Krähen und Spatzen

Вечером мы с девчонками собрались в нашей общей спальне. Везде царил шум, гам, хохот. Мы дрались подушками, играли в настольные игры, гадали на картах… Мало-помалу зашёл разговор о том, кому кто нравится. Многие с румянцем на щеках стеснялись рассказывать, но после пыток щекоткой очень многие признались. Жене, например, нравится Марк, а Свете- Антон. Спросили и меня: - Лидс, а тебе кто нравится? Я лишь нежно прошептала имя. Нежное женское имя из пяти букв: «Марта». Марта же откликнулась: «Лидия». Удивительно, но гомофобии в свой адрес мы не встретили. Некоторые девочки даже понимающе кивнули. - Ян- дружно спросили мы у нашей старосты- а тебе кто нравится? Она загадочно посмотрела на нас, выпустила клуб дыма из своей сигареты в окно и таинственно произнесла: - Обещайте, что не расскажете никому. - Клянёмся своей жизнью!- хором поклялись мы. Она нежно улыбнулась и ответила: - Мне нравится Мастер. - Ого!- хором восхитились мы. - А что, он мужчина видный, интересный, обаятельный. Такого и полюбить не грех! - Здорово… - А как Вы с ним впервые познакомились? А когда Вы поняли что любите его? Яна ещё немного покурила и ответила: - Познакомились мы с ним во время нашего обучения магии в школе на старой мельнице; ну та, что в посёлке Железнодорожном. Про истинную любовь, я сказать не могу, это наш общий секрет. Поймите, девочки, ведь хочется же хоть какую-то информацию сохранить в тайне! А вот про первую романтическую симпатию к нему рассказать могу. Хотите? - Хотим. - Ну, слушайте… Работали и учились мы тогда на старой мельнице. Я единственной девчонкой среди учеников была. - И что, они к тебе не приставали?- взволнованно уточнила Варя. - Пусть только попробовали! Достану «Парабеллум» и прострелю им яйца!- ухмыльнулась Яна.- Ну слушайте. Было нас тогда человек двенадцать учеников, ну как сейчас. Я, Герман, Андрей, Стас, Миха, Матвей, Ванька, Петька, Юрка, Лёша, Кузя и Никита. Им обоим так-то лет по восемнадцать было, а дело было в октябре, к осеннему призыву. Не волнуйтесь, наш Мастер (не Герман, а другой, наш препод)помог им с помощью магии откосить от армии. А до этого такая история произошла… Дело было, как я сказала, к осеннему призыву. И вот по области бродили вербовщики, набирающие парней в армию. Поначалу кого-то словами уламывали. Но потом пришлось прибегнуть и к насилию. Тем паче, что за каждого рекрута вербовщикам полагалось вознаграждение. Команда вербовщиков- лейтенант, майор, два офицера и сержант- как-то темным октябрьским вечером сбилась с пути и оказалась в окрестностях Железнодорожного, неподалёку от мельницы. Вот уже несколько дней Мастер был в отъезде, а мы с пацанами балагурили в гостиной. Стук в дверь. Я вышла. У порога стоял лейтенант. Он-де, из отряда приемной комиссии. Отряд сбился с пути, решено провести ночь на этой проклятой мельнице. Все ясно? – Все ясно, ваша милость. Для вас всегда найдется место на сеновале. - На сеновале!- вскипел майор.- Ты охренела, девка! Лучшую постель для его милости! Да поживее! А если моя будет чуть похуже, живо шкуру спущу! Мы голодны. Тащи все, что есть на кухне, да не забудь вина и пива. И чтоб на всех вдоволь! Не выполнишь приказ, душу вытрясу! Пошевеливайся, чума тебя возьми! Я легонько свистнула пацанам. Они, хоть и были в гостиной, услышали. Когда я с вербовщиками зашла в комнату, она была пуста. - Присаживайтесь, господа, еда не заставит себя ждать. Непрошеные гости расположились вольготно, расстегнули мундиры и гамаши. А мы тем временем стали держать совет в кухне. - Дятлы обдолбанные!- рявкнул Герман.- Что они себе позволяют! У него уже созрел план. Все, даже Андрей, наш тогдашний староста, с одобрением приняли его. Андрей и Стас с помощью Мишки и Матвея вмиг приготовили угощение: старые картонные упаковки из-под еды пополам с жеваной туалетной бумагой, туалетными картонными рулончиками и старыми газетами. Юрка принёс куски картона. А мы принесли ящик протухшего молока, завалявшийся у нас на чердаке. Затем мы щёлкнули пальцами и всё это стало казаться солдатам вкусной и красивой едой, что на взгляд, что на вкус! Да, вот так-то! А затем мы посыпали абсолютно всю еду какими-то странными специями. Зачем? Скоро узнаете… Когда всё было готово, я пошла и обратилась к вербовщикам: - Если ваша милость прикажет, велю внести ужин! Принесли так называемый «ужин». - Вот миски! В них с вашего позволения, говяжьи котлеты с квашеной капустой, и свиные отбивные с картошкой. А ещё салат-латук. - Хотите хлеба?- предложил Юра, поднося воякам картон. - Однако тут нет самого главного- напомнил майор.- от хлеба жажда мучит! А чем ее утолить, холера тебя забери? По знаку Германа я, Иван, Петька, Лёха и Кузя внесли бутылки с прокисшим молоком. - С вашего позволения, ваша милость, за ваше здоровье!- майор осушил в честь лейтенанта целую бутылку и обтёр усы.- Не плохо, совсем не плохо. Сами варили? – Нет, – ответил Герман- пивоварня, с вашего позволения, в деревне Коровино. За столом царило веселье. Каждый вербовщик ел и пил за троих. Мы же только посмеивались: прокисшего молока на всех хватит! Лица у гостей раскраснелись. Сержант, молоденький парнишка, не старше Германа, после пятой же бутылки уронил голову на стол. Раздался тоненький храп. Остальные продолжали пить. Застолье застольем, а лейтенант, глядя на подмастерьев, вспомнил вдруг про вознаграждение за каждого рекрута. - Вот было бы здорово, – заявил он, размахивая бутылкой, – если б вы плюнули на свою мельницу и пошли на военную службу. Ну что такое подручный на мельнице? Тьфу, ничто! А вот солдат!.. - Солдат!- рявкнул майор и грохнул кулаком по столу так, что голова сержанта подскочила.- У солдата – жалованье, веселье, товарищи. Все его любят, особенно девушки. Да что говорить! У кого блестящие пуговицы на мундире да сапоги хромовые, тому сам черт не брат! – А война? – поинтересовался Герман - Война! – хмыкнул лейтенант. – Лучше войны для солдата нет ничего на свете. Коли в груди бьется мужественное сердце да подвалит маленько удачи, слава тебя найдет! Захватишь трофеи, заработаешь орден, станешь офицером или даже майором! - А можешь дослужиться и до полковника- подхватил майор. - ведь смелые ребята! Девку возьмём медсестрой, как-нибудь ее протащим…Подавайтесь в наш полк! Беру вас рекрутами. Ну как, по рукам? – По рукам! – Герман пожал руку лейтенанта. Все остальные сделали то же самое. Они хотели было всех нас проверить, годны ли мы к строевой службе, но тут же повалились на пол и захрапели, как лоси. Проснувшись утром, они тут же начали блевать, а затем дружно побежали в туалет, из-за подступившего поноса. Затем упав на землю они почувствовали что что-то с ними не так. Ноги и руки превратились в длинные ноги с копытами, сзади хвосты. Они попытались материться, но изо рта вырвалось только лишь дружное лошадиное ржание. - О- подмастерья дружно вышли на улицу.- Уже проснулись! А ну-ка, резво, резво, лошадки! Несмотря на то что солдаты-кони сопротивлялись как могли, мы с помощью магии накинули на них сёдла с упряжью, ловко запрыгнули в седла и помчались в город. - Песню запевай!- громко скомандовал Герман. И мы хором запело наш любимый пацифистский гимн. Вот его слова: - Что я солдат, я в это сам не верю, Но разве кто-то спрашивал меня? Меня в неволе заперли, как зверя, Где я живу, судьбу свою кляня. Меня от сердца милой оторвали, Лишили дома, близких и друзей, С родной семьей увижусь я едва ли, И оттого тоскую лишь сильней. Хоть я солдат, смотрю я с отвращеньем На свой мундир... И кто тому виной, Что не люблю я битвы и сраженья? Я б защитился палкою одной. Кого солдаты сделали счастливым? Они народу - страшная напасть. Они лишь топчут золотые нивы, Когда покорно защищают власть. Раз я солдат, вся жизнь течёт впустую - Я на посту стою, не у станка. Я не тружусь и даже не бастую, А салютую роже дурака. Когда убью простого человека, Дадут мне орден за душевный пыл, Чтобы потом, когда вернусь калекой, Я смог сказать, что я солдатом был. Француз и немец - вы отныне други, Датчанин, венгр... Поймите, наконец: Куда важней подать друг другу руки, Чем непрерывно раздавать свинец. Чем сотни лет сражаться с кровным братом, Полезней край родной освободить, И если вправду стоит быть солдатом, Бойцом свободы я желаю быть! Вот так, под барабанный бой и звонкое пение труб, отряд вошел в город. на потеху всем встречным солдатам и горожанам. С криком «Ур-ра!» мальчишки бросились маршировать следом, в домах открывались окна, девушки махали платочками, посылали воздушные поцелуи. Под громкую музыку отряд несколько раз обошел городскую площадь и остановился перед ратушей. Площадь быстро заполнилась зеваками. Звуки ненавистной песни мигом подняли по тревоге полковника, Михаила Афанасьевича Пивоварова. Старый вояка, слегка отяжелевший за долгие годы службы, вышел на площадь с тремя штабными офицерами и ватагой адъютантов. Дурацкий спектакль привел его в бешенство, и он раскрыл было рот, чтобы осыпать проклятиями незадачливых музыкантов, но... слова застряли у него в горле. А мы, обрадованные, начали гарцевать на конях. И раз!- превратили их на ходу в солдат! Представляете: простые парни и девчонка скачут верхом на уважаемых солдатах! Это привело старого полковника одновременно в шок и бешенство. - На месте стой, раз-два!- скомандовал Герман. Полковник Пивоваров подошел ближе и гаркнул так, как не гаркнуть и двенадцати лейтенантам: – Кто, разрази вас гром, надоумил вас, негодяи, устраивать среди бела дня этот балаган на площади, танцы при всем честном народе? Кто вам позволил, проклятые оборванцы, ухмыляться? Я, командир этого полка, покрывшего себя неувядаемой славой, обещаю выбить дурь из ваших голов! Я обломаю об вас все палки! Я прогоню вас сквозь строй!.. – Хватит! – вдруг прервал его Герман! - Обойдемся без ваших палок! Нам, всем двенадцати, стоящим перед вами, так и так не подходит солдатская жизнь. Не то что вот этому простофиле, – он указал на лейтенанта, – или вон тому с луженой глоткой! – Он кивнул в сторону майора. – Им-то это по вкусу! В армии им вольготное житье! Пока, конечно, их не убьют. Но я и мои товарищи из другого теста. Мы плюем на весь ваш пуц-парад и на всех вас! Да! Вот так вот! Миг… и мы все обернулись птицами. Стая взмахнула крыльями и пролетела над площадью. - Вот так я в него и влюбилась- ухмыльнулась Яна и закурила сигарету.