Не ненавидь меня.

      Говорят, тьма - это лучшая подруга зла. Но в ночной мгле можно спрятаться от чужих глаз, не боясь показать эмоции или настоящего себя. Ты можешь делать, что захочешь или быть кем захочешь в эту пору. Можешь плакать или тихо шептать что-то, точно зная, что тебя никто не услышит. А еще можешь пить. Напиваться до невменяемого состояния. Никто тебя не осудит за распитие алкоголя в ночи, что не сказать о дневной поре дня. Ночь не несет зла. В ней больше добра и понимания, чем от яркого солнца, при котором на тебя натягиваются цепи правил и ответственности. Поэтому лис любил мир духов и в особенности квартал Красных Фонарей. Там не бывает дня, а значит, не бывает правил. Единственное место, где можно быть собой.        Томоэ сидел на крыльце храма и в одиночку заглатывал уже третью бутылку сакэ. Пение ночных пташек только радовало уши, в отличие от далеких звуков машин, от которых становилось тошно. Возможно, ёкай даже продал бы душу, чтобы заключить себя этом промежутке времени навсегда. Ему нравилось просто пить, неподдельно наслаждаясь ночной природой.        Но гордое одиночество лиса все же решили прервать: сзади подошла Нанами, стараясь не спугнуть хранителя своим присутствием. Медленно подошла и села рядом, смотря куда-то вдаль.        Они сидели так минут десять, даже не смотря друг на друга. Лис будто бы не замечал присутствие другого живого существа. Либо же просто игнорировал. Но на самом деле: этого, конечно, никто не увидит, но Томоэ наслаждался таким присутствием девушки. Оба молчат и думают о чем-то своем. Два совершенно разных существа, но сидят рядом и смотрят в одну точку. При этом каждый находится в своем разуме.        Ох, как же прелестна и тепла эта мирная тишина для ёкая! Но на огромное разочарование лиса, девушка все же решила прервать такое спокойное, уютное молчание резким вопросом: — Ты любил когда-то? — все также не смотря на него, тихо спросила Нанами. Могло показаться, что спрашивает она вовсе и не его, а кого-то вдали своего подсознания. Того, кто стоит где-то далеко, но ветер обязательно донесет до него этот вопрос.        Томоэ, явно не радый убийце умиротворяющей тишины, перевел взгляд на хозяйку и нахмурился. — Что за вопросы? — вопросительно глядя, продолжал хмуриться он. Но видя, что она ждет и что-то еще говорить не собирается, быстро дал ответ: — Нет. — Сам не понимая почему, он напрягся, и начал искать что-то на дне своего рассудка. Кого любил? Когда любил? В голове на секунду появился образ черноволосой девушки, но сразу исчез, оставляя за собой неприятный осадок. Еще секунда и образ с памяти лиса совсем испарился, и он уже не мог вспомнить, что ему причудилось секунду назад.        — Ты любил человеческую девушку, — уже не с вопросом, а полностью констатируя факт, Нанами наконец-то заглянула в глаза хранителю: в них читалось недопонимание и малый интерес.        Тот, первый раз не сумев выдержать зрительный контакт, отвернулся. — Ты сдурела? — Томоэ не на шутку вскипел, сам не понимая, почему так бурно реагирует. Раздражение даже не пыталось скрыться в его тоне. — Я никогда не любил. А уж человека - так точно. Человек и дух не могут быть вместе. — любимые слова лиса, которые, как ни странно, одинаково резанули сердце всем находящимся в этом квадратном метре.        Разыгравшийся пыл ёкая мгновенно улетучился, и он, стараясь не подавать виду, перевел взгляд на девушку: та уже не могла смотреть на него. Прижала коленки к себе поближе и обняла их; лицо спрятала волосами и склонила. Ох, кажется она сейчас разрыдается. Томоэ, не совсем понимая как ему действовать, и почему он вообще сейчас чувствует такую вину и жалость по отношению к ней, просто сидел, уставившись на нее.        Голова вновь затуманилась. Люди хрупки и легко поддаются эмоциям. Точно. Кажется, он каждый раз забывал такие простые вещи. Решив, что лучшим утешениям для человека будут объятия, он поддался чуть ближе и легонько прикоснулся к спине хозяйки: она дрогнула.       Нанами несколько минут пытаясь собрать свои мысли и чувства воедино, совсем не обращала внимание на хранителя, который, кажется, настырно смотрел на нее. Она не могла понять, почему он даже сейчас отрицает свои чувства к той женщине. Почему повторяет столько раз заезженную фразу? Прикосновение. Нанами дернулась, ведь ей показалось, что по ней ползет насекомое. Но, открыв свои карие глаза, она увидела, что это был Томоэ, который от столь неуклюжей реакции ее тела передумал делать задуманное.       Наконец-то на лице девушки всплыла обида. Ни злость, никакая другая эмоция. Ей было обидно. Немного опоздало она все же ответила: — Я не понимаю, зачем ты врешь. — только сказала богиня, направляясь обратно в храм, оставляя лиса в одиночестве.        Томоэ положил руку на голову и тихо рассмеялся, сам не понимая от чего. Эта ситуация его совсем не забавляла, а лишь заставила задуматься. С чего она это взяла? Да и что с ней происходит? Почему каждый раз так реагирует, и почему именно сейчас ее жалость принудила в нем вину?        Допив еще одну бутылку спустя минут двадцать, он решил зайти к хозяйке, дабы нормально закончить разговор, чтобы не оставалось недопониманий. Но она уже спала, ворочась и подергивая конечностями.        Томоэ хотел уже уйти, но, заметив, что девушке снится не очень приятный сон, прошел и сел рядом с футоном, вглядываясь в беспокойное лицо, которое то и делало, что меняло эмоцию. Каштановые волосы были неряшливо запутаны; тонкий, чуть курносый нос глубоко дышал изредка морщась; а рот, с ровными розовыми губками то открывался, то закрывался, стараясь ухватить чуть больше воздуха. Лис резко отпрянул, когда понял, что залюбовался ею. Он снова не понимал, что чувствует, и как это можно объяснить, но повторял себе глупую фразу, которая, кажется, стала его законом: она выглядит слишком жалко, поэтому и волнуюсь, поэтому и хочется защитить. Проведя рукой по холодному лбу девушки, хранитель будто забирал все ее плохие мысли и кошмары, оставляя совсем спокойной спать дальше.