Ледяной ангел

      Номер отеля был достаточно просторным и светлым, и это придавало немного энергии. Однако слипающимся глазам Антона даже светлый интерьер нипочём, именно поэтому он завалился спать, стоило лишь ему сбросить с плеч куртку.       — Ну, и как спалось, Спящая Красавица? — первым, кого увидел Антон, приоткрыв заспанные глаза, был склонившийся над кроватью Арсений. Голубые глаза подобно топазам светились на его бледном лице. Попов по обыкновению поправил чёлку и украдкой коснулся губами лба Антона, получив в ответ до дрожи обожаемую улыбку. Шастун чуть сощурился, и нижнее веко прорезали тонкие морщинки. Он разомкнул губы, показывая зубки, не такие аккуратные, как можно было подумать. Почему-то от этого Арсению тоже становится радостно. В душе начало теплеть, и, вероятно, что-то нежное проступило в его взгляде.       — Знаешь, мне приснилось, что я верблюд. — задумчиво сообщил Антон. — И меня заперли в заповеднике. А я очень хотел курить, поэтому пытался сбежать.       Дверь распахнулась, ударившись ручкой об стену, и разрушила в дребезги все то умиротворение, что царило в номере, пока Антон беззаботно дремал, а Арсений любовался спящим.       — Шеминов нас ждёт в автобусе… — Дима уже успел не только нацепить куртку, но и, по-видимому, побывать на улице. Об этом свидетельствовали покрасневшие щеки. — Вы охренели? Вы че дрыхнете?       Позов прошёл вглубь номера, оставив за собой мокрые следы. Он стянул с Антона одеяло и, неряшливо сложив, швырнул на пол. Шастун невольно поежился — холодок, пробирающийся сквозь не до конца затворенную дверь, сковал тело, а по коже рассыпалась стая мурашек.       — На, живо надевай! — Дима протянул другу кофту на молнии. — У вас на всё про всё есть полторы минуты. А я как хороший человек, так уж и быть, пока отвлеку Шеминова.       — А мне что надеть? — Арсений откинул крышку чемодана. Уставший после дороги, он так и не удостоился разобрать его, поэтому сейчас, сидя на коленях, копошится в вещах, выбрасывая на кровать то, что не по душе.       — Блять, Арс! — всплеснул руками Дима. — Ты на тренировку едешь, а не на показ мод! Если ты не определишься, выйдешь на лед в чем мать родила!       Антон прыснул в кулак и лениво потянул за собачку молнии. Не очень то и хотелось сейчас выбираться из тёплой постели и выходить на лёд.       — Всё, я ушёл! И помните, у вас есть полторы минуты. Это более чем достаточно! — за Димой захлопнулась дверь.       — Нет, ну, правда, что мне надеть?       Шастун недовольно закатил глаза:       — Чёрт, Арс, ты серьёзно? — он впопыхах носился по номеру, пытаясь отыскать шапку, а когда пропажа нашлась, отправился на поиски перчаток. — На, возьми, вот. — Он протянул парню аккуратно сложенную водолазку, которая пришлась Попову по душе. Он обожал её, несмотря на то, что горлышко неприятно кололось, все потому она подолгу сохраняла пленяющий запах одеколона парня. — И давай побыстрее, а то нас Шеминов заставит пятерные прыгать!

***

      — Прошу извинить! — в автобус ввалился Арсений с Антоном.       Дима, сидящий в самом начале, мельком взглянул на вошедших и вновь вернулся в мир музыки. Серёжа в свою очередь не обратил на парней ни малейшего внимания. Буквально позади водителя сидели Добровольский и Шеминов. Черты лица тренера сейчас различить было трудно — причины тому козырёк кепки, воротник и сумерки.       — Шастун! Попов! — всплеснул руками Стас. — Сейчас как по лбу дам коньком! Вздумали они ещё опаздывать…       В своей работе он использовал старый добрый метод кнута и пряника. И фигуристы каждый раз надеялись, что пряников будет больше. Скупой на похвалу, Стас стал для ребят не только тренером. Он стал их вторым отцом.       — Больше так не будем! — в унисон пообещали парни, подражая провинившимся школьникам.       Их вовсе не удивила рассадка в автобусе — мест свободных хоть отбавляй, зачем же ютиться всем в одной компании. В действительности все давным–давно наплевали на сплоченность коллектива. В фигурном катании по сути и коллектива как такового и нет — каждый сам за себя. И лишь когда объективы камер обращались в сторону фигуристов, те делали вид, будто они одна большая и дружная семья.       Но Арсений и Антон по обыкновению предпочли задние сидения. Они единственные, кого ещё не поглотило соперничество. Матвиенко до ужаса раздражала их забота друг о друге — парни походили на попугаев–неразлучников и сдували друг с друга пылинки. Сам Серёжа придерживался теории, что в спорте друзей нет и быть не может. Мало ли пригреешь змею на груди, а она, цап, да украдёт твою медаль.       Заявленного времени для официальных тренировок было очень мало, поэтому фигуристы не собирались пропускать ни одну. Было не удивительно, что на льду и живого места не оказалось. — Вы ещё подольше собирались бы! — буркнул Матвиенко и швырнул на сиденье сумку с коньками.       Арсений надменно усмехнулся, скрестив руки на груди:       — Ты не переживай, они сейчас на тебя взглянут и от страха разбегутся.       — А ещё лучше — помрут, — хохотнул Позов. — Тогда хоть конкурентов будет меньше. И будет от тебя, Сергуль, польза.       Серёжа лишь недовольно хмыкнул и скрылся за углом, показав на прощание парням средний палец.       — Ничего, они сейчас рассосутся, — заверил Арсений и, подтолкнув Антона, зашагал в сторону раздевалки.       Серёжа минут пять пепелил взглядом спинки впереди стоящих стульев и, кажется, уже просверлил в них дыру. Фигуристы и в правду стали расходиться. По их слегка заебавшимся лицам было ясно, что тренировались они с той минуты, как только приехали в Пекин. А не ебланили как некоторые, нежась в тёплой постели.       — Смотри, ты всех действительно распугал, — усмехнулся Позов и подсел рядом.       — Ой, Поз, отвали.       Дима протянул вечно чем-то недовольному Серёже чашечку ещё горячего кофе.       — Подсыпал что-то туда? — фыркнул в ответ Матвиенко.       — Ну, как хочешь…       Дима бы без проблем отыскал в себе место для еще одной чашечки кофе, но Серёжа, подавив свою настырность, все же не смог пройти мимо бодрящего напитка.       — Ты, кстати, что на лёд не выходишь? У нас время не резиновое. — Дима, взяв скакалку, принялся разминаться.       — А какой смысл, Поз? — кофе оказался уж слишком вкусным, поэтому Серёжа кое-как смог заставить себя оторвать губы от стаканчика. — Шеминов и Добровольский будут восхищаться лишь Шастуном. А его подкаблучник так и продолжит ему одно место лизать. Ты не замечал? — удивился он, увидев неоднозначное выражение лица Димы. — Попов же постоянно элементы срывает, чтобы Тошенька порадовался золотой медали. Да такому как он в большой спорт нельзя!       — Вместо того что бы жаловаться на свою немощность, пошёл бы лучше на лёд, — фыркнул Дима. Его явно забавляла точка зрения Серёжи — ну, поддаётся Арсений, и что с того? Его же проблемы. А если приложить чуть больше усилий, то можно и Шастуна перепрыгнуть, причём, в прямом и переносном смысле слова.       — Не, ты не понимаешь. Антона с пьедестала не сдвинуть уже. Ты тут хоть сальто прыгни. Даже нет смысла устраивать вот это всё. Все и так прекрасно знают, на чьей шее будет медаль. Так и хочется придушить его этой ленточкой! — Серёжа нервно пнул стул, с которого тот час свалилась сумка. Если б парень находился в мультике, то надо его головой сейчас бы зажглась лампочка. Его посетила вовсе не здоровая идея… — Поз, встань на шухер!       Дима лишь вопросительно поднял брови, мол, чего ты ещё удумал.       — По-братски, пожалуйста!       Позов пожал плечами и поплелся в сторону рекреации, откуда можно было попасть и в раздевалку.       — Блять, Сергуль не даст спокойно позаниматься…       Матвиенко прислушивался к каждому шороху, копошась в сумке Антона.       Когда Арсений и Антон вернулись, на льду были лишь парни из их сборной. Странно, что Шеминов с Добровольским до сих пор где-то прохлаждался.       В планах у Антона было отточить до идеала дорожку шагов из короткой программы, а также кое-какие прыжки, которые в последнее время он потерял.       — Ты серьёзно? — с презрением фыркнул Антон, когда брюнет взял в руки скакалку. — Как девчонка…       — Зато возможность получить травму становится меньше.       Шастун махнул рукой, мол ты как хочешь, а я пожалуй, выйду непосредственно на лёд.       Парень стал чётко выдавать все плавные движения рук и слегка неторопливую дорожку шагов. Он принялся катать бильманы и заклоны, вырезая на льду красивые узоры. Впереди первый прыжок — аксель в три оборота. Далее очередная дорожка шагов, а следом, во второй части началась пора каскадов.        До его ушей доносились замечания тренера, относящиеся, как он потом понял, к Серёже:       — Матвиенко, где эмоции-то? Ты что, для слепых катаешься?       Антон слышал, как тихо матерится Матвиенко. Серёжа натянул улыбку, что походила больше на усмешку сумасшедшего, который только сейчас совершил преступление, нежели на передачу чувств. — Серёжа, не утрируй! — хохотнул Добровольский.       Далее тренеры обратили внимание и на самого Антона.       — В нем будто внутренний стержень, вот он, как стена. Все шишки будут на него лететь, а он выстоит.       — Это то Солнце, на которое тень не смеет пасть.       Арсений, ставший невольным свидетелем диалога, робко улыбнулся. Он бы мог голыми руками побороться с Антоном, но затмевать, как выразился Шеминов, Солнце он не особо хотел.       Антон Шастун — почти синоним слова «сила». Это отражали его мощные прыжки, дерзкий взгляд, врожденное упрямство, с которым никто не смог справится, даже Шеминов. Шастун может возродиться из любой ситуации как феникс. А Арсений в свою очередь поддерживает парня во всех ситуациях.       У Шастуна была какая-то необыкновенная способность — катать даже самую слабую программу настолько феерично, что остальные могли лишь открыть рот.       Одерживая победу в очередном чемпионате, Антон несомненно радуется. Видя его улыбку, и Арсения захлестывает счастье. По итогу все довольны. И зачем же при таких обстоятельствах что-то менять?       Четверной тулуп был выполнен безошибочно, далее шёл каскад из четверного лутца и тройного риттбергера. Антон плавно набирал скорость, но, оттолкнувшись, понял, что сил на четвертый оборот не хватит. Проехавшись в скрюченном положении до бортика и влетев в него, он долго не хотел подниматься. Резкая боль пронзила насквозь, едва хватало сил соображать, что нужно делать. Не хотелось даже элементарно открыть глаза. Сперва пришла боль. Адская боль в голове, которая буквально разрывала на части. Антон боялся вздохнуть, старался не шевелиться вообще. Чуть моргнув и почувствовав, что тело все же может двигаться, он усердно попытался понять, что произошло.       — Ша-аст! — парень услышал родной голос и лишь разомкнул губы, чтобы сказать, что всё в порядке, но возникший из ниоткуда звон в ушах не позволил промолвить и слова.       Он лишь поморщился от нарастающей боли и в затылке, и в ступне.       — Антон, ты слышишь меня? — из-за шума в ушах даже не удалось понять, кто говорит.       Шастун лишь слабо кивнул, чтобы его невзначай не записали в список погибших.       — Антош, открой глаза, пожалуйста…       Его щеки коснулась рука и наперекор всем законам физики обожгла холодом.       Антон приподнял веки: над ним склонились Шеминов, Добровольский и Арсений. Голубые глаза стали заполняться слезами, а зрачки заметались, пытаясь найти укрытие. Шастун понял, что выглядит чересчур немощно, раз парень готов просто взять и разреветься. По-настоящему, как ребёнок. Он выбежал на лёд прямо в ботинках, сжимая в кулаках ручки скакалки.       Шастун приподнялся, облокотившись на локти. Матвиенко и Позов так и застыли возле бортика. Дима смотрел выпученными удивлёнными глазами, Серёжа в свою очередь прятал взгляд.       — Что же ты, прости господи, на ногах не стоишь?! — всплеснул руками Стас.       Антон встряхнул головой, пытаясь избавиться от боли, и попробовал подняться. Он почувствовал, что вновь теряет равновесие, стоило лишь перебросить основной вес на левую ногу. Но на этот раз ему повезло — он провалился в распростёртые объятья Арсения.       — Всё понятно, — тяжело вздохнул Шеминов. — На буксире сейчас тебя будем со льда эвакуировать.       Обречённость, с которой говорил тренер, начала пугать.       — Только не говори, что это твоих рук дело! — К Серёже подъехал возмущённый Позов.       — Ну, да, а что? — злорадно хохотнул Матвиенко. — Подрезали пташке крылья, чтоб пониже летала.       Антон расшнуровал коньки. Шеминов первым делом отправил парней на первый этаж, где находился медпункт. Но, по его словам, Шастун отделался лишь лёгким растяжением, да и головокружение, к счастью, прошло.       Но боль пока не отпустила парня. Наступать на левую ногу — всё равно что ходить по лезвию.       — Чёрт, мы с тобой так далеко не уедем… — вздохнул Арсений и, недолго думая, поднял парня на руки. В таком положении они и добрались до медпункта.       — А вы чего встали? — Шеминов встал с сиденья и зашагал ближе ко льду. — Давайте, давайте, всякое в спорте случается.       Внимательный взгляд тренера следил за фигуристами и замечал каждый их недочёт. На фоне Матвиенко Дима выглядел очень выигрышно: оттолкнувшись от льда, он моментально сгруппировался, быстрее стараясь сделать четыре оборота и удачно приземлиться. Едва он почувствовал под лезвием конька холодный лёд, улыбнулся, расправляя руки. Четверной тулуп наконец-то получился без ошибок. Хотя, если говорить честно, то на фоне Матвиенко и мартышка на коньках будет выглядеть выигрышно.       — Матвиенко, ну ты что как каракатица! — вскрикнул Шеминов, когда его плеча коснулась рука. Первое о чем он подумал — вернулся Арсений с печальной новостью о том, что Антону не удастся затмить всех своей превосходно выполненной программой на Олимпиаде. Но позади стоял Добровольский.       — Смотри, — Павел протянул вперёд конёк и продемонстрировал шатающееся лезвие. — Кто-то сыграл над парнем злую шутку.       — Кому только в голову взбрело?       Добровольский пожал плечами:       — Когда мы пришли сюда, весь лёд был забит фигуристами. Это мог быть кто угодно. Да и какая разница. У нас здесь Олимпиада, а не детективный роман Агаты Кристи. Шастун и с костылями прыгнет выше и точнее остальных.       — Ну, а если что-то серьёзное? — Шеминов махнул рукой и подозвал мимо проезжающего Позова       — Что-то не так, Станислав Владимирович?       — Нет, Дим, просто хотел сказать, что бы ты сумки с коньками не разбрасывал по всему Дворцу Спорта. Одному лезвие уже открутили… — тренер тяжело вздохнул. — К слову, ты не знаешь, кто бы это мог быть?       Дима боязливо огляделся. Да, Матвиенко, конечно, поступил ужасно, но быть «крысой» он тоже не особо хотел. А то в следующий раз Серёжа и ему пакость устроит. В этом он не сомневался. Для того чтобы заполучить золото, Матвиенко пришлось бы покалечить всех соперников. И тогда, да, он безусловно поднялся б на пьедестал.       — Да нет, — небрежно выдал Позов. — Я за чужими вещами не слежу.       Послышался шорох шагов. На этот раз Антон смог без посторонней помощи пройти несколько метров. Его левая нога была перебинтована, и парню приходилось опираться на плечо Арсения, чтобы меньше наступать на неё.       — Жить буду, — объявил он и грустно покосился на выходящего на лёд Арсения, ведь для него сегодняшняя тренировка, к сожалению, завершилась.

***

      Трехчасовая вечерняя тренировка убила у фигуристов последние силы, а у тренеров — нервы. Было принято решение сходить в тот самый ресторан, о котором гоготали все, кому только не лень.       Ресторан представлял собой маленькое уютное помещение. Даже вполне обычное и вместе с тем особенно атмосферное. Три зеленые конусообразные лампы, на длинных шнурах мягко раскачивались под струей воздуха, что выдувал крошечный, почти незаметный среди множества вещей вентилятор. Свет их отражался в желтой густо покрытой лаком стойке, на которой то и дело появлялись стаканы, стопки, бутылки. На стене висела картина, изображавшая гламурного розового козла в хипстерских очках и зеленом свитере с оленями. Здесь каждая деталь интерьера была продумана до мелочей: световая барная стойка, зеркала, которых здесь неимоверное количество, большие экраны повсюду и мебель, оббитая кожей цвета молока. В общем, постоянное созерцание красоты во всём.       Арсений минут десять вертелся возле зеркала. Он мог бы простоять так и до завтрашнего утра, но приход Димы не позволил этому случиться.       — Слушай, Арс, я бы хотел поговорить с тобой как с самым близким человеком для Антона, — он переминался с ноги на ногу. — По крайней мере на данный момент.       — Ну? — Арсений вопросительно поднял бровь, не отрывая взгляда от собственного лица. На собеседника он так же смотрел через отражение в зеркале.       — В общем, Серёжа как-то негативно настроен насчёт Антона…       — Это с чего вдруг? — Попов соизволил повернуться к Диме лицом.       — Ну, знаешь, он считает, что в спорте друзей нет. Вот он и видит во всех лишь соперников. Антон, ты и так сам понимаешь, — та самая надежда на золото. Без него в России все и забудут про победу в соревнованиях по фигурному катанию. Мы с тобой всё это не вывезем.       — Но даже если Матвиенко избавится от Антона, он всё равно не победит! — усмехнулся Арсений, зачесав в чёлку на левый бок.       Дима лишь пожал плечами:       — Знаю, Арс, Но это же мышление Матвиенко — оно не поддаётся логике. В общем, я зачем тебе всё это говорю… Это он расшатал лезвие на коньке Антона.       Попов успел лишь разомкнуть губы, дабы начать материть Серёжу по полной программе и приступить возмущаться как никогда раньше, но в уборную зашёл Шеминов:       — Алмазы! Если вы сейчас же не придёте за стол, то я насильно накормлю вас рыбой, и тебя, Попов, в первую очередь, и заставлю прыгать шестерные!       — Слушаюсь, Станислав Владимирович! — Позов подобно пионеру отдал салют.       — Угу… — хмыкнул Попов. Он пролизнул к выходу, небрежно задев тренера плечом. — Слушаюсь, и повинуюсь!       Он поклялся отомстить Матвиенко за насмешку и ни разу не поменял своего намерения.       — Что с ним? — Шеминов кивнул в сторону вышедшего фигуриста.       Позов как дурак лишь пожал плечами — стучать на Серёжу именно тренеру — себе дороже.       — Вы мне точно что-то не договариваете! За столом сидели Антон, Серёжа и Добровольский, а вокруг царила тишина. Лишь изредка её прерывали отголоски музыки. Никто не решался заговорить первым, а, может, просто и не хотел. Паша сталкерил последний новости, в особенности касающиеся Игр, и попутно переписывался с женой. Антон измывался над листиком салата — единственным, что осталось от блюда — и пытался всячески укрыться от косых взглядов Матвиенко, которые не предвещали ничего хорошего. Светловолосый то и дело поворачивал голову на сто восемьдесят градусов. «Когда уже придёт Арс…»       — Ой, извиняй… — промурчал Арсений, почесав затылок.       Серёжа вскочил, завизжав во всю глотку. На брюках расплывалось темное пятно ещё горячего кофе.       Он дрожал всем телом под влиянием дикого порыва возмущения. Карие глаза, прямо устремленные на оскорбителя, в одно и то же время потемнели и вспыхнули, наполнились мраком, загорелись огнем неудержимого гнева.       — Блять, манерная графиня! Я же из-за тебя как рак варёный буду!       Он подорвался с места и нервно зашагал в сторону туалета.       — Извини, Серёж! — прокричал Арсений вслед. В его голосе проглядывался больше сарказм, нежели сожаление.       Попов выглядел победителем. Он чуть сощурился, как кот, немного приподнял уголки губ и посмотрел свысока. И вовсе не только из-за разницы в росте — брюнет почувствовал, что сломил напор Матвиенко, что заткнул его. По крайней мере он на это надеялся.       Арсений подсел к парню, трепетно коснувшись плеча:       — Ты как? Напротив разместился Шеминов. Он оглядел ребят и, не найдя за столом Матвиенко, недовольно закатил глаза:       — Вы, прости, Господи, как десять негритят! Так и будете по одному пропадать?!

***

      Антон сквозь дымку сна слышал, как отворилась дверь. Выбираться из-под тёплого одеяла не хотелось — в номере слишком холодно. Свистнула собачка на молнии, и стукнула дверца шкафа.       Зашуршали шаги.       Арсений невидимкой крался к кровати. Хоть в номере их и было две, парни ютились на одной.       — Чёрт, какой же ты большой… — усмехнулся Попов, отодвигая тело Антона чуть в сторону и пытаясь отвоевать часть одеяла.       — Сам ты черт, — не открывая глаз, мурчал Шастун.       Арсений украдкой вздернул уголки губ и поддался вперёд, сгребая парня за талию и утягивая к себе. Антон почувствовал прикосновение губ на мочке уха и приоткрыл глаза. Попов продолжал покрывать поцелуями затылок и шею, оставляя пряное послевкусие. Вот он — личный согревающий лучик, прямо напротив. Арсений запустил пальцы в копну волос, затем взял Антона за плечи, нежно развернул на спину и продолжил застилась поцелуями область лба, щёк и, наконец, губ.       — А-арс, ты холодный… — промычал Шастун, пытаясь улизнуть от прикосновений. Он поджал под себя ноги, и по коже пробежали мурашки.       — Ну, будь добр, согрей меня.       Они продолжали нежиться в объятиях, согреваясь присутствием любимого рядом.