Серая мораль

      Дикий холод и ослепляющий снег. Небо по обычаю было серым, высоким и солнце не показывалось из-за облаков. Далекий горизонт не видать. Моревна с точностью сняла с кисти толстую перчатку. Пальцы сразу оковал холод, но все это было привычным. Кожаный мешочек раскрытый на колени лежал, запах из него шел плотный и сильный. Тонкие ловкие пальцы взяли небольшую горстку сушеного табака и раскрошили на меньшие крупицы. Холодный снег падал сверху, пальцы мокли, как и травы в мешочке. Девушка взяла еще одну горстку и заполнила ею трубку. Деревянная, гладкая, лежит в ладони приятной тяжестью. Подул сильный ветер, будто заставляет Моревну отказаться от тягучей силы терпкого дыма. Девушка непокорно уместила кончик трубки в зубах, завязала мешочек плотно, крепко и сунула в карман на боку своего рюкзака. Из другого кармана она достала длинный сверток-коробок спичек. Развернула кожаную оболочку. Из петельки голые пальцы схватились за тонкое дерево и черканула девушка по кремнию сбоку пороховым кончиком. Ладонью в перчатке прикрыла слабый огонек от ветра, поднесла Моревна к отверстию в трубке чтоб травы поджечь. Вдали раздались окрики.       Спичка улетела в снег, запорошена мягким белым мехом. Трубка в карман, перчатка быстро натягивает на руку. Превосходно тихо берет рюкзак Моревна и вглядывается серой сталью в далеко. Из-за снега, стеной падающего с неба, ничего не видать. Эхом по пустынной долине идут громкие голоса. Девушка напрягает пальцы и потихоньку поднимает свои руки вверх. Снег чуть замирает, повинуется подруге давней. Фигуры становятся различимей. Мелькают черные кафтаны. Синие, красные и фиолетовые. Гриши. Дарклинг. Моревна сводит руки вместе, крутит изящными пальцами в быстром кругу. Сила проходит через нее, ветер холодных земель бурлит в девичьей крови и повинуется зову. Снег начал кружить быстро, собирается в смерч, бьет по лицу резкими ледяными хлопьями. Чувствуется сопротивление, чувствуется как снег вот- вот ринется в сторону Заклинательницы. Порыв уверенности в груди и резкое движение ладоней, легкое и отточенное, ветер сносит с ног саму направляющую и стеной обрушивается на чужих. Холод держит разум в достойной сдержанности. Моревна натягивает на свое лицо высокий ворот хомута.       Снег под ногами скрипит. Разлетается от скорости шага, девушка жадно втягивает воздух через нос. Прыгает без страха по склону вниз. Белый покров разъезжается и оголяет ледяные выступы. Сердце в груди стучит, адреналин будоражит ноги, рюкзак на спине утягивает, но бросить его — бросить шанс на выживание в этих мертвых землях.       Моревна бежит подальше в степь, ближе в крутым склонам гор и редким лесочкам. Сколько было таких заблудших, сколько было таких расточителей в её землях. Сколько было их за три сотни лет, но чтоб сам Черный Еретик порадовал девушку своим присутствием — дело к беде. Не зря он сюда пришел. Мысли роются в голове быстрым потоком дикой реки, а снег вторит им и бьет в лицо. Позади слышатся крики и выстрелы в холостую. Одна пуля пролетает в двух метрах от девушки. Моревна разворачивается, упирается в землю и поток ветра выходит от нее порывом подобный по плотности бревну. Ответ не заставляет ждать и подкрепляется он огнем. Ярые языки пламени ослепляют и обжигают. Заклинательница руки в защите сводит и пламя идет вверх прямо перед ее лицом.       Это тормозит Моревну, забирает драгоценное время для побега. Медлить нельзя, от чего шаги становятся шире и размашистей. Легкие печет, но организм выдержит долгий забег, после столь большого использования силы. Моревна бежит, снег под ногами расходиться и лед показывает. Моревна поскальзывается. Моревна встает и с рыком рвется вперед против ветра. Пули летят в нее со свистом. Одна, две, три мимо. Четвертая в плечо приходится и подкашивает без того неустойчивый бег девушки. Боль яркая, живая, от чего не верится. Кровь в жилах горит и адреналин мутит голову. Девушка все равно бежит, хоть и не так вольно. Свобода важнее любой боли. Мир важнее любой немощи.       Моревна видит лес, видит надежду, не слышит близких криков и не слышит боли в плече, она ускоряет бег до предела. Рюкзак стал до невыносимости тяжелым, как и шинель от влаги. Зубы скрипят в напряжение. Еще чуть-чуть. Последняя миля. Лес меркнет, как и весь мир в всепоглощающей тьме. Эта тьма холоднее самых холодных ночей в этих краях. Она пугающая, неосязаема, душит крик в горле. Боль в плече усиливается, а дыхание шумное и вовсе замирает. Эти тени не просто шанс схватить её, это показатель силы и могущества. Эти тени показатель того как легко чашу весов перевесить в сторону мрака.       Моревну хватают за плечи, и несмотря на рюкзак, заводят руки назад. Девушка наугад бьет ногой назад и слышит стон боли. Хватка ослабевает. Руку высвобождает Заклинательница и бьет, все так же наугад, по второму солдату. Кулак встречается с лицом. Моревна выкручивает в слабой хватке руку, хватается за рукав чужого кителя. Тянет на себя, коленом в живот и локтем по спине. Мужчина чуть было не валится рядом с ней, как сердце девушки сжимается в агонии. Мир во тьме меркнет еще сильнее. Моревна падает на колени и цепляется за грудь. Дышать. Все вокруг кружится. Тьма уходит, рассеивается. Боль скручивает. Красный кафтан серцебита рябит на фоне белых долин. Будто из-под глухого льда слышится: — Хватит.       Моревна жадно вдыхает. Боль тупая еще идет меж ребер, девушка цепляется в снег под ее ладонью. Что-то новое наполняет ее вены, разум. Что-то жгуче красное, такое же как и кафтан серцебита над ней. Девушка поднимает глаза стальные с ненавистью вместо бликов. Что-то живое обжигает холодные хребты внутренностей.       Два солдата беспардонно снимают с её плеч рюкзак, вываливают содержимое на сыпучий снег. Ещё двое солдат в черном заводят руки Моревны за спину и нарочито крепко связывают веревкой. От хомута шел жар с раздражающей влагой. Девушка думала, думала и глазами считала сколько солдат. Два шквальных, один инферн. Фабрикатор за спиной у Древнего был единственным. Еще двое сердцебитов и около пяти солдат в черном. Новая сила попавшая в её многовековое тело еще не была обуздана, Моревна не имела понятия как её правильно направить. Ситуация была безвыходной — девушка отказывалась это принимать. — Ваше Превосходительство, в вещах ничего подозрительного не найдено. — Молодой солдат смотрел на своего Генерала. — Обычный набор путника.       Древний высокой черной горой возвышался над Моревной, внимательно смотрел на неё. Было от девушки этой какое-то дуновение всезнания, будто она и была Равкой, что затерялась в этих холодных землях. Дарклинг видел в стальных глазах необъяснимую ярость. Никак у заключенной, никак у той кого могли забрать свободу или жизнь. Дарклинг видел в этой ярости что-то похожее, что видел в глазах у Багры. Отвращение смешанное с жалостью. — Покажите мне её лицо. — Дарклинг кивнул солдатам за спиной Моревны.       Солдаты убрали с лица хомут и капюшон шинели. На холод Вечного Мороза из ворота капюшона выпала длинная белоснежная коса. Волосы девушки будто сияли, затмевали собой идеальный снег. Лицо покрасневшее от мороза было беспристрастно. На белые ресницы падали снежинки и таяли. Гриши за спиной своего Генерала зашептались. — Фьерданка? — Дарклинг присел на корточки перед девушкой. Моревна повела ноющим плечом. — В вещах не найдено никакого документа, Ваше Превосходительство.       Моревна повела краем губ на слова солдата. Хоть её руки и были скованы веревкой, и сидела она на коленях, но ощущала она некое превосходство перед этими смертными, которым в судьбе пророчено не больше восьмидесяти лет жизни. Один из немногих кто был старше и древнее Моревны, сейчас вглядывался в её глаза. И девушка не ощутила такого желаемого трепета от встречи. — Кто ты?       Моревна наклонила голову набок, как глупая птичка. Голос Древнего был бархатный, молодой — безусловно — и было в этом голосе, то, что часто, в тех редких случаях, когда Моревна говорила, слышала в своем собственном голосе. Возвышенность. — Отвечай, когда тебя спрашивают! — солдат пнул дулом своего ружья в подстреленное плечо. Моревна продвинулась вперед на коленях от глупого смертного. — Моревна Николаева. — голос девушки глубокий, осипший. — Я Хранительница этих земель от таких как вы.       Дарклинг прищурил свои глаза. Эту девушку он видел впервые, да и Хранителя Вечного Мороза не было в официальных документах, да и легенд никогда не ходило. Лишь в деревнях на границе у Фьерды, у северных народов Равки, поговаривали о белой как снег девчушке, что живет в степях и охраняет природу и сердце Мира от разрухи. Все это были былины для детей, чтоб те знали, что их могут защитить. Древний никогда не верил в эти сказки, сколько бывал в тех деревнях. — Таких как мы? — Дарклинга переполняло младое любопытство. — Не делай из себя дурака, Древний. — Моревна прошептала в конце, а глаза стальные так и пылали отвращением. — Будто я не понимаю зачем вы прибыли в эти земли. Только Оленя Морозова тебе не заполучить. Чтобы ты и твои солдаты не делали.       Девушка с глубочайшим удовольствием наблюдала как глаза, так схожие на небо над их головами, наполняются гневом. Челюсть мужчины заходила, а воздух вокруг встрепенулся. Лицо Дарклинга ничего не выражало для других, но Моревна видела эту злость. Обыкновенную злость от людской глупости. Только Моревна давно не чувствовала себя человеком, не чувствовала в себе эти приятные яркие эмоции, кроме безразличия и гнева. — Чи хэн бэ? — Тэнцэл.       Дарклинг выпрямился. Он, с присущей лидерам и Древним с великой властью, думал. Его ведь предупреждали. Скверна не дается просто так, за неё нужно платить. Для человека с семьюстами летами за своей спиной, Святые были для него всего лишь выдающимися людьми- нет — гришами, никак не богами и не чем-то сверхъестественным. Но разве… может штурмовой быть Древним? Может эта девушка быть карой его, карой для всего этого бренного мира. Или она обезумевшая сиротка? Станет ли она последним штормом в Истиноморе и за его границами, покорит Неморе и останется ли серое свечение луны, на которое все будут смотреть из-под воды? Или Дарклинг ошибается и придумывает?       Мысли были поистине сложные. Но за семь веков простых задач не прибавлялось, а побочных эффектов от яда под названием «власть» прибавлялось. — Закуйте её покрепче. Мы возьмем её с собой.