Он обязательно дождется

Рыков врывается в кабинет без стука, взволнованно смотрит на начальницу, пытается убедиться, что с ней все в порядке. Ольга бледна, уставшая и в последний раз принимавшая пищу в обед. С каждым днем она все больше превращается в призрак себя бывшей. Тени залегли под некогда светящимися глазами, тяжелые думы обуревают женский мозг. Ему нестерпимо видеть, как дорогая его сердцу женщина доводит себя. Хочется наорать на нее, встряхнуть и заставить вспомнить, какой она может быть. - Ты что творишь? - негодует Паша. - Не драматизируй, - отмахивается, как от назойливой мухи, устало вздыхая. - Какого черта ты торчишь на подстанции, когда давно перевалило за полночь. Твой дебил совсем за тобой не смотрит? - Мой, как ты выразился, дебил не особо интересуется моей жизнью, в отличии от тебя. Ты пришел рассказать о том, какая у меня охуенная жизнь? Ничерта, Пал Дмитрич, в ней не охуенно. Могла бы напиться, давно бы уже... Он психует, желваки нервно ходят, но ради нее и этой пронзительной грусти хрустальных глаз, сдерживает свой звериный нрав. Рыков понимает, пришло время брать решения в свои руки, пускай она против, но это заставит Ольгу почувствовать себя живой. - Арефьева, хватит упиваться жалостью к себе, сама загнала себя... - Все сама...- Оля тихо бурит. - ...ты сейчас соберешься и я отвезу тебя домой. - Тоже мне, рыцарь. Ты чего от меня хочешь? Сначала игноришь два месяца, потом нарисовываешься среди ночи... - Не перегибай! - интонации угрожающие, по спине Ольги ползут мурашки. - Паш, - уже мягче начинает женщина, - спасибо тебе за беспокойство, но я сама... - Нет! - он решительный, порывистый, не желающий слышать отказ. Быстро преодолевая расстояние между дверью и ее столом, Павел выцарапывает начальницу из офисного кресла. Пальцы сжимаются на ее плечах, а проницательный взгляд проникает в душу. Сопротивляться бесполезно, Арефьева обмякает в его руках, расслабляя напряженные плечи. - Ты угробить себя решила? - большие пальцы поглаживают ее плечи. - Я жить пытаюсь, Паша, - подается вперед, погружаясь в предложенную теплоту. Он не возражает, обнимает крепко, утыкается ей в макушку и растворяется в ней, исчезает весь гнев. Запах осеннего пожарища окутывает мужчину, одурманивает и Рыков понимает, он не может злиться на эту женщину. Ее "жить" звучит пронзительно, сквозя безысходностью, заставляя Пашу сглатывать подступивший к горлу комок. Это для окружающих он вредный, безразличный циник, для Арефьевой он настоящий, знающий цену спокойной жизни, иногда, она непомерно дорога... - Ты давай, собирайся, - шепчет над ухом, а я такси вызову... Он прождет ее 15 минут в коридоре, за которые пересечется с работающим в ночную смену доктором Юрьичем. Ломагин в силу возраста обладает не дюжей интуицией и проницательностью. - Паш, у тебя смена кончилась 4 часа назад, ты из-за Арефьевой тут торчишь? Попался, крыть нечем, и будто в подтверждении слов коллеги из кабинета выходит Арефьева, на ходу застегивая пальто. Она недоверчиво смотрит в сторону своих подчиненных, колеблется, решая как лучше поступить, но Павел не оставляет выбора. - Пойдем, такси уже приехало... Ломагин понимающе улыбается и уходит в комнату отдыха. Он не в первый раз наблюдает эти танцы вокруг да около. Рыков любит красивых женщин, и Арефьева красива, умна и амбициозна... в силу своего характера не склонна заводить роман на работе, но Пашу подпускает близко, если бы не штампы в паспортах – была бы совсем другая история. Виктор Юрьевич помнит февральское утро 4 года назад, когда провожал жену в санаторий во втором часу ночи, домой ехать не хотелось, поэтому на подстанцию явился на три часа раньше приемки смены. В комнате отдыха было тихо, все разъехались, а пересменка еще не пришла и Ломагин бодро открыл дверь, свободной от куртки рукой, стараясь нащупать выключатель. Рыков спал сидя, опустив голову на бок, уперевшись в спинку дивана. Зря он так, - подумал доктор Юрич, - спину защемит, придется диклофенак колоть. На коленях Павла мирно посапывала Оля. Ломагин поспешил убраться подальше, чтобы не рушить хрупкую картину мира, но сон Рыкова оказался чутким. - Виктор Юрич? - щурясь спросони уточнил Паша. - Вы отдыхайте! - проницательный доктор улыбнулся и, погасив свет, прикрыл за собой дверь. Они едут в такси молча, Ольга уставилась на мерцающие за окном огоньки, стремительно проносящаяся мимо ночная Москва. Когда ты сам ведешь машину, красоты окружающей местности ускользают, все внимание захватывает дорога, и катящиеся по ней дебилы, норовящие подрезать или влезть перед тобой. Ее холодную кисть накрыла теплая мужская рука, легонько сжала, пальцами поглаживая тыльную сторону. - Спасибо...- одними губами, практически не слышно шепчет Оля. Рыков кивает, принимая благодарность. - А мы куда? - Ужинать и высыпаться, - безапелляционно, твердо, держа ее руку крепко в своей. В квартире темно, мерно тикают часы на стене, оглушая в тишине. Ольга спотыкается о небрежно скинутые кроссовки Паши, он спасает ее от падения, удерживая за локоть. Мимолетная дрожь не остается без внимания. - Я не кусаюсь! - голос мягкий, обдающий теплом, а рука, лежащая на женском локте, придает уверенность. Он щелкает выключателем, коридор озаряет холодный свет. Арефьева быстро осматривает окружающую обстановку, не докрашенный коридор, стремянка, банки с краской, но ей не пахнет. Паша помогает снять пальто, и проследив за ее взглядом поясняет: - Времени не хватает закончить... Неловкость повисает в воздухе, эмоции внутри скручиваются в тугой узел. Он снова тонет в этих глазах, борется с желанием сгрести ее в охапку и больше никуда не отпускать, но на задворках сознания колотится мысль - она чужая жена, мать чужого ребенка. От осознания больно и колко в сердце, возможно это и есть любовь, ведь когда любишь – сможешь отпустить. А у него не получается, он не в силах оставить Ольгу, забыть про общение с ней, не мешаться под ногами, не мешать строить конструктор под названием «судьба». Арефьева искренне благодарна, она грустно наблюдает, как Рыков суетиться вокруг нее, и отчаянно сожалеет, что они не встретились раньше – когда она была просто Олей Мартыновой. Но она не любит гадать, как было бы, не случись в ее судьбе Рома Арефьев. Ужинают в тишине. Паша быстро сварганил ужин, простые макароны по-флотски и салат, но Ольге кажется это самое вкусное из съеденного за последнее время. Арефьев не умеет готовить, и редкие праздники домашней еды в их семье были с подачи Ольги. С годами порывы стоять у плиты практически сошли на нет, кулинарный максимум заканчивался на паре тостов с яичницей. Доедая не хитрую пищу, Арефьева почти довольно урчит, желудок наконец-то перестал отдавать тупой болью. - Спасибо! - вытирая губы салфеткой она смотрит на Рыкова. - Обращайся... - Меня дома не балуют... - Не привыкай, - хмыкает Паша, стараясь сохранить нейтралитет и не проехаться словесно по Арефьеву. - Знаешь, мне сейчас хотелось бы выпить...- в голубых глазах загорается дьявольский огонек. - Могу организовать, - достает из шкафа коньяк и одну стопку. - Да вы садист, Пал Дмитрич! - хихикает Ольга. - Ольга Кирилловна, мне ничего не остается, как подчиниться вашей воле и выпить этот нектар богов… - Рыков! А я? – наигранно возмущается Арефьева. - А ты будешь смотреть. Спустя пару стопок он смотрит на женщину, сидящую за столом напротив него, зрачки расширены в темноте, а глаза мутны – усталость наваливается на стойкую Ольгу Кирилловну. Ей кажется, она может ощутить привкус коньяка на кончике языка и почувствовать себя захмелевшей, но дело не в алкоголе и даже не в парах от него. Арефьева сама загнала себя в тупик. Рыков так и не потребовал от нее объяснений, он будто без слов понимал, что с ней происходит, стараясь лишний раз не резать без ножа. Выдав полотенце, новую футболку – Паша уступает свою спальню, обещая, что будет ночевать на диване. Но закончив с водными процедурами, тихо, на цыпочках проходя мимо дивана, она зовет его с собой в спальню. - Не оставляй меня одну, - крепко сжимая его ладонь, увлекая за собой. - Оль? – голос Рыкова дрогнул. – Не мучай меня. Я же потом не смогу на тебя смотреть… - Тсс, - прикладывая палец к его губам, тянется и коротко целует в щеку, - я не хочу оставаться одна. Просто будь рядом. Под одеялом Ольга ближе прижимается к мужчине, удачно совпадая линиями и изгибами, прячась в его тепло, ей давно не было так спокойно. Его рука осторожно обнимает за талию, опускаясь на пока еще плоский живот, и это не сводит Арефьеву с ума, все происходит так, будто так было всегда. Дыхание замедляется, женщина расслабляется и наконец-то погружается в крепкий сон.