Выбей из себя всю дурь

– Корпусом работай, корпусом! Ойкава развел шире ноги, принимая более устойчивую позу и слегка выворачивая бедро. Он держал сжатые в кулаки руки перед лицом, щеку до сих пор жгло от сильного удара. Он прикусил губу, нырнул вниз, уворачиваясь от нападения. Как только чужая рука перестала висеть над головой, выпрямился и выкинул кулак вперед. Его предплечье перехватили, резко потянули на себя, и Тоору, не удержав равновесия, приземлился носом на чужое колено. Он зашипел, падая на пол. – Слишком долго держишь руку. Ударил – убрал кулак, – противник присел на корточки, протягивая ему ладонь. Тоору принял руку. Ханамаки и Матсукава. Казалось, эти двое были не от мира сего. Или под чем-то. Иной альтернативы для объяснения их расслабленного поведения у Тоору не было. Около часа они полулежа сидели, опираясь спинами о стену, и наблюдали за тренирующимися Ойкавой и Хинатой. Порой с их стороны доносились громкие всплески смеха или тихие комментарии, и, видимо, устав от роли зрителей, они присоединились к тренировкам. Оба, Тоору и Хината, были рады принять помощь, скорее насильственно, чем добровольно им оказанную. За прошедшие трое, по его подсчетам, суток Ойкава успел принять участие в своем последнем бое на ранге С. Парень, имени которого он не запомнил, типичный японец – некрупного телосложения и достаточно гибкий, остался лежать на арене с сильной одышкой после того, как Ойкава приложил его ударом локтя по виску. Прием, показанный Хинатой, который тот подсмотрел на чужой тренировке. Но теперь, после победы, его не отпускала жгучая нервозность. Если сумеет одолеть следующего противника, поднимется на следующий ранг и получит возможность пробраться наверх. Этакий "король горы", пока что вынужденный глотать пыль борющихся свыше. – Маки, как он? – подошедший мужчина вытер лоб тыльной стороной ладони. Позади него тяжело дышал Шое, уперевшись коленями в пол. – Мой уже выдохся. – Я... не... выдохся, – Хината выдавливал из себя каждое слово. Ханамаки провел пальцами по розовым волосам. – Неплохо, у него хорошая физическая подготовка, но техники никакой. Кто учил тебя драться? – Никто. Практически, – произнес Ойкава, вставая. Заткнул кулаком льющуюся из носа кровь. – Пару раз виделся с Гошики и Семи, нескольким приемам обучился у Хинаты. – Псы Вакатоши и неугомонный рыжий, понятно. Давай еще разок, – Ханамаки встал в оборонительную позу. – Следи за руками. И не переноси весь вес на них, иначе снова упадешь. "Псы Вакатоши?" Ханамаки сделал предупредительный шаг. Тоору кивнул и пошел в наступление. Это было изнуряюще. На один собственный удар приходилось четыре противнических. Любой из неприкрытых участков тела, будь то грудь, плечо или лицо, становились мишенью, и Тоору успевал только отступать к границам арены, прижимая к себе кровящиеся костяшки. Ему удалось всего дважды удачно ответить – в губу и подбородок, и Ханамаки, заведясь сильнее, закончил бой рваным ударом по затылку. Ойкава упал, резко глотнув воздуха. На рядом стоящей арене сдержанно сопел Хината. – На сегодня хватит, – Ханамаки сел рядом, протягивая Ойкаве полотенце. Тоору кивнул в благодарность, прикладывая ткань к брови. – Хорошо поработал. – Но недостаточно, да? – сипло проговорил Тоору, выдавливая слабую улыбку. Ханамаки непонимающе глянул на него. – Для того, кто никогда не обучался, у тебя неплохой результат. Конечно, тебе потребуется много практики, но зал всегда открыт. Добро, так сказать, пожаловать. Он встал, похлопывая себя по бедрам, и направился к Матсукаве, который показывал что-то на ноге Хинате. Тот снова работал над прыжком. Ойкава уперся в железные прутья клетки. Лицо жгло, рассеченную бровь покалывало, рану на губе стягивало при каждом вдохе через рот, кровь из носа остановилась, но неприятно оседала на коже. Костяшки горели. Хотелось принять душ, но еще больше хотелось уснуть на месте. Он прикрыл глаза, вслушиваясь в топот босых ног и приглушенные разговоры, пока те не утонули где-то на периферии его сознания. Послышался резкий удар о железо. Словно пощечина, Ойкава нахмурился, стиснув зубы. Нечто чужеродное мешалось, вихрем разворачивалось в мозгах, давило на виски, сменяя былую усталость тревогой. Утягивало его куда-то, вжимало в холодную площадь арены, словно затаскивало назад. В давно забытое. Ойкава зажал ладонями глаза, надавливая на веки до черных пятен. Нечто всплывало в сознании, прогрызалось сквозь податливые ткани. Заглушенные разговоры, скрип обуви о гладкую поверхность, кажется, там еще скрежетало одно колесо, отстающее от других, еще почему-то жгло в левом предполечьи, и что-то назойливо било в барабанные перепонки. Пи-ип. Пи-ип. Пи-ип. Распахиваемые двери с грохотом бились о стены, над ним, над Тоору, нависали незнакомые лица. Перед глазами – мутные светлые пятна, обжигающий белый свет. Постепенно стихающие, едва различимые крики. Потухающий свет, обрекающий все во тьму. И единственное непрекращающееся пи-ип, пи-ип, пи-ип. – Ты идешь? – Хината махнул перед ним перебинтованной рукой. – Или снова хочешь вкусить остывших остатков обеда? – А? – Тоору нажал большим и указательным пальцами на виски, слегка стиснув их. В горле пересохло. – Да, сейчас. – Он не стал напоминать Хинате о том, что пища здесь, вне зависимости от времени, всегда была пресной. Они брели по коридорам по большей части молча, иногда вставляя случайные комментарии о прошедшей тренировке. Общение с Хинатой было естественным, легким, этот человек, как мог заметить Тоору, в принципе не испытывал сложностей с коммуникацией. Они ни разу не подняли обсуждение единственного интимного момента, произошедшего в зале, и не собирались его затрагивать. Хината выкинул вверх кулак, все еще находящийся под возбуждением из-за получившегося приема. Ойкава улыбнулся, игнорируя колющую боль в области груди. У него-то успехов не было. Очередная победа не принесла должного удовлетворения. Он мотнул головой, избавляясь от прилипающей в последнее время мысли, словно шарманки, заигравшей ранее неслышимой музыкой в его голове, не позволяя сосредоточиться на тренировках. – Надеюсь, Яку к нам присоединится. Возможно, у него есть информация о свободных игроках, – усталость с Хинаты сходила на нет с каждым бодрым шагом. Тоору же наоборот замедлялся, у него такой выносливости не было. – Хочу поскорее набрать три победы и попытаться пройти на В банг. Ойкава слабо кивнул, толкая дверь. Та глухо распахнулась, пропуская в серый коридор тепло-оранжевый, но с нотками желтого, так как все еще был день, свет. Кажется, они прибыли во время. Во всяком случае, так подумал Шое, резвым шагом протискивающийся в проход вперед Ойкавы. Тот поморщился. Людей было много. Привычно занимали стол в углу Куроо с Бокуто, на этот раз компанию последнему составлял Акааши. Трое, казалось, были слишком заняты собственным разговором, чтобы уделить внимание пришедшим. Их стол был пуст, ни тарелок, ни стаканов. Куроо, закрывая обзор от посторонних крупными руками, что-то рисовал на столе, сосредоточенно кривя брови. Акааши сидел подозрительно близко к Бокуто, практически кладя голову на его плечо. Ойкава все еще не был уверен, какого рода отношения они поддерживали. Сам он открыто признавался, что ему нравились мужчины, но в подобном месте иметь такую связь было, как минимум, небезопасно. – Идем. Я вижу Яку, – Хината толкнул его в бок. Тоору отозвался слабым кивком головы. – Он как раз что-то выпивает. – Он хоть когда-нибудь не пьет? – Тоору закатил глаза, уже адаптировавшийся к привычке бармена. Даже когда сам бар был закрыт, этот гуру напитков находил свободный стакан и наполнял его очередной полупрозрачной жидкостью. Шое пожал плечами, обгоняя Ойкаву и уже практически падая на скамейку рядом с Яку, когда Тоору его окликнул. – Сегодня без меня. Кажется, я нашел свободное местечко, – Ойкава растянул губы, стреляя глазами в сторону доктора. Не в белом халате и без скальпеля, торчащего из запачканного в крови кармана, но вполне себе обворожительного и, главное, сидящего в полном одиночестве. Хината понимающе кивнул, наконец присоединяясь к бармену, а Ойкава, оставив их, направился к дальнему столику. Иваизуми сидел над полной тарелкой, сосредоточенно пережевывая рис. Ойкава шумно опустился на скамейку, ставя локти на стол и утыкаясь подбородком в ладони. Он наблюдал за тем, как тяжело поднималась и опускалась рука Иваизуми, с раздражающим стуком палочки ударялись о тарелку. Тоору прочистил горло, привлекая внимание, но врач не оборвал монотонных действий. – Я скоро перейду на ранг В, – негромко объявил Ойкава, опуская плечи и раздвигая локти, как бы ложась верхней частью тела на стол. Хаджиме кивнул с задержкой. Он медленно поднял глаза на Тоору, и тот перестал улыбаться. – Выглядишь... – Ойкава прикусил губу, подбирая слово. Тяжелые мешки под покрасневшими глазами, грязные взлохмаченные волосы, щетина. – Не очень хорошо. – Сам давно в зеркало смотрелся? – Мне и не нужно выглядеть красиво. Главное – устрашающе, – Тоору состроил оскал. – У тебя зелень в зубах застряла. Зелень? Ойкава сжал губы. Он ведь еще не ел, откуда во рту взяться... – Очень смешно, Ива-чан, – Ойкава сложил руки на груди, облокачиваясь на спинку. – Из тебя шут, как из меня... – Боец ранга А? – казалось, его это забавляло. – Я сейчас уйду. – И меня это ничуть не обидит, – Иваизуми дернул губами, словно сдерживая непроизвольную улыбку, и тут же опустил голову, возвращаясь к еде. – Ты что-то хотел, или просто так решил пораздражать меня с утра? Тоору запнулся, копаясь в мыслях, выискивая разумный предлог. Хотелось вывести его на разговор, но он понимал, что обсуждение состояния пациентов Иваизуми испортит его настроение, так что даже не смел заикаться об Акааши, Семи и Тсукишиме. Малой доли тех, кому Иваизуми в одиночку выскребал остатки глаз и отрезал руки, что невозможно было пришить. Вопроса более идиотского, чем "как дела" придумать было сложно, ибо дела у Иваизуми, судя по его состоянию, шли плохо. Даже у Яку, бармена, был стажер, но Хаджиме, которого Ойкава с умилением (которое только возможно по отношению к здоровому мужчине) называл Ива-чаном, был один. – Как можно вернуть утерянные воспоминания? – что? Ойкава вздернул брови. Почему он задал этот вопрос? Иваизуми сощурил глаза, прошелся ладонью по лицу, запустив пальцы в волосы. – Я не психолог, но... Нужна подходящая среда. Воспоминания ведь связаны с чем-то осязательным или чувственным, как, например, – он задумался. – Запахи, звуки. Физическое состояние тоже имеет роль. Тоору кивнул. Это он знал и сам. – Я не углублен в теорию психологии, уж прости, – Хаджиме пожал плечами. – Зачем тебе? Забыл, куда шел, прежде чем подсесть ко мне? Ойкава улыбнулся. – Без понятия, если честно. Но зачем-то нужно. Это я и пытаюсь вспомнить. – Кстати о забытом. Ты хреново питаешься, – Иваизуми указал на пустующий перед Тоору стол. – Это здесь хреново кормят, – Ойкава не хотел говорить о том, что все еще ощущал запах медикаментов в еде. Он знал, она не была отравлена, но подсознательный страх вытеснял здравоумие. Хаджиме растянул губы. – Какой же ты привередливый. Неудивительно, что твой выбор пал на того милашку внизу. – Что? – если бы Тоору пил, он бы подавился, если бы ел – поперхнулся. Но за неимением этого, он просто уставился с застывшим на лице глупым выражением на собеседника. – Не строй из себя святого. Мне плевать на твои похождения, но покрывать их нет смысла. – Клянусь своей обворожительностью, я без единого понятия, о чем ты говоришь. Иваизуми поднял на него темные глаза, несколько секунд сверяя его неморгающим взглядом. – Про Коуши. Он спрашивал, в порядке ли ты. – Ты можешь целиком изложить свою претензию? Я не знаю никакого Коуши, – Ойкава начинал заводиться. Его обвиняли – он четко слышал это в тоне Хаджиме – но он не мог понять, в чем был повинен. – Это не гребаная претензия, – Иваизуми вздохнул. – Коуши, хастлер* из низов, заходил на днях. Сказал, что ты чуть не рухнул в обморок, чему я, кстати, уже перестал удивляться, и ему пришлось нести тебя наверх. – Дай угадаю, – Тоору нахмурился. – У этого Коуши милое личико, родинка под левым глазом и серые волосы? Иваизуми кивнул, непонимающе глядя на Ойкаву. Вот черт. Чертенок. Воспользовался состоянием Ойкавы, как предлогом, чтобы спокойно разгуливать по верху, где ему быть неположено? Еще и в свои клиенты его записал? И сколько теперь человек думают, что Ойкава Тоору, который собрался достичь А-ранга, заваливается в бордели, кувыркается с хастлерами и падает в обмороки? Ойкава скривил губы. Его не столько волновала собственная репутация в глазах других, но то, что ему об этом рассказывал Иваизуми, выводило из себя. И кем он его теперь видит? – Во-первых, я с ним не спал, – начал Тоору. – Мне не нужны оправдания, – Хаджиме поднялся с места. – Как я уже неоднократно говорил, мне абсолютно все равно, с кем ты шатаешься. Просто, – он хмуро свел брови к переносице. – Если собираешься трахаться с прелестными мальчиками, хватит улыбаться мне. Это мерзко. Ойкава открыл рот, чтобы возразить, но его попытка была прервана подошедшим. Он хмуро положил ладонь на плечо Иваизуми, развернув того к себе. Сонные глаза направились на Тоору, мимолетно пробежавшись по нему и тут же утратив интерес, вновь обратились к Хаджиме. – Кита ждет. Доставка. Идем, – коротко прохрипел он, пальцами убрав с лица выкрашенные в платиновый волосы. "Кто это? И кем является Кита? Что за доставка?" – Атсуму на месте? Шумно выдохнув, тот качнул головой. – Братец не упустит возможности. Иваизуми через плечо обернулся на Ойкаву, сверив того пренебрежительным взглядом, и удалился вслед за пришедшим. Он был холодным, резким и колючим. Ойкава вжался в скамейку, ногти больно впились в мягкую кожу ладоней. Его словно облили бензином, но забыли поджечь. Или спичка затухла, не достигнув цели. Не зародившееся пламя бушевало в груди, не вырываясь, не заглатывая его плоть. Он сидел, вдыхая ядовитые пары, чувствуя вязкую жидкость на коже, и не мог заставить себя встать. Возможно, схвати он Хаджиме за руку, смог бы остановить его, объяснить ситуацию, устранить недопонимание, вернуть беседе прежнюю непринужденную атмосферу. Но где-то за спиной уже хлопнула входная дверь, оповещая Ойкаву о том, что он опоздал. Тоору обрушил кулак на стол. Жаль, не на уебка с милым личиком, что был виной сложившейся ситуации. А впрочем... Он сосредоточенно осмотрел избитые в кровь костяшки. Что мешало нанести ему визит? ХХХ Ойкава ненавидел это место. Эти идентичные коридоры. Эти тупиковые серые стены. Стоило стереть с воображаемых карт название "Империи" и перманентным маркером указать "Муравейник", потому что Тоору не знал, не имел понятия, как глубоко расходились эти гребаные узкие пути. Он ускорил шаг, вильнув в сторону, выскочил из-за поворота, едва не вписавшись в очередную стену, но тут же отпрянул назад – спасибо тренировкам с Хинатой за выработанную реакцию – потому что перед ним буквально из ниоткуда воспрянул человек. – Ты слепой?! – Ойкава согнулся в спине, оперевшись ладонями о колени. Легкие горели, грудь бешено вздымалась, он тяжело дышал. Выносливость не была его сильной стороной. – Частично. Есть претензии? – спокойный, ровный голос. Следующий шаг – спросить у Яку, низкий ли он. – Прости, Акааши, – Ойкава виновато взглянул на него. Бледновато-голубой глаз смотрел сквозь него. – Я тебя не заметил. Думал, ты все еще с Бокуто и Куроо. – Так ты все-таки следил за нами? – Тоору показалось, или в тоне Кейджи сочилось самодовольство? – Ни в коем случае. Случайно заметил, – Ойкава выпрямился. – Это не кстати, но ты не знаешь, как пройти в бордель? Акааши приоткрыл рот. – Извини? Ты разве не к Миве бежишь? Когда ты собрался развлекаться? Первое. Еще один человек теперь был уверен, что Ойкава проводит время внизу. Второе. Почему все продолжает происходить без его ведома? Ойкава вздохнул. – Не развлекаться. Мне нужно кое с кем поквитаться, – на этих словах Акааши слегка нахмурился. Ойкава прочистил горло. – Меня искала Мива? – Да, поступила информация относительно твоего боя с рангом В. Она попросила меня, если встречу, передать тебе это, – Кейджи спрятал руки в карманы широких черных штанов. – Так что советую не затягивать и перенести встречу кое с кем, – он выгнул бровь. – На другое время. Хотя это, безусловно, твое дело. Мива сейчас у себя. Откланиваюсь. Акааши обошел его, удалился мягкой поступью. Его спокойствие заражало и словно исцеляло отравленные еще недавно полыхавшей злобой клетки Ойкавы. Он смотрел в направлении уже ушедшего Кейджи, думая о том, какого быть таким человеком. Несмотря на утерянное наполовину зрение, придерживаться здравых помыслов, не размахивать бездумно кулаками, не упиваться завистью и яростью. Ойкава так не мог. Он был другим. Но ничуть не хуже. Это он и хотел доказать. ХХХ Саеко ударила высоким каблуком по арене. – Ве-е-ечера, многоуважаемые зрители и дорогие, если ставки будут хорошие, игроки! – она широко улыбнулась, прокрутившись на шпильках и вильнув прикрытой короткими тряпками задницей. – Знаете, почему я так довольна? Кто-то в поредевший к вечеру толпе присвистнул. Саеко демонстративно надула пухлые губы. – Извращенец! Совсем не поэтому. Сегодня у нас смена ранга! А значит, кто-то сегодня огребет по по-о-олной! Ойкава выглядывал из-за ее спины. На противоположной стороне арены, облокотившись о клетку, зевал достаточно высокий парень. Черная футболка облегала подкаченное тело, пустые глаза немигающе смотрели мимо Ойкавы. Он скучающе скользнул взглядом по Тоору. Лицо не выдало ни единой эмоции. – Позвольте представить наших участников, – Ойкава услышал стук приближающихся каблуков. – Здесь у нас Ойкава Тоору, пока что на его счету ни единого проигрыша, но, не стоит забывать! Это означает, что он принял участие всего в трех боях. Конечно, мы не можем знать, чем он занимается вне арены, – она подмигнула. – А зде-е-есь... Она шагнула к мужчине напротив. – Темная лошадка. Суна Ринтаро! – она сделала паузу. – Вопрос на засыпку. Вы вообще видели его где-нибудь помимо проводимых боев? Словно тень, теряется в коридорах Империи, и за ним, позволю сказать, довольно интересно наблюдать. Ойкава цокнул. Ему такого описания не придумали. – Не буду более держать наших игроков, – Саеко обратилась к участникам. – Не жалейте крови! Каблуки цокнули в последний раз, и девушка, ловко спустившись по ступенькам, исчезла в толпе. Суна безэмоционально проводил ее взглядом, медленно переведя его на вставшего в стойку Тоору. Ойкава облизнул сухие губы. Удачный исход боя определит его как игрока более высокого ранга, что сделает его хотя бы в некоторой степени равным тем людям, что сейчас смотрят на него свысока. Возможно, именно в этом сражении он познает удовлетворение. В ногах покалывало, он переминулся, хрустнул перебинтованными костяшками, поднял кулаки перед лицом и выжидающе замер. Гудок. Ойкава выбросил кулак вперед, выбирая тактику наступления. Суна уклонился, вытягивая руки, но Тоору тут же притянул собственную обратно, не позволяя тому захватить ее. Он юркнул в сторону, едва отнимая ноги от земли и удерживая основной вес на них. Суна держался на расстоянии, не подпуская Ойкаву ближе, и сам не спешил сокращать дистанцию. Намеревался атаковать ногами? Ринтаро не сводил с него глаз, словно предугадывая последующие шаги Тоору. Ойкава ухмыльнулся. Его к этому готовили. Он замахнулся левой рукой, чуть заведя ее за спину, прикрывая лицо правой, и сделал выпад вперед, перенося вес на левую ногу. Суна присел, обороняясь. Тогда Ойкава, вместо того, чтобы нанести удар занесенной рукой, резко вскинул правую ногу, прокрутившись на левой, и обрушил ее на бедро Ринтаро. Тот зашипел, отшатнувшись в сторону, резко уходя назад, увеличивая дистанцию. Ойкава притянул ногу назад, возвращаясь в стойку. Тело с удивительной легкостью подчинялось ему, и он самодовольно усмехнулся. – Боишься? – он выгнул бровь, провоцируя Ринтаро. Тот сверил его пустым взглядом. – Выжидаю. Быстрый выход вперед. Ойкава резко вобрал воздух в грудь, когда Суна, только что находившийся перед его глазами, исчез. Что-то с болью врезалось Тоору в ребро, и он согнулся, подхваченный чужими руками. Его оторвало от земли, и тут же, на секунду задержав в воздухе, с силой опустило обратно. Резкая боль в спине, переметнувшаяся в область груди, Ойкава испустил слабый стон, уши заложило. Суна навис над ним, придавливая к земле, и Тоору, боясь упустить момент, внезапно вскинул бедра вверх, обхватывая ногами Ринтаро за талию. Сцепив голени, он вильнул в сторону, весом собственного тела утягивая противника за собой, на что тот недовольно промычал. Ему пришлось отцепить руки от грудков футболки Тоору, чтобы высвободиться, и, вставая, он с силой зарядил тому в подбородок. Ойкава прикусил язык, ощущая во рту привкус железа, голова тяжелела. Арена крутилась, он, шатаясь, вернулся в стойку, пока Суна потирал ушибленные ребра. Тоору моргнул, и Суна, повторяя прошлый прием, вновь растворился. Ойкава резко ушел назад, смотря за тем, как Ринтаро неестественно выгибался в пояснице, буквально припадая к земле, но при этом оставаясь на ногах. Так он позволял себе удерживать равновесие и ненадолго уходить из обзора противника. Ойкава растянул губы, чувствуя, как рвется старая рана. Умно. Но не так эффективно. Ойкава согнул правую ногу в колене, резким ударом поднимая её снизу-вверх, приходясь на грудь Суны. Тот отступил назад, выгнувшись в спине, и Тоору, пользуясь моментом, нанес удар кулаком. Суна глухо закряхтел, бинт на руке тут же окрасился в темно-бордовый. Не позволяя Ринтаро одуматься, Тоору замахнулся левой рукой, ударяя ей сбоку, в ухо. Суну шатнуло вправо, он зажал руками височную долю, открывая лицо. Ойкава оскалился. – Открыт. Резко выкинул правую руку. Тут же прижал ее обратно, нанося удар левой рукой. Вновь сменил кулаки. Прописал удар правой ногой в живот, заставляя Ринтаро согнуться, моментально ударил в лоб, принуждая того вновь выгнуться. Неустанно атаковал, не позволяя Суне вздохнуть, тот, издавая скомканные звуки, отступал к границам арены и, наконец, ударившись спиной о железные прутья, принял очередной удар. Разбитый нос, поврежденная губа, рассеченная бровь, открывающиеся старые и появляющиеся новые ранения заливали кровью его обзор. Ойкава ощущал, как немеют руки, не прекращающие ритмичных движений. Вперед-сбоку. Вперед-сбоку. В лицо, в плечо, в грудь, в живот. Заблокированные удары выводили из себя. Ойкава тут же отнимал руку, атакуя неприкрытые участки тела. Суна согнулся в коленях, Ойкава подцепил его дрожащие ноги, заведя голень под колени и резко потянув на себя. Ринтаро с шумным вздохом приземлился на арену, Ойкава тут же навис над ним. Не повторяя ошибок противника, сел на бедра, блокируя тому свободу движения ног. Суна вытянул руки перед лицом, Ойкава перехватил их. Зажав левой рукой предплечья Ринтаро и придавив их к его груди, он замахнулся правой. Суна зажмурил глаза. Его брови хмурились, губы, сжимаясь, дрожали. Былая опустошающая безэмоциональность спала, обнажив страх. Ойкава широко улыбнулся, губа треснула, испачкав подбородок в крови. Тоору с силой обрушил кулак, ощущая, как ломается под ним кость. Суна взвыл, дергая руками. Сломанный нос уродовал бледное лицо. Зуб или глаз? Тоору вновь закинул руку, ощущая, как тяжелеет плечо, и рвано опустил ее вниз. Едва слышимый треск. Суна выгнул шею, поворачиваясь к Ойкаве щекой, и сплюнул вязкую кровь. Мелкими осколками посыпался зуб. Тоору это уже видел. Этого было мало. Он занес руку, и, зажмурив глаза, наугад обронил удар. Суна хрипло застонал, тут же замолкнув. Ойкава непонимающе уставился на него. Ринтаро не шевелился. Его руки, все еще удерживаемые Ойкавой, ослабли. – Я еще не закончил, – тихо просопел Ойкава, замахиваясь, когда уши резанул гудок. Он вскинул голову, непонимающе смотря куда-то над собой. Нет. Рано. Суна не шевелился. Ойкава, держа руку над собой, смотрел на то, как темнела кровь, выглядывающая из-за свежей расщелины на виске противника. Она заливалась в ухо, обрамляя раковину, стекала по острым скулам, капала на пол, собираясь в небольшую лужицу. Тоору слегка дернул Суну за руку, прощупывая дрожащими пальцами набухшие вены, не в силах уловить пульс. Ойкава в панике бегал взглядом по телу оппонента, цепляясь за грудь, плечи, спину, ноги. Он прикусил губу, ощущая все тот же металлический привкус, которым, казалось, провоняло все, что его окружает. Ойкава хотел увидеть хоть что-нибудь. Любое шевеление, дрожь, слабый трепет пальцев или закатившиеся, но открытые глаза, нахмуренные от боли брови или растянутые в агонии губы. Но Суна был неподвижен. Ойкава ощутил нехватку воздуха, в одно мгновение ставшего спертым, душным, погрязшим в ядовитых парах запаха крови. Суна... Мертв? Тоору отпустил его руки. Сполз назад, волоча свое тело на негнущихся руках. Что-то шумело на фоне, кричало, вопило, звало его по имени. Но среди лишнего постороннего шума он прислушивался к одному. Он выискивал его дыхание. "Чтобы попасть в высший ранг". Акааши говорил тихо, спокойно, сдержанно, едва слышимо, словно шептал на ухо. "Куроо убил своего соперника. Поэтому он боится боев". Ойкава поднял дрожащие руки. Бинты были запятнаны. Ни единого чистого участка. Все было исписано, изрисовано, испачкано буро-красным. "Знает, что если заведется, остановить себя будет не в силах". Ойкава подтянул себя, не в силах встать, к Суне. Опустился к его груди, положив на нее голову. "Я не могу быть убийцей" Слабо. "Я всего лишь хотел укрытия и денег" Очень тихо. "Пожалуйста. Я не могу взвалить на себя это" Едва ощутимо. "Прошу. Я не хочу быть как они" Но оно было. "Умоляю" Сердцебиение. – Он жив, – Мива держала Суну за руку. – Он жив, а ты победил. Поздравляю с вступлением в ряды В-игроков. Тоору встал. Воздух был тяжелым, он задыхался, но в то же время ему казалось, что дыхание сейчас лишь мешало. Он был где-то за гранью надобности в нем. Где-то глубоко в себе. Грудь распирало от переполнявших ее ощущений, но он не мог ухватиться ни за одно из них, слепо проводя пальцами по облачным подобиям эмоций. Ойкава улыбнулся дрожащими губами. – По-бе-дил, – он вскинул голову, смотря в единственное имевшее значимость сейчас место. Небольшой затемненный балкон с крупной фигурой на нем. – Ты видел это?! Я одержал победу! Я силен. И с этого момента я не проиграю никому! Я одолею их всех, взымею право взобраться на самый верх и тогда, – он проговорил совсем тихо, глухо, так, чтобы слышал – читал по его губам – только Ушиджима. – И тогда я вызову на поединок тебя. * хастлерами, в основном, называют уличных мальчиков-проститутов, оказывающих услуги сексуального содержания мужчинам.