая дыхание. Несмотря на то, что он только проснулся, в каждой клеточке тела было ощущение крайнего изнеможения, пробиравшего до костей. Он не мог встать или пошевелить рукой, каждая конечность казалась неподъёмно тяжёлой.       Это состояние продлилось несколько долгих невыносимых минут. После этого он кое-как поднялся на кровати.       Солнце уже поднялось над горизонтом. Его ждал такой же долгий невыносимый день.

***

      Тарталья приехал в Заполярный дворец рано утром, прямо к собранию предвестников, объявленному накануне. Он редко присутствовал на таких встречах, ещё реже вообще видел всех предвестников в одной комнате, и явно не был в восторге от перспективы воплощения этого сценария в жизнь. Чайльд не мог похвастаться хорошими отношениями с «коллегами», это было рабочее место с явными проблемами с корпоративной этикой и командным духом.       Царица всё ещё не вызвала его к себе, и Пульчинелла, который встретил его вчера на причале, сказал, что никаких особых указаний на его счёт пока нет, а значит, Чайльд мог позволить себе небольшую передышку, ведь скоро его обязательно направят куда-нибудь в ещё более отдалённое место. Он никогда не задерживался в Снежной надолго.       Его не то, чтобы беспокоило, что Царица пока не считала нужным встретиться с ним, но в подсознании крутился вопрос — возможно, её Величество хочет, чтобы он беспокоился на этот счёт? Хочет заставить его нервничать? Сколько она вообще знает?       Когда Чайльд вошёл в зал для собраний, он увидел, что некоторые из предвестников уже сидели на своих местах.       Разноцветные стёкла витражей в высоких окнах складывались в гербы Фатуи. Свет солнца, проходя сквозь них, обретал сумрачный голубоватый оттенок, который сливался с мрамором и льдом, придавая всему пространству впечатление какой-то холодной безотрадной торжественности.       Сандроне что-то писала в книге, полностью погружённая в работу она была абсолютно безучастна ко всему остальному. Хорошо, она точно не будет нарываться на драку.       Колумбина, видимо, зашла парой секунд раньше и только усаживалась в кресло, здороваясь с... Арлеккино? Чёрт. Как только она заметила его, вместо приветствия она произнесла:       — О, Тарталья, я уже и не думала, что ты вернёшься из Лиюэ, — глаза Арлеккино дерзко сверкнули.       — Доброе утро, Арлеккино, — Чайльд подошёл к своему месту, — я вернулся, как только получил приказ её Величества.       — Конечно, — она сделала вид, что понимающе кивает головой. — Просто Синьора уже как пару месяцев вернулась с вашей совместной миссии.       Конечно. Синьора уже успела всё всем рассказать. Остаётся только гадать, во-первых, сколько времени предвестники сплетничали об этой унизительной истории, а, во-вторых, насколько правдивой была версия всех событий Синьоры.       Арлеккино всё же продолжала:       — Хотя... — она выдержала задумчивую паузу и ядовито ухмыльнулась, — …совместной её не назовёшь, если другая сторона не в курсе.       Только Чайльд собирался ответить, как за его креслом появился Дотторе со своей пугающей зубастой усмешкой вместо рта:       — Да, Тарталья, мы слышали, как гео-архонт обвёл тебя вокруг пальца и кинул.       — Что удивительно, учитывая, сколько моры ты потратил на его обхаживание, — добавила Арлеккино.       Колумбина смотрела на это зрелище со своей неизменной мягкой отсутствующей улыбкой, но в том, как она слегка наклонилась к столу, положив лицо в ладони, чувствовалось, что она наслаждается происходящим.       — Я тратил деньги исключительно с личного счёта, — жёстко ответил Тарталья.       — Напомни, в каком банке ты держишь свой личный счёт... — вставил Скарамучча, и Чайльду захотелось одновременно провалиться сквозь этот блестящий мраморный пол и ударить об него голову Скарамуччи со всей силы.       — И я не обхаживал его, — зачем-то добавил Чайльд, хотя понимал, что в этой ситуации лучше не провоцировать остальных предвестников на ещё более колкие комментарии.       — Что бы ты ни пытался скрыть, я знаю всё про каждую потраченную монетку, Тарталья, — вкрадчиво добавил Панталоне, устраиваясь в своём кресле, и Чайльд чувствовал, что он не блефует, не дразнит и не шутит. Что он действительно знает про нефритовый гребень, на который Чжунли неумело пытался тайком поглядывать целую неделю, шкатулку из слоновой кости, инадзумский веер, сумерскую вазу, каждый обед и каждый ужин, и ещё много-много всего.       Вошёл Капитано, и все немного затихли. Он медленно прошёл к своему месту, не обращая никакого внимания на происходящий фарс.       Сборище шакалов. Если бы сегодняшнее собрание было бы менее важным и малочисленным, Чайльд бы точно заставил некоторых из присутствующих ответить за свои слова. Удивительно, как они ещё не перегрызли друг другу глотки.       — Я слышала, Синьоры сегодня не будет, — как будто бы просто озвучивая свои мысли, сказала Колумбина.       — Да, вроде её тоже отправляют за сердцем бога электро-архонта, она на особой аудиенции у её Величества, — ответила ей Арлеккино, но Тарталья понимал, что это было направлено только на него.       Скарамучча бросил ему насмешливый пренебрежительный взгляд через стол и, сдерживая мерзкий ехидный смешок, сказал:       — Она принесла нам уже два сердца бога, и ей даже не пришлось полгода дрочить Властелину Камня...       Чайльд резко вскочил из-за стола, кресло за его спиной тяжело ударилось о мраморный пол. Улыбка Скарамуччи растянулась ещё шире. Арлеккино довольно хмыкнула. Сандроне прикрыла рот рукой, хотя не издала ни звука. Колумбина как будто бы удивлённо вдохнула. Капитано не вмешивался.        — Я уверен, наш дорогой коллега не имел в виду буквально, — добавил Дотторе, скорее, чтобы развить конфликт, чем помочь поскорее прекратить его.        — Я бы с тобой поспорил, — начал Панталоне, — Особенно, судя по...       В этот момент двери с шумом распахнулись, и в зал друг за другом вошли Пьеро и Пульчинелла.       Чайльд поспешил вернуться на своё место. Собрание началось.       Оно было посвящено новой стратегии в Инадзуме, направленной на получение электро-сердца бога. Обсуждали финансы, ресурсы, количество солдат и другие вещи, в которых Чайльд, честно говоря, не очень разбирался.       Говоря ещё более честно, он не мог дождаться, когда это собрание уже будет окончено, и он сможет вернуться к семье, поесть нормальной еды, отоспаться пару дней. На это он точно мог рассчитывать до получения дальнейших распоряжений от старших предвестников или её Величества.       Интересно, что Чжунли делает сейчас?       Наверное, в Лиюэ сейчас глубокий вечер. Чжунли уже вернулся домой, скорее всего, он уже распустил волосы, переоделся в свой шелковый домашний халат, пьёт чай, читает книгу. Может быть, он всё ещё ходит по городу, докучает торговцам на площади или пристани. Может быть, он сидит и ужинает в Глазурном павильоне. Может, один. Может быть, с кем-то.       Нет. Это была неуместная мысль. От неё кололо в груди, и у Чайльда уже не было сил, чтобы всерьёз бороться с этим. Поэтому он просто пытался продолжить слушать масштабный план по расширению влияния Фатуи в Инадзуме. В груди болело, а он всё пытался разобрать, где на этой огромной и удивительно детальной карте вообще находится Инадзума.

***

      Он вернулся в Морепесок глубоким вечером. Тоня и младшие братья уже спали сладким сном. В доме было тихо и темно, и предвестник, утомлённый долгой дорогой и малоприятными разговорами во дворце, почувствовал желание сразу же отправиться в кровать. Со второго этажа приглушённо доносился отцовский храп, а его мать сидела за кухонным столом. Окружённая дрожащим тусклым светом от свечей она что-то кропотливо штопала, судя по виду, это была варежка маленького Тевкра.       Она ждала его.       И Чайльд вспомнил, как после его возвращения из бездны, Коля, который был на несколько лет старше его, рассказывал, как каждый вечер матушка сидела у окна и ждала, когда Аякс вернётся домой. Она шла спать последней, и перед тем, как уйти, она открывала входную дверь и несколько минут стояла на пороге, вглядываясь в темноту.       — Мам, я вернулся, — тихо произнёс он.       Она подняла голову, как будто бы вмиг очнувшись от дремоты своей монотонной работы.       — Аякс, милый… — она улыбнулась немного устало, но нежно, и нежность её была неисчерпаема.       Чайльд подошёл ближе и поцеловал её в макушку. Её волосы пахли огнём и можжевельником, лесом, холодом и морем. От неё веяло спокойствием и терпением, и предвестник ещё острее почувствовал, насколько сильно он устал.

***

      Чайльд точно знал, что это было за место.       Оно выглядело и пахло точно так же, как и в ту ночь. Здесь, среди вековых деревьев и бушующей метели, он упал в бездну, когда ему было четырнадцать лет.       Предвестник слышал отдалённое рычание голодных волков, завывание ветра, гул снежной бури и детский крик, от которого внутри всё ломалось и болело.       — Помогите!!       И в этот раз Чайльд мчался через лес навстречу маленькому Аяксу. И в этот раз он пытался спасти или предупредить его, только чтобы ещё раз смотреть, как протянутая детская ладонь исчезает в кромешной тьме.       И в этот раз он открыл глаза, резко поднимаясь на кровати в панике и страхе. Озираясь по сторонам в поисках потенциальной опасности, он даже не сразу заметил маленького Тевкра, который стоял рядом. Брат молча наблюдал за тем, как он пытался прийти в себя.       — Тебе приснилось что-то плохое? — в голубых глазах — неприкрытый испуг.       — Да… — предвестник на секунду задумался, пытаясь перепрыгнуть через волны паники. — Да! Представляешь, на меня напали сто медведей! Но не переживай, под конец я их, конечно, победил, но было нелегко!       — Всех победил? — Тевкр всё ещё недоверчиво смотрел на брата.       — Всех, — пообещал Чайльд. Дыхание, наконец, выровнялось.       Тевкр улыбнулся, будто светясь от радости изнутри, всё беспокойство, бушующее в его взгляде пару секунд назад, исчезло в момент.       — Мама сделала сырники, — довольно сказал он, и Чайльд ласково потрепал его по голове, вставая с кровати.       День пролетел быстро. В отличие от последних недель в Лиюэ, когда предвестнику приходилось придумывать, чем себя занять, в родительском доме всегда было полно работы на любой вкус.       Во-первых, нужно было починить забор. Хотя у Аякса было подозрение, что чинить там было нечего, потому что он делал это почти в каждый свой приезд, и каждый раз отец настаивал, что доски уже рассохлись, гвозди сгнили, всё это уже никуда не годится. Каждый раз обязательно нужно было разобрать новую часть забора и поставить новые доски.       Во-вторых, нужно было навестить Колю и Василису, старших брата и сестру, они уже обзавелись своими семьями и жили отдельно. На это нужно было потратить отдельный день.       В-третьих, каждый из младших детей требовал внимания, поэтому нужно было успеть уделить его всем в равной степени.       В-четвёртых, мама никогда не упускала шанса занять его работой по дому, когда ей казалось, что ему нечего делать. Эта привычка была у неё с самого детства Аякса, и была отголоском жизни в доме с шестью детьми.       Пока Чайльд успел разобрать забор, начать строить снежный замок с Антоном и Тевкром, пока помог матери и Тоне помыть посуду и убраться на кухне, пока сделал несколько перерывов на борщ, чай, пирожки, снова чай и, наконец, на рыбный холодец, уже совсем стемнело.       Уже сидя на кровати, Аякс услышал, как дверь в комнату аккуратно приоткрылась. В проёме стояла Тоня. Она нерешительно мялась, сжимая дверную ручку в кулаке.       — Аякс… — она опустила глаза.       Чайльд знал, зачем она пришла. Весь день он наблюдал, как она пыталась подступиться к нему, но каждый раз в стеснении переводила разговор на другую тему.       — Ты пришла пожелать мне спокойной ночи?       — Да, ну и… — она нерешительно сделала несколько шагов ему навстречу и подняла глаза, — Я хотела спросить, можешь ли ты одолжить мне ту фотографию?       Аякс улыбнулся, едва ли не хватаясь за сердце от умиления.       — Только на время! — Тоня вдруг начала бояться, что брат рассердится. — Пока ты здесь, потом я её верну.       — Конечно, давай-ка взглянем… — он подошёл к письменному столу и достал пачку фотографий из выдвижного ящика, — Какую ты хотела?       Они какое-то время ещё рассматривали снимки, пока не нашли ту самую фотографию.       — Ты можешь её не возвращать, пусть это будет ещё одним подарком.       — Правда? — она в восхищении смотрела на снимок, всё так же держа его на ладошке, как будто бы он мог рассыпаться от любого прикосновения.       — Если хочешь, можешь выбрать ещё.       Но Тоня не отводила взгляда с фото на её ладони. Она благодарно кивнула и с улыбкой ответила:       — Спасибо. Но я хочу только эту.       Чайльд задумался, какой была бы реакция Чжунли, если бы он встретил Тоню. Он едва ли видел, как он взаимодействует с детьми, и предвестнику вдруг стало даже обидно от этого.       Что-то ему подсказывало, что Чжунли прекрасно с ними ладил. Аякс был уверен, что брюнет бы точно нашёл, что сказать его сестре, чтобы сделать её самой счастливой на свете, но при этом не давать ей слишком много надежд на их потенциальный брачный союз, который в голове девочки-подростка был уже почти состоявшимся.       Когда Тоня ушла спать, он ещё долго лежал в кровати, размышляя о том, как мало повседневно человеческого они с Чжунли делали вместе. Раньше он об этом не задумывался, но теперь ему хотелось видеть, как Чжунли готовит еду на кухне, чистит зубы, играет с детьми, поёт колыбельные, разбирает забор, ведёт себя не просто приземлено, а настолько низко к земле, по которой ходят обычные люди, насколько это только возможно.       Но Чжунли не был человеком. Он вряд ли бы захотел заниматься такими обыденными вещами. Ему не нужен сон, не нужна пища, у него нет детей и нет родственников. Все его близкие канули в бесконечной череде лет, а те, кто остались – такие же древние несчастные существа, избегающие настоящих искренних связей.       Наверное, быть богом – это очень грустно и одиноко.       Чайльд устало вздохнул и закрыл глаза, чувствуя, как сон опускается на веки.       Это место выглядело знакомо.