На берегу безымянной реки

***

Жди меня, я непременно

Ещё вернусь из внутренних Вселенных

Lumen «Жди меня»

      Туман окутал пространство над озером, покрыл тягучие леса по самые макушки деревьев, что зловеще покачивались от ветра. Такая погода тяжко давила на разум неизвестностью за размытым мраком. Чувствуется наступившая, обещающая быть беспощадной осень. Князев неторопливо прогуливался по берегу безымянной реки. От холода не спасала тонкая леонтьевская куртка, но свежий воздух сейчас был необходим. Андрей был в подавленном расположении духа, наблюдая, как сгущаются тучи, медленно осушается река, и где-то вдали виднеется дым. Неподалёку слышались голоса ребят — они жарили шашлыки, сосиски, пели песни под гитару и выпивали. Князев сам по себе был домоседом, оттого подобные редкие вылазки в цивилизацию были для него сплошной пыткой. Пить он не стал.       Что-то несомненно сильно тревожило его. Целый день он пытался занять себя: приготовил всë сам, собрал палатки, выслушал пьяные бредни Сажинова о терзающих его внутренних диссонансах по поводу Щиголева, в общем, делал всë, чтобы не остаться наедине со своими мыслями; с самим собой. Но все дела оказались окончены, и деваться от себя было некуда. Он старался насладиться открывшимся видом неповторимой кавказской природы — всë было не то. Князь обошёл реку почти вдоль и поперёк, даже сорвал всяких цветочков для Щиголева, что страдал нездоровой любовью ко всяким мелким растениям.       Таки пришлось погрузиться в тихий омут своих мыслей.

      

      Князю исполнилось двадцать шесть лет, и он впервые по-настоящему сильно влюбился в Леонтьева, что был младше его на четыре года. В тот тоскливый день, когда Андрей впервые провёл Новый год в одиночестве — он понял, что его жизнь окончательно катится в бездну. На следующий же день он познакомился с Леонтьевым: вечно улыбчивым студентом, ещё не познавшим все прелести реальной жизни; он оказался добрым человеком, на редкость искренним, но до глупости наивным и открытым всему миру. Он постоянно болтал о всём, что только приходило в голову, порой не мог остановиться часами, и он никогда не уставал от общения. Князев, чаще всего, молчал и терпеливо слушал все его потоки свободных мыслей и идей с ласковой улыбкой на лице, безмолвно поражался его нетронутым внутренним счастьем. Он никогда не встречал таких людей.       Леонтьев был таким же одиноким музыкантом, но, в противовес Князеву, он научился быть счастливым без участия других людей в своей жизни. Его вполне удовлетворяло общество самого себя, он мог жить в гармонии со своей душой, в то время как Князев ежедневно избегал себя с помощью книг, глупых сериалов, учёбы и тяжёлой работы. Александр казался ему каким-то другим, о чëм сразу и заявил, на что тот лишь неловко посмеялся. Этот мужчина искренне интересовался Князевым, задавал вопросы, и, получая неудовлетворительные ответы, немного обижался или просил развёрнутых ответов. Глубокие разговоры с Ренегатом помогали лучше узнать себя, и Князь удивлённо осознавал, что на некоторые, казалось бы, простые вопросы о своей личности он и не знает, что ответить. Ему подумалось: «так что же мы, в сущности, тогда знаем о себе?».       Леонтьев — человек любвеобильный, и Князь попал под горячую руку, ведь всю свою бескрайнюю любовь он мог дарить только ему, ведь никого более рядом не было. Ренегат позволял себе вечно обнимать его без повода — особенно любил делать это в метро, когда говорить особо не хочется, — держать за руку пронизывающей зимой, спрятав её поглубже в кармане куртки… И продолжал говорить без остановки; по-доброму шутить, водить в ранее неизведанные места под предлогом «тебе двадцать два года, и ты по сей день мира особо не повидал». Князев, по приходу домой после прогулок с ним, чувствовал приятную усталость, но на сердце отчего-то чувствовалось пустота. Ему невыносимо сильно хотелось притронуться к Леонтьеву, не как к хорошему другу, а как к человеку, которого неизмеримо любишь; сказать о том, к чему сложно подобрать нужные слова. Но не мог.       Он изнывал от тоски, когда подолгу не видел Леонтьева. В дни разлуки он забивал весь график работой, почти без выходных, оставляя время лишь на часовое чтение, сон и переписки с Ренегатом. Князев неимоверно ценил то, что все сообщения от него были непременно огромными и подробными, он никогда не преуменьшал, говоря о своих чувствах или мыслях. От некоторых сообщений ему хотелось плакать. Именно из-за переписок Князев увидел: позитив Леонтьева всë же ограничен некоторыми переживаниями по поводу своего одиночества и личных терзаний, которыми он не мог честно поделиться, смотря в глаза. Тем не менее — им с головою хватало друг друга, даже если больше не с кем было поговорить.       Князев не мог поверить в своё счастье — быть совсем-совсем рядом с таким необыкновенным человеком. Несмотря на все страдания, принесённые голодом по большему контакту с Ренегатом — Князь любил его, пусть и неполноценно. Познакомившись с нынешними музыкантами их группы, в их мирке оказалось тесно для двоих, ведь в него стало необходимо впускать и других, ранее незнакомых людей. Леонтьев мог часами напролёт играть на гитаре, и ему это нисколько не надоело. Князев безусловно восхищался этим, но явно стал ощущаться некоторый недостаток присутствия этого человека в своей жизни. Леонтьев не изменился: остался таким же весёлым парнем, по-прежнему проводил много времени с Князевым и писал эмоциональные длинные сообщения. Однако Андрею ещё сильней стало безумно не хватать его, его ласки, прикосновений, прямых фраз, а не намёков. Хотелось любить его прямо — а не кривыми переулками.       Князев попробовал спать с другими женщинами, в основном — знакомые по работе. Один раз, по пьяни, даже удалось как-то утащить в постель Ришко. Но нехватка Леонтьева никуда не делась; наоборот — её силуэт стал куда отчётливей. Ренегат знал о похождениях Князя, но ничего не сказал под оправданием: «это твоя жизнь, какая мне-то разница?». Но на лице, очевидно, проскочила доля некой обиды. Леонтьев начал много курить, иногда выпивать с Яковым, и последний сподвигал его заказать проституток. Князь так и не спросил, согласился ли на это Ренегат. Александр стал меняться: конечно, никуда не ушло его намертво засевшее позитивное мышление, но зато появились круги под глазами от недосыпающего образа жизни, нежелание выходить лишний раз на улицу, выпивка по воскресеньям и ежедневная мастурбация, что ему было совсем несвойственно.       Им обоим не хватало для счастья лишь одного — друг друга.       И вот: сейчас Князев сидит на берегу безымянной реки, съеживаясь от холода по всему телу, а перед глазами пробегают все двадцать шесть лет его жизни. Он долго думает и пытается понять, что ему мешает быть с этим человеком. Страх ответственности? Страх постепенного исчезновения интригующего интереса, как следствие — чувств тоже? Вполне возможно. Князев закуривает. Через пару мгновений к нему тихо подсаживается Леонтьев. Он просит сигарету и, тоже прикурив, вглядывается в реку. Ренегат, молча приблизившись, укладывает голову на его плечо и блаженно закрывает глаза. Княже, судя по сосредоточенному выражению лица, словно пытается вшить навеки этот момент в память вплоть до каждой секунды. Андрей поглаживает его волосы, улыбнувшись.       — Я тебя люблю, Андрей, — тихо промолвил Леонтьев.       — И я тебя люблю.

***