Несвязи с общественностью

— Ты что, ебанулся? Чан с недоумением смотрел на то, как Хёнджин пытался стащить матрас с кровати в своей съёмной квартире. Не так он представлял себе утро субботы, когда после пятничной офисной посиделки, они с Феликсом поехали к нему. Сначала они спотыкались в тёмном коридоре, где перегорела лампочка, до которой у него всё не доходили руки, потом доели холодную пиццу с ананасами, которую им в коробке всучил Сынмин со словами «никто кроме вас жрать это не будет». После пиццы они довольно и сыто распластались на диване, долго выбирая фильм на ночь, листая «Нетфликс». Просмотр библиотеки не перетёк в просмотр фильма, потому что Феликс перетёк на колени к Чану и захотел целоваться. Чану, к слову, тоже хотелось, и не только целоваться. В итоге они бесстыже целовались в полутьме квартиры, Чан забирался своими крупными ладонями под толстовку Феликса, поглаживая его тонкую талию, затем скользил ниже, отчего младший рвано и отрывисто выдыхал ему прямо в губы. Короче говоря, всё закончилось тем, что его в восемь утра разбудил звонок от Чанбина. «Братан, а помоги с переездом Джинни» — самый подходящий способ проснуться после «ночи кино» с тем, кто сейчас сладко посапывал рядом и даже не думал просыпаться. Хёнджин действительно перебирался с одной съёмной квартиры на другую, потому что там и этаж был повыше, и вид получше, и вообще атмосфера творческая. То, что новая квартира находилась в доме напротив, делало ситуацию лучше, а вот то, что у Хёнджина обнаружилось большое количество коробок с вещами — делало ситуацию, мягко говоря, посложнее. Чанбин искренне верил, что он сможет всё перетащить с Джинни на пару, но тот внезапно решил, что и матрас со съемной квартиры ему тоже нужно забрать с собой. — Какой, нахуй, матрас? — Чан всё ещё не унимался, наблюдая за тем, как Джисон прикидывал, в каком положении незаметно вынести из квартиры матрас в полдевятого утра в субботу. Ему Чанбин тоже решил написать, потому что увидел того в сети с раннего утра, и не прогадал. Хан действительно примчался, но взъерошенный, словно упавшая с дерева белка. — Ты реально собираешься спиздить со съемной хаты матрас, Джинни? — Ты просто не понимаешь, — Хёнджин взмахнул руками. — На этом матрасе я могу спать без больной спины на утро. А больше ни на каком не могу. — Так спи на Бинни, в чем проблема? — Ой, иди нахуй! — на этих словах Хван смешно фыркнул и бросился к Хану, который попытался поднять матрас, чтоб протащить его в дверном проёме, но того чуть им не пришибло. Помимо несчастного матраса, который чуть не убил несчастного Джисона, была ещё парочка мольбертов и с десяток холстов, которые нужно было аккуратно перенести. Хёнджин замечательно рисовал и писал небольшие картины. Просто для себя — его душа выбрала такой способ пения. С художественной частью груза грузчики поневоле справились быстро: Хёнджин не успевал всё складывать в коробки, как Джисон уже бежал в соседний дом с бумажкой, где был написан код для входной панели, чуть ли не в зубах. Если Чан ворчал по причине того, что ему обломали нежный утренний секс, то по какой причине этот был заведённый и постоянно зависающий — Хёнджин не понимал и пытался разглядеть со своим лисьим прищуром. — Я надеюсь, что ты в новой квартире зависнешь надолго, — подал голос Чанбин, сидя на полу, потому что вся мебель уже была в коробках. — А то ты обычно так быстро переобуваешься в воздухе, что я за тобой не поспеваю. — Это когда такое было-то в последний раз? — Ну смотри, — Со поднял ладонь, чтоб начать загибать пальцы. — Испанский язык ты выучил до выражения «ола гуапа амига». На фортепиано играл — и проиграл. На мастер-класс по танцам сходил, купив для этого новые шмотки, а затем забил. Так хотел эту студию, а в итоге что? Съедешь, спиздив матрас. — Как ты с этим справляешься, Бинни? — сквозь смех спросил Джисон, потому что пока Чанбин с наигранным недовольством загибал пальцы, Хёнджин поставил закатывание глаз на таймер. — Я всё это хаваю, — Чанбин развел руками. — У меня нет выбора. — М-м, точно, — Чан потянулся к своей куртке на полу, чтоб достать оттуда телефон. — Джинни, а подскажи место, куда ты там плясать ходил? Как я помню, ты остался очень доволен. — Слушай, я попозже тебе скину, не помню сейчас, — изящная ладонь зарылась в светлые мягкие волосы и задумчиво начала их перебирать. Такой вопрос Хёнджина немного озадачил. — А тебе зачем? — Знакомый спрашивал. Ищет для себя студию, где можно позаниматься. Знакомый, который обожает кошек, красит волосы в фиолетовый, матерится трёхэтажным матом и скукоживается от любого флирта в его сторону. Ну конечно, спрашивал снова Минхо. Только вот Крис был единственным с работы, кто знал о его прошлом — о прошлом очень талантливого танцора, начинающего хореографа, который имел все шансы стать кем-то значимым в танцевальной среде Сеула. Но Ли резко всё бросил, через некоторое время пришёл работать в их компанию и с тех пор не поднимал эту тему вообще. Крис искренне пытался остановить это разрушение — но не смог. Потому что каким бы прекрасным ни был цветок, он обязательно завянет, если пересадить его в ужасную токсичную почву. Однако что-то явно начало расцветать, потому что утром он обнаружил сообщение от Минхо, который спрашивал про хорошую и не помпезную танцевальную студию — а когда он решал этот вопрос с Хёнджином, то случайно столкнулся взглядом с Джисоном, который едва сдержал улыбку, опуская голову к содержанию очередной коробки и пряча взгляд. «Да ну не может быть» — Чан медленно пытался сложить две вещи в голове. Минхо, конечно, имел один большой недостаток — если ему что-то искренне нравилось, то он погружался в это полностью, отдавая всего себя. Это одна из причин, почему он так преуспел в своей профессии: он буквально заставлял себя полюбить то, что впаривает — и успешно впаривал, потому что такому напору было трудно противостоять. Это также одна из причин, почему Минхо больше никогда к себе никого не подпускал: он однажды так сильно погрузился в чужое пламя, что сгорел дотла — и до сих пор не восстановился, даже спустя несколько лет. Но сейчас Чан думал, что если сложил пазл из своих наблюдений в голове верно, и Джисони правда каким-то чудом толкнул своего хёна в сторону танцев так, что тот не удержался и сделал шаг — то что-то явно в мире начало меняться. В мире Ли Минхо, конечно. А Минхо был не особо-то и против. После вечера с Ханом (вечер с Ханом — это когда такое вообще успело произойти?), Минхо в целом допускал, что в обозримом будущем можно сходить на тренировку-другую. Наверное, ничего от этого не случится, мир не перевернется. Он думал об этом, когда ехал домой, и даже начал вспоминать, есть ли у него кроссовки. К ночи навязчивая мысль становилась всё сильнее, и уже в три часа, вместо сна, он пролистывал танцевальные студии Сеула, чтоб найти что-то поменьше и поуютнее — рядом никого не хотелось видеть, кроме тренера, тем более какие-либо знакомые лица. В итоге Минхо сдался и снова написал Крису — он, как и всегда, наверняка что-то знал. «В общем, я взял контакт у Джинни, но про тебя ему не сказал, естественно. Он это место в своё время сильно расхваливал, а зная его привередливую жопу, там точно нормально. Короче, надеюсь, что и тебе подойдёт. Ссылку сейчас скину» — Минхо слушал голосовое от Криса и думал о том, что ему очень повезло с другом. Никаких допросов с пристрастием и назойливых разговоров, всего такого, что могло бы сбить Минхо с настроя. Чан просто держался рядом и ждал, пока его непутёвый друг переварит свои эмоции и сам придёт к нему, готовый к разговору и принятию того, что он попал. «Если ты это реально спрашивал для себя, то я рад. Честно» — юноша улыбнулся. Минхо был искренне благодарен за помощь своему другу. Помощь правда оказалась полезной: пролистывание сеульских студий прошло впустую, ему ничего не понравилось и не подошло. А вот то, что предложил Хёнджин «неизвестному знакомому» Криса, очень даже подошло: небольшая студия в тихом районе с несколькими тренерами, в которой было не так много посетителей. Даже интерьер был симпатичный — светлая отделка небольших залов, где часть стен была выкрашена в светло-голубой. Минхо нравилось — это не выглядело как те помпезные дэнсрумы с записями на полгорода, которые были всегда оформлены в тёмных тонах. Ли ещё в своё время не понимал, какой в этом смысл — на него тёмные цвета давили и не давали полностью раскрыться в танце. К счастью, выходные были практически полностью свободны для записи — да и от работы тоже, поэтому Минхо забрал себе дневное окошко. И сам не поверил в то, что только что сделал. «Охуеть, что я творю» — ещё сутки назад он даже не думал о том, что своё субботнее утро посвятит кормёжке котов, кофе, раскидыванием задачек (точнее, откидыванием их к чёртовой матери), поиску кроссовок и спортивных шмоток, а также записи в танцевальную студию. Минхо даже не мог понять, что он думает на этот счёт. С одной стороны он искренне удивлялся и как-то даже хотел это всё прекратить и вернуть всю жизнь на старые рельсы. А с другой, ощущение того, что весь старый уклад катится к чёрту быстрее и быстрее с каждым днём, приносило с собой дикий азарт и интерес. Просто интересно, что же будет дальше. Когда Минхо впервые за три года увидел себя, одетого в спортивные штаны и свободную футболку, глядя в отражение большой зеркальной стены зала, то почувствовал, как к горлу подступил комок неясных эмоций. Было ощущение, словно он видит какого-то старого и хорошего друга из прошлого, и это ощущение не подводило — он словно видел себя из тех времён, когда сам себе был другом. Единственным отличием были волосы — раньше он был просто русым, а уже после тяжелого расставания что-то внутри взбунтовалось и потребовало перекраситься в фиолетовый. Потому что ну он сам так решил. От путающихся мыслей его отвлек звук открывающейся двери. — Привет, баклажанчик, — ему помахала вошедшая в зал невысокая женщина с длинными тёмными волосами, которые были собраны в высокий хвост. Минхо подумал, что у нее какие-то особые отношения с овощами, потому что танцовщица была одета в забавную футболку с редисками. — Давай знакомиться, меня зовут Ан Хенджин, буду твоим тренером сегодня. А если будешь приходить ещё, то не только сегодня. — Ли Минхо, — юноша поклонился в ответ. — Рассказывай, Минхо-кун, — Хенджин плюхнулась прямо на пол в центре зала напротив зеркала, сложив ноги «бабочкой» и хлопая ладонью рядом с собой, приглашая Минхо сесть. — Занимался когда-нибудь танцами? — Было дело, — Ли также опустился на пол напротив Ан, скрестив ноги. — Но потом на три года забросил. Даже не знаю, получится ли опять. — Так, давай только без этого. Руки-ноги есть, шевелиться можешь — значит, получится. Мышечная память никуда не девается, забыл о такой штуке, видимо. А до перерыва долго занимался? — Восемь лет, — на этих словах Хенджин присвистнула. — С детства ещё. — Солидный срок. Почему решил вернуться? — Просто. — Просто так даже кошки не родятся. И сюда никто просто так не приходит. У каждого какая-то цель есть: похудеть, научиться владеть телом, стать айдолом, да даже банально девчонку очаровать, — на этих словах в голове Минхо возник образ Джисона, и он едва удержался, чтобы позорно не захихикать. — А чего хочет твоя душа, солнышко? — Я дверью не ошибся? Тут кабинет психоаналитика? — Минхо нервно засмеялся, пытаясь отшутиться, потому что перспектива вываливать душу перед абсолютно незнакомым человеком казалась слегка пугающей. Хенджин помолчала немного, и за пару мгновений до того, как это молчание грозило перейти в разряд неловких, заговорила: — Много лет назад я пришла в эту студию в качестве ученицы. Мой парень переехал в другую страну, и я оказалась совсем одна в чужом городе, куда уехала после школы ради него же. Я припёрлась сюда из Чонджу, представляешь? Мы всегда всё делали вместе, и казалось, у нас даже воздух был один на двоих. А потом он ушёл, и я не понимала, как мне дальше жить. Я не понимала, кто я, что мне нравится, чего я от жизни хочу. В итоге случайно увидела рекламу, пришла сюда на следующий день, точно меня судьба привела. И танцы помогли мне найти себя. Прежде чем Минхо успел понять, что происходит, изо рта как будто само по себе вырвалось: — Я чувствовал себя по-настоящему счастливым, когда танцевал. — И тут же покачал головой от того, как сопливо и по-дурацки это прозвучало. — Ну, в смысле… Я и сейчас тоже вполне себе счастлив. Просто как будто чего-то важного не хватает. Внутри океан эмоций всё бурлит и бурлит, а излить его некуда. У меня не всегда получалось говорить о своих чувствах, и только через танец я мог выразить всё, что было у меня на душе. — А почему бросил? — Минхо усмехнулся, потому что Хенджин дословно повторила вопрос Джисона. В этот раз говорить «это не пригодится в жизни» уже не хотелось. Да и судя по грозному виду Хенджин за такие слова можно было и в лоб получить. Минхо вздохнул: ему не хотелось опять возвращаться в прошлое, доставать травмирующие воспоминания, заново это всё переживать. Слишком много чести. Хенджин поднялась, почувствовала его усталость, положила ему руку на плечо и слегка сжала в поддерживающем жесте: — Не говори, если не хочешь. Главное, что ты всё-таки уже сделал первый шаг, чтобы вернуться, и оказался здесь. Минхо благодарно улыбнулся. А затем Хенджин выбила из него всю душу. Начала она, как и любой порядочный тренер, с разминки, растяжки и разогрева, с чем Минхо успешно справился, несмотря на то, что Ан подкидывала ему упражнения сложнее и сложнее, от которых новичок свалился бы лицом в паркет — ей было интересно узнать, где граница выносливости её нового ученика. А Минхо тоже был не лыком шит: свою форму он растерять пока что не успел, растяжка тем более была на месте — когда у тебя три кота, ещё не так изогнёшься, чтоб достать вещи из-под шкафа. Однажды на работе он прямо со своего стула одним махом дотянулся до сетевого фильтра под столом, чтоб выдернуть из неё вилку, а когда это чуть позже попыталась сделать Лиса — то у неё защемило спину. Затем Хенджин отвлеклась на выбор музыки — её подопечный был танцором джаз-фанк и хип-хоп направлений; а Минхо вдруг очень захотелось запечатлеть момент. Он достал свой телефон со стойки, сел по-турецки на пол, подпер взлохмаченную голову с румянцем на лице рукой и сфотографировался в зеркале, в глубине зала. Минхо сразу подумал, кому скинет этот кадр, отчего слегка улыбнулся. — А ты сам ставил хорягу когда-нибудь? — Хенджин уже возвращалась к нему. — Мы можем вспомнить что-то из твоего репертуара, если хочешь. — Немного совсем, — Минхо повел плечами, всё ещё сидя на полу. — Я бы что-то новое сейчас потренил. — Ну и отлично! Я нашла для твоего возвращения кое-что жизнеутверждающее. Давай, поднимайся с пола, — на этих словах Ан легко стукнула Минхо ногой по бедру. — Вставай в позицию, и начнём. Когда Ли слушал песню в первый раз, чтоб понять её ритм и настроение, то подумал, что жизнь над ним издевается. Или Ан Хенджин. Ну, или они обе из женской солидарности. Серьёзно, в песне была строчка «чем больше я сближался с тобой, тем больше терял себя»? А закончилась она строчкой «как только я отдалился от тебя, я смог понять, кто я есть на самом деле»? Действительно, удивительно жизнеутверждающе — совсем как в дорамах, которые так обожают Чонин с Лисой. Однако, песня была красивая, легкая, словно воздушная — на ум отчего-то пришло творчество Джисона. А Хенджин показала свою хореографию на песню — и она была такая же прекрасная. Минхо двигался в такт музыке и не верил, что это вообще происходит. Хенджин уже отошла на край зала, когда поняла, что Минхо запомнил движения — и даже если не совсем точно, то он полностью чувствовал музыку и знал, как в ней раствориться. С каждой минутой танца его движения возвращали былую отточенность и силу, которые сочетались с его природной плавностью. Танцор вкладывал эмоции в каждое движение, которое он совершал — будь то просто выпад на одну ногу вперед или движение ладонью на припеве. Из головы вылетели вообще все мысли: эти тупые квартальные отчёты, ублюдские предложения по модернизации от не менее ублюдского гендира, все дурацкие ошибки Феликса, которые Минхо обычно молча исправлял. Эти просранные дедлайны, сгоревший кофе и идиоты-посредники. В голове у Минхо был лишь чёткий ритм, который он отсчитывал круг за кругом, ни разу не сбившись, и быстрый бит песни, что поставила ему Хенджин. Всё время он внимательно смотрел в зеркало на то, как держит корпус, как работают руки, как он двигается, и привычное смирение с ситуацией вымещала жгучая обида и злость. Минхо был и правда хорош как танцор — очень хорош. Но в итоге он просто послушал какого-то долбоёба и решил, что танцор из него не очень. Да пошло оно всё к чёрту. — Слушай, а кто кого учить должен? — спросила со смешинкой Хенджин в конце тренировки, когда Минхо всё же выдохся и тяжело дышал, оперевшись руками на свои колени. — Уверен, что я тебя? — Уверен, — юноша разогнулся, смахивая челку с лица. — Местами я хуёво ставил руки, над этим ещё нужно поработать. — В следующий раз, да? — и Хенджин подмигнула. Пока танцовщица смотрела в ежедневнике свои свободные окошки — занятия явно продолжатся; Минхо смотрел снова в зеркало. Взлохмаченные патлы, блеск в глазах и вздымающая от частого дыхания грудь — всё, как раньше. Только вот он решил, что смоет свой фиолетовый — потому что волосы тогда были русые. И заодно быстро отправил фото из зала контакту с эмоджи белочки в имени. Минхо даже задумался о том, как отреагирует на эту новость адресат, учитывая его настойчивость в танцевальном вопросе своего хёна. — Джисон, блядь! — Чонсу всегда был оплотом спокойствия, но сейчас ему пришлось прикрикнуть, потому что его коллега снова завис, залипая в один пиксель на мониторе ноутбука. — Я тебя скоро отпизжу, ну чё за приколы, братан? Джисон вздрогнул с удивленным «А-а-а?», моргнул пару раз и уставился на Чонсу. Он и правда слегка залип, сверля глазами свою страничку на SoundCloud. Да чего греха таить — он весь день залипал и зависал в своих мыслях. Хан Джисону сложно было сосредоточиться сегодня, потому что вчера его целовал Ли Минхо. Он начал подозревать происходящее на предмет реальности ещё тогда, когда за курочкой и пивом Минхо тонко и лукаво отвечал на его тупорылый (по мнению Джисона) флирт, а когда Хан в край осмелел и решился его поцеловать — то склад фейерверков в его голове решил сдетонировать в ту же секунду. Джисон и правда думал, что хён сразу оттолкнет его или же вообще даст по морде — но вместо этого Минхо с придыханием ответил на поцелуй, касаясь ладонями его плеч. Фейерверки взорвались высоко в небе, а Джисон в итоге не мог уснуть. И это несмотря на пожелания спокойной ночи от его спутника, которое он прошептал Хану, практически касаясь его губ своими. Ночью Джисон за один присест довёл до ума свой новый трек, проспал от волнения перед релизом («Ага, из-за релиза, да не пизди», как сказал Чонсу) всего пару часов, подскочил рано утром, на чём его и подловили в сети Чанбин и Хёнджин — пригласили таскать коробки и матрас. Остаток дня он коротал на студии у Чонсу, просто тусуясь в аппаратной у микшерного пульта — Джисон хотел выложить готовый трек именно здесь, но, почему-то, всё колебался. А сейчас тем более был сбит с толку весточкой от Минхо: тот стремительно последовал его совету и уже красовался довольный в танцевальной студии. Осознание того, что Ли Минхо, казавшийся каким-то недосягаемым, как свет далёких звезд, вот так просто взял и прислушался к нему, приятно растекалось теплом в груди. — Не понимаю, что ты тупишь, нормальный трек, классный. Ну, да, звучит так, что ты сменил музу, преисполнившись к ней чувствами, — Чонсу одновременно пытался разобраться в расписании студии и убедить своего коллегу решиться и нажать заветную кнопку публикации. — Надеюсь, она хотя бы хороша как человек. — Он, — аккуратно поправил его Джисон, слегка заливаясь краской. — Похуй, — младший откинул студийный журнал с расписанием куда-то в сторону. — Главное, чтоб тебе было хорошо. Давай, показывай уже, красивый хоть? — Очень, — вырвалось у Хана раньше, чем он успел подумать. — И как человек хороший, типа, вот. — Это хорошо, не зря, получается, как дурак тут слоняешься в последнее время, — Чонсу кивнул самому себе и под возмущённое «да в смысле как дурак?!» продолжил. — Тупишь и песенки сопливее стали. Покажи его, бесишь. Джисон сдался и полез в карман за телефоном. Копаясь в мессенджерах, он вдруг понял, что у него ещё нет ни одного фото с хёном — и это нужно будет обязательно исправить в ближайшее время. — Прикольный, как зовут? — Чонсу кивнул, рассматривая фото с телефона Джисона. Тот открыл его корпоративный профиль, где у Минхо была вполне обычная деловая фотография, он выделялся из сотни таких только яркими фиолетовыми волосами. Хан посмотрел на спокойную полуулыбку хёна на фото, некстати вспомнил его слегка затуманенный взгляд и румянец на щеках, когда тот прервал поцелуй. — Серьёзный, вроде как. Надеюсь, ты хоть при нём нормальный, а не в своих ужасных розовых трениках. — Минхо. Ему нравятся мои микстейпы, представляешь, — Джисон предпочёл пропустить мимо ушей критику розовых треников, вспомнив ещё один тёплый для своей души момент. — Сам послушал, и сам написал потом. И новый трек послушает тоже. Поэтому я на очке — он же не тупой, поймёт. — Ну вообще нормально, набирает очки репутации у гильдии звукарей прямо на глазах, — младший вернул телефон обратно его хозяину и откинулся на спинку своего кресла, от души потягиваясь. — А чё вы с ним, это. Ну, в плане отношений. Это ты к нему тогда ночью сорвался, да? — Да, — музыкант кивнул, смотря куда-то в пол. — У него там была непростая ситуация, нужно было с пати забрать, и я подумал, что должен помочь человеку. Даже если, ну, просто… Короче, даже если просто как кореша. Да даже как коллеги — он же хороший человек, я это вижу. Вон, и на работе про него хорошо говорят, и его отдел своего шефа очень любит. — А ты его? — Чонсу абсолютно бессовестно прищурился, по обыкновению игнорируя весь этикет и прочую бесполезную, по его мнению, мишуру. — А? — старший поднял на Чонсу округлившиеся карие глаза, которые уже были почти чёрные — так сильно из-за подступающих эмоций расширились зрачки. — Я, ну… Он мне нравится, конечно, но я не… Не думал, короче. — Да конечно любишь, чел, — Хану прилетело по макушке свернутой в трубочку стопочкой листов с чьими-то нотами. — На себя-то со стороны посмотри, превратился в настоящего школьника с сопливыми песенками. Как начал говорить про Минхо, так глаза засияли, тупа пять софитов. Всё, давай, выкладывай уже свой трек и уматывай, у меня сейчас три часа каких-то рокеров дворовых, у них ударные звучат как баки мусорные. Джисон выдохнул с каким-то облегчением — наверное, Чонсу был прав. Было всё ещё страшно аж до трясучки ладоней, но он всё-таки повернулся обратно к своему ноутбуку и нажал на заветную кнопку публикации. Теперь всем его немногочисленным подписчикам придёт оповещение об обновлении его странички — и Минхо был среди их числа. Желание захлопнуть ноутбук, выключить телефон и уехать на другой конец Южной Кореи всё ещё оставалось в душе, но лишь одной ногой, потому что пути назад уже не было — кажется, только что Джисон в песне признался кому-то красивому и фиолетоволосому в чувствах. — Хён, — Чонсу дернул его за рукав, чтоб тот обратил на него внимание снова. — Всё будет заебись. Точно тебе говорю. Сидящий напротив музыкант улыбнулся и снова выдохнул — видимо, он уже настолько побледнел и остолбенел, смотря на свой профиль SoundCloud, что Чонсу решил его взбодрить, даже не бумажками по башке. Наверное, всё будет хорошо. «Всё ведь будет хорошо?» — и Джисон нажал кнопку «play» на своём свежем релизе. «Можешь рассказать мне о себе?» «Можешь рассказать мне о себе?» — фраза, которую произнёс Хан в их первую прогулку. Фраза, на которой Минхо тогда замялся, потому ему давно никто её не говорил. И с этой фразы начался трек, который сейчас играл в надетых белых маленьких наушниках. Минхо замер, сидя на кухне с Дори на коленях и одинокой чашкой чая на столе. Он внимательно слушал, и, казалось, с каждой секундой его сердце начинало биться всё быстрее, перехватывая дыхание. «В моё пустое сердце пришла первая весна Она нашла меня и расцвела цветами в глубине Извини, если обременяю тебя, Но боюсь, что упущу тебя» Джисон написал песню о нём.