Сегодня была пятница

Исторические личности Семнадцать мгновений весны Семёнов Юлиан «17 мгновений весны» Советские актёры
Другие виды отношений
В процессе
PG-13
Сегодня была пятница
Моргенмуффель
бета
Delos13
автор
Описание
Помните ту сцену, когда Штирлиц идёт на приём к Гиммлеру зная, что его шефа сегодня не должно быть, но Шелленберг внезапно появляется в приёмной? Штирлиц несёт околесицу насчёт причины своего визита, но Шелленберг ему верит. Вот уж настоящее AU! У меня давно была идея эту сцену переписать! Да, такие у меня Наполеоновские замашки. Впрочем, не у меня одной. Представляю вам несколько вариантов. Надеюсь, что вам понравится и буду рада услышать ваши мнения.
Примечания
Я воспользовалась относительно новой функцией Фикбука, которая позволяет вставлять комментарии прямо в текст рассказа. Комментарии обозначены знаком вопроса в скобках после слова, к которому они относятся.
Посвящение
Олегу Табакову и Вальтеру Шелленбергу, двум талантливым, харизматичным и умным людям, которые оба ушли в мир иной в марте месяце.
Поделиться
Содержание Вперед

Часть 1

Вообще же, идти на приём к рейхсфюреру без санкции Шелленберга было грубейшим нарушением субординации, но Штирлиц предусмотрел и это. Он знал, что по средам и пятницам Шелленберг до полудня работал в загородном разведцентре. Сегодня была пятница. — Генерал, прошу Вас, время беседы десять минут, — сообщил Цольнер и открыл Полю дверь. — Следующий Вы, штандартенфюрер. Время беседы три минуты. «Или, может, я зря всё это затеял? — внешне сохраняя непроницаемое выражение лица, размышлял Штирлиц. — Гиммлеру может не понравиться, что я решил обратиться к нему напрямую. Он отошлёт меня к Шелленбергу, а уж мой шеф точно меня по головке не погладит за подобную инициативу. Ещё решит, что я захотел его подсидеть. Это Мюллер не может отказать себе в удовольствии познакомить своих врагов с прелестями его подвалов, а Шелленберг убирает тихо, и неугодные ему люди исчезают бесследно. А что, если вообще моя ставка на Гиммлера неправильна, и это именно он ведёт тайные переговоры с союзниками? Но неужели кто-то может пойти на переговоры с этим исчадьем ада, особенно сейчас, когда исход войны не вызывает ни у кого сомнения? В любом случае, уже поздно что-либо менять, надо идти ва-банк и рассчитывать на успех. Иначе никак.» Штирлиц не заметил, как за подобными размышлениями пробежали 10 минут. Поль покинул кабинет Гиммлера, и Штирлиц был приглашён Цольнером внутрь. Несмотря на свою близость к Шелленбергу, Штирлицу раньше никогда не приходилось бывать в кабинете рейхсфюрера. Оставшись один на один с «верным Хайни», как его любил называть Гитлер, Штирлиц вскинул руку в стандартном приветствии и щёлкнул каблуками, ожидая разрешения приблизиться. — Проходите, штандартенфюрер, что там у вас? — Гиммлер пригласил своего посетителя занять место в кресле у стола. Он, конечно же, знал Штирлица в лицо и ему было известно, что Шелленберг считал этого своего подчинённого одним из наиболее умных, трудоспособных и перспективных. Просьба на аудиенцию без прямого одобрения непосредственного начальства показалась ему странной, но всё-таки он решил её удовлетворить, мир был полон сюрпризов. Подойдя к столу и садясь в предложенное кресло, Штирлиц с удивлением заметил массивного размера хрустальную пепельницу. Гиммлер не курил и публично высказывал неодобрение в адрес тех, кто не мог избавиться от этой пагубной привычки. «Он держит её на столе для Шелленберга! — понял Штирлиц, и осознание этого сжало его внутренности в ещё более тугой узел. — Если он потакает Шелленбергу в подобных мелочах, значит, влияние моего шефа на второго человека в государстве ещё более велико, чем я мог предположить!» — Рейхсфюрер, я не стал бы отрывать Вас от неотложных дел и идти через голову моего непосредственного начальства, если бы не обстоятельства чрезвычайной важности, — начал Штирлиц в несколько затянувшейся тишине. — Но прошу простить меня за эту дерзость и дать мне возможность объяснить. Я вкратце изложил всё на бумаге, но если вы предпочитаете, я перескажу вам содержимое моего доклада и отвечу на любые интересующие Вас вопросы. — Штирлиц приподнял с колен папку, и его рука застыла в воздухе, ожидая решения рейхсфюрера. В этот момент зазвонил телефон. Брови Гиммлера сдвинулись, выдавая неудовольствие. Слегка повернув голову в сторону телефона, хозяин кабинета на мгновение задумался, но в конце концов всё же снял трубку. — В чем дело, Цольнер? Ответ секретаря, видимо, настолько не вписывался в рамки привычной рутины, что Гиммлер даже не счёл нужным сдержать свой недовольный тон. — Ещё раз, кто звонит? «Никак наши провели прямую линию из Кремля», внутренне усмехнулся Штирлиц, впрочем его лицо оставалось абсолютно спокойным. — У него что, нет прямого начальства? Ах, есть! А у этого прямого начальства нет своего начальства, или просто нет мозгов? А вы, Цольнер… — к этому моменту раздражение и сарказм гармонично соединились в тоне Гиммлера в единое целое, а в интонации даже прорезался баварский акцент, который был надёжно похоронен много лет назад. — Чья машина? Они что там все, с ума посходили в ОРПО ? Они бы ещё машину фюрера остановили за превышение скорости. Ладно, соединяйте. И найдите мне Вюнненберга! «Ого», Штирлиц мысленно комментировал разговор, «что это там бедолаги из полицейского управления натворили?» — Гиммлер слушает, — незамысловато поприветствовал своего собеседника рейхсфюрер, — говорите. Насколько того позволяли приличия, Штирлиц продолжал наблюдать исподтишка за мимикой главаря СС. Но тот, успокоившись после начальной вспышки, слушал своего собеседника с угрюмым выражением лица, никак не прерывая, но и не поддерживая разговор. — Хорошо, я ценю вашу инициативу, — вяло отреагировал Гиммлер, — да, я понимаю, вы не могли этого знать и всего лишь следовали указаниям. Ваше желание и смелость довести эти события до моего сведения в кратчайшие сроки заслуживают одобрения. О дальнейшем можете не беспокоиться, машину заберут и я пошлю кого-нибудь в Шарите. Хайль Гитлер! — под конец рявкнул рейхсфюрер и на мгновение уставился в какую-то точку за окном. — Вы кстати здесь оказались, — переведя взгляд на штандартенфюрера, сообщил хозяин кабинета. — Рад быть полезным! — тут же нашёлся Штирлиц. — Мюллер прав, Ваш шеф слишком часто жертвует немецкой рассудительностью в угоду французской легкомысленности. Когда-нибудь он на этом всё-таки свернет себе шею. И в прямом, и в переносном смысле. — С бригадефюрером что-то случилось? — с неподдельной тревогой спросил Штирлиц. Ему совсем не хотелось иметь дело с новым шефом. — Устроил гонки по дорогам Берлина и его окрестностям. Мало его Гейдрих заставлял писать объяснительных по поводу нарушений правил дорожного движения! Одни его парковочные штрафы обходятся нашей организации в приличную сумму.       — Надо признаться, — честно заметил Штирлиц, — я совсем не знаком с этой чертой характера бригадефюрера. Он всегда производил на меня впечатление осторожного и умелого водителя, следующего всем правилам дорожного движения. Даже за границей. — Вам просто повезло. Я так понимаю, своими бутербродами он Вас тоже не угощал? — Бутербродами? — Штирлиц аж поперхнулся. — Нет, только канапе. — Какие нафиг канапе! Ладно, это сейчас не столь важно. Я надеюсь, то, с чем Вы пришли ко мне, может подождать? — Безусловно! — с радостью согласился Штирлиц. — Вот и прекрасно. Поезжайте в Шарите и привезите мне оттуда своего шефа. — Он сильно пострадал? — Судя по всему — нет. Я, конечно же, мог бы отправить за ним свою машину, но лучше обойтись без лишней помпы. А свою папку с документами можете оставить мне, я ознакомлюсь с её содержимым на досуге. К этому моменту Штирлицу совсем разонравилась его идея выйти на тех, кто вёл тайные переговоры с Западом через Гиммлера, и он уже было открыл рот с подходящим объяснением, что его идея всё-таки требует доработки, но он был спасён громким стуком в дверь, которая после этого мгновенно распахнулась и на пороге появился запыхавшийся начальник полиции. — Рейхсфюрер, это огромное недоразумение! — начал обергруппенфюрер с порога, — я могу всё объяснить. Мои подчинённые действовали в рамках закона. — Закон — это превыше всего, — согласился Гиммлер и продолжил, — Проходите, Альфред, присаживайтесь. Вы знаете, что мне доносят знающие люди про ваше ведомство? Выясняется, что среди Ваших подчинённых такое огромное количество желающих отправиться на Восточный фронт, что Вам приходится устраивать соревнование за возможность быть удостоенными подобной чести. Иначе как можно объяснить тот факт, что вашим постовым больше делать нечего, как гоняться за машиной бригадефюрера СС! — Это недоразумение! — продолжал настаивать начальник полиции. — Конечно же, унтерштурмфюреру Шреппелю не следовало бы выходить с Вами на связь напрямую, но в конце концов именно Вы являетесь шефом всей Германской полиции. Что касается полномочий, то я ознакомился с разнарядкой от группенфюрера Мюллера и одобрил все предписанные меры задержания. — Меры задержания кого? — У Гиммлера от удивления поднялись брови, и он даже снял своё любимое пенсне. — Шеф гестапо отдал приказ о задержании Шелленберга? Вы что там все, белены объелись?! — Нет-нет-нет, Вы меня неправильно поняли. — Тогда излагайте яснее. — Группенфюрер Мюллер проводит спецоперацию по задержанию лиц, подозреваемых в государственной измене. Ему стал известен список машин, которыми эти люди обычно пользуются. Вот, посмотрите сами. Я специально захватил с собой документ, заверенный Мюллером. Видите номер машины, который я подчеркнул, четвёртый сверху? За этой-то машиной и погнались мои люди. Им и в голову не могло прийти, что за рулём может находиться бригадефюрер Шелленберг или кто-то из столь же надёжных людей. — Это не номер машины Шелленберга. — Вы правы. Я не знаю, как бригадефюрер оказался в этой машине, хотя это хорьх той же марки, что и у бригадефюрера. Я не сомневаюсь, что у него были на это веские причины, но ни мне и ни моим людям об этом неизвестно, — Вюнненберг обиженно поджал губы и недовольно посмотрел на сидящего на соседнем стуле Штирлица. Ему совсем не нравилось, что его отчитывают при нижестоящем по званию. — Хорошо, я разберусь, — пообещал Гиммлер. — Список я пока что оставлю себе. — Конечно, рейхсфюрер. Хотя это и оригинал за подписью Мюллера, у меня имеются копии. Я могу быть ещё чем-то полезным? — Нет, Вы можете идти. Между прочим, ремонт машины Шелленберга будет за счёт средств Вашего ведомства. И его медицинские расходы тоже. — Но рейхсфюрер! — Не спорьте. Если Вам это в тягость, попробуйте уговорить Мюллера частично оплатить этот счёт из бюджета его ведомства, так как он в определённой мере причастен к этому недоразумению. Кстати… — Да, рейхсфюрер? — Шелленберг говорил мне о какой-то новой дорогостоящей аппаратуре в его машине, что-то из последних технических новинок. Боюсь, она сильно пострадала в результате этой погони; её ремонт или установка нового комплекта тоже за счёт Вашего департамента. — Хорошо, рейхсфюрер, — поняв, что сопротивляться бесполезно, устало согласился Вюнненберг и, отдав салют, вышел. — А Вы что здесь сидите? — Гиммлер вспомнил про Штирлица. — Отправляйтесь за своим шефом. — Конечно же! — штандартенфюрер вскочил с кресла, стратегически пряча за спиной проклятую папку. Он уже успел дойти до самой двери, как был остановлен напутствием рейхсфюрера: — Я надеюсь, мне не надо Вам напоминать, чтобы Вы вели свою машину, соблюдая все правила дорожного движения?

Х х х х х х х х

До клиники Шарите было всего минут пятнадцать езды, но Штирлиц особо не торопился. Это никак не было связано с прощальными напутствиями Гиммлера, скорее он пытался вычислить, с какой целью его шеф устроил гонки по Берлину. Что цель была и что Шелленберг вовсе не стал жертвой обстоятельств, Исаев практически не сомневался. Он знал своего босса хорошо, и его способности просчитывать свои поступки на много ходов вперёд никогда не вызывали сомнения, по крайней мере, у Штирлица. Ему также надо было решить, какое из заранее приготовленных объяснений своему присутствию в приёмной Гиммлера изложить своему шефу. В конечном итоге Штирлиц решил подождать и сориентироваться по ходу действия, в зависимости от того, какие вопросы будет задавать сам Шелленберг. К сожалению, злосчастную папку с докладом пришлось взять с собой. Гиммлер отрядил одного из своих адъютантов сопроводить Штирлица до выхода из РСХА, и у него не было возможности от неё избавиться. Добравшись до Шарите и припарковав машину, штандартенфюрер сначала хотел припрятать папку у себя в машине, но потом решил взять её с собой. Если кому-то во время его посещения госпиталя придёт на ум пошарить в его средстве передвижения (дружественные коллеги из 4-го управления сразу пришли на ум), то содержание злополучного документа может вызвать слишком много вопросов. Осведомившись в регистратуре больницы, где искать своего шефа, Штирлиц двинулся в указанном направлении. Тот факт, что в данный момент Шелленберг находился в кабинете своего друга доктора Макса Криниса, успокоил Штирлица насчёт физического состояния бригадефюрера после незапланированных гонок. Доктор Кринис был заведующим психиатрического отделения Шарите, значит, Шелленберг не нуждался в помощи травматологов. Впрочем, состояние психического здоровья генерала тоже не вызывало тревоги. Скорее всего, бригадефюрер просто воспользовался этим удобным предлогом, чтобы перекинуться парой словечек со своим приятелем. В приёмной доктора Криниса Штирлиц доложил о цели визита, и секретарша сразу же позвонила по внутреннему телефону. — Можете проходить, — молодая женщина указала на закрытую дверь в кабинет, и Штирлиц тут же воспользовался приглашением. Внутри царил полумрак. Окна были плотно зашторены не пропускающими света тяжёлыми портьерами. Неяркое освещение обеспечивалось торшером на высокой ножке и несколькими небольшими лампами. Шелленберг полулежал-полусидел на массивном кожаном диване, спиной упираясь на внушительных размеров подушку; его ноги, скрещённые в щиколотках, покоились на противоположном от подушки подлокотнике дивана. Одна рука лежала на животе, а другой он прикрывал глаза. Профессор Кринис сидел в кресле около дивана. Отдав приветствие, Штирлиц отрапортовал: — Бригадефюрер, рейхсфюрер велел мне доставить Вас к нему в приёмную. — Подумав несколько мгновений, он предусмотрительно добавил, проясняя ситуацию, — ему доложили, что Ваш любимый хорьх находится в плачевном состоянии, и он не мог оставить Вас без средств передвижения. — Странно, что он обратился именно к Вам за помощью, — не меняя своего положения, заметил шеф внешней разведки. — По чистой случайности именно в тот момент я находился у него в приёмной, — ответил Штирлиц, прекрасно понимая, что подразумевал под собой комментарий его проницательного начальника. Скрывать этот факт не имело смысла, в любом случае Шелленберг узнал бы об этом от Гиммлера. — Интересная случайность, — иронично-весело заметил Шелленберг и принял сидячее положение. — Ну что ж, делать нечего, труба зовёт. Спасибо, мой дорогой Макс, за гостеприимство, а теперь мне пора. Пойдёмте, Штирлиц, нехорошо заставлять рейхсфюрера ждать. Выйдя из кабинета и галантно попрощавшись с секретаршей, Шелленберг практически вытолкнул своего подчинённого в коридор и сразу же перешёл в атаку. — Ну-ка, Штирлиц, рассказывайте, что это за интересная случайность, которая привела Вас в приёмную рейхсфюрера без моего ведома. — Вас не было, а дело было срочным, — произнёс штандартенфюрер одну из заранее приготовленных отмазок. У него было всего лишь несколько секунд, чтобы окончательно выбрать наиболее подходящую версию. Придя к заключению, что распинаться про семью погибшего полковника Кроля было по-детски наивно, Штирлиц решил изложить своему шефу ту же версию, которую он приготовил для Гиммлера. — Мне стало известно, что за спиной СД какие-то лица пытаются налаживать контакты с врагом, зондируя почву для сделки с противником. — С каким именно противником? — Великобританией и США. — И откуда у Вас эта информация? — От португальского кинохроникёра Пуэблоса Вассермана. — Который столь удачно, для Вас, конечно же, не для него, погиб, ммм, если я не ошибаюсь, три дня назад во время одного из авианалётов. — Он погиб? Вы уверены? Я ничего об этом не слышал. Как жаль! — Действительно жаль. Хорошо, а почему Вам не пришла в голову идея доложить мне об этих переговорах? — Видите ли, бригадефюрер… — Пока что нет. — Я не хотел компрометировать Вас перед рейхсфюрером. — Что значит, Вы не хотели меня компрометировать перед рейхсфюрером? Вы полагаете, что подобные переговоры веду я? — с негодованием, в которое невозможно было не поверить, возмутился Шелленберг. — Вовсе нет, боже упаси! Но рейхсфюрер… кто знает? К тому же, выявление врагов рейха — это прерогатива 4-го управления, значит, Вы официально не могли дать мне подобного разрешения, и не идти же мне с этим к Мюллеру? А так, если что — Вы не при чём. — Кроме того, что я не внушаю доверия своим подчинённым. — Ну, я так далеко не просчитывал. — Странно, обычно у Вас подобных проблем не наблюдается. — И на старуху бывает проруха. Кстати, раз нам всё-таки приходится это обсуждать, что Вы думаете об этих слухах? — Я об этом узнаю от Вас впервые, так что у меня ещё нет никаких мыслей по этому поводу. А что сказал рейхсфюрер? — Всё дело в том, что я не успел изложить ему эту идею. Я только зашёл в его кабинет и приготовился доложить по делу, как позвонил кто-то из дорожной полиции. Ума не приложу, что думал себе Цольнер, соединяя какого-то унтерштурмфюрера с самим рейхсфюрером. Впрочем, я не знаю, может ему сказали, что Вы погибли в автокатастрофе, так что у Цольнера не было выбора. — Да, действительно. А что было дальше? — Рейхсфюрер вызвал Вюннеберга, который очень удачно оказался на месте, так как он появился в кабинете Гиммлера всего через несколько минут. Я думаю, он уже знал, что произошло, и поэтому принёс в качестве оправдания своего подчинённого разнарядку Мюллера. Гестапо кого-то там как всегда выслеживает, и этот постовой, видимо, каким-то образом перепутал номера Вашей машины с одним из номеров из списка. — Никто ничего не перепутал. Я ехал на машине с чужими номерами. — Зачем? Впрочем, извините, бригадефюрер, может, мне не полагается этого знать. Подождите, Вы хотите сказать, что специально поставили на свою машину один из номеров Мюллеровского списка? — Я поставил тот единственный номер, о котором мне удалось узнать. А я хотел бы заполучить этот список целиком. Я надеюсь, рейхсфюрер оставил его у себя? — Да. Как Вы догадались? Хотя, Вы, конечно же, знаете рейхсфюрера очень хорошо, но зачем было так рисковать? Вы просто могли попросить Гиммлера приказать Мюллеру принести этот список. — Подумайте сами, почему. - Мммм, Вы не хотите, чтобы Мюллер и рейхсфюрер знали, что Вам интересен этот список? А теперь, когда Гиммлер заполучил его, он сам не приминет поделиться с Вами его содержимым. — Можете же, когда хотите. Да, всё правильно. — Но зачем было так рисковать? Мало ли, что могло с Вами случиться! — Не случилось же, — Шелленберг улыбнулся. В этот момент они подошли к машине Штирлица, и штандартенфюрер услужливо распахнул заднюю дверцу своего мерседеса для шефа. Оперевшись ладонью правой руки на машину, Шелленберг протянул левую руку своему подчинённому со словами: — Ну давайте уже сюда эту папку, хватит её от меня прятать. У Вас же там доклад Гиммлеру? Я ознакомлюсь по дороге. — Я вовсе её от Вас не прячу, — Штирлиц протянул папку Шелленбергу, — мне просто некуда было её деть, не оставлять же в машине. — Тоже правильно, — согласился Шелленберг и, сев в машину, стал изучать содержимое папки. Через несколько минут он оторвал глаза от документа и сказал: — Езжайте помедленней. Перед тем, как мы доберёмся до места назначения, мне хотелось бы узнать Ваше собственное мнение по поводу возможности подобного заговора и что конкретно Вы собирались предпринять, если бы рейхсфюрер одобрил Вашу идею. — Если бы рейхсфюрер одобрил мою идею, я бы первым делом посоветовался бы с Вами. — Не увиливайте от разговора, а то у меня самого могут появиться сомнения в Вашей благонадёжности. — Если подобные заговорщики существуют, то они являются предателями и врагами рейха. — Хорошо, — спокойно произнёс Шелленберг, — и кто, Вы думаете, пошёл на подобные переговоры? — В Германии или за её пределами? — Начните с Германии. — Ну, например, Геббельс. — Вы идиот, Штирлиц? — Даже если это и кажется маловероятным, это всё же возможно. — Не думаю. Другие кандидатуры у Вас есть? — Борман. — А вот это уже интереснее. Почему Вы остановились именно на нём? — Он был заместителем Гесса. Ведь никто не знает, что на самом деле произошло в мае 1941, когда Гесс улетел в Англию. Борман — серый кардинал Третьего Рейха; он мало известен на Западе, значит, они могут начать с ним переговоры, не опасаясь быть обвинёнными в том, что они имеют дело с человеком, у которого руки в крови, в соответствии с их же собственной пропагандой. — Что ж, логично. И поэтому Вы решили, что с Гиммлером никто на переговоры не пойдёт? — Скорее всего наоборот, невозможно заподозрить рейхсфюрера в предательстве Германии. — То есть Вы считаете, что идти на переговоры с американцами и англичанами — это предательство Германии? — Бригадефюрер, Вы меня в чём-то подозреваете? — Пока что только в том, что Вы не хотите отвечать прямо на мои вопросы. — Извините, профессиональная деформация. — Попробуйте разыграть эту карту с кем-нибудь другим. Ладно, я дам Вам время подумать. — Как долго? — Ну вот, мы уже почти что приехали. Сейчас Вы проводите меня до кабинета рейхсфюрера и подождёте в его приёмной. Очень советую никуда не отлучаться. А потом мы пройдём ко мне в кабинет, и Вы изложите мне свои соображения по вопросам, которые мы только что обсуждали.
Вперед